ГЛАВА 14.

ГЛАВА 14.

Через день после семинара-совещания в партком, как «снег на голову» свалилось разбирательство жалобы ветерана Егора Стукалова.

Заведующий сельхозотделом райкома Терновой, войдя в кабинет, торопливо сунул Лыкову руку для приветствия, сам по телефону дал задание диспетчеру срочно разыскать председателя, а парторгу — через час членов парткома — только тогда объяснил, что из обкома переслали письмо их коммуниста с требованием разобраться и дать ответ.

Бобров напряжённо слушал, как Терновой коряво-длинно вычитывал из ученических тетрадных листков многочисленные факты бесхозяйственности в колхозе и личных нарушений председателя.

За дверью слышалось, как кто-то из посетителей или правленцев назойливо донимал диспетчера и секретаря-машинистку, справляя председателя. Видно, не выдержав просьб, Лидия Приходько, громкоголосо шумнув на всех, осторожно просунулась в дверь и со словами извинения вопросительно заглядела то на замолчавшего Тернового, то на Боброва. Бобров, использовав паузу, нетерпеливо отмахнулся от двери, попытался остановить дальнейшее чтение, кому, мол, нужно всё это враньё, но Терновой, предупредив его жестом, дочитал очередную страницу и, не прерываясь, дальше стал разъяснять суть письма своими словами.

Бобров, всё больше разъяряясь, прожигая остановившимся взглядом злополучные листки в руках Тернового, с дрожью в голосе, еле подбирая слова, перебил:

— Да я что здесь… для чего?.. Да как он смеет! И что же, всю эту гадость на председателя нести по хутору!? — Его лицо при этом из красного делалось серым, из-под прядей волос в надбровье выкатились крупные капли пота, руки нервно теребили поля короткополой шляпы.

— Успокойся, Павел Михайлович, — Терновой, медленно собирая листки, загадочно посматривая на Боброва, продолжал, подчёркивая каждое слово, — на всех пишут, и на вас, и на нас, сейчас таких писак развелось ой-ой сколько… И, направляясь к двери, взглядом приглашая с собой парторга, заключил для Боброва:

— Через час на парткоме разберёмся, — брехня так брехня, а теперь к автору, что он нам ещё скажет.

Стукалов оказался дома, и чувствовалось по всему, что к приёму гостей такого типа был готов. Встретил у калитки, степенно пригласил в дом, а когда отказались, сел на скамью у крыльца, жестом указал рядом, сказав:

— Слушаю Вас, — и стал неторопливо протирать очки тёмным платком старчески подрагивающими пальцами.

Когда ему было рассказано о письме за его подписью, и, что приехали из райкома разбираться по письму, он удивился, надолго задумался, близоруко глядя в жёлтое крыльцо летней кухни, затем гнусаво, нехотя выговорил:

— И кто же вы будете, разбиратели, — и тут же добавил, кивнув на Лыкова, — его-то я знаю.

Терновой представился вторично полным названием должности, но, видя и дальше короткое замыкание у старика, достал из папки письмо и, показывая ему, стал уточнять, писал ли он его и чья это подпись, попутно приглашая для разбирательства в партийный комитет.

Слушая натянутый разговор Тернового с хозяином, Лыков с любопытством рассмотрел внутреннее содержание подворья и был немало удивлён, что за ярко раскрашенным внушительным фасадом добротного кирпичного дома в глубине прятались убогие пристройки и неприглядная антисанитария.

Стукалов ещё раз смерил взглядом представителя, мельком глянул на письмо, затем долго на копошащихся поодаль в искусственной луже породистых уток; вдруг резко привстал и, не разгибаясь, всем корпусом повернул к нему искажённое болью лицо, прохрипел:

— Кляуз я не пишу и под чужими не подписываюсь, и будьте здоровы, — так же колыхнувшись в другую сторону, взял суковатую палку, стоявшую рядом, и, чуть разогнувшись, покостылял, не оглядываясь, по неухоженному двору.

Силясь понять, в каком положении оказался Терновой, Лыков вдруг заметил, как на его только что непроницаемое лицо с серыми, чуть навыкате глазами, медленно накатывается простоватая русская улыбка. Обернувшись, Лыков увидел в дверях статную немолодую с красивым лицом женщину — жена Стукалова — Анна, узнал он. Анна, спускаясь с крыльца, улыбаясь, певуче говорила:

— Да что же это Вы, гости дорогие, не проходите в дом, вот какие мы хозяева, за порогом гостей привечаем…

Терновой, благодаря и извиняясь, бочком продвигался к калитке, с любопытством продолжая рассматривать приветливую хозяйку.

— Да Вы уж, Иван Кузьмич, не обижайтесь на моего, он тут наговорит вам, слушай только, — и уже прощаясь, безнадёжно махнув рукой в сторону двора, договорила, — совсем из ума выжил старый…

В бухгалтерии сверили настоящую подпись Стукалова в накладной на получение подсолнечного масла — оказались разными.

На парткоме письмо разбирали как анонимное. Лыков, вновь слушая содержание письма, внимательно посматривал на членов парткома. Ему было важно, как они отреагируют на всё это, ведь в письме есть много того, о чём ему приходилось слышать в бригадах, на фермах. Но их сосредоточенные лица были непроницаемы. Лишь председатель профкома Лидия Приходько сопровождала чтение в отдельных местах беззвучными всплесками рук и сочувственными взглядами, обращёнными то к Боброву, то к читающему.

Закончив чтение, Терновой напомнил всем, что каждому надлежит высказать своё мнение, хотя письмо и анонимное.

И только он смолк, Приходько, не подбирая выражений, яростно накинулась на анонимщика, который ходит где-нибудь и без зазрения совести смотрит на всех своими бесстыжими глазами, затем, перейдя к колхозным делам, успокаиваясь, продолжила:

— Да разве такие поймут, что наш председатель для них же здоровье не жалеет, денно и нощно ублажает каждого. Да их забулдыг вешать мало, видишь ли грубят им; увидели, тоже мне, что председатель колхозную машину использовал — алкаши несчастные. — И без всякого перехода начала расписывать, как организовано соцсоревнование среди животноводов, проявляемую о них заботу со стороны профсоюзного комитета. В заключение, глядя на Тернового, убедительно заверила райком партии, что сплочённый коллектив колхоза вполне способен устранить имеющиеся недостатки и с честью выполнить задания года и пятилетки.

Агроном Малышев признал, что полеводство в этом году оказалось не рентабельное, а бахчу засушило, что и торговать-то было не чем… долго молчал по своему обыкновению, потом, глядя на Боброва, добавил: «Враньё там всё…»

Все надолго замолчали, слушая, как в коридоре, собираясь на обед, весело переговариваются девчата из бухгалтерии, да заместитель председателя Свечкин надрывно кричит в телефонную трубку, выбивая поставки колхозу цельного молока.

Парторг предоставил слово механику тракторной бригады Фёдору Брицыну. Зная его прямоту и рассудительность во всём, считал, что он выскажет на письмо объективное мнение. Брицын, нехотя поднялся, как-то неестественно кривя рот, отвернул своё горбоносое сухое лицо к окну, словно рассматривая там что-то диковинное, и с полным безразличием высказал:

— А может, кто из нас написал всё это или вон из бухгалтерии, ведь здесь все цифирьки по полочке разложены, — и, махнув рукой, начал было садиться.

Терновой, торопливо заглядел на него и парторга, протянул:

— Э…— Фёдор Иванович, — подсказал Лыков, — так по вашему, Фёдор Иванович, — продолжил Терновой, — в обкоме партии хуже нас с вами понимают это, и его указания для нас коммунистов не закон… Нет уж, товарищи члены парткома, прошу вас без этого… Выскажите каждый своё мнение, примем решение, а там в райкоме разберёмся и, как положено, дадим ответ.

Выслушав Тернового, Брицын остался стоять, продолжая, молча, чуть сощурив глаза, смотреть куда-то вдаль.

Сложно было понять в эти минуты старого с послевоенной поры механизатора, что сейчас пришло в его память. Может, вспомнился тот радостный миг первой, самостоятельно проделанной им борозды в трудные послевоенные годы, может, слышался ему тоскливы й шелест листвы ещё неубранного их бригадой подсолнечного поля, а может, в нём вновь закипала обида за своих товарищей: часто пьяных, злых, глухих к словам увещевателей, жён, родителей. Но он сдержал себя и, лишь чуть отвердевшим голосом, глянув в глаза Тернового, отговорился:

— Если по существу, то наскоком тут ни райкому, ни обкому не разобраться. Вина тут и в нас, и в председателе. Не хотим мы работать, не те стали, да что там… решайте, как вам надо.

— Пораспустили вы там свою бригаду, Фёдор Иванович, — напустилась на него Лидия Приходько, — твой Дерябкин на днях опять в магазин на тракторе ездил, требовать с них надо, а не рассусоливать вместе с ними.

Не удостоив её даже взглядом, Фёдор неловко сел, выдав своё волнение торопливыми движениями рук, то достающими, то прячущими в карман сигаретную пачку.

Доярка Валентина Петровна в нескольких словах обсказала просьбы подруг по обеспечению их необходимым инвентарём к начинающейся зимней дойке и лишь вскользь сообщила, что по зауглами в хуторах давно шепчутся про эту бахчу, поросят и прочее…— а уж как поступать с этим — вам там, в районе виднее, — так же неопределённо закончила и она.

Весь этот крайне сдержанный разговор на парткоме для Боброва был слишком нелицеприятным и унизительным. Его лихорадило, лицо не раз покрывалось красными медяжами, всё тело исходило испариной. Но он крепился, из последних сил сохраняя внешнее спокойствие.

Дождавшись, когда ему предоставилась возможность высказаться, он, не удержавшись от тяжёлого вздоха облегчения, ни на кого не глядя, чуть слышно, чтоб не выдать волнения, начал свою речь.

Признав, что в колхозе не всё обстоит благополучно, что имеют место и его недостатки в работе, он с прежней силой ополчился на своих специалистов, руководителей подразделений и общественные организации; и, словно сняв с себя давивший груз, вновь почувствовав силу, выдал распоряжения находящимся здесь агроному и экономисту, строго указав им на бездеятельность и попустительство, а окончательно освоившись, принялся многословно излагать суть своего нововведения в колхозе.

Лыков понял, что Бобров и в этом случае сумел взять инициативу в свои руки и перевести неприятный разговор в русло перспективных хозяйственных задач, и начал торопливо набрасывать проект решения, а вместе и тезисы своего выступления, при этом выделяя слова — стиль и методы руководства хозяйством.

— А можно ли изменить стиль без изменения механизма хозяйствования? Что даст цеховая система, возможен ли через неё переход, как теперь утверждают, к более прогрессивной подрядной организации труда? — очерчивался круг размышлений парторга. В то же время его донимала назойливая мысль: «А может ли Бобров с его необузданным упрямством и самолюбивым характером изменить свой стиль повелевать, изменить себя?»

Разговор на парткоме заключил Терновой. Поддержал новую инициативу председателя, одобрил и замечания членов парткома, в том числе, и об изменении стиля руководства Боброва.

В решение парткома включили пункт о недопущении впредь коммунистом Бобровым случаев использования служебного положения в корыстных целях. Слово «корыстных» по настоянию Лидии Приходько заменили на «личных».

На этом же парткоме утвердили характеристику на коммуниста Шустову для поступления на заочное отделение областной партшколы.