Глава 7

Я спал целую неделю. Просыпаясь на короткие промежутки, я думал только об одном — как бы не сделать лужу. Нет, я не боялся, что меня пнут об стену, как когда-то в доме у безусого мужичины, я боялся принести неудобства, расстроить, подвести круглую тётеньку и её маленького мальчика. Но куда там!

Внутри у меня как будто всё сломалось, и я ничего не мог с собой поделать. Для этих двух людей я и сейчас готов сделать всё на свете! Но это...

Только через неделю я смог сам спуститься со второго этажа. Качаясь на ветру, я спешил закончить свои нехитрые дела, чтобы побыстрей вернуться в тёплый дом… Но, конечно, это не могло продолжаться вечно. Когда я окреп, и в моих лужицах перестала появляться кровь, вокруг моей шеи повязали хлястик от цветастого халата, и куда-то повели. Мальчик Мишенька плакал навзрыд, но тётенька спокойно сказала ему, что теперь я буду жить у дяди Вани, и что мне там будет лучше.

— Он будет охранять двор. Знаешь, какой он будет важный?! А ты будешь к нему приходить.

Приходи ко мне почаще, Мишенька, я буду ждать...

Трёхэтажки быстро закончились, и потянулись длинные заборы, а за ними деревянные дома. В широкие щели вываливались уши и клыки, поднялся оглушительный лай, словно по улице вели индийского слона, а не ушастого сородича. «Эй! Проходимец! Подойди-ка поближе, и я порву тебя в клока-а!!!», «Нет, это я порву его в клока!», «Вы, оба, заткнитесь! А то я и проходимца порву в клока, и вас обоих! Особенно тебя, бесхвостый!», «Кого ты назвал бесхвостым, шакалья морда?!»...

Только из одного двора не раздавался лай, туда мы и зашли. В углу у сарая колол дрова немолодой мужчина. Увидев нас, он не прекратил своего занятия и ещё минут десять махал огромным колуном. Тетенька тоже не подошла к нему, а остановилась и начала терпеливо наблюдать, как раскалываясь, поленья отскакивают и описывают в воздухе причудливые траектории. Начало меня заинтересовало, я сел у неё в ногах и стал ждать, что будет дальше. Мужчина наконец аккуратно положил топор на здоровенную колоду и медленно подошёл к нам.

— Давненько тебя не было. Вижу, собаку завела.

— Нет. Собаку тебе привела. Помирал-лежал, так я его подобрала. Сейчас малость оклемался, хороший пёс, добрый. Твой Аист уж сколько лет как помер. Этого возьми, у меня, сам знаешь, негде.

— Мне не нужна собака, тем более добрая.

— Так он злым станет! Он знаешь какой умный. Как ты захочешь, таким он и станет.

— Злая собака мне тоже не нужна.

— Так что тебе нужно?!

— Слушай! Что ТЕБЕ нужно?! Крутишь всё вокруг да около. Думаешь, я не понимаю, что ты не из-за собаки пришла!

— Ну, если понятливый такой, говори, что ты решил!

Мужчина зачерпнул широкой ладонью снег, слепил колобка, и твердо сказал в сторону:

— Я дом продавать не буду. Здесь жили наши отец и мать.

Лицо у тётеньки покраснело и она задыхаясь сказала:

— Мне не на что жить. Работать я не могу, потому что Мишенька часто болеет. Этот дом такой же мой, как и твой. Ты не имеешь права!

— Так живи в нём! Я буду очень рад! В твоей комнате всё как раньше, я ничего не трогал. Приходите с Мишенькой и живите!

— Ваня! Да как здесь жить, с удобствами во дворе?! — круглая тётенька почти кричала, но крик этот был не требовательный, а какой-то жалкий, умоляющий. Впрочем, мужчине не было до этого никакого дела, он дослушал и сухо сказал:

— Тебе тёплый толчок важнее родительской памяти!

Они надолго замолчали, а я, хоть и начал замерзать, сидел неподвижно. Нужно было показать с положительной стороны свою дисциплину. Мужчина вздохнул, медленно пошёл к поленнице и снова взялся за топор. Тётенька в спину ему бросила:

— Собаку возьмёшь?

— Оставляй, — ответил тот, не оборачиваясь. Она вышла в калитку и неторопливо посеменила вдоль забора, а я побежал по двору параллельно ей, наблюдая через щели за уходящей круглой фигурой, пока не упёрся в соседскую изгородь. Вместе со мной взглядами её провожали две бабульки в пуховых платках, сидящие на лавочке, и одна другой сказала: «К Бирюку опять сестра приходила. Опять ругались».

Я долго ещё смотрел в щель между досками и тихонько поскуливал носом, но тут подошёл новый хозяин и потрепал меня между ушей:

— Ты, бродяга, на неё не обижайся, — медленно проговорил он, — она добрая. Просто они со счастьем ходят по разным дорожкам…

Хозяин потёр кулаком щетинистый подбородок и пошел к дому, а я поплёлся вслед за ним, и четыре следующих года провёл в будке на цепи...