Глава 28

— Что теперь? — неуверенно уточнил Антон.

— Пошли. В машину, — я со стоном распрямился и зашаркал в сторону стоянки, как древний дедок, но хотя бы без посторонней помощи.

— А потом?

— В магазин. И домой.

— В какой ещё магазин?

— В круглосуточный, б… За коньяком.

— Ты серьезно?

— Ага. Коньяк — тебе. Сам выберешь, ладно? А мне кефира возьмешь.

Антоха поломался для вида ещё немного, но чуть повеселел. Видимо, решил, что помирать я пока не собираюсь. Я, правда, в отличие от него, так уж уверен в этом не был. По дороге из Балашихи ещё дважды просил остановить машину и мучительно «дразнил козла», по детскому определению. И валился потом обратно на сиденье в мутной пьяной полудреме, тиская в руках молчащий мобильник.

Позвони. Ну звони же. Получилось или нет? Получилось или всё напрасно? Может, надо было прорываться в палату самому? А может, уже поздно было? Светлана испугалась и пожалела резать Аяне руку? Медсестра вмешалась? Врача позвали? Светлану выгнали от дочки с этим негигиеничным вонючим бубном? Может, назад повернуть? К дедушке обратиться, чтоб на дочку повлиял? Мне позвонить? А вдруг помешаю? Ну звони же ты… Может у меня деньги кончились? Нет, есть ещё...

Тыкая непослушными пальцами в кнопки и щурясь мутными глазами, я набрал короткое СМС: «Помогло?». И снова стал ждать, ждать, ждать...

Почему-то женщины СМС-ки игнорируют. Особенно дамы в возрасте. Телефон — чтобы звонить, а что он там себе ещё пищит, даже внимания не обращают.

Уже в Москве, когда Антон притормозил у супермаркета и я остался в машине один, не выдержал и набрал номер. Послушал пару гудков и сбросил.

Б…. Не перезванивает. Не услышала… Или не может. Либо всё плохо и не может, либо хорошо и не может. Б....

По моему темечку как будто долбили молотком, я то потел, как свинья, то начинал дрожать от холода. Антон, большой, бородатый, снова уверенный в себе, плюхнул мне на колени пакет с кефиром и каким-то печеньем в яркой упаковке, уселся на водительское место и лихо вырулил на проспект с легким заносом на скользком асфальте.

Остановившись прямо у подъезда, друг помог мне доковылять до квартиры, после чего перетаскал вещи, небрежно покидав их в моей прихожей.

— Ну что… Я поехал?

Я, не раздеваясь, в куртке поверх оленьей рубахи, в меховых штанах и унтах, бессильно сидел на табуретке в кухне, сжимая в руках стакан с кефиром и снова дрожал.

— Да, Антох… Спасибо тебе. За мной долг.

— Да вроде уж отдарился, — неловко вякнул Антон, хлопнув себя по звякнувшему внутреннему карману.

— Не ерунди. Коньяк — это за бензин и время. А я тебе жизнью обязан.

— И что… Помогло?

Я в тысячный раз посмотрел на мобильник.

— Не знаю ещё. Надеюсь.

— Может, это… Я машину переставлю и вернусь? Ты как?

— Да не. Всё, Антох, тебе ж на работу утром. Иди уже.

— Уверен?

Я растянул рот в улыбке и показал большой палец, не поднимаясь.

— Всё ништяк, большой брат.

Хлопнула дверь, и я тут же нажал ещё раз на вызов.

Длинные гудки, один за другим, сброс.

Ещё раз.

Длинные гудки и недовольный голос:

— Алло, кто это? Прекратите звонить!

Я сглотнул и торопливо просипел в трубку:

— Это Артем, это Артем Юраев! Не подскажете, как дела у Дамбаевой?

— А… Юраев… За жизнь твоя принцесса борется. Из комы вышла, но… Всех на ноги поставили уже. Всё, утром узнавай!

И звонок прервался. На повторный набор номера механический голос оповестил, что: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны обслуживания».

М-да… Помогло. Получилось. Остался последний вопрос: не было ли уже слишком поздно?

Возможно, я должен был хоть немного обрадоваться, но ощущал лишь безмерную усталость. И стоило мне закрыть глаза, как в мозгу всплывала знакомая белая равнина под серым небом.

До ванной я дополз на четвереньках. Просто так было проще. Долго и с большим трудом освобождался от мокрой, грязной, вонючей и окровавленной шаманской одежды, мучаясь непослушными распухшими пальцами. Включил воду погорячее и запихнул себя в ванну. Порезы на обеих руках дико жгло, они выглядели очень нехорошо, бугрились горячими красными валиками.

Однако… Не заплатить бы за жизнь Аяны руками...

Сознание уплывало, голова кружилась, в висках и темени стреляло. Лежа в скользкой от вазелина ванне, в мутной серой воде, я поднял ладони, горящие адским огнем, к глазам и соображал, что тут можно сделать.

Не отрубаться. Не спать. Блин… Маме позвонить? Часа три сейчас уже… Или четыре?

Приняв наконец решение, я, превозмогая тошноту, свесился через край, подтянул к себе куртку, нашарил мобильник и нашел домашний номер Вероники Матвеевны.

Было очень совестно. Задним умом я осознавал, что нужно было не выпендриваться и сдаться в приемный покой. А теперь я будил в четыре утра абсолютно ни в чем не виноватого человека. И Антоху сегодня загонял. Даже не знаю, смогу ли с ним расплатиться. Длинные гудки. И сонный голос:

— Алло?

— В’роника М’тв’вна, — произнес я неповоротливым языком.

— Это кто хулиганит? Я сейчас в милицию позвоню!

— 'то Арт'м.

— Что? Кто? Говорите громче!

— Арт'м… П'жалста, п'могите.

— Артем? Юраев, ты, что ли? Артемка, что случилось, ты где? Ты откуда звонишь?

— Д'ма. М'жете п'дойти? Я з'плачу за в'зов..

Медсестра что-то ещё переспрашивала, но я выронил мобильник на мокрый пол и плюхнулся назад в ванну. Мне было очень, очень плохо.

Очнулся я утром. В разобранной кровати. Скукожился голым под одеялом, крепко обнимая подушку. Разлепил мутные глаза и произвел краткую инвентаризацию состояния. Тело ломило, в голове шумело, саднящие руки аккуратно забинтованы.

Рядом с кроватью заботливо поставлен тазик. На кухне что-то шкворчит и кто-то чем-то звякает.

— Мам? — неуверенно позвал я.

И она тут же появилась, вытирая руки полотенцем. Посмотрела на меня странно, уселась на стул и сурово начала:

— Артем Григорьевич, а не поделитесь ли рассказом про ваши вчерашние похождения «с друзьями»?

Я честно подумал перед ответом и отрицательно мотнул головой.

Мама нахмурилась:

— Вероника Матвеевна очень на тебя сердита. Сказала, что ты был пьян и, похоже, ввязался в какую-то поножовщину. Возможно, даже зарезал кого-то, сбежал домой и начал названивать ей. Она приходит, а ты грязный, как поросенок, валяешься в ванной в невменяемом состоянии.

Я покорно кивнул.

— Так и было? Ты кого-то порезал?

— Н-нет, — пробормотал я, отчаянно придумывая хоть какую-нибудь отмазку.

— Она обработала тебе раны, вымыла и перетащила тебя в кровать, как маленького… — осуждающе продолжила мама.

Чувствуя, как горит от прихлынувшей крови лицо, я зажмурился от стыда.

— Потом Вероника позвонила мне, и я прибежала сюда.

— А сколько… времени? — в горле у меня отчаянно першило.

— Уже почти одиннадцать, я на работе отпуск за свой счет взяла на сегодня, — хмуро ответила мама. — А потом ещё утром звонила на твой телефон какая-то женщина и, не слушая меня, прорыдала, что ты кого-то там спас. И тут же отключилась. Так что будь добр, расскажи всё-таки, чем ты вчера занимался. Адвоката пора вызывать?

С бесконечным облегчением я откинулся на подушки и широко улыбнулся.

— И чему ты радуешься? — с подозрением поинтересовалась мама. — Что произошло?

— Ну… — неуверенно начал я.

— Ты вчера… — помогла мне она.

— А можно попить? Горяченького чего-нибудь? Знобит что-то...

— Да, у тебя ещё и температура тридцать девять и одна. Я врача уже вызвала, — объявила родительница, направляясь на кухню.

Напившись горячего молока, я уже довольно бодро признался:

— Я вчера это… немного перебрал.

— Артемка, ну ты же знаешь, что тебе нельзя. Ведь врач говорила, что после того случая...

— Извини, честное слово, я, наверное, заболевал уже вчера, плохо соображал, а там ребенок родился — друг с каждым из нас выпивал, нельзя было отказаться.

— Артемка-Артемка… Вот ни шиша ты не думаешь, с виду-то большой, а на деле малыш ещё глупенький… Ну а с руками твоими что? Где порезался?

— Это… Мы потом по парку пошли...

— Мы — это кто?

— Ну я… с Антоном.

— Это здоровый такой и бородатый? Он тоже напился?

— Не знаю… И там… На девушку какие-то гопники напали. И мы их раскидали.

— У них что, ножи были?

— Да… Я хотел за руку перехватить, а получилось — за лезвие… А он дернул.

— Милицию позвать вы, конечно, не догадались, рыцари хреновы? Надо было самим на рожон лезть?

— Мам, ну они разбежались сразу. А мы девушку до дома проводили потом.

— И ещё победу отметили, — прозорливо догадалась мама.

Я кивнул, стараясь не улыбаться и выглядеть несчастным и пристыженным.

— А в милицию-то что было не заявить?

— Мам… Вот тогда бы точно адвокат понадобился. Мы же нетрезвые, а их трое, вывернули бы всё так, что это мы с ножом к девушке приставали...

— А это точно не вы?

— Не мы! — искренне возопил я, сам поверив в собственную байку. — Можешь Антона спросить, хочешь, наберу?

— Да ладно. Ой, крутишь ты чего-то, Артемка… Позвонишь Веронике Матвеевне и извинишься перед ней. Понял меня, герой? — мама приняла суровый вид и погрозила кулаком.

Через пару часов пришла усталая замотанная врачиха, пробыла минут пять, после чего исчезла, оставив заранее заготовленный рецепт, а также листок с указаниями по лечению и предписанием явиться во вторник на прием.

— Ничего себе, оперативно! — удивился я, а мама пояснила:

— Да полно народу болеет. Грипп, а врачам приказывают ОРВИ в диагнозе ставить, чтобы эпидемию не объявлять.

— Понятно… Мам… Ты мне денег на телефон не кинешь?

— И кто же это тебе звонить должен, что ты как на иголках сидишь и из рук мобилку не выпускаешь?

— Аяна...

Мама удивленно посмотрела на меня:

— А что, ей лучше стало? Очнулась?

— Вроде да… Вчера.

— Ты ещё и поэтому напился, да? — с укоризной проворчала мать и поднялась. — Ладно, я всё равно в магазин собиралась. А ты, смотрю, вообще без денег сидишь? Я к тебе в кошелек заглянула — там ветер свищет. Или заначка где есть?

— Нету, — признался я. — Последние просадил.

Мама только тяжело вздохнула.

Дозвонился я всё-таки вечером до счастливой Светланы. Она, через слово сбиваясь на бурятский, то смеясь, то плача, возбужденно кричала в трубку. Я понял лишь, что прогноз благоприятный, от аппарата девушку отключили, рефлексы и двигательные функции восстанавливаются, а потеря речи у Аяны, по словам доктора, временная...

Слегка ошарашенный новостями, я попрощался и снова залез под одеяло.

— Алиса? — произнес в пространство. — Алис, ты как? Слышишь меня?

Никакой реакции… Странно, мне казалось, что она, оставшись одна, должна была накинуться на меня с удвоенной силой.

Впрочем, и «там» её не было. Правда, я про неё и не вспомнил даже ни разу… Сволочь я, наверное...

Устав от всего пережитого, я отсыпался почти круглые сутки, выныривая из снов лишь ненадолго. И, главное, никаких кошмаров мне не снилось… Лето, какая-то речка или озеро, я беззаботно плаваю или копаюсь в желтом песочке, как в детстве. Никаких трупов, насильников, крови, больничных осточертевших коридоров, следователей, экспертов и адвокатов...