ЛАРЬ 1 КЛУБОК 5

Клубок пятый

Радмила склонилась к мальчику и тихо прошептала ему на ухо:

— Ну что, Яр, ты готов?

Малыш кивнул в ответ.

— Они слева от нас, — продолжила Йогиня, — но-но-но! — Она легонько придержала светлую головку, не дав ей повернуться в сторону чужаков. — Что ты! Нельзя им показывать. Не думай о них вовсе. Лучше представь, что в трех шагах перед нами сидит… лопоухий заяц.

Яр представил потешную зверушку и улыбнулся.

— Видишь, — продолжала она, — сидит себе и понять не может, что с ним происходит. Трава шевелится, камни движутся — чудеса. Ему, глупому, невдомек, что луговой морок с ним забавляется. Будет другой раз знать, как по маковой росе бегать.

Мальчик вдруг увидел огромное маковое поле, почувствовал его запах и… у него на лице так и застыла легкая растерянная улыбка. Радмила на секунду закрыла глаза, всей грудью вдохнув сырой воздух глухого леса.

Конь остановился. И уже скоро, почувствовав свободу от седоков, он склонился к душистой лесной траве.

Следящие за Йогиней ромеи притаились в зарослях папоротника меж двух соприкасающихся вершинами валунов. Место для наблюдения было идеальное, все как на ладони, разве что до смерти донимали комары.

Глядя из-под сводов разлапистого растения на спешившихся расен, Ангус и Лонро насторожились. Йогиня вела мальчика к зеленой каменной стене, что высилась прямо перед ними.

— Что это с ним? — удивленно прошептал Джеронимо, заметив странную улыбку на лице ребенка.

— Что? — с нескрываемой иронией тихо ответил Берцо. — То же, что и с вами, мой друг. Весь день до этого мгновения ваше лицо было таким же.

— Каким?

— А! — отмахнулся Ангус, следя взглядом за расенами. — Не знаю, что с вами было, — смягчившись, добавил он. — Удивлен, что вы вообще очухались. Но, Джеронимо, пока вас снова не накрыло любовным туманом, давайте подумаем, что нам делать дальше.

Лонро пожал плечами.

— Тс-с-с, — тут же зашипел по-змеиному торговец, — не шевелитесь. Не хватало еще, чтобы нас обнаружили. Видите? Они идут к пещерам.

— Плохо дело, — прошептал с тоской Джеронимо, — если они спустятся вниз, мы их уже не найдем. Думаю, эта женщина хорошо знает подземные галереи, раз ведет туда ребенка. Берцо, слушайте, а зачем она его туда ведет?

Торговец задумчиво искривил губы.

— Она говорила что-то о жертве у медной стены. О! — кивнул Берцо вперед. — Видите? Остановились. Эх, хорошо было бы слышать, что она говорит!

— У медной стены? — удивился Лонро. — Ангус, вы уверены, что правильно перевели это?

— Уверяю вас!

— Но ведь это хорошо. Раз она говорила о стене и ничего — о пещерах, значит, спускаться они не станут. Если, конечно, эта стена не в какой-нибудь из них.

— В том-то и дело, — тяжело вздохнул Берцо, — смотрите!

Йогиня оставила мальчика у черных провалов пещер, что будто ноздри огромного дракона венчали свод гладкой зеленой стены, а сама отправилась куда-то в сторону.

— Вот он — шанс! — насторожился торговец. — Сегодня явно наш день, Лонро. Что-то я не припомню столько фарта за один раз. Давайте-ка, пока этот малый стоит как истукан, переберемся туда, за камни, и спрячемся наверху, под кустом черемухи. Ну же! пан или пропал…

Они тихо подались назад и исчезли в лесу. Их ангелы были с ними. Шаги были неслышными, быстрыми, движения легкими и проворными. Вот и укрытие. Ромеи опустились на четвереньки и поползли к кустам черемухи. Даже заходящее солнце было им сейчас в подмогу. Берцо и Лонро съехали в яму и осторожно выглянули из укрытия.

Мальчик стоял на прежнем месте, все с той же растерянной улыбкой глядя куда-то перед собой. Вот из лесной чащи появилась Йогиня с большой охапкой хвороста.

Бросив ношу к стене, над которой прятались Ангус и Джеронимо, женщина снова отправилась в лес. Вскоре хвороста было уже столько, что, перевались Лонро или Берцо через край, они вполне могли бы достать руками до верхних веток этой кучи.

Головы ромеев трещали от безумных догадок. Каждый понимал, что расенка решила разжечь костер не ради того, чтобы согреться. Видно, этот зеленый каменный откос, над которым они лежали, и есть то место, которое она называла «медной стеной». Тогда, если верить словам Йогини, сейчас она собиралась принести жертву своим славянским богам. …Неужели она убьет мальчика?

От этой мысли Берцо передернуло. Нет, конечно же, он и раньше видел сожжения. Такое уничтожение негодяев, в том числе и язычников, в Риме было делом обычным, но тогда получается, что епископы, сжигая еретиков-огнепоклонников, приносят жертвы чужим богам? «Коль расены через сожжение хоронят мертвых и приносят жертвы, то все, погибшие на кострах инквизиции, прямиком попадают в их Свещенный вирий… то есть в рай?»

«Вот так хитрецы, — изумился своей догадке Ангус, — а их еще считают простодушными. Да ведь они так обводят вокруг пальца самого Папу. Но со стариной Берцо это не пройдет. Жертвы не жертвы, а свой кусок золота я у вас из глотки вырву».

Торговец, словно гусь, вытянул шею и стал смотреть дальше. Йогиня, бросив к каменной стене очередную охапку хвороста, подошла к коню, сняла с седла дорожную суму и, перебросив ее через плечо, хлопнула своего скакуна по лоснящемуся крупу. Вороной вздрогнул, мотнул головой и послушно затрусил прочь, в заросли, а женщина направилась назад к стене.

Ромеям не было видно, что она там делала, но вдруг камень под ними загудел и с тихим скрежетом выпустил из своего гладкого тела широкой ровный помост. Глаза у наблюдателей открылись до допустимых природой пределов. Каждый из них видел такое впервые. Куда там веселым базарным фокусам Дамаска или Рима до этого поистине сказочного размаха!

На плоской полированной поверхности, насколько позволял видеть край стены, были выдолблены два широких углубления. Йогиня достала из сумы пучки сушеных трав и уложила в одно из них. Затем она подошла к мальчику, взяла его за руку и, подведя к помосту, аккуратно усадила его во вторую выемку. Ребенок повиновался. Он вообще вел себя странно: послушно сдвинул и подогнул ножки, сложил под ними ручки и закрыл глаза.

Расенка сделала два шага назад, подняла руки к небесам, и лежавшие рядом с мальчиком сушеные травы и цветы вспыхнули золотистым, неведомо откуда взявшимся огнем. Она громко славила бога Рода и просила у него помощи, чтобы он помог сохранить идущее к нему чадо, «аки малую ветвь, оставшуюся от большого древа его пращуров».

В этот момент вспыхнул сложенный у стены хворост. Жаркое пламя с нарастающим треском взметнулось к темнеющим небесам! Берцо прикрылся ладонью и не без труда отыскал взглядом в пляшущих сполохах силуэт женщины. Она стояла на прежнем месте и с улыбкой смотрела вниз, в некую точку у основания стены. Он потянулся вперед и попробовал проследить ее взгляд.

Объятый пламенем каменный помост, на котором находился ребенок, начал двигаться назад в стену. Наблюдать за этим дальше было небезопасно, и ромей вынужден был медленно вернуться на свое место. Все, что ему было нужно, он уже увидел.

Густо взметнулись вверх искры, на ровной поверхности стены следа не осталось от исчезнувшего помоста. Значит, мальчик сейчас где-то в огне! Но ни крика, ни стона…

Одно было ясно Берцо: раз здешние камни таят подобные секреты, значит, в них может быть спрятано и то, за чем послал их в эти далекие земли Аурелио Пиччие.

Выдавая волнение, отвислое брюхо торговца хищно дернулось и все его потное тело вяло колыхнулось. Внезапно Ангус уловил напряжение на лице товарища и быстро проследил за его взглядом. Площадка, освещаемая пламенем догорающего хвороста, была пуста. Женщина исчезла.

Ромеи долго не решались покинуть укрытие. Только когда на потемневшем небе зажглись звезды, Берцо первым выбрался из-под куста и опасливо оглядел лежавшую внизу поляну. Ничто не нарушало тишину засыпающего леса. Слабо тлели угли костра, да какая-то птица тихо и жалобно пищала вдалеке.

— Где же она? — взволнованно произнес Лонро. — Где ребенок?

На широком лице Берцо появилась кислая мина.

— На кой вам черт этот ребенок, Лонро? — криво ухмыльнулся он. — Если расенка еще сгодилась бы на то, чтобы потешиться, то какой-то странный малый… Бог мой! Вы хоть можете себе представить, сколько еще чудес хранят эти камни и пещеры, а, Джеронимо? Жаль, что сейчас нам надо подумать о ночлеге. У меня руки чешутся докопаться до всего этого. Хорошо бы глянуть, не осталось ли там какой-нибудь зацепки, чтобы вытянуть обратно этот помост.

— Вы не ответили, Ангус. Как вы думаете, где она?

Взгляд торговца стал тяжелым.

— Мне не нравится ваша зависимость, мой друг.

— Нет-нет, — начал оправдываться тот, — просто хотелось бы узнать, что она говорила…

— Очнитесь, Джеронимо! Возможно, у нас под ногами находится прямая дорога к несметным богатствам, а вас интересуют какие-то слова. Ничего особенного не говорила. Воссылала хвалу богам, да просила медную стену вместе с эээ… Пещь-Ра[1] что ли? забрать этого мальца, дабы он получил возможность продолжить свой род. А еще она кланялась помосту и говорила: «задвинься в гору Лапата[2] — не будет чадо сирота».

Знаете что? А давайте-ка вернемся к тому роднику, который нам так настоятельно советовали посетить — скоро стемнеет. Здесь оставаться небезопасно: мало ли что или кто из этих стен по ночам появляется, а вот завтра мы рассмотрим все как следует.

К роднику ромеи чудом вышли только к ночи. В темном провале огороженного валунами выйма[3], неторопливо сбегая к стоящим поодаль кедрам, слабо поблескивала вода.

Развели костер. Скромно поужинали, запивая вяленое мясо с хлебом сладковатой на вкус водой, набранной из подземного источника. Спать расположились тут же у костра, по-походному. Усталость валила с ног, и ромеи провалились в глубокий и тяжелый сон.

Их разбудил скорый рассвет с его многоголосым птичьим хором и проголодавшимися за ночь комарами. Эти твари жалили столь остервенело, что, казалось, прокусывали даже подошвы дорогих мягких сапог, торчащих из-под войлочных пологов.

Солнце ярко золотило небо, заставляя помятого после сна Берцо щуриться. Следом и Джеронимо выглянул из-под шерстяного походного покрывала. Темно-каштановые вьющиеся волосы, сбившись за ночь в бесформенную копну, придавали его лицу какое-то трагическое выражение.

— Чшерт, — прохрипел треснувшим голосом он, — эти подлые кровопийцы не дали мне поспать.

— Скажите, пожалуйста, какие мы нежные, — криво улыбнулся в ответ Берцо и спрятал вывалившийся из-за пазухи золотой амулет в виде шестиконечной звезды. — Вам просто необходимо лучше питаться. Вот посмотрите на меня, — Ангус смачно хлопнул по провисшему к земле брюху. — Сколько бы эти сволочи из меня не высосали, во мне все равно остается достаточно. Однако, — вскинул он брови, — комары уже сыты, а мы с вами совсем оголодали в этом проклятом лесу. Давайте подниматься. Сполоснем свои распухшие физиономии и съездим к нашему месту. Что-то мне подсказывает, что сегодняшний день принесет нам мно-о-ого приятных неожиданностей.

Лонро заметил, что вчерашнее любовное наваждение заметно ослабло, хотя сердце по-прежнему ныло, едва только он вспоминал ее.

Наскоро умывшись у холодного выйма, Джеронимо почувствовал, как к нему стали возвращаться силы, и уступил место Берцо. Тот тоже, фыркая и рыча, умылся, зачерпывая ладонями ледяную воду из каменной ванной. Этого ему показалось мало, и тогда, чувствуя небывалый прилив сил, Берцо снова склонил свою лысеющею голову и щедро принялся плескать целебную воду себе на затылок.

Хрустальные капли, касаясь его редких волос и растворяя соль давно немытого тела, падали в ручей и растворялись. Ангуса просто распирало от избытка сил. Он снова нагнулся к воде и вдруг резко дернулся, чтобы поймать амулет, который снова предательски выскользнул, увернулся от его коротких пальцев и нырнул в темное зеркало воды.

Берцо знал особенность золота прятаться от людских глаз. Так что он, стараясь не упустить из виду место, куда упал амулет, потянулся было за ним, но поскользнулся и неловко кувыркнулся в каменную купель, подняв огромную волну.

Подоспевший на помощь Джеронимо, видя, как мокрый и злой Ангус, будто сам Посейдон, поднимается из пенящейся воды, только развел руками.

— Что случилось, Берцо? — участливо спросил он, улыбаясь. — Вы решили вымыться целиком? Как вам вода?

Берцо недовольно замотал головой:

— Вам смешно! Я уронил в воду свой амулет. Мне его сделал знаменитый мастер-ювелир Али Маббдах из Сирии. Сделал специально, понимаете? На успех в делах. С ним я еще ни разу не прогорел даже в самых скользких сделках. Я не могу просто оставить его здесь. Вот, — он с досадой бросил на землю покрытый илом и донными водорослями тяжелый желто-зеленый булыжник, — это пока все, что я смог достать. И такого добра там много. …Вы можете смеяться и дальше, однако я буду искать свой амулет, пока не переверну эту каменную ванну или не замерзну в ней насмерть. Что вы смотрите? Помогли бы лучше!

Джеронимо раздраженно принялся снимать с себя одежду, а Ангус, споткнувшись о брошенный им булыжник, подхватил его со злостью, чтобы зашвырнуть куда-нибудь. Но скользкая от донной глины бестия едва не вывалилась из руки. Берцо, удержав булыжник, впервые присмотрелся к его необычному цвету, наклонился, ополоснул родниковой водой… и вдруг покачнулся и плюхнулся в забурлившую под ним воду. Это не могло быть правдой.

Лонро обернулся и от удивления снова принялся натягивать рубашку. Берцо сидел в каменной ванне так, будто его окружала не ледяная вода, а пропитанный солями и притираниями «розовый чай» римской бани. Лонро трижды окликнул его, пока тот, наконец, не шевельнулся.

Торговец резко выдохнул, сдувая с кончика носа набежавшую каплю и теперь уже второй раз медленно поднял из воды гладкий, очищенный от грязи булыжник. В его дрожащих руках сиял золотой самородок весом в полторы сотни русских унций[4].

[1] Пещь-Ра, или «печь Ра», — сочетание, от которого произошло слово «пещера».

[2] Лапатá — то же, что лопата. В то время еще слабо действовала практика разложения Славяно-Арийской культуры, одним из векторов которой являлось усложнение языка с запутанным чередованием в нем гласных «о» и «а».

[3] Выйм — углубление, ниша.

[4] Около 3 840 гр.