Глава 40

Глава XI

Пройдя дальнейший путь без каких-либо происшествий, друзья, наконец, увидели деревню.

— Надо пополнить припасы и устроиться на ночлег, — объяснил спутнику Гаузен, прикидывая, сколько у него осталось денег.

Но в деревне совсем не были рады визиту незваных гостей. Постучавшись в первый дом, они не услышали практически ничего, кроме брани:

— Вас, наверное, послали соседи, чтобы обокрасть нас? Передайте им, чтобы отправлялись к помойной паперти!

— Но мы даже… — хотел возразить Ленон, но дверь быстро захлопнулась, а в следующем доме вообще не открыли. Подобное повторялось в каждом жилище, вне зависимости, стучался в дверь Ленон или Гаузен. А один раз обругали так, что даже бывалому завсегдатаю таверн захотелось бы после такого прочистить уши с мылом

— Черти что! — не выдержал и изрек Ленон самое грубое ругательство из тех, что он только мог себе позволить.

— Чертить чего? — не понял Гаузен. — Нам сейчас не до крестиков-ноликов!

— Да нет, это просто такое ругательство. И оно не от слова «чертить», а от слова «черт», — пояснил Ленон.

— Что за черт? — снова удивился Гаузен.

— Так тоже можно ругаться, — обрадовался Ленон, думая, что нашел с ним общий язык.

— Да нет, что этот «черт» вообще из себя представляет? — никак не мог разобраться Гаузен.

— Он похож на козленка, но со свиным пятачком, — попытался объяснить Ленон.

— Похоже, что его родители познакомились по недоразумению, — пришел к выводу юноша и продолжил удивляться событиям не столь отдаленным.

— Может, на них недавно разбойники напали? — недоумевал Гаузен.

— Разве мы похожи на разбойников? — поддержал приятеля Ленон, вспомнив, что последние встреченные им бандиты сильно походили на монахов.

Друзья продолжили обход, но и в следующих домах повторялось то же самое. Причем, в недобросовестности подозревали не столько уставших путников, сколько соседей.

— Пустишь вас, а вы шуметь будете! — заявили в одном доме.

— Наверное, вас подослали соседи, потому что у них у самих припасы кончились! Да пусть они с голоду помрут! — передали в другом.

Устав от бесполезных попыток обрести хлеб и кров, Гаузену уже захотелось перейти к более решительным действиям, но тут он кое-что припомнил.

— Ну, конечно же! — осенило Гаузена, и он стукнул себя по лбу. Хотя географию Велитии он знал неидеально, но отдельные места еще не стерлись из его памяти. — Это Сапта, деревня вечно ссорящихся соседей. Давным-давно одного проезжего колдуна здесь плохо приняли, и, обидевшись за негостеприимство, тот наложил на деревню могущественное заклятье. С тех пор местные жители не могут помириться. Впрочем, поговаривают, что заклинание давно утратило силу, а деревенские просто привыкли ссориться друг с другом. Так или иначе, порядочные люди это место обходят стороной.

Гаузен решил для верности постучаться в еще одну дверь, но его послали так забористо, что Великая Китайская Стена по сравнению с этой тирадой казалась ивовой изгородью.

— Лучше бы ты эту деревню сжег, а не книгу, Ленон! — возмутился Гаузен.

— А это мысль… — задумался о чем-то. Ленон

— Неужели тебе действительно хочется обратить всех их в пепел? — удивился Гаузен проснувшейся в его друге жестокости.

— Нет! Что ты! — запротестовал Ленон. — Просто можно узнать в книге, как их помирить.

— Они того не стоят, дружище. Тем более что наш лозунг на сегодня: Мир спасет кто-нибудь другой, — не стал поддерживать Гаузен благое начинание, так как здешние жители, кроме антипатий, ничего у него не вызывали.

— Ведь Демиан был добрым малым! Наверняка он оставил там пару советов на подобный случай, — не сдавался Ленон, которому хотелось доказать, что книга еще не испорчена окончательно.

— Делай как хочешь! Только поторопись, а не то солнце зайдет, и тебе не удастся ничего разглядеть, — устало отмахнулся Гаузен. Он уже и не знал, чего ему хочется больше — ночевать голодным под открытым небом или вломиться силой в чужое жилище.

— Так-так, — зарылся в книгу Ленон. — Чтобы помирить соседей… надо заколотить каждую дверь и сжечь деревню! — прочитал Ленон и в ужасе оторвал лицо от страниц.

— Да у нас теперь втроем единогласно! — развеселился Гаузен, но тут же нахмурился, потому что книга перестала давать дельные советы. — Я бы еще понял, если бы мы только дома подожгли, а жители выбежали и помирились на почве ненависти к поджигателям. Но такое — это все-таки чересчур! Хотя если не верить трехсотлетней запылившейся растрепе, то кому тогда вообще можно довериться?!

— Постой-ка… Я, похоже, не был слишком внимателен, — расстроился Ленон и попытался повторить запрос. — Книга, наверное, подумала «поморить соседей», а не «помирить».

— Вот, Гаузен! — обрадовался в скором времени Ленон. — Кажется, я нашел! Чтобы помирить соседей, надо узнать проблему каждого из них, найти ее решение, но сообщить это не страждущему, а его соседу. И тогда соседи, желая узнать решение своей проблемы, пойдут навстречу друг другу и сначала помирятся, а потом подружатся. Все просто, Гаузен. Мы сможем снять проклятье!

— Просто, говоришь? Да нам придется обойти каждого жильца, потом узнать проблему и отыскать, что им надо. Хватит и двух домов! — скептически отнесся к данной затее Гаузен.

— Но ведь это всего лишь деревня. Строений-то тут не больше, чем в апельсине семечек. К тому же, не все же сразу помирятся, а когда закончим, уже кто-нибудь подобреет и обязательно пустит нас к себе. Да и книга ведь не простая, а волшебная… Она должна уметь снимать проклятья! А еще мне кажется, — мечтательно добавил Ленон. — Что отношения между людьми должны основываться только на любви и дружбе. Даже если это отношения заключенного и тюремщика. Или жертвы и палача.

— Ну, ты сказал, Ленон, — со смехом оборвал друга Гаузен. — Как же палач тебя полюбит, если у него работа такая? Самое крайнее, что он может себе позволить — это постелить на плаху подушку перед тем, как отрубить тебе голову!

— Мне кажется, что человек должен быть прежде всего человеком, а не функцией… И уж тем более не функцией по отрубанию голов, — неуверенно произнес Ленон, не зная, что возразить на это. Он, в отличие от Гаузена, этой шутке скорее расстроился, но все еще был полон решимости помочь жителям невезучей деревни. Поразмыслив, Гаузен тоже согласился, ведь все равно основная часть усилий лежала на его спутнике.

Благодаря книге, Ленону удалось узнать, что в одном доме протекает крыша, а в соседнем — вечно пропадают курицы. Пострадавшие винили соседей в воровстве, но на самом деле в курятнике была незаметная дыра, через которую время от времени залезал хорек. Ленон постучался в дом с протекающей крышей и рассказал жильцам, как решить беду соседей. В противоположном доме он дал подробные инструкции, которые ему удалось вычитать, как и в каком месте починить крышу.

Подобным образом они поступили со следующими соседними домами. Иногда, конечно, книга выдавала совершенно абсурдные варианты, и Ленону с Гаузеном приходилось на свой страх и риск выбирать верное решение. К концу обхода деревни некоторые соседи, тронутые взаимным сотрудничеством, успели помириться. Одни на радостях устроили совместный пир, а представители иных семей даже поженились.

— Вероятно, проклятье ослабло, — обрадовался Ленон. Гаузен тоже был доволен, так как чуть ли не в каждом доме их встречали, как героев.

— Зачастил я на свадьбах гулять. Неужели и моя очередь скоро наступит? — пришло в голову Гаузену. Но, вспомнив Лин, в нем, несмотря на хмель, поубавилось веселья.

— В гостях хорошо, а дома … пакет кефира в холодильнике прокисает, — заявил Ленон, которому в этот момент, похоже, тоже пришли подобные мысли.

Гаузен, услышав про срок годности, вспомнил про лекарство для Салочки:

— Ленон, глянь-ка в инструкции к ампуле. Сколько нам дней осталось?

— Срок годности несколько месяцев, — прочитал Ленон.

— Тогда у нас еще много времени, — успокоился Гаузен.

— Подожди-ка, — внезапно спохватился Ленон. — Тут что-то написано мелким шрифтом. Несколько месяцев — это при хранении в холодильнике. А при комнатной температуре и того меньше.

— Это не страшно, — махнул рукой Гаузен. — Мы в комнатах надолго не останавливались.

— Да нет, не в этом смысле, — возразил Ленон. — В смысле, нормальной, уличной. Тут даже написано, как зависит срок хранения от температуры.

Услышав формулу, Гаузен недоуменно пожал плечами.

— Ты что, математику не знаешь? — удивился Ленон.

— Мать-и-мачеху? — не расслышал велит. — Ленон, цветочки-лепесточки это для девчонок, а не для настоящих мужчин вроде нас с тобой!

— Да нет, я имею в виду арифметику, — уточнил Ленон, втайне порадовавшись тому, что Гаузен признал его за равного.

— Как же не знаю! — вспомнил Гаузен, что изучал нечто подобное в монастыре. — Я и грамматику знаю. Существует три наклонения — повелительное, уважительное и уничижительное. А у арифметики существует две разновидности — занимательная и отдавательная. В зависимости от того, сколько у тебя монет в кармане завалялось. Но ты лучше сам рассчитай. А-то я перебрал слегка, — устранился от ответственности юноша и снова наполнил себе кружку.

Ленон, приняв аргументы друга, сначала попытался вычислить оставшееся количество дней в уме. Закончив подсчеты, юноша подумал, что мог ошибиться. Тогда он вынул блокнот с ручкой и заново попытался решить задачу в письменном виде. Но результат почти не изменился.

— Гаузен, у нас осталось не больше недели, — печально произнес Ленон.

— Меньше недели? — не поверил своим ушам велит. Юноше так хотелось помочь племяннице тетушки Галатеи. Хотя он ни разу не видел ее, но часто представлял себе, как она выглядит. Но еще чаще он пытался представить, как девушка будет выглядеть с нормальными здоровыми ногами. И вот теперь то, ради чего они рисковали жизнями, так и останется недостижимой мечтой!

— Да легче курице высидеть вареное яйцо, чем нам успеть вовремя! — пришел в отчаяние Гаузен. — Столько старались, и все зазря! Дружище, мы с тобой всего лишь два жалких неудачника… — горестно прошептал он.

— Нельзя так говорить о себе! — попытался успокоить Ленон. — Каждый человек по-своему велик!

— Какой идиот сказал тебе эту ерунду? — недовольно огрызнулся Гаузен.

— Журналист не должен выдавать своих источников, — смутился Ленон, который не хотел говорить плохо о своем начальстве, пускай даже и о бывшем.

— Да ладно, не на допросе же, — махнул рукой Гаузен. — Кому я могу разболтать? Но если не хочешь, то не говори…

— Каждый человек масштабен, уникален и монументален, будто отдельная вселенная! — не сдавался Ленон. — Даже самый убогий и несчастный бродяга, как бы он низко не пал, скорее подобен руинам Колизея. И я слышал, что Колизей недавно начали восстанавливать… Может быть, и у нас еще не все потеряно?

— Поверь мне, Ленон. Некоторые руины лучше сравнять с землей, — возразил Гаузен, вспомнив Леканта с его треклятым замком. Юноша понемногу начал успокаиваться, но взрыв отчаяния сменился тихим унынием, которое ему захотелось смешать с вином и утопить на дне бутылки. Но, подумав, Гаузен все же решил, что пока срок годности лекарства не истек, сдаваться просто бессмысленно. Он пообещал себе, что во что бы то ни стало попытается отыскать другой путь к спасению Салочки.