Часть 3 Глава 3

— А я все-таки граммофончик сторговал. Переплатить пришлось, конечно, но вещь того стоит. — Митрич прикрыл ногой дверь, ловко поддев ее пяткой, будто центровой на футбольном поле, отбрасывающий мяч на левый фланг.

— Натренировался, — одобрительно хмыкнул Граф. — Почти без стука закрыл. А граммофон-то нам зачем?

Митрич аккуратно переставил чашки с подноса на круглый, то ли банкетный, то ли журнальный столик — этакий широкий почти плоский барабан на причудливо выгнутых массивных резных ножках монстр. Как утверждал добывший его невесть где Митрич, антиквариат происходил напрямую из апартаментов графа наследного. Вполне возможно, что граф, служивший его императорскому величеству, приходился прапрадедушкой Графу-профессору. Но профессор Бестужев если и верил в своего сиятельного почти мифического предка, то считал, что после того, как другой, более близкий во времени, дед, поладивший с советской властью, публично отказался от своих корней, заниматься генеалогическими изысканиями было бы несолидно. Отказались и отказались. Все.

Митрич с ловкостью вышколенного лакея разлил чай, добавил в чашки бальзаму, приоткрыл сахарницу, разложил печенье и только после этого пристроился на стуле, как шутил по их поводу Лев Евграфыч, "из гарнитура Мадам Петуховой". Отказавшись от титула, профессор не отказывался от роскоши, и предпочитал оригиналы современным подделкам, благо мог себе это позволить.

— А вот, Лев Евграфыч, по коньячку! — предложил Митрич, выставляя на стол фигурную бутылку со строгой этикеткой и высокие хрустальные бокалы.

— А по какому поводу, позволь поинтересоваться, банкет? — Приподнял тот лохматую бровь. Знал, что если в ход пошел коньячок, то разговор непременно будет серьезным.

— Очень точное замечание, — обрадовался догадливости шефа Митрич, — именно так: в России без повода не пьют. А прозывают в народе оглашение повода тостом. Вот, не поверите, если кончаются тосты, то тамада тут же закрывает бутылку, сколько бы там не осталось, а гости переходят на какао. Да. А если опрометчиво налили лишнюю, а выпить уже не за что, то сливают из рюмок все обратно в бутыль.

— Видимо поэтому у нас в народе такая тяга к сочинительству, — усмехнулся Граф, — на тостах натренировались. Ну, что ж угощай.

Первую выпили почему-то по-западному — не чокаясь. При этом Граф чуть пригубил и оставил бокал греться в ладонях, Митрич же залихватски опрокинул в себя содержимое, пожевал губами, прислушиваясь к послевкусию, и, ощутив расплывающееся в гортани тепло, удовлетворенно кивнул.

— Коньяк пьешь, как самогон, — осуждающе пробурчал Граф.

— Так ведь, это вам, благородным, положено страдать от этикетов, а мы привыкли в свое удовольствие, — объясни Митрич и потянулся было за бутылкой, но взглянув на почти полный бокал, согревающийся в руках Графа, выкрутил пальцами причудливую фигуру, словно гасил таким образом инерцию движения, опустил руку и вздохнул под ехидным взглядом профессора.

— Емкость не соответствует глубине души? Ну, налей себе еще, выпей и рассказывай. А то, вижу, истомился весь.

— Так и есть же чем истомиться! Такой коньяк и такими наперстками!

Митрич налил себе полную, взглянул вопросительно на Графа, мол, а не поправить ли и ему бокальчик, но, поняв, что этого не требуется, снова осушил свою емкость залпом, как и в первый раз, подождал благодатной вспышки тепла в гортани, и только после этого отломил от плитки. Но как только растер коричневый квадратик мелкими крепкими зубами, словно уплотнился телом и напружинился. Глаза стали жесткими, черты лица обострились.

— Ну что, так оно и есть, — сказал он тихо и уже без дурашливых интонаций. — Изгой

наш не успокоился. Готовит группу на участок. То ли из трех, то ли из четырех человек. Проводник, само собой. Хорошо девица ходит. Грамотно. Я за ней посмотрел. Общая подготовка слабая, но специальная на уровне. Доведет. Еще двое — не пойму только, зачем они ему там. Один — художник, другой… У другого редкое умение — создает запахи, а, может даже, и вкус. Но про это точно сказать не могу: нюхать нюхал, а пробовать не пришлось.

— Запахи? Был у нас когда-то один такой. Саша Лебедев. Мастер запаха и вкуса. В яви работал поваром в институтской столовой, во сне же обслуживал золотых на торжественных приемах. Редкий был талант. А больше из таких и не знаю никого… Ну ладно. И куда пойдут?

— Пока не известно. Но все три точки, которые он изучал, прикрыты ритерами.

— И это все, что ты узнал? — Удивился Граф. — И что тут нового? Только хороший коньяк зря перевел. Зная Рубена, я без твоих разведок понимаю, что он от своего не отступится. Точную дату и место — вот что мне надо

— Я точно узнаю, куда они пойдут, когда группа выйдет на маршрут, не раньше, — ответил Митрич. Он был явно смущен.

— Да, видно, зря ты вторую чекушку-то выпил. Не заработал. Как узнаешь?

— Может, чего воспитанница ваша скажет.

— Диана? Ну, знаешь. Вот ее ты в эти дела не впутывай. Да и откуда ей знать?

— Так ведь была она там вчера.

— Где это там?

— У Рубена в гостях. Одним днем обернулась. Вернулась расстроенная и задумчивая.

Граф пожевал губами. Пристально взглянул на Митрича.

— Чувствую я, что мудришь ты что-то, плетешь какие-то тенета. Ты уверен, что она к нему из-за этой их экспедиции ездила? Может, у них дела амурные...

— Амурные дела как минимум двух встреч в неделю требуют, а не одной в год. Да и говорю же, одним днем обернулась… Без ночевки.

Граф взглянул на него недовольно и сказал отчетливо:

— В любом случае ее не трогать и ни во что не впутывать.

— Да ни боже мой! Только, а вдруг она сама впуталась? Например, согласилась сходить с желторотиками?

— Например или согласилась?

— Пока не знаю.

— А не знаешь, так и не говори пустого. Она девочка разумная. Самое большое, что может себе позволить, так это частную, так сказать, целительскую практику, — вступился за любимицу Лев Евграфович.

— Но… — попытался возразить Митрич, и был оборван.

— Другого целителя такого уровня у нас нет, — жёстко сказал Граф, — Я сам с ней поговорю и узнаю, зачем она ездила, но, даже если Рубен втянул её в авантюру...

Он сделал паузу, всем своим видом показывая, что не верит в это, и продолжил:

— Твоя задача, независимо от обстоятельств, ее прикрывать. А уж если не получится прикрыть, тогда я вмешаюсь.

Митрич согласно кивнул, дескать, и сам прекрасно понимаю, для чего нам нужна эта девочка и почему никаким ритерам её не отдадим, но прерывать Графа не стал. Однако тот не стал больше распространяться на эту тему, а спросил:

— Есть еще что-нибудь интересное?

— По Рубену? Есть. Я так думаю, что он приспособился как-то получать информацию из снопространства. Несмотря на то, что вы — золотые — с присущей вам мудростью лишили его ментального обличия.

Граф покосился на него недовольно, но на колкость никак не отреагировал.

— Как он это делает, непонятно. Но есть у меня данные, которые говорят о его присутствии в снах учеников. Данные косвенные. В группе есть наш человек. Он и сообщил, что Рубен очень хорошо знает, что его ученики делают во время практических занятий, на которых, понятное дело, присутствовать не имеет возможности.

— Это хуже. Значит, он может незаметно за нами присматривать. И разбери теперь, кто кого контролирует. Смотри же, не прозевай мне их вылазку! Тебе помощь нужна или своими силами справишься?

— Справлюсь. По моим сведениям, они сначала попробуют выкрасть ментал Рубена. Что уж он там удумал, не знаю, но нам это на руку. Прихватим их накануне главного мероприятия. Перестрахуемся, а потом и шум можно будет поднять. Вот де, такие-рассякие, нарушив волю Совета, совершили преступление против порядка. А про участок ни гу-гу...

— Да, было бы хорошо захватить их на ментале и представить это их предприятие как конечную цель. Чтобы об участках и слова не было...

— А может его, того? — Спросил Митрич серьезно, — нет бузотера, и проблем нет...

— Ты к старости глупеть начал… А не думал, что после этого у нас как раз и могут начаться проблемы?

Митрич не сразу понял значение слов шефа. А когда понял, воззрился на него с удивлением и даже испугом.

— Ну ты уж того… Свят, свят, свят!

— Не того. Но это тебя не касается. Хватит об этом. По делу Митрофанова есть новости?

— Можете писать в прокуратуру положительный ответ. Пускай выдавливают из него чистосердечное признание, коли улик нет. Сознался голубчик-душегуб во всем, в чем его обвиняют. И в разбое, и в двойном убийстве. Поначалу упирался, как водится. То ли есть у него способности к сноактивности, то ли так уж крепко себе внушил, что отрицать надо все и всегда. Однако и мы не лыком шиты. Нашли подходец.

— Как же ты его провел? — Заинтересовался Граф.

— Покопался у него в подсознании, нашел дружка закадычного, от которого он секретов никогда не держал и который уже в мир иной отошел, принял его образ и явился с душеспасительным разговором. Он растрогался и все выложил.

— Тебе только опером работать. Ладно. Я им сам напишу. Там все как следует?

— А то как же! Фирма веников не вяжет. Все жужжало и мигало. Датчики-счетчики щелкали, индикаторы светились. Любой скажет — научное обследование. Три дня на расшифровку данных. Высококвалифицированный научный коллектив лаборатории, проделав большую и трудоемкую работу...

— Мне-то не заливай, — отмахнулся от его трескотни Граф. — И помни, что я говорил: не все обследования должны иметь результат. Подозрительно будет, если на все запросы мы будем давать точный ответ, да и завалят работой. Невиновных, которые на подозрение правоохранителям попали, это не касается. По ним всегда следует отвечать.

— Ну, так ведь прокуратура денежки платит за экспертизы-то. Пускай заваливают. Повысим раскрываемость в стране.

— Основные деньги нам дает клиника. Эти деньги благородные. Там мы приходим на помощь людям, которым традиционная медицина помочь бессильна. А преступностью пусть правоохранительные органы занимаются. Им на это государство большие средства выделяет. Хорошая у них жизнь начнется, если мы будем работу их делать, а они будут забирать львиную долю ее оплаты.

— Э, нет, Лев Евграфович, ты львиное никому не отдашь. — Хмыкнул Митрич. И не став дожидаться реакции на сомнительную остроту, спросил, — а если ФСБ попросит о помощи, неужели откажем?

— Не попросит. У них свои средства есть. Да и не очень-то они нам позволят в мозгах, где государственные тайны сокрыты, копаться. Тем более, что их наш односложный ответ "да" или "нет" не устроит. А других мы не даем. Что еще?

— Пока все.

— Ну, тогда давай-ка кончать чаевничать. Надо еще отдохнуть перед сном, — усмехнулся Граф, — работы там сегодня много...