Глава 14

Следователь по особо важным делам на первый взгляд выглядел совсем не страшным. Долотову его профессия внешне подходила намного сильнее — тот прямо как овчарка немецкая перед прыжком на нарушителя, вот сейчас прыгнет на грудь, повалит на землю и вцепится в горло.

А сейчас передо мной сидел такой расслабленный дедушка. Потертый твидовый пиджак, редкие недлинные седые волосы, через которые просвечивает блестящая плешь, большой нос с крупными порами, обрюзгшие складки у губ. Вот только глаза его выдавали — цепкие, холодные, стальные, не соответствующие мягкому двойному подбородку над расстегнутым воротником белой сорочки и вальяжной позе.

Подавшись всем полным телом вперед, следователь облокотился на стол, соединил домиком крупные кисти рук, покрытые с тыльной стороны старческими пигментными пятнами, и, глядя на меня чуть ли не с умилением, заговорил мягко, вкрадчиво:

— Присаживайтесь, Артем Григорьевич. Можно я вас уж так, по-стариковски, Артемом называть стану, а? Вот и хорошо. Уж простите, что выдернули, вам ведь и без того сурово пришлось, не так ли? Жаловаться небось на Димку собираетесь?

— Если вы про Долотова Дмитрия Викторовича, то нет, не собираюсь, — сухо ответил я, следя за плавными движениями нового следователя и пытаясь понять, чего он от меня ждет.

— Да? Странно. Не в обиде на него, значит? Или задумали свое что-то в отместку?

— Не в обиде. Это же его работа, — настораживаясь всё больше, я машинально двинул плечами, выпрямляясь на неудобном жестком стуле.

— Каков, а? — Столяров как будто обращался к невидимому собеседнику. Может, как в боевиках, за нами кто-то следит через зеркало? Или не через зеркало, а меня снимают, и кто-то смотрит на экран телевизора? Кто-то ещё более важный, чем следователь по особо важным делам?

— Вы записываете видео? — прямо спросил я.

— Ах да, забыл же предупредить. Какая незадача, а? Да, Артем, конечно, записываю.

Я окинул взглядом кабинет, пытаясь определить, где находится объектив. Следователь, замолчав, насмешливо барабанил карандашом по мягкой оттопыренной нижней губе.

— Странный вы человек, Артем Григорьевич, — снова зачем-то перейдя на «вы», проронил наконец Столяров.

— Чем странный? — мне, видимо, и полагалось ответить так, но в этот момент в моих ушах снова зарыдали, и я среагировал с запозданием и немного поморщившись.

В глазах следователя что-то неуловимо изменилось.

— Да вот этим, к примеру, — нарочито жалобным тоном сообщил мне следователь. — И Дмитрий про то же докладывал. Задает вам вопрос, а вы всякий раз сначала как будто внутрь себя посмотрите, а потом ответ словно с бумажки зачитываете.

— А что, тупить уже запрещено? — во мне начала разгораться злость, но я тщательно контролировал свой голос.

— Что вы, что вы… На здоровье. Просто странно немного. Или вот другая странность. Вы внезапно позвали девочку жить к себе домой. Однокурсницу, с которой до этого общались всего раз или два по учебе, как со старостой. И она сразу же согласилась, хотя по всем отзывам этого от неё никто не ожидал. Вы не гипнотизер, случаем? Чем вы так её очаровали, секретом не поделитесь?

— Ничем. Мы просто друзья.

Следователь кивнул, показывая, что он заранее знал, как я отвечу. Естественно, я это повторял Долотову раз десять, не меньше.

— А до этого вы дважды приводили к себе в квартиру других девушек. С ними тоже дружили?

Раньше я бы, возможно, покраснел, отвечая на такие вопросы. Но сейчас во мне тлела холодная ярость, а в ушах плакал призрачный голос.

— Нет. С ними мы трахались, — спокойно ответил я, продолжая сидеть ровно, с развернутыми плечами, смотря жестко и прямо в добродушное лицо Столярова. — Не соблаговолите назвать своего информатора?

— Боже мой, какой язык, а? — следователь то ли издевался надо мной, то ли играл перед неизвестным зрителем. — Удивительная у вас речь, интереснейшая лексика.

Я молча пожал плечами, не зная, как реагировать на реплику.

— И дел у вас хватает, не правда ли? Возвращаетесь поздно ночью, а то и под утро. Гулянок в квартире не устраиваете, если и пьете — то умеренно.

— Я в армии свое уже выпил, можно сказать.

— А, да-да. Тяжелое отравление во время воинской службы, так ведь? Бормотуху какую-то распивали в части… Командир вас, кстати, охарактеризовал как скрытного, подстраивающегося под общество и легко входящего в доверие человека. Согласны с определением?

Подумав перед ответом, я уклончиво сказал:

— Со стороны виднее.

— И силушка у вас молодецкая, и хобби интересное, верно? На палках драться занятно, а? Синяки по телу, правда, да и зашивали вам рассеченную кожу как-то, было такое?

— Да. Петр Александрович. Вы ведь меня на допрос по какому-то делу вызвали? Может, к нему перейдем?

— Эх, Артем… — почему-то снова перейдя на «ты», погрустнел следователь. — К делу-то мы уже давно перешли. Но давай, действительно, ближе к телу, так сказать...

Я сидел ровно, следя за его лицом, а он сверлил меня взглядом, словно пытаясь просветить рентгеном.

— Одна из странностей, Артем, заключается в тебе и твоей девушке.

Никак не отреагировав, я молча ждал продолжения. Вздохнув, «важняк» продолжил:

— Вот сам оцени трезво, со стороны. Есть такая вся из себя примерная отличница, золотая медаль, хорошая семья, поступила в МГУ, приехав из какой-то тьмутаракани, активная, прилежная, старостой её выбрали. И есть ты. Поступил, отчислили, отслужил, дембельнулся. Поступил вторично, весь такой угрюмый, скрытный, на контакт ни с кем не идешь, сидишь на лекциях этаким букой, не подступиться, девчонок отшиваешь. Всё правильно говорю?

— Да.

— И тут, ни с того ни с сего, эта прилежная отличница внезапно вешается тебе на шею, а через неделю поселяется в твоей квартире. Удивительно, да?

— Я уже всё объяснял Долотову.

— Да я знаю, знаю. Ты объяснял. Ты только не рассказал, чем вы на самом деле занимались вдвоем.

— Она болела. Тяжело. К нам приходила медсестра. Есть история болезни.

— Конечно, конечно. Мы всё это уже проверили. Всё подтверждается, ты прямо ангел, которому абсолютно нечего скрывать. Ведь нечего?

— Нечего, — холодно подтвердил я.

Следователь пошел на очередной атакующий заход:

— Значит, есть у нас взрослый мальчик и взрослая девочка. Семь дней они проводят вдвоем в маленькой однокомнатной квартире. С совмещенным санузлом. На твоем компьютере полно порнухи, и, заметь, я даже не спрашиваю, уж не переписывал ли ты, часом, порнушку на пустые болванки для последующей продажи. Не переписывал? Ага, вижу, что переписывал… Но не для продажи, разумеется, понимаю. Дело молодое, все грешат. Так вот, проходит семь дней и девочка...

— Выздоравливает, — перебил я его, — и возвращается к себе в общагу.

— Да-да. Но самое удивительное, что она возвращается… девочкой.

— Это преступление? — упрямо спросил я.

— Это странность.

— То есть, если бы мы переспали, я бы здесь сейчас не сидел?

— Кто знает, Артем, кто знает… Так скажи старику правду, чем вы на самом деле вдвоем занимались длинными вечерами и ночами на одной кровати? Дрочили друг другу?

Всё-таки я покраснел. Но ответил ровно, пытаясь сдерживаться:

— Я спал на полу в кухне. В спальнике. Всю неделю. Мы не занимались сексом ни в какой форме!

Блин, всё-таки повысил голос в конце.

Следователь, убрав идиотскую улыбочку, снова барабанил себя карандашом по губе.

— Ну вот, хоть раздухарился чуть-чуть. А то и правда, как Димка говорил, отвечаешь чисто роботом. Так вот, Артем. Какие у тебя мысли по поводу дела, в связи с которым я тебя сюда вызвал?

Пожав непроизвольно плечами, я недоумевающе ответил:

— Я не знаю ничего о деле ноль пятьдесят восемь или как оно там.

— У-у-у… Вот даже как… А может, предположишь что-нибудь?

Я задумался. Плач вроде ненадолго стих, так что мыслить мне ничего не мешало.

И чем я могу заинтересовать следователя по особо важным делам? Чем они вообще занимаются-то?

Неуверенно спросил, так как хотя телевизор я и не смотрел, но мама что-то возбужденно трещала мне вчера по этому поводу:

— Это как-то связано с терактом в центре Москвы?

Ха… Кажется, мне удалось и его с толку сбить.

Следователь смотрел на меня колючими глазами, помаргивая и багровея лицом.

— Ну ты и актер, — нарушил он молчание. — Серьезно, Артем, ты не думал в театральный пойти?

В его словах слышалась непонятная агрессия. Я непонимающе смотрел на него, впервые испугавшись. На всякий случай запоздало решил помалкивать, чтобы не раздражать «важняка» ещё больше. Но, похоже, уже и так наговорил лишнего.

— Что ж ты ваньку-то валяешь, Артем? Ты решил, что это шуточки? Знаешь, неудачно ты шутишь! Шесть человек погибло, четырнадцать ранено, а ты их к слову приплетаешь? Ты же знаешь отлично, зачем и почему ты здесь! Что ты такое лицо удивленное делаешь, а? Это тебе твой адвокат посоветовал? Он ведь всё уже выяснил, все подробности, что не под замком в сейфе, это он тебе такую линию поведения порекомендовал? Что замолчал-то, Артем? Давай, шути дальше! Давай, давай, вместе посмеемся!

Вся расслабленность со следователя слетела, он даже как будто стал выше ростом и, нависая над столом, больше не выглядел мягким безобидным добряком.

Блин… Аарон Моисеевич! Я же ему так и не позвонил, ни вчера, ни сегодня. Б..., вот ведь я в натуре идиот!

— Петр Александрович! Я не говорил с адвокатом с позавчерашнего дня! Клянусь!

— Да ладно?! Рассказывай мне! — в голосе «важняка» звучал неприкрытый скепсис, стальные глаза буравили мое лицо.

— Честное слово, товарищ Столяров!

Тот молчал, что-то обдумывая. Аккуратно положил карандаш на стол, погасил острый взгляд.

— Нет у нас уже товарищей, — немного остывая, проворчал следователь. Поднял грузное тело из-за стола, прошелся по кабинету, подошел к окну. Спросил, не поворачиваясь:

— То есть ты действительно пришел ко мне, понятия не имея, почему и зачем тебя вызывают?

— Да, — покорно подтвердил я. — Я спрашивал Долотова, но он сказал, что узнаю в свое время. А Аарон Моисеевич мне вчера не дозвонился. А я не перезвонил. Забыл.

Следователь повернулся и изучающе меня разглядывал.

— Да… Зря я Димке не поверил, всё как он и рассказывал, непонятный ты тип. То ли очень умный… то ли дурак...

— Дурак, — немедленно согласился я. — Просто идиот. Сам себе это говорю часто.

— М-да… Ну ладно. Предположим, ты действительно не знаешь. Тогда, Артем, взгляни на эти фотографии.

Столяров прошел к своем столу, открыл конверт и стал выкладывать передо мной один снимок за другим, внимательно следя за моим лицом. На серии фотографий были девушки лет примерно пятнадцати-восемнадцати. Хотя иной раз такую семиклассницу встретишь, что и за двадцатилетнюю принять можно. Несколько фоток как будто из выпускных альбомов, отснятые в студии, с поставленным светом, в картинном полуобороте, с тщательно уложенными волосами. Другие снимки — обычные любительские в стиле «я и памятник», «я с котиком», «я на море». Я тщательно просматривал фотографию за фотографией, но каждый раз отрицательно качал головой.

— Никого не узнаешь?

— Нет.

— Хорошо. Теперь просто кивай, если среди твоих знакомых, Артем, есть девушки с именами Татьяна… Виктория… — с каждым названным видом следователь делал паузу, тщательно следя за моей реакцией. А в моей голове снова плакала и не останавливалась неизвестная девочка...

— Марина… Арина… Алиса… Ирина… Стоп. Алиса? Я вздрогнул, на лбу выступили капельки холодного пота, по спине побежали мурашки.

Когда Столяров произнес очередное имя, плач в моей голове прекратился как по мановению волшебной палочки, и в наступившей вдруг тишине голос шепнул:

Алиса…

— Артем, ты знаешь девушку по имени Алиса? Артем?

Я очнулся и кивнул. Сердце колотилось в груди. Призрачный голос молчал. Лицо следователя как будто заострилось, он хищно уставился на меня.

— Когда ты последний раз встречался с Алисой?

— В сентябре, э-э-э, где-то в конце сентября. Не помню точно дату.

— Где?

— В Нескучнике. Ну, в Нескучном саду.

— Как она была одета при вашей последней встрече? Быстро отвечай, не придумывай.

— Да не помню! — отбивался я от ставшего очень жестким и напористым следователя. — Давайте я ей позвоню, если нужно.

В глазах Столярова что-то изменилось, но он продолжал нависать надо мной:

— Звони.

Я, торопясь, полистал телефонную книжку на мобилке. Нажал вызов, молясь, чтобы Алиска ответила сразу. Повезло, взяла трубку.

— Привет! Алис, извини, попробуй вспомнить, мы когда в Нескучнике тусили в конце сентября на общей встрече, ты в чем была?… Блин, не ржи, я про верхнюю одежду. Куртка там или что? Да не пьяный я! Нет, и не обкуренный...

— Дай-ка мне трубку, — властно приказал мне следователь. И, когда я молча протянул ему телефон, стальным голосом представился:

— Девушка, это следователь по особо важным делам Столяров. Вашему знакомому Артему нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, это займет очень недолгое время. Нет, девушка, я не шучу. Не вешайте трубку. Я могу найти зарегистрированного по этому номеру абонента и вызвать его на допрос официально в течение суток, но будет лучше для всех, если вы просто серьезно и без юмора ответите мне прямо сейчас. Потом Артем вам всё объяснит при необходимости.

Следователь прижал трубку к уху, сел за свой стол и открыл блокнот для записей:

— Девушка, представьтесь, пожалуйста. Полностью. Так… Дата рождения?.. Номер паспорта? Не помните? Хорошо, место прописки тогда вспомните… Как давно вы знакомы с Артемом?.. Вы не знаете, у него есть ещё знакомые девушки по имени Алиса? А в конце сентября, не знаете, Артем выезжал в Подмосковье? Нет? А вообще, пропадал из Москвы надолго? Ну хорошо, спасибо за сотрудничество. Вы мне очень помогли, до свидания.

Не торопясь возвращать мне мобильник, следователь пролистал до конца всю телефонную книжку, делая какие-то пометки у себя в блокноте.

Я сидел всё это время молча, меня сотрясала внутренняя дрожь.

Призрак произнес имя и замолчал. Значит ли это, что всё прекратилось и плача больше не будет? Какая, к… Алиса? Если призрак — Алиса, то где тогда Аяна? Да, голос на Аянин и не походил, но я был уверен, что это она! При чем тут какая-то неизвестная Алиса? Просто бред...

— Среди этих девушек, — спросил я вдруг следователя, — на фотках… Там есть фото Алисы? Не моей знакомой, а той, что вы ищете.

Тот поморщился:

— А я не говорил, что мы кого-то ищем. И, вообще-то, если вы знаете девушку, то должны были сами опознать.

— И всё-таки?

— Да, есть. Попробуете ещё раз найти?

Следователь был явно сбит с толку, но послушно разложил передо мной пасьянс. Я внимательно вглядывался в каждое фото, и шептал про себя:

Алиса? Алиса? Алиса?

Призрак безмолвствовал. Дойдя до последней фотографии, я ещё раз окинул взглядом их в целом и вздохнул:

— Нет. Никого не знаю.

Столяров, не показывая разочарования, молча стал собирать снимки обратно в конверт.

— Так что за дело-то? — не выдержал я. — Если, по вашим словам, Аарон Моисеевич всё равно мне расскажет, так, может, вы меня проинформируете? При чем тут я?

Следователь заколебался. И тут звонко запиликал новенький телефонный аппарат на его столе, и Столяров поднял трубку:

— Слушаю. Здравствуй, Дмитрий. Что? Та-а-ак, и?.. — следователь посмотрел на меня с непонятным выражением то ли торжества, то ли злорадства. Но по мере того, как он выслушивал монолог на другом конце провода, его лицо менялось.