ГЛАВА 13.

ГЛАВА 13.

После собеседования у секретаря обкома Ирина Шустова, что молодая лошадка после пробной пробежки — ещё полная сил, разгорячённая, но успокоенная опытным жокеем, еле сдерживала себя. Ей хотелось немедленно взяться за какое-то значительное дело, кажущееся ей теперь важным и нужным всем людям. Исполненная не до конца понятными ей самой чувствами ходила она по уютным ковровым коридорам райкома, пока не приобрела реальное состояние думать и действовать.

У заведующего сельхозотделом она согласовала давно мучающий её вопрос поездки колхозных животноводов в соседний район для изучения опыта. Вошедшая молодая женщина вежливо проводила Ирину к заведующему орготделом, который любезно принялся разъяснять ей порядок и сроки оформления документов на заочную партийную учёбу. Слушая его и с необычайной лёгкостью схватывая сказанное, она постоянно ощущала на себе изучающий взгляд присевшей поодаль работницы райкома. Едва сдерживая в себе, вдруг откуда-то взявшееся озорство, Ирина смело отпарировала ей долгим взглядом и нежданно уловила встречную подобострастную улыбку, говорящую, «вы очень милы и желательны, я вся к вашим услугам».

Только вчера на занятиях в колхозе вся издёрганная работой и нервным напряжением, Ирина с неприязнью и завистью смотрела на чистеньких районных руководительниц, теперь сидящая здесь по видимому инструктор, казалась ей обыкновенной и даже приятной.

В книжном райкомовском киоске не спеша рассмотрела книжные полки и киоскершу, всю какую-то светящуюся седенькую старушку, взяла в руки одну, другую книгу, приятно ощутив знакомый запах полиграфической краски.

По дороге домой в колхозном автобусе Ирина почувствовала навалившуюся на неё страшную усталость, словно она проделала в этот день непомерно трудную работу и, теперь освободившись, отдыхала с чувством исполненного, чего-то очень важного.

Её не трогал рев, несущихся рядом огромных грузовиков, мелькание легковых автомобилей, как и сутолока людей, спешащих с работы, роем бьющихся у магазинов, киосков, автобусных остановок.

— Как могло передаться в кабинеты райкома доброе отношение к ней Виктора Андреевича? — Первое о чём лениво вызванивала её мысль. Затем, словно подрумяненные облачка после бури понеслись свежие воспоминания: до ниточки запомнившиеся детали собеседования, его проникновенные слова напутствия. А как он смотрел на неё.., надолго задержал руку в своей и сказал дружески: «Вы умница, Ирина, к тому же красавица — не забывайте»; так и проводил до двери не убирая руки, гладя другой плечи, аккуратно касаясь талии… И пусть.., — словно очнувшись, Ирина хлопнула ладонью по сиденью, продолжая невидящими глазами смотреть в подсеребрённый затылок водителя автобуса.

— Что теперь те волнения и заботы прошедших занятий, — перенеслась мыслью Ирина во вчерашний день. — Не слушали её ни специалисты, ни тем более руководители хозяйств, толкались для виду, ожидая совещания с участием секретаря обкома. Давно им известна эта технология, а у себя делает каждый, как ему позволяют условия и возможности. А какой всё-таки лис Бобров, ведь только накануне изводил, пачкал её как мог, а тут на тебе, садит в машину… обходительный… когда успел учуять?.. Как-то теперь к ней отнесутся в колхозе.., да так же, как в районе, — смело заключила Ирина и вновь стала вспоминать приятные подробности о Викторе Андреевиче, начиная с первого впечатления о нём при встрече на колхозном току.

Утром Шустова, как обычно рано приготовила завтрак семье, разбудила детей, чтоб оправить их в школу и садик. В комнате мужа на минуту задержалась.

Борис одиноко сидел в разобранной постели. Его костлявые ноги неприятно белели в рассветном сумраке. Нечёсаные светлые волосы свисали куделей, прикрывая часть бледного исхудавшего лица. Руки в набухших венах безвольно сцепились почти у пола в тёмный клубок. Появление жены не нарушило его неподвижности. Он отрешённо глядел в угол на батарею пустых бутылок. О чём он думал в эти ранние часы больного похмелья, понять Ирине было не трудно. Не стало в ней жалости к нему. Всё притупилось, отстрадало… Наглухо закрылась дверь их семейного счастья. Её мечта о яснооком витязе сгорела падающей звездой. Другая, злодейская, выставилась пьяно из-за угла неприкрытой стыдобой, мукой на долгие годы.

— И зачем только с родных мест стронулись, — теперь думала она, — всего-то и хватило его заверений на пару месяцев, нашлись и здесь «дружки», скрутились змеиной вязкой в очередном загуле…

— Костика вечером забери, — еле выговорила Ирина. Хотела ещё объяснить, почему задержится на работе, но, видя, что Борис чуть колыхнулся и что-то невнятно хрипнул, остановилась на полуслове. На неё с углов полупустой комнаты смрадно пахнуло застоялым вонючим перегаром. Затаив дыхание, Ирина торопливо вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

В детской, видя, как Костик мешает сестре укладывать школьные принадлежности, Ирина подхватила его на руки, бездумно прижала к себе, осыпав, растерявшегося крепышка неуёмной материнской лаской. А Ирина вновь и вновь, теперь сама вжималась в детей, сердцем и женским чутьём, понимая и виноватясь перед ними своим сделанным новым шагом в этой сложной и жестокой жизни. Именно детей выставляла она, ими заслонялась от себя, людей, что только ради них она готова на всё…

Но тут же посасывало внутри и другое — новое, только что появившееся чувство, так приятно и легко вошедшее в неё, — чувство самодовольства, даже превосходства над другими. — Новое ли? — невольно спросила себя. — Оно было в ней, гнездилось грибницей в суховейное лето, тлело загнётным угольком, чтоб вспыхнуть вместе с поднесённой лучиной… и гореть ярким огоньком на виду у всех, красуясь собой, не задумываясь, что там, за этим слабеньким ореолом.