Глава 26

… Со смутным ощущением нереальности происходящего я готовился сегодняшним вечером самостоятельно «выйти в астрал». Ну, не выйти, если быть точным, а лишь у «входа» постоять. Через Алису мне несколько раз настоятельно сообщили, чего я НЕ должен делать ни в коем случае.

Обзвонив знакомых реконструкторов, я договорился с одним из них о зимней вылазке на природу на его Ниве, пообещав потом проставиться за тяжкие муки вынужденно трезвого водителя, лишенного возможности «сугрева» в лесу привычным способом. По телефону я не стал сразу огорошивать друга, что это будут не веселенькие шашлыки/пельмени под водочку у костра.

Хотя водка как раз будет. Как оказалось, этот ценный продукт очень способствует переходам между мирами, облегчает, так сказать, дорожку. Особенно на голодный желудок. Порошка из мухоморов я откровенно боялся, но всё равно положил в рюкзак, решив лизнуть совсем чуть-чуть — и только если с одной водки ничего получаться не будет.

Был я голодный и нервный, весь на взводе. Живот тянуло, молоко казалось горьким и невкусным, из рук всё падало. На Алису я в какой-то момент огрызнулся, она обиделась и пропала. Записанные вчера инструкции я выучил наизусть и даже потренировался перед зеркалом — пока без краски, конечно. Починил завязки на ритуальной одежде, какие смог. Время тянулось бесконечно долго. Звонила мама, интересовалась, как дела в университете и у «бедной девочки». Врал напропалую, надеюсь, что убедительно. В конце сказал, что сегодня вечером буду сидеть у друзей и когда вернусь — не знаю.

Вот сюрприз-то будет, если я в итоге в соседней палате с Аяной лягу полутрупиком… Правда, её палата, если ничего не делать, освободится скоро...

Интересно, как это — быть в коме? Когда вокруг пустота и темнота? Заблудиться и потерять связь со своим телом, стать призраком?

В фильмах-то ещё хорошо, там привидения прямо по реальному миру бродят. Хочешь — в баню к женщинам заглядывай, хочешь — фильмы без билетов смотри, пить-есть-работать не надо… А если скучно стало, так можно людей пугать, полтергейст устраивать, пока экзорциста не вызовут, а где в Москве такого найти, если это и в Европе редкость, судя по фильмам… Вот только, по описанию Алисы, всё не так интересно...

Живот снова недовольно заурчал.

Я как малыш из рекламы: пью и писаю. Но нифига не улыбаюсь. Блин, трясет меня чего-то. Так… Надо успокоиться… И что я с универом делать буду? Если жив останусь, конечно. До сессии осталось всего ничего, похоже, завалю опять нафиг. Но если Аяна умрет...

Нет! Не умрет она! Всё же просто и ясно. Инструкции четкие. Просто надо их выполнить. Всё будет хорошо. Всё будет зашибись. Добрый доктор пришьет зайчику ножки, и будет он снова скакать. И пошли они смеяться, чего-то там ржать и баловаться. Слава-слава Айболиту, здравствуй, дедушка, мы тут!

Стоп, какой там дедушка? Это же у Алисы дедушка… А, нет, там вроде и у медвежат дедушка был. Дымбрыл-Доржий Потапович. Шаман какого-то там уровня. Кстати, вот же неплохо он Аянку учил до её семилетнего возраста! Педагог от бога, не иначе! Это что получается, а?

Ну, допустим, то, что она через десяток лет без практики весь обряд четко повторила, хорошо, предположим, запомнила. А сейчас? Она ж мне детальные инструкции через Алиску диктовала. Причем другие инструкции, Аяна сама не так всё делала, это она для меня что-то адаптировала, получается? Что-то тут не сходится...

Ладно, встретимся в астрале, перетрем эту тему, там вечность впереди, успеем обсудить подробности… Мухомором закинусь — и привет, Аянка, Артем пришел, встречай, накрывай поляну вместе с Алисой.

Чтобы отвлечься, схватил книжку. Честно листал какое-то время, пока природа опять в туалет не позвала. Вернувшись в комнату, тоскливо обвел взглядом окружающий бардак и занялся уборкой, так как стало совсем паскудно на душе. Постель перестелил, заправил аккуратненько. На столе прибрался, диски на полочку поставил. Собрал те, что одолжил у приятеля, в пакет и подписал его маркером: «Вернуть Дмитрию Стенину».

Порнуху с компа стереть, что ли? А не пофиг мне после смерти будет? Даже мама уже в курсе, на суде озвучили мой моральный облик при всем честном народе.

Пошел мыть посуду. И стирку запустил. Потом ещё костюм с выпускного из шкафа вытащил и посмотрел… Эх, тесноват стал в плечах после армии. Жать будет… Обратно повесил и на полках видимость порядка навел.

Замечательное занятие в плане сжирания времени. Абсолютно бессмысленное с точки зрения мировой энтропии, но пусть всё будет аккуратно.

Вспомнилось, как мама перед поездкой в отпуск отключала газ и воду. Не, это, наверное, не надо. Ключи у родителей есть, долго квартира пустой не простоит. Замечательное у меня настроение. Чудесное просто.

В тишине резко запиликал дверной звонок, заставив меня вздрогнуть.

На пороге стоял Антон, массивный и широкоплечий, напоминая повадками медведя, с широким, немного наивным открытым улыбающимся лицом, с короткой русой бородкой, в потертой и местами прожженной кожаной куртке с клепками.

— Здорова!

— Привет, — буркнул я.

Друг прищурился.

— Чё-та у тебя голос какой-то странный, ты уже накатил что ль?

Б..., знал бы он...

— Не, я как стеклышко, просто организм никак не решит, болеть ему или нет. Вот это всё с собой, — махнул рукой на кучу вещей в прихожей. Палатка, баул с шаманским барахлом, пакеты, инструменты, вытащенные из моей машины.

— Ох и них… ты тащить собрался! Девки-то будут там? Сколько вообще народу ожидается?

— Народу будет двое. Ты и я.

— Не понял, — Антон посуровел лицом и нехорошо прищурился.

— Антох, мне нужна твоя помощь. Эксперимент провожу. Возможно, меня придется откачивать. Или даже в больницу везти. Нужен надежный человек, умеющий держать язык за зубами. Я сразу про тебя подумал, вот честно.

— Арт, ты обкурился что ли? Какой ещё нах… эксперимент, чего бредишь?!

— Не обкурился я. Мне реально нужна помощь.

— Психиатрическая?

— Слушай… Я тебе тогда с Оксанкой помог? Ведь так всё и оказалось, как я предсказывал, правда? Я разве нах… тебя послал тогда с твоими задвигами? Братан, вот б… буду, это не шутки. У меня девушка умирает.

— Какая ещё девушка?

— С универа. Моя девушка. Умирает. Если ты сейчас меня кинешь — с большой вероятностью умрет. И я, не исключено, тоже. Потому что я тогда один всё делать буду, и меня откачать будет некому в случае чего.

— Ты чего пургу несешь? Ты сам себя слышишь? Алё, гараж! Вот б… Ты какого х… собрался творить?

— Антон. Либо ты мне помогаешь, либо иди на х… сразу и не… би мозг. Я, б..., не в том настроении, чтобы перед тобой распинаться, — зло смотря на плечистого Антона, я надвинулся на него.

— Погоди, — примирительно развел руками тот. — Артюх. Не кипишуй, б…. Я ж понять хочу только. Давай, б..., по порядку. Какая девушка, почему умирает, и нах… нам ехать в лес?

— Антон, я ж сказал, всё по дороге расскажу.

— Б..., ты под статью попал? Е…сь, я ж слышал, что вроде следователь под тебя копал какой-то? Артем! Я в криминал встревать не собираюсь, я пошел!

— Нет криминала. Никаких трупов. Ничего такого, о чем ты сейчас подумал. Мы едем в лес посидеть у костра вечером. Только вдвоем. Я всё объясню. Ты в деле или разворачиваешься и идешь из моей жизни на х… сейчас и навсегда?

По моему настрою было очевидно, что я ни капли не шучу.

Антон почесал бородку и подхватил палатку и баул, ворча:

— Я них… не понял. И ты мне сейчас будешь всё подробно объяснять. По пунктам.

Перед тем, как запереть дверь, я невольно бросил последний взгляд на квартиру. Я знал, что если, как того просила Аяна, отступлю при первой опасности, то никогда себе этого не прощу. Либо я доведу дело до конца, либо… присоединюсь к ним с Алисой навечно.

Разумеется, Антону была скормлена сильно урезанная версия произошедшего со мной за последнее время. Не сказать, что это его сильно удовлетворило, пару раз он снова порывался отвезти меня в психушку. Но был переубежден. По моему настоянию Антон проехал через Балашиху и посмотрел, как быстрее всего добраться до больницы. Я вручил ему конверт с надписью: «Следователю Долотову Дмитрию Викторовичу».

— Это чего ещё за… ня? — спросил Антон подозрительно.

— Там мое заявление. В котором написано, что всё произошедшее сегодняшним вечером — целиком и полностью моя инициатива и ты тут совершенно ни при чем.

Антон дико посмотрел на меня.

— Это на всякий случай. Отдашь оперу в приемном покое — если ты меня без чувств привезешь, тебя по закону опросить должны. А с этой бумажкой должны быстро отпустить.

— ...! — веско выразился Антоха, выезжая на шоссе.

Нива, глухо урча раздаткой, без проблем доехала по не таким уж и большим сугробам до нужного места, и мы дошли до поляны уже почти в полной темноте. Вместе нашли под снегом, обрубили и подтащили к кострищу несколько сосенок.

Пока Антон уверенно и привычно занимался подготовкой дров, я поставил палатку, распаковал вещи, после чего, дрожа, разделся догола и в свете керосиновой лампы стал наносить на тело подготовленную жирную мазь. Без зеркала, на ощупь. Аянка же как-то справилась, значит, и у меня должно было получиться.

Натянул древнюю шаманскую одежду. Холодная жесткая кожа сначала неприятно царапала нежные части тела, но потом вроде стало комфортнее. Запоздало пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Видок у меня наверняка был убийственный, а так только Антон и оценит. Даже чуть-чуть настроение поднялось от мысли, как он отреагирует. Я открыл молнию и выложил в «предбанник» маску и верхнее одеяние, решив надеть всё это уже снаружи.

— Антох, зацени, — позвал я друга, раздувавшего слабый огонек, который так и норовил погаснуть. Реакция была предсказуемой:

— Ой, б...!

— То-то!

Меня чуть потряхивало, но страха не было, лишь непонятное возбуждение. Я немного помог Антону с костром, потом так же, как и Аяна раньше, смахнул снег с плоского камня и расставил на нем водку, стопарик, миску с какой-то солью из того же сундука и маленький пакетик с сушеными мухоморами.

— Антох, как условились, да? Ты смотришь, чтобы пламя не погасло, каждые минут пять подкидываешь в пламя эту соль и следишь, чтобы я случаем в костер не… нулся — ну, мало ли, сознание потеряю. И только если я за час не оклемаюсь — везешь в больницу. Ты обещал. Пожалуйста, Антон.

— Да понял я, понял.

— Я представления не имею, сколько всё это продлится. Вот тебе термос с чаем, вот печенье, хлеб и тушенка.

— Охренеть, как ты всё продумал. То есть могу успеть проголодаться?

— Да.

— А ты сам чего?

— Мне нельзя пока. Слушай, возьми и убери пока еду с глаз долой, меня и так мутит от голода.

— Вот б..., ты бы себя со стороны видел. Кондратий хватит, ты ж мне теперь сниться будешь.

— Во. Отличная мысль. Если слажаешь — помру и явлюсь тебе среди ночи, обоссышься со страху.

Смущенный моим серьезным тоном Антон замолк. А я и не шутил ни капли. Уже экспертом по кошмарам стал.

Постелил у костра туристическую пенку, бросил на неё настоящую баранью кошму — валялась в гараже с незапамятных времен, а тут как раз пригодилась. Влез в свою звякающую на морозе доху, закутался поплотнее, надел шаманскую маску на голову и пока приподнял её на лоб, чтобы не мешала. Одежда была удобнее и теплее, чем это могло показаться на вид, холода я почти не чувствовал. Выругав себя, неуклюже полез обратно в палатку. Самое главное забыл — бубен. И нож.

Под внимательным взглядом Антона я уселся на кошму поудобнее.

Блин… У меня так ноги быстро затекут...

Встал, подтащил бревнышко потолще, подпер другим, чтобы не качалось. Положил на него пенку и кошму, снова уселся.

Во… Теперь вроде получше. И от костра тепло, и свалиться в него вроде не должен. Ну, с богом! Поехали, как Гагарин сказал.

Открутив крышечку, я нацедил себе пятьдесят грамм водки и хлопнул их залпом. Повторил процесс. Криво улыбнулся обеспокоенному Антону, ощущая, как от обожженного спиртным горла и желудка распространяется по телу тепло, и взял в левую руку нож.

— Эй… Артем, ты чего?

— Спокойно, Антон. Смотри.

Друг обеспокоенно смотрел, как я встаю, протягиваю правую руку над костром и дважды крест-накрест размашисто полосую себя по пальцам острым лезвием.

— Б..., ты… нулся что ли? — в голосе Антона прозвучал страх.

— Всё нормально. Так надо. Я знаю, что делаю. Всё, пожалуйста, больше ничего не говори. Я начинаю. Помни, раз в пять минут кидай соль в костер. Если отрублюсь — просто не дай мне упасть в огонь и жди. Не меньше часа жди!

Отбросив нож, я сжал порезанную руку в кулак, и в пламя передо мной стали падать капли крови.

Одна, две, три, четыре, пять. Хватит.

Левая рука подхватила бубен, я опустился на кошму и поправил маску на лице. И начал бить. Я помнил, в каком ритме стучала Аяна, — довольно быстро. Вот так и я стучал порезанными окровавленными пальцами по гулкой натянутой на бубен коже. Без колотушки, голой рукой, закрыв глаза, полностью отдаваясь ритму. И, как мне и было велено, представлял белую-белую пустынную равнину. Белое безмолвие, серое небо. Пустота и ритм. Мое дыхание стало мелким и частым, пульс тоже ускорился, подладившись под звуки бубна. Холод отступил куда-то, пожалуй, даже жарковато стало.

Костер вспыхнул ярче, и моих ноздрей коснулся необычный пряный запах. Я сглотнул горьковатую слюну, не переставая стучать. Стараясь расслабиться и выбросить из головы все мысли, сосредоточившись на белой-белой пустыне вокруг меня. На равнодушном сером небе без единого просвета в облаках и без намека на солнце. В сознании то и дело всплывали обрывки мыслей, но я давил их, чуть покачиваясь вперед и назад, ощущая, как постепенно это становится самым важным в моей жизни — то, что я уже не я, а крохотная смешная фигурка в безбрежном бело-сером пространстве, маленькая букашка, раскрашенная в черное и белое.

Да, всё вроде так. Теперь в стороне от меня нужно отметить черную точку. Не рядом, шагах в пятидесяти. Не смотреть на неё прямо, она должна быть всё время сбоку. Не вставать и не идти к ней, сидеть на месте и отбивать ритм. Что бы ни случилось, отбивать ритм.

Я представил себе черное пятнышко и продолжал смотреть вперед, удерживая эту метку на краю мысленного зрения. Теперь в бескрайней белой пустыне под серым небом было два объекта. Жалкая скорчившаяся фигурка и черная клякса. Просто отметина, капля упавшей краски на белоснежной простыне. И отбиваемый мной ритм. Единственный звук, заполняющий пространство.

Шло время, ничего не происходило. В сердце закралось сомнение, по спине пробежала струйка холодного пота, кто-то тихо прошептал вдалеке:

Не выйдет, ничего не получится.

Но я сидел с закрытыми глазами и стучал в бубен. Упрямо удерживая в сознании ледяное белое пространство с единственной черной точкой.

Ноги и задница затекли от долгого неподвижного сидения, и я отважился чуть-чуть сменить позу, продолжая покачиваться взад и вперед.

Пряный запах соли ещё и ещё раз коснулся моих ноздрей. Антон подкидывал дрова, поправлял временами костер, чтобы тот продолжал гореть, я отмечал эти движения вокруг себя, но держался за один-единственный образ — пустыня и черная точка. Рука устала от непривычной нагрузки, порезанные пальцы жгло как огнем.

Паникеры в мозгу шипели всё громче:

Ничего не сработает, всё не так, ты же не шаман, что ты тут делаешь, сдавайся и признай поражение, клоун, бери шинель, иди домой, ты сделал всё, что мог, хорош уже, ничего, ничего у тебя не получится...

И вот под этот неумолчный трусливый предательский шепот, который был не мой, который не мог принадлежать мне, я продолжал упрямо бить в бубен и покачиваться. Мой вспотевший под маской лоб, покрытый жирной серой мазью, неожиданно чуть охладил слабый ветерок. Зашумели вековые сосны, окружающие поляну. Найдя какую-то прореху в одеянии, ледяные пальцы холодного воздуха коснулись моей поясницы и тут же пропали.

Пряный запах уже не покидал мой нос, во рту пересохло, в горле саднило, в ушах стучала кровь. И черная точка в сознании неожиданно запульсировала в такт моим ударам. И стала расти. Прикусив до крови губу, я удерживал себя от безумного желания перевести мысленный взгляд на трепещущий кусочек мрака, ставшего уже похожим на косматую черную звезду с бесчисленными лучиками-протуберанцами.

Ветер усиливался, свисающие с меня на лентах обереги стали покачиваться и слабо позвякивать. Я жмурился до боли в веках и продолжал стучать. Призрачные голоса затихли, уступив место завываниям и скрипу сосен. Звезда в моем сознании медленно, но неуклонно увеличивалась в размерах, черные изогнутые молнии-лучики били от неё во все стороны с сухим потрескиванием.

Наползающий сбоку мрак был настолько черен, что казалось, он выжигает сетчатку глаз. И паникеры снова зашептали:

Стой, хорош! Это то, о чем тебе говорили! Прекращай стучать, пока эти щупальца не добрались до тебя! Стоп, стоп! Аборт миссии, чувак! Смотри, ты только посмотри на этот ужас, сморгни и посмотри прямо на неё, это же кошмарно! Куда глядишь, один только взгляд — только глянь туда разочек, а-а-а, уже близко, очень близко! Артемка, спасайся, дурень, беги! Не хочешь смотреть, тогда отвернись и беги! Бегом! Пока ещё можно! Сейчас будет поздно, всё, не смотри, беги! Быстрее, пожалуйста, быстрее, убегай, ты должен жить!

Черная зубчатая молния ужалила меня в ногу, вызвав резкую жгучую боль. А в следующий момент я полетел назад, падая в снег, силясь понять, что произошло, и где я нахожусь. Почему Антон, дико матерясь, хлопает меня по ноге.

— Ты чего? — прохрипел я пересохшим горлом.

— Б..., это ты чего?… в… что это за ...?? Я, ..., не знаю, что ты делаешь, но поехали уже отсюда!

— Не могу.

— Этот… ный огонь на моих глазах к тебе без всякого ветра наклонился, и у тебя валенок твой… ный загорелся! Это чё, нормально?! Давай… ваем отсюда на...!

— Антон, если страшно — уезжай. Мне нужно продолжать, — я откашлялся и попытался сплюнуть, но вязкая горькая слюна осталась на губе, так что её пришлось вытереть рукой.

— Дай воды, пожалуйста.

—… ...! Держи, ...!

— Спасибо. Всё, пожалуйста, не мешай. Я отсяду ещё, если вдруг опять загорюсь, туши. У меня только-только получаться стало.

— Ты… нутый дебил!

— Ага. Даже не представляешь. Насколько.

Заранее морщась, я нацедил и высосал ещё пятьдесят грамм водки. Потом, решившись, облизал палец, макнул его в мухоморный порошок и, не раздумывая, втер в десну. Знакомая дикая горечь ударила по нервным окончаниям. Правая рука онемела, устав стучать, я чувствовал, что надолго меня уже не хватит. Но снова надвинул маску, подняв бубен.

— Кидай соль.

— Да ну на...!

— Антон, соль! — меня уже повело, и звуки, вылетавшие из моего рта, стали какими-то чужими, низкими, приглушенными.

Снежная равнина ждала меня. Но страшной звезды рядом со мной не было, вместо неё качалась и поскрипывала знакомая береза с трупными зияющими язвами на гладкой белой коже. Её свисающие черные ветви, лишенные листьев, тянулись ко мне, удлинялись, росли.

Я продолжал стучать. Мысли исчезли, панические голоса пропали, время остановилось.

Черные ветки, шелестя, дотронулись до моего тела, почки на них лопались и из них вспухали, разрастаясь, новые черные отростки… опутывая бубен и мои руки, они проникли, царапая кожу, под маску, обвились вокруг шеи, сжимая горло, устремились вниз под одеждой, скрещиваясь, переплетаясь, стягиваясь, образуя прочную сеть, надежно упаковывая меня.

Но я сидел, слабо покачиваясь, и, насколько мне позволяли живые путы, одними пальцами слабо отбивал ритм.

Сдавайся!

Нет.

Щекочущие кончики веток забрались в ноздри, вонзились в глазные яблоки, с последней огненной вспышкой воткнувшись в мозг, со страшным хрустом пробуравили уши, лишая меня слуха, мигом заполнили рот и горло. Мое сердце судорожно забилось, охваченное черными оковами, и… остановилось.

Умри!

...