Отрывок двенадцатый

В одном ничем не примечательном эвелингайском баре сейчас шла крайне бурная и многолюдная пьянка. Всем, кто по случайности, или же напротив, туда заглянул, определенно повезло — кто-то, сорвавший сегодня большой куш, угощал всех выпивкой направо и налево, без слов тут же становясь лучшим другом каждого. Это был Лука Озимус.

Сидя перед барной стойкой в обнимку с двумя полуобнаженными красотками и глотая ром из двух бутылок сразу, счастливо улыбающийся медиум хорошо проводил время. У его ног лежал тот самый кейс, содержимое которого и устроило все это веселье. Многие, то и дело, подходили к щедрому весельчаку и, называя его братом, просили денег. Тот улыбался в ответ, доставал пачки банкнот и дружелюбно пихал их им в карманы, тут же крича на все заведение, что все оплачено и веселье будет продолжаться до самого утра.

— Ну как, дружище, всем доволен? — весело спросил бармен, только и успевающий что разливать алкоголь.

— Можете и не сомневаться, дорогой друг, — ответил Лука Озимус. — Вы довольны, девочки? — обратился он к своим подружкам, играющим с амулетом на его груди, и те довольно кивнули.

— Здорово! Ну, раз ты у нас особенный гость сегодня, тогда у меня кое-что припасено специально для тебя, — с единственной здесь трезвой улыбкой сказал бармен и скрылся под стойкой со своей стороны. Вскоре он поднялся, держа в руках бутылку вина с желтой наклейкой. — «Норз Кей». Восьмидесятилетней выдержки, друг. И оно твое.

Медиум округлил глаза и чуть приоткрыл рот от приятного изумления. Он тут же грубо толкнул от себя девиц — так, что они с шумом грохнулись на пол, и аккуратно, будто то был древний артефакт, взял бутыль.

— Покровитель духов… Благодарю, что я появился на этот свет… — с жадно сверкающими глазами протянул Лука Озимус, все не отрываясь от бутыли.

Бармен рассмеялся и сказал:

— Рад, что ты доволен. Кстати, — посмотрел он вдруг на часы, — сейчас уже половина пятого. Ты же просил предупредить тебя. Какое-то важное дело?

Услышав это, медиум плавно сделался серьезнее в лице, после слегка улыбнулся, поблагодарил бармена и, без труда выбив пробку «Норз Кей», направился к выходу. Деньги забирать он не стал. Маленькими глотками медленно опустошая бутылку, он уже очень скоро скрылся за дверьми. Что странно, несмотря на количество поглощенного им спиртного, шел он относительно ровно, только чуть покачиваясь. Так он, впрочем, всегда ходил и в трезвом состоянии.

Направился медиум туда, где сейчас должна была быть Ахра Незевиль — его обожаемый идол. И он не ошибся. Ахра и впрямь сейчас сидела на скамейке близ какого-то ресторанчика, с больших окон которого она не спускала глаз. Тем временем девушка как будто чего-то ждала, уплетая чипсы.

В этот раз, то ли усвоив урок, то ли просто поменяв отношение, Лука Озимус рукоплескать при одном только ее виде не стал. Он заметно громкими шагами медленно подошел к ней, пока оставаясь без внимания, и окликнул ее:

— Здравствуй. Не возражаешь, если я…

— А, это опять ты, — недовольно оборвала она его, даже не повернув головы. — Ладно, садись. Только не доставай меня. — Сейчас Ахра была куда лояльнее, чем в прошлый раз. В силу загруженности тяжелыми мыслями.

Лука Озимус, пока еще не покончивший с вином, уселся рядом с ней и также уставился на тот ресторанчик. Он знал, почему она была здесь.

Невзрачное заведение, хотя и работало, сейчас пустовало.

— В отличие от тебя, твой друг, Дрюговски, все же не обделил меня беседой, — как бы случайно проговорил Лука Озимус. Ахра промолчала. — Хм, ничего не скажешь? Разве не думаешь, что я навредил ему?

— Не думаю, — лаконично и, казалось, совсем без внимания ответила она.

Лохматый медиум громко рассмеялся. Ахра чуть нахмурилась.

— Неужели ты совсем его не любишь? — спросил он. — А мне казалось, вы так близки… — прозвучало последнее, после чего потянулись долгие минуты молчания. И покончено с ними было только тогда, когда к ресторанчику подъехал черный «мазерати», и из него вышел Дрюговски, парадно одетый. Он оглянулся и вошел внутрь, усевшись за столик у окна и подперев соединенными ладонями подбородок. На встречу с Ахрой, которая осталась им незамеченной, он все-таки прибыл. Увидев его, девушка заметно напряглась.

— Это совсем не то… — вдруг заговорила она, и Лука Озимус, заранее знавший, что однажды она все-таки оживет, приготовился слушать. — Он мне не чужой человек. Я по-своему дорожу им, но… мне жаль, что все вышло именно так. Его жизнь была далеко не сладкой, и он находил во мне чуть ли не главную радость. А что до меня… Для меня это было просто интересно. Я стояла перед развилкой, и нужно было что-то делать. И вот в один мало прекрасный день со мной заговорил какой-то совершенно обычный дедуля.

Воспользоваться — так это вроде называют. Воспользоваться, дабы понять, гожусь ли я для простой человеческой жизни. И хоть он мне не нравился, Дрюговски все же был неплохим вариантом. За это мне немного стыдно. Но оттого, что стыдно только немного, делается стыдно много. В итоге — не решаемая бредятина какая-то. Поскорее бы покончить со всем этим… Все зашло уже слишком далеко. — Говорила Ахра твердо и уверенно, не растягивая слов, будто заранее отрепетировано. Нахмуренная, она не отрывала глаз от сидящего там и думающего о чем-то своем старика.

— Спрошу: твоя подлость, — на слове «подлость» Лука Озимус тихо усмехнулся, выдержав крохотную паузу, — оправдала себя? К чему ты пришла? Годишься, как ты это сказала, для человеческой жизни?

— Не твое это дело, — съязвила она. — Совсем не понимаю… зачем я все это рассказала тебе?..

— Это ты у кого спрашиваешь? Я и сам в непонятках.

Когда к этому же ресторанчику подъехало такси, Ахра, наконец, вновь заговорила:

— Повезло тебе, видимо, — начала она, и медиум с любопытством перевел взгляд на тех, кто вышел из машины. — Таки свидетелем развязки этой истории тебе посчастливилось стать.

Из такси вышли двое — зрелая длинноволосая темнокожая женщина и ее, судя по всему, пятилетняя дочь. Все внимание Ахры и Луки Озимуса сейчас было прикованы к ним. Дама заплатила водителю и вместе с дочуркой вошла в ресторанчик.

— Почти конец, — проговорила Ахра, когда в окне происходило следующее: увидев двух вошедших, Дрюговски, явно изумленный, медленно поднялся со своего места, не отрывая от них глаз. Те, застыв на месте, все смотрели на него. Это была Нина, его родная дочь. Встреча, очевидно, для них обоих была неожиданностью крупной. А для кого-то еще и в высшей степени неприятной… Когда старик сделал робкий шаг навстречу дочери, та недовольно хмыкнула и отдернула дочь за себя. — И финальный аккорд, — дрогнув в голосе, сказала Ахра, и Дрюговски вдруг схватился за сердце и камнем рухнул на пол.

Второй медиум, увидев это, как-то по-новому улыбнулся и, откинувшись на спинку для удобства, будто был в кинотеатре на премьере, вставил:

— Грамотное исполнение, Ахра Незевиль. Но мне все же неясно — зачем ты убила его? Эта женщина, как я понял, его родственница, родная дочь Нина, если не ошибаюсь… Но все равно ничего не сходится! В чем все-таки смысл?

— Свои у этого премудрости, — вслух ответила она ему, а про себя подумала: «Вот и все. И не сомневаюсь — это было максимально правильным. Теперь все закончено на всех фронтах. Он, счастливый, вновь воссоединится с тетей Блюр, а Нина совершенно логично начнет убиваться и винить во всем себя. (Нина же сейчас и впрямь, шокированная, погрязла в бессмысленных попытках спасти отца, делая то искусственное дыхание, то массаж сердца). Примирение, пусть и посмертно для кое-кого. Ладненько, приятно было знаться, Дрюговски. Прощай». Закончив про себя мысль, она улыбнулась, медленно поднялась и закинула лежащую все это время на лавке алебарду за спину.

Медиум вновь заговорил:

— Я видел у него дома док. — Он имел в виду ту самую фигурку обезьяны, подаренную Ахрой. — Идеальный способ убийства с наилучшими пожеланиями.

— Благодарю, — проронила она и зашагала прочь.

— Эй! — подорвался Лука Озимус. — Что, уйдешь сейчас, в такой момент? И что ты собралась делать?

— Ну, для начала «Любовь навеки» пересмотрю, — через спину бросила она.

— Но ведь мы еще не закончили! Я бы хотел исконно и о тебе поговорить! Ну так что, может, все-таки выпьем где-нибудь? Ведь не могу же я, право, такой шанс упускать.

На это Ахра лишь, не оборачиваясь, подняла руку и показала ему оскорбительный средний палец. Лука Озимус только усмехнулся и, ни разу не разочарованный в их и без того недолгой встрече, зашагал в противоположную сторону, приставив горлышко «Норз Кей» к губам.