Глава 7

Утром я с большой неохотой вылез из спальника и поехал в универ. С данным Аянке обещанием прилежно писать конспекты. Как бы паршиво она себя ни чувствовала, мысль о пропущенных лекциях её жутко напрягала.

После утомительных пар, поскрипев зубами, я вскрыл заначку «на цифрофотик», выбрал в салоне связи мобильный телефон попроще, чтоб только звонил, и кинул немного денег на новую «симку». Заехал в магазин по дороге. Ощущая себя глубоко женатым человеком, купил стиральный порошок и туалетную бумагу. Чтобы чуть сгладить это чувство, взял ещё пару балтики-нулевки и сухарики на вечер.

Заходя в квартиру, я испытал настолько сильный рецидив внезапной ошеломительной семейственности, что крикнул:

— Дорогая, я дома!

После чего придурочно заржал.

Смех, к сожалению, быстро увял, так как выяснилось, что у Аяны почти пропал голос, а кашель стал ещё сильнее.

— Ну вот, а я хотел сегодня побомбить мальца, — огорчился я.

— Так что тебе мешает? — прошелестела она в ответ, мучительно кривясь при сглатывании.

— А передумал. Захотелось вдруг составить тебе компанию, а то ты что-то совсем никакая, — сообщил я миролюбиво.

Аяна пожала плечами, не желая лишний раз напрягать горло. Потом всё-таки созрела и открыла было рот, но я остановил её:

— Стоп.

Метнулся к столу, вручив ей блокнот и ручку.

— Ты пиши лучше.

Аяна нашла чистую страничку и быстро, уверенно вывела на бумаге:

«Иди, не хочу тебя заразить».

Я покачал головой:

— Уже приняты меры предосторожности.

«Какие?»

В ответ я вытащил пакетик сухариков и кинул в рот несколько, аппетитно ими захрустев.

В ответ на непонимающий взгляд Аяны пояснил, продемонстрировав обертку:

— Они с чесноком.

Улыбнулась. Отлично.

— А это тебе.

Аяна нахмурилась, не торопясь брать в руки новенький телефон.

— Дарю.

Яростно схватила ручку и нацарапала:

«Не могу принять».

— Хорошо, — согласился я легко. — Не дарю. Одалживаю. Чтобы могла позвонить мне. Или в «скорую». Если ты не заметила, в квартире нет стационарного телефона. Свой номер я в память забил.

Заколебалась, а я подвинул к ней коробочку и заговорил о другом, демонстрируя, что вопрос решен.

— Слушай, я тут второй день прям сгораю, как хочу знать, что ты там шаманить решила? Совсем-совсем как настоящий шаман? С бубном?

Аяна смущенно кивнула.

Я продолжал вопросительно глядеть, и она написала:

«Да, у меня от дедушки вещи остались. Он их мне завещал. Я просила только бубен в Москву переслать и маску с верхней одеждой, но дядя привез всё».

— Круто! А твой дедушка был великий шаман?

«Не смейся!!!(подчеркнуто)»

— Да я не смеюсь, чего ты? Просто очень интересно.

«Великим был мой прапрадедушка. Но дедушка — тоже очень сильным».

— Прапра? Погоди, а это не через поколение случаем передается?

«Иногда».

— А как понять, передалось или нет?

Аяна заколебалась, с неохотой написала что-то, а потом, не глядя на меня, быстро, но тщательно зачеркнула. Подумала ещё и аккуратно вывела:

«У будущего шамана есть знак на теле».

Заинтригованный, я попытался разобрать, что она замарала, но Аянка отобрала у меня блокнот и перелистнула страницу.

— А какой знак, к примеру?

Она попыталась что-то показать, но сдалась и продолжила черкать:

«Лишний палец и т.п.».

Видя мое изумление, Аяна дописала:

«Или родимое пятно. Необычной формы».

— И, — дополнил я вопросительно, — совершенно случайно у тебя как раз такое и есть. Правильно?

Кивнула.

— Покажешь?

Покраснела и замотала головой.

— Ну ладно. То есть ты шаманка по крови и по телу? Но необученная?

Пожала плечами и, задумчиво посмотрев в окно, написала:

«Мне дедушка всё показывал, когда я маленькой была. Петь горлом учил. Он меня очень любил. А потом меня в город забрали, а дедушка остался. Я его больше не видела, родители не разрешали. Он умер два года назад».

— Сочувствую.

Мы помолчали немного. Я принес Аянке горячий чай, а себе открыл безалкогольное пиво.

— То есть дедушка обучать начал, но ты была ещё маленькой. А потом родители воспротивились, да? Иначе ты бы сейчас не в универе училась, а с бубном болезни лечила и тучи двигала?

Девушка снова пожала плечами.

— Ну а как ты планировала удивлять Вениамина Юрьевича? Когда затевала всю эту историю с пересылкой дедушкиных вещей?

Аяна перелистнула страницу блокнота:

«Хотела ему обряд какой-нибудь показать. Как дедушка мне, я всё помню. Обращение к духам или лечение болезни».

— Не, это я понял. Я хотел спросить, где и как ты собралась это делать?

«Не знаю ещё. Хотела попросить В.Ю. с пустой аудиторией помочь».

Я представил себе Аянку, пляшущую с бубном перед доской, и скривился.

— Что? — с трудом прошелестела девушка, смотря на меня с тревогой.

— В аудитории, по-моему, фигня получится.

Я задумчиво отхлебнул пива и захрустел сухариками.

Аяна расстроенно смотрела на меня. Хотела что-то сказать, но опять судорожно раскашлялась, хватаясь за горло.

Я подождал, пока приступ пройдет, и предложил то, о чем уже задумывался раньше:

— А может, на природе всё сделаем? Как взаправду, чтоб с костром, елками там вокруг всякими? И на видеокамеру снимем. Если не понравится или что-то не получится с первого раза, ещё снимем. И уже наилучший вариант покажем Венику?

Аяна сосредоточенно соображала. Схватила блокнот:

«А у тебя камера есть?»

— У меня лично нет, но я знаю, у кого есть. И видеомагнитофон для монтажа найдется. Можно даже будет музыку наложить позагадочней… Ты камлаешь, я на камеру снимаю и монтаж организую, а сдавать работу будем вместе. Сказано же, что разрешается группой задание выполнять. Ты не против такого распределения обязанностей?

Девушка кивнула. Потом, улыбаясь, мотнула головой и, совсем запутавшись, просипела:

— Не против, с радостью.

Я поднял приветственно пивную бутылку и чокнулся с полупустым стаканом Аяны, скрепляя договор:

— За успех до дна!

Морщась, девушка героически допила опостылевшее ей питье.

— Слушай, ты как вообще себя чувствуешь? А то я всё-таки на охоту за пассажирами — сейчас самый «клёв».

Аяна махнула рукой, пытаясь улыбнуться и продемонстрировать: «всё в порядке, не о чем волноваться».

— Врешь ведь… Температура не упала? — я коснулся её горячего лба и нахмурился:

— Ты же вроде при мне глотала таблетки, вообще жар не сбивается?

Девушка неохотно пожала плечами и поморщилась.

— Врача на дом вызываем?

Аяна испуганно замотала головой. Тяжело вздохнув, я глянул на часы и встал:

— Ладно, поеду я всё-таки к Павелецкой, клиентов половлю. Если что, звони не раздумывая, всё брошу и прилечу. А так вернусь к полуночи где-то, о’кей?

Внимательно поглядев на больную, я ещё раз уточнил:

— Всё нормально?

Та стала мучительно заливаться краской.

— Так… Чего ещё случилось? Мне лучше остаться дома?

Пряча глаза, Аяна схватила блокнот и начала очень быстро и мелко что-то писать. Потом вырвала этот лист, тщательно сложила несколько раз и зажала в руке. Продолжила строчить и, наконец, показала мне написанное:

«Артем, пожалуйста (подчеркнуто), дай эту бумажку в аптеке и попроси положить это в пакет. Только не читай и не смотри!!! (дважды подчеркнуто)».

— Хорошо, — немного обалдев, пообещал я. Демонстративно достал бумажник и спрятал туда Аянкину секретную писульку.

— А не в аптеке надо что-нибудь? Нет? Ну ладно...

Вернулся я уже заполночь, но довольный, клиент клевал неплохо. Заглянул в темную комнату, поставил рядом с кроватью пакет, заклеенный скотчем для гарантии сохранности его содержимого от моих глаз. Молоденькая фармацевт в аптеке с большим вниманием отнеслась к переданной инструкции и творчески дополнила её от себя.

Зашел в ванную. Ох ты ж ёжики… Красота. Мечта фетишиста. Мои высохшие вещи аккуратно сложены стопочкой, а на веревках развешано девичье белье.

Блин… Я ж не железный… Р-рррр...

Спалось, э-э-э, не то чтобы плохо. Хорошо, скорее, спалось. Как говорил дедушка Фрейд, сны бывают кошмарные, эротические и скучные. Мой сон скучным не был. Правда, на самом интересном месте меня грубо прервал очередной приступ сильного кашля в соседней комнате.

Утром я отвез всё ещё температурящую и «грохающую» Аянку к врачу. Невзирая на её страдания по поводу пропускаемой учебы, на лекцию не пошел, терпеливо сидел вместе с ней в очереди. И оказался прав, потому что уже минут через пять после того, как девушка скрылась за дверью кабинета, в коридор выглянула медсестра и, найдя меня глазами, позвала за собой.

Та же грозная врачиха победным тоном спросила у меня так громко, что, наверное, в коридоре слышно было:

— Что, парень, уколы делать доводилось?

— Уколы? — от неожиданности я резко затупил.

— Да, антибиотики внутримышечно назначаю твоей даме. Так эффективнее. — Судя по садистской ухмылке врача, она наслаждалась.

— Нет, — честно ответил я.

— Ну, вот и ответ, дорогая, — врач больше не обращала на меня внимания, развернувшись к Аяне. — Я звоню в стационар. С бронхитом шутки плохи. Тебе инъекции нужны и массаж. Чего ты упрямишься, не понимаю. Съедят тебя там, что ли?

Однако так быстро я сдаваться не желал. И уверенно продолжил:

— Сам не делал, но есть знакомая медсестра. Она и массаж может, и уколы любые.

Вспомнив тут же, сколько она при этом брала за свои услуги, когда болела бабушка, я поморщился и добавил:

— Аян, решай сама. Почему ты стационара боишься, не очень понятно, не так вроде и страшно...

Однако Аянка, с глазами на мокром месте, угрюмо смотрела в пол.

— Ну, как хочешь, силком я тебя заставить не могу, — раздраженно сказала врач. После чего, обращаясь к нам обоим, намного более подробно, чем мне бы этого хотелось, проинструктировала по поводу дальнейшего лечения.

Выйдя за дверь с пачкой направлений на анализы и новым рецептом, Аяна, не поднимая глаз и отчаянно краснея, просипела:

— Насчет медсестры ты придумал?

— Нет, — ответил я обиженно. — У мамы только телефон уточню нашей знакомой, что за бабушкой ухаживала до самой смерти.

— А ты маме говорил?

— Про тебя? Нет ещё. Ой, да маман сейчас в своих заботах, ей не до меня. Совру что-нибудь — допустим, у меня знакомые телефон медработника просили.

Медсестра, которую я помнил с собственного мелкого возраста, согласилась, даже не дослушав до конца, и пообещала появиться вечером.

Я забросил Аяну в квартиру и, забрав у неё рецепт, поехал на третью пару. На конспект торжественно забил, планируя отксерить его потом у однокурсника. Просидел всю лекцию, честно думая о своем и морально отдыхая от беготни. Как-то напряжение последних дней стало сказываться...

Причем я так и не мог ответить себе на вопрос: зачем добровольно влезал в это болото всё глубже?

В аптеке меня уже встретили как родного. Девчонка только улыбнулась:

— Скотчем заклеивать сегодня? Нет, не надо?

Дома горел яркий свет и царил непривычный порядок. Ничего не валялось, пол был ещё влажный после мытья. Даже пыль протерта, вот уж до чего у меня ни разу руки не доходили с окончания косметического ремонта. В ванной тоже ничего не висело, стиралка, побулькивая, мерно крутила барабан.

Зашел в комнату, честно собираясь сделать суровый выговор, потому как нельзя в больном состоянии с тряпкой ползать, но не сумел. Больная, являя миру лишь хитрое скуластое лицо из-под аккуратно подвернутого с краешков пледа, делала вид, что спит.

Блин. Повернулся и вышел. В общем-то, сам виноват, не подумал об уборке. Перед медсестрой было бы неудобно… наверное.

Ну и фиг с ним. Я себя как-то неуютно чувствовал к вечеру, слегка подташнивало, и вообще тупил не по-детски. Так-то, конечно, молодец Аянка. Только бы хуже ей не стало...

Звонок… Так, встряхнулся, собрался, выдохнул. И пошел открывать дверь.

— Здрассьте, Вероника Матвеевна.

Медсестра деловито отряхивала от снега пальто, на линзах её массивных очков поблескивали капельки воды. Она почти не изменилась: крупные черты лица, волевой подбородок, тот же собранный на затылке пучок волос, только ещё более седой, чем пять лет назад, уверенные движения и непоколебимая уверенность в собственной правоте. Повесив одежду на вешалку, Вероника Матвеевна приобняла меня, улыбаясь и обдавая мятным запахом:

— Ну привет, Артемка, вот это ты вымахал! Ведь был-то худенький, маленький, а теперь во какие плечи… Давай, показывай, кто тут у нас болеть вздумал?

От её по-прежнему громкого голоса и знакомой напористости проснулось легкое раздражение.

— Та-ак, да у нас тут барышня в постельке нежится, смотри-ка, Артемка! И зачем же тут моя-то помощь понадобилась, когда ты и сам уже взрослый удалец?

У меня заболела голова. Я молча предоставил Аяне самой пересказывать указания врача, принес звякающий аптечный пакет и направился на кухню ставить чайник. Только успел бросить пакетик в кружку, как меня громогласно позвали.

Плохо соображая, я открыл дверь, вошел и остолбенел, так как первым делом в глаза бросилась белеющая на темном пледе аккуратная круглая девичья… понятно, что.

— Ну? Ты чего застыл, Артем, иди сюда, — нетерпеливо позвала Вероника Матвеевна и тут же рявкнула рыпнувшейся было Аяне:

— Лежи спокойно, не вертись!

И снова повернулась ко мне:

— Артемка, смотри внимательно и запоминай. Потом ещё покажу, как лекарство разводить. Мысленно делишь ягодицу на четыре части и протираешь спиртом место укола, вот здесь, в центре этого квадрата. Если левую колешь, то примерно сюда.

— Так, чего зажалась? А ну быстро попу расслабила! — медсестра слегка шлепнула Аяну по заднице. — И без того сейчас запищишь, цефотаксим — укол больнючий. Смотри, Артем, значит, шприцом брызнул, чтобы воздуха не осталось, и прямо вертикально… Оп!

Поясняя свои действия, Вероника Матвеевна привычно и безжалостно глубоко всадила иголку и медленно выдавила мутную жидкость из шприца.

— Теперь ваткой прижимаешь, иголку вытаскиваешь. Эй, держи тампон сама. Массируй слегка. Вот и всё. Ну, а ты чего покраснел-то? Знаю я вас, молодежь, ты, поди, не по разу в день на эту красоту любуешься, хороша девка!

Аянка, что-то шипя сквозь зубы, прижимала ватку к уколотой ягодице. Лицом девушка утыкалась в подушку, так что видна была лишь часть багровой от смущения щеки.

Я, не говоря ни слова, не мог отвести прикипевший к Аяне взгляд. На верхней части её левой ягодички действительно виднелось крупное родимое пятно, в котором, при некоторой фантазии, можно было угадать силуэт хищной птицы с распростертыми крыльями.

— Завтра утром приду ещё раз, под моим присмотром уколешь сам. Теперь массаж.

— Вероника Матвеевна! — обрел я, наконец, голос. — Не надо! Вы же сказали, что можете взять ещё одного клиента на пять ближайших дней?

— Ну да, могу. — Медсестра явно удивилась. — У тебя что, деньги лишние есть, мне, старой кошелке, платить, чтобы я твою цыпочку руками мяла? Покажу, как делается, и рубля не возьму, играйте потом в доктора хоть весь день. И в семейной жизни пригодится.

— Вероника Матвеевна! Пожалуйста! Деньги есть, лучше вы сами делайте, Аяна меня стесняется!

Медсестра изумленно уставилась на девушку, вжавшуюся всем телом в мягкую кровать, и набросила на неё край пледа. Протянула подозрительно:

— Эй… А тебе лет-то сколько, родная?

— Восемнадцать, — донеслось первое внятное слово от Аяны за время инцидента.

— С ума сойти. Я думала, таких девок уже не осталось в Москве.

— Она из Улан-Удэ, — подал я голос. Когда Аянкина попа скрылась из глаз, говорить стало значительно легче.

— Понятно… Точнее, не до конца понятно. Так… Тогда, Артемка, брысь отсюда, ухажер. Ой, надо будет с мамкой твоей поговорить… Как зовут-то, барышня? Давай, скидывай с себя верх, массаж делать будем. И разговоры разговаривать...

Я ретировался и плотно прикрыл дверь. Уши горели от неловкости, но… Зрелище того стоило, пусть и случайное.