Часть 2 Глава 2

В перевёрнутом мире вдруг стала я слабой…

У меня есть на слабость пятнадцать минут.

Так плыви же скорей, мой бумажный корабль,

В перевёрнутый порт, тот, где верят и ждут.

Диана нажала на кнопку сохранения и с недовольством взглянула на набранные строки. Строчки, полунапетые — полунашёптанные в подъезде Виктора, застыли, закаменели, потеряли текучесть, но в них не поместилась картинка, стоявшая перед глазами: широкое зеркало лужи, в котором отражаются перевёрнутое голубое небо, и кораблик из тетрадного листочка в клеточку, и взъерошенный мальчуган, щедро украшенный синяками и ссадинами, и большеглазая девочка, чьи непокорные волосы заплетены в косички...

Мальчик и девочка стоят на берегу, затаив дыхание, и следят за плаванием бумажного корабля. И в какую сторону ни подул бы ветерок перевёрнутого мира, к какому дальнему берегу лужи ни прибил бы отважных бумажных путешественников, мальчик и девочка с радостью встретят его...

И девочке нет дела до большой чёрной кляксы, расплывшейся по щеке друга...

Диана вспомнила взгляд Виктора, полный смятения и ещё чего-то, чему не могла подобрать названия. Как она ругала себя за то, что поддалась минутному порыву и поцеловала на прощание проклятое пятно. Проклятое не потому, что уродовало его лицо. В конце концов, подумаешь, большое родимое пятно. Но, судя по тому, как старательно поворачивался к ней Виктор незапятнанной щекой, оно кляксой легло на всю его жизнь. А этот дурацкий поцелуй… Да, если бы она хотела привязать его к себе, жеста вернее и выдумать было нельзя. Если бы хотела привязать… Но ведь не хотела. Не хотела привязывать. Не хотела приручать и чувствовать себя в ответе за приручённого...

В её жизни нет места мужчине. По крайней мере, такому одновременно закомплексованному и самоуверенному, как Виктор. Нет, нет и ещё раз нет! И хватит о нём.

Сообщение о новом письме, замигавшее в углу экрана, оторвало от мыслей о Викторе. Но ненадолго. Письмо было от него: доброе и весёлое, с забавной мордашкой, пририсованной в конце вместо смайлика. И ни слова о Рубене.

Это письмо не было первым, полученным от Виктора после её возвращения. Он написал ей в тот же день, когда она вернулась. Да, забавно вышло. Ехала к Рубену, а попала к Виктору. И это знакомство, так странно начавшееся на перроне, знакомство, которое и не собиралась она поддерживать, потихоньку начало перерастать в нечто большее. Тоненький пунктир писем и телефонных звонков протянулся между ними. Виктор ни о чём не просил, ни на что не намекал, но и не отпускал. Просто был где-то рядом, и Диану смущала радость, вспыхивавшая в ней при виде его адреса в заголовке письма.

Дважды перечитав письмо, она быстро написала ответ. Перечитала, удалила и переписала снова… Только третий вариант ответа ей понравился, и Диана нажала на кнопку "отправить", посылая письмо в меру легкомысленное, в меру серьёзное, между строчками которого должно было читаться: "Дружба, дружба и ничего, кроме дружбы".

Да, Виктору кроме дружбы ничего не светит. Другое дело Феб — так Диана после некоторых размышлений назвала для себе безымянного незнакомца, прекрасного, как греческий бог. Она пыталась узнать, кто он, но пока это не очень удавалось. Правда, Виктор проговорился про некого красавца — товарища по семинару. Возможно, это он и есть. Возможно, в переписке с Виктором со временем всплывёт его имя. Но ей-то нужно не имя — кодовое слово — ключ к сноучастку, чтобы как-нибудь наведаться в гости… Она ведь не проводник, чтобы находить пути самостоятельно.

Диана тихо вздохнула, отгоняя от себя воспоминания о его поцелуях. У неё был свой метод борьбы с ненужными воспоминаниями: она мысленно их фотографировала и мысленно убирала в альбом. В этом альбоме было много фотографий.

Вот они с Ромкой, взявшись за руки, прячутся от дождя под большой берёзой. Им весело, и Ромка целует её мокрое от дождя лицо.

Вот Диана-невеста в белом платье, взятом напрокат перед самой свадьбой. А жених красуется в костюме, одолженном ему отцом свидетеля. Они хотели совсем обойтись без свадебной церемонии, но им не позволили родственники.

Вот они, сидя рядом, готовятся каждый к своему экзамену. Но Ромка поднимает глаза от конспекта, и, улыбнувшись ей мальчишеской, такой знакомой и такой любимой улыбкой, протягивает руку. Он проводит пальцем по её щеке, обводит контуры губ… И они забывают о конспектах...

Вот Ромка после первого рабочего дня сияет взрослостью и нарочитой солидностью, но мальчишество пробивается сквозь них и, подхватив Диану на руки, он кружится с ней по комнате.

Феб был совсем не похож на Ромку. И дело было не в цвете волос или форме носа. В Ромке Диана любила мальчишку, беспечного и шебутного. В ауре Феба читался мужчина — сильный, готовый взять на себя ответственность, привыкший держать всё под контролем… Разумеется, с ней держать под контролем "всё" не получится, вот только скоро ли ей удастся найти ночного гостя....

В углу экрана снова замигало сообщение о письме. От кого бы это? От Рубена!?

Письмо было коротким, всего пять слов: "Раз, два, три, огонь пали", но за эти пять слов Рубену простятся многие грехи. И если удастся уговорить Энди, то сюрприз Фебу можно будет преподнести уже сегодня...

В спальне, обняв свою любимую, наспанную подушку, Диана прошептала ей:

— Ну что, моя душечка-подушечка… Помоги мне, покажи мне моего суженого-ряженого...

И замолчала, удивляясь самой себе. Это Феб-то суженый-ряженый? Но на душе стало спокойно от уверенности, что сегодня ночью поиски должны увенчаться успехом.