ЛАРЬ 3 КЛУБОК 4

Ветер волок зыбкое песочное одеяло через холмы. Мельчайшие песчинки, срываясь с покатых вершин, сыпались вниз и впивались в глаза, будто иглы. Хагай прикрылся рукой и стал задыхаться. И вдруг небеса рухнули на него сырым вонючим покровом. Маг вздрогнул и проснулся. В дверь стучали.

Бросив на пол взмокшую от пота овчину, он растер лицо ладонями, огладил бороду и встал. Дверное полотно снова отдалось глухим стуком:

— Учитель, дома ли ты?

Хагай нахмурился, быстро поджег лампадку, прикурил благовония и открыл дверь с таким видом, будто медитировал всю ночь, пребывая в безграничном лоне вечного Космоса.

— Утро, — устало произнес он, глядя поверх головы оборванного юнца, что, услужливо сгибаясь, кланялся ему у порога, — и как же быстро оно всегда наступает. Но соизмеримы ли наши дни и ночи с днями и ночами Великих Учителей? Не успеешь ступить на порог пути Дао, а уж утро ломится в окна. …Что привело тебя? — опуская мечтательный взгляд к припорошенной снегом земле, спросил Учитель.

Юноша снова принялся кланяться, будто стараясь вымолить прощения у лао[1] Хагая за прерванное общение с Небесами.

— Там, у ручья, — прогнусавил он, указывая на западную часть поселения, — какие-то воины, они спрашивают тебя.

Возвышенная лень Учителя тут же улетучилась.

— Они что-нибудь просили мне передать?

— Да, Лао, вот, — юноша протянул металлическую пятиконечную звезду со странными знаками. — Наверное, издалека привезли, какие-то закорючки выдавлены.

— Это — не закорючки! это лашенкоидыш, свещенный язык.

— Что?

— Благодарю тебя за весть, — не стал продолжать Хагай, — беги к ним, скажи, что я сейчас приду.

Хагай тепло оделся, сунул ноги в мягкие сапоги из козьей кожи, прихватил посох, знак высокого положения, и вышел на узкую заснеженную улочку.

Никому и в голову не приходило, что под видом ничем не примечательного посоха каста лазутчиков Ниндзя маскировала острейшие боевые мечи. В полом теле его «ножен» имелось множество всякого рода сюрпризов, необходимых в непростом ремесле касты убийц и разведчиков. Этот посох Хагаю подарил один из их тюнинов[2] — Коршун по имени Ксиаобо — после того, как Орден Серых Магов смог отвести угрозу со стороны джунгар, подобравшихся к их пещерам.

На самом же деле достаточно было отослать гонца к ариману[3], с просьбой оставить в покое восточные склоны гор с их лесами и пещерами. Но пустяковая проблема была обставлена так, будто только силой неимоверных усилий джунгары были принуждены оставить эти места, предоставляя касте Ниндзя полную свободу на освоенном ими куске территории.

Джунгары просто боготворили своего аримана. Только такому, как он, было под силу держать в повиновении эту несущую всеобщее разрушение саранчу. Однако не условься он сотрудничать с Кругом Серых Магов, кровожажные и алчные джунгары давно бы снесли ему голову. Наука управлять народами — конек магов их Круга.

Джунгары и аримы к тому же понимали, что просто воевать с воинами Нин Тзу Цы глупо. Они не богаты и умеют неплохо обращаться с оружием. Их недолюбливали, как заносчивых выходцев с далеких островов, постоянно с тайными целями шныряющих по их землям и находящихся в особом почитании у магов. Но аримы терпели их, лишь изредка стесняя в территориальных спорах…

Рассуждая о перипетиях кастовых трений между представителями желтого народа, Хагай добрался до окраины селения. На коротком спуске к ручью он едва не растянулся, припав на руку и сильно ударившись коленом в промерзшую под снегом землю. Поднявшись, он принялся отряхиваться от снега.

Четыре пары глаз терпеливо следили за этим, никак не проявляя себя из береговых зарослей густого, припорошенного снегом кустарника.

— Мир тебе, — услышал маг позади себя, едва только продолжил спуск к ручью.

Он неторопливо и с достоинством обернулся. На тропинке стоял его знакомый, тюнин Коршунов — Ксиаобо. Черная лицевая повязка воина была опущена, видно, специально для того, чтобы Хагай мог его узнать. Поверх боевого костюма ниндзя был наброшен короткий волчий опашень.

Заметив, что маг признал его, Ксиаобо сменил придирчивый взгляд на натянутую ухмылку и в три прыжка очутился рядом с ним.

— Не ждал, кун Дао? — тихо спросил он.

— Нет, сейчас не ждал.

— Напрасно, — скользя поверх кустов острым взглядом, холодно ответил Ксиаобо, — если перед нами поставлена задача, мы стараемся выполнить ее побыстрее. Нам обещана плата, а золото всегда хочется получить поскорее, да и холода нас поторапливали.

— Плата дается только за выполненную работу, а вам было поручено отыскать чуть ли не иголку в стоге сена.

— Раз мы тут, значит, отыскали и стог, и иголку.

— Мы?

— Я не один.

Хагай, спохватившись, запоздало скользнул взглядом по кустам, тем самым выкроив себе еще немного времени. Наконец, он определил для себя стратегию поведения, и к нему снова вернулась твердость духа.

Он глубоко вздохнул и спросил:

— Может, вы еще и …принесли эту «иголку»?

— Нет, Посоха не принесли. Нам никто не поставит такой задачи: смертным нельзя прикасаться к Древу. Но где сейчас находится Посох, мы знаем точно.

Маг был непроницаем. Ничто в лице не указывало на внутреннее ликование. Он секунду молчал, просчитывая варианты. Тюнин настороженно всматривался в лицо Хагая.

— Что-то не так? — спросил он жестко. — Мои люди сделали дело, они желают получить обещанное.

— О! — вскинул брови Дао. — За это не переживайте.

Хагай откинул подбитую мехом полу и, отстегнув от пояса тяжелую мошну, протянул ее Ксиаобо.

— Но скажи, тюнин, в этом деле тебе достаточно было положиться на ваших солдат. Они прекрасно справляются и под началом генинов[4]. Стоило ли тебе самому входить в это?

— Стоило, — ответил Ксиаобо, пряча под одежду полученное золото. — Мои солдаты за последние полгода имеют с Круга магов две недоимки, поэтому и…

Он запоздало опомнился и бросил цепкий взгляд в сторону Хагая. Серый оставался непроницаемым, но от того, что сейчас незримо проскочило между ними, даже под теплым меховым опашнем тюнину стало зябко. Он понял, что совершил ошибку, но постарался сохранить твердость, и его голос почти не дрожал:

— Мы многим обязаны вашему Кругу, но мы тоже сделали для магов достаточно. Солдатам некогда раздумывать над тем, почему им не заплатили. Они делают свое дело, а после высказывают свои претензии генинам, а те — нам. Слухи о недоимках дошли до дзенина[5]. Зная о том, что о результате поисков велено доложить тебе лично, меня, как знакомого с тобой, послали взять плату.

Рабам можно не платить, а воинам плата положена. Каждая встреча со славянскими штурмвоями может стать для любого из нас последней.

— Я все понял, тюнин, — холодно ответил маг. — Однако же дело сделано, плату вы получили, рассказывай.

Ксиаобо сжал зубы. Затем с трудом снова заговорил:

— Веры долго шли к востоку, пока не осели у х’Арийского моря возле реки Сарма. Мы шли за ними на расстоянии, пока асур Вулкан не загнездился на зиму с войском. Близко не подойти, однако даже издали видно, что стали основательно. Рубили дома, огораживались…

— Не обязательно. Они легко бросают даже полные великолепия города. Не рушат, не жгут — уходят и все. Тартары не держатся ни за дворы, ни за злато. Отстроят избы, терема, огородят на защиту, а потом собираются и уходят в никуда. Нет у них такой тяги к земным ценностям, как у вас, — колко заметил маг. — Не думаю, что солдаты Вулкана ходят к кметям его и требуют плату за пустячную услугу. Все понимают: они воины, их долг — воевать и защищать. Так что, если понадобится, и эти свои терема да палаты веры легко бросят и уйдут.

И снова сломленному тюнину было нелегко продолжить рассказ.

— На то, чтобы делать выводы, есть другие, мудрые, головы. Наша задача разведать. Что видели, о том и говорим. Видели, где веры осели, — говорим. Видели, как они осели, — говорим. Станут уходить — расскажем.

— Не кипятись, тюнин, скажи-ка: асуров кудесник шел со всеми?

— Да. Посох был с ним.

— Погоди, дай угадаю: он решил его спрятать, не так ли? Где-нибудь в подгорных капищах, на привходе в Недру — там самое сокрытое место белокожих.

Тюнин опустил глаза:

— Ты все знаешь.

— Нет, просто догадываюсь. Хотя, как видишь, теперь я мог бы тебе не платить и вовсе. Но «воины станут жаловаться на недоимку», да? Ладно, расскажи детали.

Растерянный Ксиаобо усилием воли отгородившись от недобрых мыслей, стал излагать то, что ему было известно:

— Это место называют Лударь. Кудесника туда вел кто-то из местных.

— Адууд?[6]

— Нет, кто-то из тартаров. С вером и провожатым шли штурмвои, поэтому близко подойти было невозможно. И так на днях местные расы напоролись на наших. Обошлось, ушли.

— Вы оставили свидетелей?

— Убивать их — начнут искать. Тогда в три раза у расичей острее станут и уши, и глаза. А если мои воины никого не тронули, то, значит, не со злом приходили и не насторожат расов.

Хагай молча кивнул и продолжил расспросы.

— А что же кудесник? Неужели не почуял к себе «внимания»?

— Мы тоже кое-чему обучены. Не заметил. Штурмвои ночевали у входа в пещеру, а кудесник и его проводник ушли в Недру.

— Не пустят они его с Посохом туда. — Хагай задумался. — И без Посоха не пустили бы. Это один из их последних подземных оплотов. Говорят, туда ни воздух, ни вода, ни даже мысль просто так не проходит, а тут Посох Времени… Хорошо, — прервал Хагай рассуждения. — Теперь мы доподлинно знаем, где искать. Дадим им дней двадцать. Круг за это время подготовится, а вы снарядите туда на досмотр к верам пару Коршунов.

Кудесник в пещерах долго не высидит и Посох свой не оставит. И как объявится он на их стоянке, пришли ко мне посланца. Сам не приходи. Да, услуга эта будет оплачена, и за мороз добавлю. Все, прощай.

Хагай стал осторожно подниматься от ручья к селению. Сапоги скользили, и шел маг неторопливо, но пока он не скрылся за далекой скалой, Ксиаобо провожал его взглядом.

В тот же день кун Дао отправился в дорогу. При последней встрече было оговорено, что, как только Ниндзя принесут вести, Хагаю следует немедленно наведаться к своему старшему товарищу — Шахару.

Маг много раз ходил за перевалы. Ночевал в деревнях Дао. Несмотря на крайнюю бедность приверженцев его учения, Учителю не жалели последней крошки и всегда встречали радушно. Так уж вышло, что последнее на этом пути селение Дао лежало на западном, а первое селение Мин-цзя — на восточном склоне одного и того же холма. Стоило только обогнуть протоптанной в снегу дорожкой эту возвышенность и войти в первый же дом, как можно было заметить совершенно иначе устроенное хозяйство.

Многолетними стараниями Шахара и тех, кто поливал ниву знаний народности Мин-цзя до него, общность приверженцев этого направления философии так грамотно сформировала в них тягу к познанию каждого начертанного знака, что иногда даже крайне бедные Дао, проживающие за холмом, обращались к ним за помощью во всякого рода судебных или спорных вопросах. Мин-цзя всегда знали, что та или иная статья закона под собой подразумевает и какое наказание ждет человека за ее нарушение.

Споры или обсуждения законов между крестьянами были даже более частыми, нежели разговоры о погоде.

Казалось бы, такие разные течения — Дао и Мин-цзя, а как только по ту сторону холма появлялся Хагай, Мин-цзя ему кланялись и приветствовали как великого мудреца, сопровождая к дому уважаемого Шахара. Дальше им пути не было, ведь на прилегающие к дому Учителя земли местный люд не мог ступать своими невежественными ногами.

Хагай гулко потоптался у порога, стряхивая налипший на сапоги снег, и постучал. Хозяин долго не открывал, хотя слышно было, что он с кем-то разговаривает.

Хагай постучал повторно. Того, о чем говорили в доме, невозможно было разобрать, однако по интонации было понятно, что приходом гостей недовольны. Подмерзшая дверь скрипнула и приоткрылась. Шахар не спеша выглянул из темного проема.

— Ты? — удивился он Хагаю и осмотрелся. — Проходи.

В темной, устланной циновками прихожей, было непривычно чисто. Совершая принятый в Круге ритуал уважения к принимающему дому, гость отметил это сразу. Разувшись и разложив у входа обувные онучи, как этого требовала традиция, Хагай увидел справа от входа еще пару сапог. Глядя на них, с полной уверенностью можно было сказать, что их хозяин изведал множество путей.

Шахар отодвинул в сторону легкую дверь, приглашая мага в гостиную. Хагай не сразу заметил, что на полу за коротконогим хозяйским столом сидит человек в одеждах гаонов[7] с наброшенным на голову капюшоном. Куратор Дао даже не мог вспомнить, когда в последний раз он встречал кого-нибудь из них. Тем временем хозяин жилища задвинул за вошедшим легкую створку и жестом пригласил его в центр комнаты. Хагай, стесняясь того, что прервал трапезу гаона, стал напротив него.

— Адони[8], — с вкрадчивой торжественностью тихо представил главу течения Дао седовласый Шахар, — это Хагай.

— Надо же! — оживился первый гость. — Как вовремя!

Хозяин с достоинством поклонился и представил гаона:

— Пред тобой посланный к нам Зикней ам, Кореш[9]Евер-Нахаш. Его имя Сирах бен Мойше. Ему будет дано взять в руки Посох!

[1] Лао— старый, уважаемый.

[2] Тюнин — руководитель, военачальник Ниндзя среднего звена.

[3] Ариман— царь аримов (или, в данном случае, их народности — джунгар).

[4] Генин — руководитель, военачальник Ниндзя самого низшего звена.

[5] Дзенин— военно-клерикальная элита Ниндзя, порой контролирующая деятельность двух или даже трех смежных рю, в данном случае Скорпионов и Коршунов.

[6] Адууд— имеется в виду самоназвание бурятов «Бурят-адууд».

[7] Гаоны— последователи Саа́дия Гао́на — крупнейшего галахического авторитета эпохи гаонов, основоположника раввинистической литературы и еврейской рационалистической философии. Официально принято считать Саа́дия Гао́на еврейским языковедом и поэтом.

[8] Адони(ивр.) — господин.

[9] Кореш(ивр.) — солнце, солнцеподобный.