Козлов Дмитрий - Дом, которого нет

Лицо Влада, обычно искрящееся энергией и весельем, мрачнело с каждым шагом бредущего среди столиков бара Сергея.

— Ты в порядке? — спросил Влад, когда Сергей плюхнулся на стул напротив. — А то выглядишь, как передвижная реклама смерти. Ты вообще спишь?

Сергей скользнул по лицу Влада бесконечно усталым взглядом покрытых паутиной лопнувших сосудов глаз, и выудил из кармана сигарету. Прикурил не сразу: руки заметно дрожали.

— Чего звонил? — пробурчал Сергей. В горле першило, от множества сигарет во рту стоял металлический привкус; даже слабый свет, проникавший сквозь пыльные стёкла, слепил и резал глаза; шум машин, доносившийся с улицы, гудел в голове роем злобных пчёл.

Сергей любил тишину и темноту. С тех пор, как умерла Таня, тишина и темнота были его лучшими друзьями.

— Хотел тебя вытащить из твоего склепа… — недовольно пробурчал Влад, открыв ноутбук; синее свечение экрана сделало его лицо почти таким же болезненным, как у Сергея. — Хотя, на самом деле есть одна, скажем так, интересная штука, которую я хотел тебе показать.

Сергей кивнул без всякого интереса, выпустив облако дыма плавать под тусклыми потолочными лампами. В последние пару месяцев его режимом был сон с утра до вечера, и вливание в себя дешёвого вина, бутылка за бутылкой, за просмотром тупых старых боевиков с Ван Даммом и Дольфом Лундгреном с вечера до утра. Старые добрые дешёвые кино и вино… ничего сложнее его горящие мозги просто не могли воспринимать.

Влад перебрался на стул рядом с Сергеем, развернув ноутбук. На экране появилось чёрно-белое изображение с какой-то камеры. Перекрёсток улиц. Дома, люди, машины… Посреди замусоренной клумбы — огромный рекламный щит с новой моделью «Audi».

— Как ты думаешь, где находится это место? — спросил Влад; взгляд, устремленный вглубь экрана, буквально горел.

Сергей уставился на серый мир перед глазами, обдав его порцией такого же серого дыма. Шестерёнки мыслей в голове, пыльные и ржавые, крутились с огромным трудом, издавая протестующий скрежет. Он уже собирался отмахнуться от вопроса, буркнув «понятия не имею», но взгляд вдруг зацепился за древний, облепленный ворохом объявлений, как старый пень — мхом, грибовидный киоск, в каких когда-то продавали квас. Их давно снесли по всему городу, оставался лишь один, ошибки быть не могло. Но на всякий случай Сергей отметил дополнительные ориентиры: пиццерию «Ла-Скала» и старый универмаг на углу, закрытый магазин «Молоко» с закрашенными витринами и вечной табличкой «Ремонт»…

— Орловская, — прохрипел он, чувствуя, как похмелье пульсирует в висках. — Угол Орловской и Андропольской.

— Точно, — кивнул Влад, ухмыльнувшись. — Узнаю районного старожила.

К Сергею, наконец, подошла официантка, и он заказал чай, после недолгой, но тяжёлой внутренней борьбы отвергнув идею взять пиво. Всё же утро, всё же понедельник…

— А теперь, как бывший обитатель этих мест, скажи мне — что в этой картинке необычного?

Сергей вновь попытался сфокусироваться на монохромной картинке, хотя в голове, кажется, началась артподготовка, и отказ от пива уже не казался такой уж хорошей идеей. Однако сколько он не всматривался в знакомые с детства магазины, ларьки и бредущих туда-сюда прохожих, сколько не разглядывал окна домов, балконы и вывески, ничего необычного заметить не удавалось. Да, за три года, прошедших с тех пор, как он переехал к Тане, закрылся ресторан «Краковский», сменившись пабом «Бульдог», добавилось пару новых ларьков, да выбоины на асфальте тротуаров немного изменили свой узор… Но всё это вряд ли можно было назвать необычным…

— Не знаю. Ничего, — сдался Сергей, откинувшись на спинку скрипнувшего стула. Когда принесли чай, его так мучил внезапный, типично похмельный приступ жажды, что он отхлебнул из чашки кипяток, и только потом бросил в неё чайный пакетик.

— Сложно тебя обвинить в невнимательности. Доступ к камере общий, но, судя по инфе в сети, заметил только я, — гордо улыбаясь, заявил Влад, вновь уставившись в монитор. Сергей подумал о том, что работая в каком-то министерстве на должности, где платят мало, но работы и того меньше, можно и поразглядывать «странные» картинки с веб-камер… Впрочем, сам-то он не работает уже больше месяца, а смотрит только на старый голливудский киномусор…

Мрачные мысли захлестнули рассудок тяжёлой тёмной волной. Хотелось пойти домой, поспать, потом открыть бутылку «Изабеллы»…

— Видишь вот это? — не унимался Влад, тыкая пальцем в монитор, как в газету; из-под подушечки пальца по экрану разбегались дрожащие волны.

Присмотревшись, Сергей увидел дом. Двухэтажный, «сталинский», с ободранным, покрытым автомобильной копотью фасадом, и обветшалым портиком с колоннами над подъездом; такие дома, более характерные для маленьких городков и посёлков, часто встречались в этом окраинном районе, построенном в начале пятидесятых. К единственному подъезду вели разбитые, сглаженные бесчисленным множеством ног ступени; в осыпающемся бетоне балконов верхних этажей зияла ржавая арматура. В общем, совершенно заурядный дом, каких на этой улице было полно. Из тех, которые никто, кроме жильцов, не замечает.

— Вижу дом. И что? — оторвавшись от экрана, спросил Сергей. Влад вновь усмехнулся, отпил глоток почти выдохшейся минералки, и сказал:

— А то, что этого дома нет.

Спустя минуту Сергей смотрел на фотографии улицы в Google, где перекрёсток представал во всех возможных ракурсах, в разные времена года и суток.

И на каждой из них на месте дома располагался поросший сорняками, заваленный мусором и какими-то старыми бетонными плитами пустырь. Зимой жители соседних домов протаптывали через него дорожки.

— Я откопал несколько старых фоток улицы в библиотеке, — сказал Влад; в его глаза блеск азарта смешивался с отсветами экрана ноутбука. — Одну даже довоенную, тридцатых годов. Так вот, там никогда ничего не было. Улицу застраивали, сносили, бомбили, снова застраивали, но этот клочок земли всегда пустовал.

— Тогда как же… — прошептал Сергей, потом умолк, и добавил: — Это что же, какой-то розыгрыш?

— Возможно, — пожал плечами Влад; подобная перспектива его, склонного ко всевозможной мистике и паранормальщине, явно не обрадовала. — В любом случае, я хочу провести кое-какие… хм… исследования. Сегодня вечером. Составишь мне компанию?

Сергей посмотрел за окно, где уже тянулась по дороге гудящая пробка, а по тротуару семенили спешащие на работу работяги. Он хотел отказаться, как отказывался в последнее время от любых встреч — под предлогом каких-то таинственных «дел» — но потом представил себе реальные «дела», предстоящие ему вечером в обнимку с винной бутылкой (вроде «Красной жары» с Шварцем, или «Погони за тенью» с Чарли Шином), и хмуро кивнул.

— Да. Давай.

— Акей. Тогда в полвосьмого возле выхода из метро. Не опаздывай.

Захлопнув ноутбуку, Влад упорхнул на улицу, где тут же влился в набирающий силу людской поток. Немного посмотрев ему вслед, Сергей докурил сигарету, от которой в голове разлилась едкая муть, раздавил окурок в пепельнице, и, бросив на стол пару мятых купюр, поплёлся домой под начавшимся дождём.

Квартира Сергея вовсе не напоминала жилище пьянчуги. Пока не напоминала. Он усердно поддерживал порядок, с почти маниакальным, иступлённым упорством уничтожая пыль и грязь в каждом уголке, будто эта борьба с энтропией и хаосом могла повернуть время вспять, заставить Вселенную вернуть и его летящую в бездну беспорядка и разлада жизнь к утраченной устойчивости.

Вернуть ему Таню.

Он старательно избавлял от пыли и её платья, висевшие в шкафу. А ещё иногда менял их местами — будто она продолжает носить их. Иногда мог бросить одно на спинку стула, или угол кровати — небрежно, как делала она, когда они занимались любовью. Открывая створки шкафа, Сергей до сих пор чувствовал её запах — и это было самым болезненным, самым режущим, самым невыносимым… Вот и сейчас он смотрел на эти разноцветные одеяния, и даже сама их ткань, казалось, кричала ему: её нет. Она тлеет, гниёт, смешивается с землёй, как и мы когда-нибудь истончимся, истлеем, и исчезнем… И ты ничего не можешь с этим поделать, Серёженька… НИЧЕГО.

Поборов почти физическую боль, растущую в груди, Сергей захлопнул шкаф, и плюхнулся в кресло, уставившись в чёрный прямоугольник телевизора, глядевший на него с белой стены огромным зрачком.

Ниже телевизора располагалось устройство, рядом с плоским «Самсунгом» смотревшееся так же архаично, как фотоаппарат «Смена» рядом с шестым «Айфоном». «Интересно, что бы подумал какой-нибудь психиатр, узнав, что я ночи напролёт смотрю боевики восьмидесятых и девяностых на видеокассетах в ужасном качестве…», — подумал Сергей, глядя на гору старых кассет рядом с видеомагнитофоном. «Должно быть, заговорил бы об эскапизме, бегстве от действительности, желании вернуться в «видео-детство»…».

И, в общем-то, был бы прав.

После некоторых трудностей при подключении этих устройств из разных эпох друг другу (возясь с проводами и переходниками, он чувствовал себя Франкеншейном, создающим противоестественного монстра), Сергей сумел полностью отказаться от Интернета, где прятались новости, соцсети, знакомые и друзья...

Жизнь.

Но сейчас он ощущал странное желание вновь увидеть тот дом. Поднявшись, Сергей снял с полки, и включил ноутбук. Провайдер должен был отключить услуги за неуплату, но оказалось, что есть возможность трёхдневного кредита, которой Сергей тут же воспользовался.

Интернет показался чем-то вроде старой избушки в деревне, где не был много лет. Сергею казалось, что стоит присмотреться к закладкам на подзабытой экспресс-панели «Оперы», и он увидит свисающую с них паутину. Тем не менее, он быстро нашёл сайт с онлайн-трансляциией съёмки городских веб-камер, и отыскать среди них нужную удалось без особого труда; пальцы забегали по клавишам, быстро «вспомнив» привычное занятие.

Вскоре перед Сергеем уже мерцал в потоках ливня светофор на перекрёстке забитых машинами улиц с опустевшими тротуарами. В завесе дождя они растекались и смазывались, превращаясь в дрожащий, призрачный мираж, подобный полотнам любимых Таниных импрессионистов. На миг Сергею показалось, что «дом, которого нет», отчего-то выглядит чётче и контрастнее, чем скрытые пеленой ливня размытые контуры других зданий, и силуэты ползущих в пробке автомобилей. «Как будто хочет, чтобы его видели», — проскочила странная мысль. Но миг спустя Сергей понял, что это, видимо, была какая-то оптическая иллюзия, или случайное «окно» в падавшем перед объективом скрытой козырьком камеры водопаде. Дом был такой же размытой кляксой, как и его соседи, машины, и редкие прохожие. Самый обыкновенный дом, ничего больше.

Тем не менее, Сергей продолжал смотреть на него. Созерцание этого чужеродного, необъяснимого объекта отчего-то успокаивало, остужало, приводило в порядок мысли и чувства. Впервые за долгие, растянувшиеся в вечность дни после похорон Сергею не хотелось ощутить во рту приторную сладость «Изабеллы», «Жозефины», и прочих дешёвых «милых дам» с нижних полок винных отделов.

Шелест дождя, и наблюдение за дрожащим чёрно-серым маревом будто загипнотизировали Сергея, укутав его тяжёлым покровом усталости и сонливости, и Сергей даже не заметил, как его сморил сон.

А сон был его злейшим врагом. Ведь стоило хоть на миг сомкнуть веки, и какая-то безжалостная, бесконечно жестокая сила швыряла его в тот вечер. В голливудских фильмах — особенно старых боевиках, которыми забивал голову Сергей — герои тоже часто теряли тех, кого любили. И этот момент потери неизменно следовал за каким-то жизнерадостным, полным счастья клочком жизни, отчего, должно быть, по мнению сценаристов, страдания, горечь и боль утраты должны были казаться глубже и болезненнее. Но тем вечером ничего подобного не было. Они просто встретились по пути домой с работы, просто заскочили в «Биллу» купить что-нибудь на ужин: должна была приехать в гости сестра Сергея с мужем, и Таня хотела приготовить карбонару...

Они просто переходили дорогу.

Таня вздохнула, и сказала, что их новый шеф полный урод, и она думает увольняться. «Надоело», — услышал Сергей, и пробурчал что-то в ответ, не зная, что это жалкое, пустое слово — последнее слово его жены. Вот так. «Надоело».

Потом оказалось, что Сергея спасло секундное промедление. Он хотел прикурить сигарету, и выронил зажигалку; красный «крикет» упал в грязь у бордюра, пластиковый корпус блеснул зеленью включившегося пешеходного светофора.

Сергей наклонился за зажигалкой, и Таня сделала шаг на «зебру». Потом ещё один.

И ещё.

А затем был визг колёс, глухой удар, и хруст.

Его до сих пор преследовал этот звук. Будто тяжёлый ботинок надавил на сухие ветки.

Сергей до сих пор пытался убеждать себя, что трещали пакеты с макаронами, или пластиковый судочек с пражским тортом, который любила его сестра, или ещё что-нибудь… Но что-то глубоко внутри, там, куда никогда не проникает свет рассудка, едва слышно хихикало, и шептало: «Это хрустнули её косточки, Серёженька. Косточки в твоём любимом теле. Косточки, которые…»

Сергей открыл глаза, и увидел, что уже начало темнеть. Он заснул в кресле с ноутбуком на руках, и тот съехал набок; штанина под ним сильно нагрелась.

Бросив взгляд на часы, Сергей вздохнул, и поднялся: пора было ехать.

— Что у тебя там? Та штука из «Охотников за привидениями», которая духов засасывает? — спросил Сергей, глядя на рюкзак за спиной Влада.

— Что?! — выглянув из-под капюшона, переспросил Влад: к вечеру дождь усилился, и яростно грохотал по крышам и карнизам хлёсткими порывами ветра, качая дорожные знаки на проводах, и расстреливая дробью капель окна и витрины магазинов.

Сергей хлопнул по рюкзаку рукой, и Влад, стараясь перекричать шум ливня, ответил:

— Захватил пару штуковин… Хочу кое-что проверить.

Сергей, едва способный разглядеть машину в паре шагов слева, подумал, что с такой погодой им вряд ли что-то светит. Он уже собирался предложить пойти в ближайшее кафе — переждать дождь (и выпить) — когда особенно сильный порыв ветра едва не вырвал зонтик из его рук, опрокинув рекламную «раскладушку» парикмахерской «Фея» в бурлящий поток грязной воды, листьев, и смятых кофейных стаканчиков с окурками и троллейбусными талончиками вперемежку…

А потом дождь затих, будто выдохнувшись и ослабев от последнего рывка. Качавшиеся туда-сюда, как указки в руках строгих наставников, голые тополя замерли в неподвижности; вздымая волны, по улице прогудел троллейбус, осыпав перекрёсток снопом синих искр.

Преодолев ставшую рекой улицу, Влад и Сергей двинулись дальше; на город стремительно наползал уже по-зимнему скорый и густой мрак, в мокрых сумерках расцветал холодный неон вывесок, и слепящие огни автомобильных фар.

Впереди показался пустырь. Он зиял тёмным провалом в застройке, как прореха в челюсти на месте выпавшего зуба. «Или дыра в заборе», — подумал Сергей, и тут же удивился этой странной мысли: какой забор? Что и от чего он ограждает? Почему он вообще об этом подумал?

— Здесь, — кивнул Влад, когда они поравнялись с крыльцом уже закрытого банка. Вход закрывали покрытые коростой граффити роллеты.

— Что… — начал Сергей, а потом проследил за рукой Влада, и увидел над переливчатой зелёной вывеской над своей головой крохотный зрачок камеры.

Они стояли там, откуда камера снимала «дом, которого нет». Сергей на всякий случай посмотрел в сторону пустыря…

Всё как было: никаких домов. Только сгустившаяся влажная, маслянистая тьма. Зовущая… Манящая…

«Что за бред», — вздрогнул Сергей, и тряхнул головой, будто желая вытрясти из неё обрывки странных мыслей; похмельными вечерами у него в мыслях часто крутилась стаей галдящих чаек всякая чушь, но на этот раз ощущение было каким-то другим… Сейчас его почему-то тянуло туда, на скрытую во мраке, замусоренную, размокшую от ливня лужайку.

Влад, спрятавшись от ещё капавшей мороси под банковский козырёк, расстегнул рюкзак, и достал бинокль. Протянув его удивлённому Сергею, он сказал:

— Хочу проверить, видно ли эту штуку… этот дом через разную оптику. Вдруг её не различает только, скажем так, невооружённый глаз?

Следом за биноклем Влад вытащил маленький фотоаппарат-«мыльницу», и видавшую виды видеокамеру. Сергей тем временем посмотрел в бинокль (почувствовав удивлённый взгляд торопливо стучавшей каблуками по тротуару женщины), но увидел всё ту же тьму. Впрочем… на миг ему показалось, будто в ней что-то есть… Но секунду спустя в свете фар проезжавшего мимо грузовика блеснули мокрые бетонные плиты, и стало ясно, что это просто пустырь.

Просто пустырь.

Тот же результат возымели эксперименты Влада с фотоаппаратом и камерой. Он даже сделал несколько снимков, но на экранчике «мыльницы» была всё та же чёрная дыра между старым гастрономом, и пиццерией «La Scala».

— Ладно, пойдём… — нахмурившись, махнул рукой Влад. Вновь перебежав дорогу (Сергей окончательно промочил ноги), они двинулись к пустырю. Сергей думал (надеялся), что они пойдут прямо туда, но Влад нырнул в дверь пиццерии. Заметив свободный столик у окна, он плюхнулся на диванчик, достал из рюкзака ноутбук, и, отодвинув пустую бутылку из-под «Пепси», поставил его на оставленные кем-то крошки.

Крошки (косточки) хрустнули, и Сергей содрогнулся.

— Хочу проверить, что там веб-камера сейчас показывает, — ответил Влад на вопросительный взгляд Сергея. Узнав у официантки пароль от вай-фая, Влад подключился к Сети. Стряхнув капли с куртки, Сергей повесил её на спинку стула, и стал ждать

Вскоре Влад развернул ноутбук, и Сергей увидел картинку с веб-камеры.

Дом был на месте.

Несмотря на темноту, в окнах не горел свет, но здание определённо располагалось там, где глаза, объективы и бинокли видели лишь грязную плешь в застройке. Кирпичные стены, и покрытая шифером крыша блестели в свете фар и фонарей.

— Что за… — пробормотал Влад, потом помолчал, и добавил: — Думаю, важен угол, под которым идёт съёмка. Должно быть, это, чем бы оно ни было, проявляется только под определённым углом. А может, всё дело в Интернете. В особенности передачи данных, и…

Он ещё что-то говорил, но Сергей не слушал: честно говоря, его не слишком беспокоила причина, по которой дом «видела» лишь висящая напротив веб-камера. Он чувствовал, что куда важнее разгадать его тайну, познать суть этого места…

— …попробую поговорить с одним чуваком, с которым вместе учился. Он типа помешан на городской истории, и если кто-то и знает, что там находилось в допотопные времена, то… — разглагольствовал Влад, и умолк, когда Сергей кивнул на экран.

— Смотри-ка.

По тротуару к зданию шла женщина в коротком пальто; она осторожно обходила лужи, направляясь в сторону дома-пустыря, и остановилась в паре шагов от крыльца подъезда. Затем осторожно вытянула руку… и коснулась влажной стены. Тут же отдёрнула пальцы, будто удивившись реальности того, к чему прикоснулась… и дотронулась вновь. Двое подростков, чьи лица скрывали капюшоны толстовок, проходили мимо, и, заметив женщину, ускорили шаг. Один из них выразительно покрутил у виска пальцем, и Сергей знал почему: ведь им показалось, что она ощупывает пустоту.

— Похоже, не мы одни смотрим это занимательное кино… — прошептал Влад, не отрывая взгляд от экрана. — Неужели она видит…

— Нет, — покачал головой Сергей. — Видишь, как она водит рукой в воздухе? Она не видит, но знает, что там что-то есть.

Женщина вытянула и вторую руку, продолжая попытки отыскать что-то в пустоте; прохожим она, должно быть, напоминала пародию на зомби из старых фильмов ужасов.

— Думаю, стоит поговорить с ней, — сказал Влад, усмехнувшись. — Организуем Клуб Почитателей Пустыря на Орловской.

Сергей кивнул, и они встали, чтобы выйти на улицу. Но прежде, чем Влад захлопнул ноутбук, случилось нечто, заставившее их замереть, и вновь уставиться на экран.

Входная дверь дома открылась, и на стоявшую перед ней женщину упал прямоугольник яркого света; по её тёмным волосам рассыпались блики, на лице, на миг повернувшемся к камере, расцвела улыбка. Сергей подумал, что так улыбается человек, нашедший то, что давно искал.

А потом она шагнула вперёд.

Влад что-то пробормотал, но Сергей не слушал: стряхнув оцепенение, он бросился к двери, и выскочил наружу как раз вовремя, чтобы заметить, как сапог на высокой шпильке растворяется в воздухе там, где не было ничего, кроме грязи и пожухлой травы. Остолбенев, Сергей уставился в темноту пустыря… и услышал смех. Он доносился из темноты пустыря, был хриплым, осипшим, и тут же превратился в кашель. На миг Сергей отчего-то подумал, что это сам невидимый дом насмехается над ним, но потом увидел, как из темноты выходит какая-то груда рвани и лохмотьев. В нос ударил смрад немытого тела и мокрых окурков. Перед Сергеем, покачиваясь, стоял и хохотал обыкновенный бомж.

— Была — и нету! Хи-хи! Была — и нету, да?! Ты тоже видел, да?! Да-а, я по глазам вижу… по глазам… Ты такой, как те, кто сюда ходит… Верней, туда, хи-хи!

Бродяга зашёлся кашлем, и Сергей удивился, как тот вообще что-то видит: в глазах бедолаги стояла желтоватая пьяная муть.

— Она видела! — поборов кашель, продолжал бродяга. — И ты скоро увидишь! Я иногда вижу, знаешь ли… Ведь сплю иногда здесь, на этом… в этом…

Он пробормотал что-то ещё, совсем невнятно. Сергею послышалось что-то вроде «это граница».

Когда Сергей уже хотел, было, попытаться вытянуть из бомжа что-нибудь вразумительное, когда рядом появился Влад.

— Что случилось?

— Я не…

Сергей растерянно покачал головой, и вновь повернулся к бродяге, но тот уже сорвался в совсем нечленораздельное бормотание, и, повернувшись, побрёл в темноту.

Два часа спустя Сергей снова сидел перед компьютером, похлёбывая остывший кофе. По стенам и потолку тёмной комнаты ползали тени и отсветы фар бегущих по улице машин. Сергей не замечал их: всё внимание было сосредоточено на картинке.

Дом был там. Стоял на своём месте, темнея между освещёнными соседями. Казалось, будто свет фонарей тускнеет, блекнет, и растворяется без остатка в этой тьме, словно дом был какой-то поглощающей свет чёрной дырой.

В одном из окон зажёгся свет. Сергей подался вперёд, к экрану, едва не расплескав кофе, взбудораженный, но не удивлённый: что-то внутри него было готово, и ожидало какого-то знака.

Свет появился в окне одной из квартир второго этажа. Затем загорелся и за балконной дверью. Она отворилась, и на балкон вышла девушка. Несмотря на погоду, на ней было лишь короткое летнее платье. Всё вокруг было чёрно-белым, но каким-то образом её платье…

Даже без этого жёлтого платья, которое Сергей в последний раз видел побагровевшим от пропитавшей ткань крови, Сергей узнал бы её. Ведь это была Таня.

Его Таня.

И когда она посмотрела прямо в камеру — будто зная, что он наблюдает за ней, и улыбнулась, Сергей наконец, не выдержал, и впервые со дня похорон из его глаз потекли слёзы.

На сборы ушло несколько минут, и Сергей, торопливо надевая куртку, уже готов был броситься к двери, когда в тишине оглушительной пулемётной трелью задребезжал старый телефон.

Первой мыслью было не отвечать, не терять время, и скорее бежать туда, к дому, но… Он давно отключил мобильный («Очередное проявление эскапизма, как и видеокассеты», — разглагольствовал в голове воображаемый мозгоправ), а номер домашнего знал только Влад…

Это могло быть важно.

— Господи, как я рад, что застал тебя дома, — выпалил Влад, как только Сергей снял трубку. — Я уже думал, что ты рванул туда, к этому… этому пустырю.

— С чего ты взял? — удивился Сергей, прижав трубку к уху плечом, и застёгивая куртку.

— Я звонил тому своему приятелю, и кое-что выяснил об этом месте, Серый. Он сказал, что есть немного инфы в Инете, а ещё он кое-что слышал от местных старожилов, и откопал в архиве Исторического музея…

— Ближе к делу, Влад, — перебил его Сергей, с тоской глядя на дверь. Мелькнула мысль просто уйти с трубкой в руке — идти, пока не натянется, и не оборвётся провод...

— Окей. В общем, этот чувак говорит, что на этом месте никогда ничего не строили. Мол, он с корешами своими даже проводил там какие-то типа раскопки, и ничего не нашёл… Никакого культурного слоя… Хотя нельзя сказать, что место совсем, скажем так, не использовалось…

— В смысле?

— Он сказал, что до Крещения где-то в тех местах располагалось какое-то языческое капище, или что-то вроде того. О нём есть упоминания в нескольких летописях, и они, как он говорит, крайне скупые, и вообще довольно странные. Как будто летописцы сами толком не знали, кому именно там поклоняются, но даже в языческие времена явно испытывали страх перед этим местом и силами, с которыми оно ассоциировалось. Собиравшихся там считали безумцами, и…

— Слушай, Влад… Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Да потому, что этот мой друг говорил о жертвоприношениях, понимаешь? Человеческих! А в летописях сказано, что это место каким-то образом само выбирало своих жертв — среди отчаявшихся, страдающих, людей, как они писали, «с хворью в духе». И что эти люди шли «на заклание» добровольно, с радостью, потому что видели, что…

— Извини, мне нужно идти, — сказал Сергей.

— Что?! Нет, пого…

Положив трубку, Сергей обулся, и вышел из квартиры.

Машину удалось поймать не сразу. Стоя на обочине с вытянутой рукой, Сергей даже не пытался увернуться от залпов летящих из-под колёс машин брызг. Его переполняла неожиданная, злая энергия, разливавшаяся по нервам тёмным электричеством; нечто похожее он чувствовал, когда мечтал отомстить водителю того грузовика — прежде, чем горе сковало его кандалами апатии и вечной похмельной вялости. Впрочем, на этот раз было и что-то новое: он чувствовал себя чем-то вроде металлической стружки, бессильной, да и не желающей сопротивляться мощному магниту.

Наконец, рядом притормозил забрызганный грязью старенький «Opel», и водитель согласился подбросить Сергея до Орловской. Дома, машины и люди, мелькавшие в темноте за окном, казались чужими и пугающими, как диковинные и жуткие рыбы за стеклом иллюминатора подлодки в морских глубинах.

Водитель высадил его у пустыря, и помчался дальше. Сергей смотрел в темноту… и вдруг увидел, как она будто уплотняется, обретает твёрдость, и превращается в дом. Он знал, что дом будет там — манящий, зовущий, источающий тепло и уют, струящиеся сквозь занавески на окнах.

«За одной из них меня ждёт она», — разлилось по мыслям радостное предчувствие. Мысль о Тане придала уверенности, и разметала отголоски бредней Влада, ещё звучавшие где-то на задворках сознания. Вдохнув поглубже, Сергей решительно зашагал к крыльцу, глядя на дверь, обрамлённую пробивающимся в щели светом… и замер, когда путь преградил Влад. Он тяжело дышал; на лице в свете висевшей над крыльцом лампочки блестела испарина.

— Слава богу, успел… — пробормотал Влад, пытаясь успокоить дыхание.

Сергей молча попытался обойти преграду: времени что-то объяснять или припираться не было.

Его ведь ждали. И он чувствовал — приглашение могли отменить.

— Нет! — выкрикнул Влад, вновь заслонив крыльцо, встав между Сергеем и заветной дверью. — Идиот, как же ты не понимаешь! Это же…

Рука будто обрела собственный разум, сжалась в кулак, и полетела в лицо этого отвратительного, мерзкого подлеца и негодяя (наверняка приятеля водителя того грузовика, — прозвучал в голове шепоток), пытавшегося не пустить его к Тане… в Дом… к Жизни…

Сергей услышал хруст, и короткий вскрик; Влад упал на колени, из его носа хлестала кровь. Крупные, похожие на чёрные ягоды капли падали в лужу, и расплывались в отражённом фонарном свете тёмными пятнами.

Обогнув подонка и пособника убийцы-водителя, Сергей кинулся к двери. Ручка показалась ему тёплой, будто там, внутри, горел уютный домашний очаг, у которого уже ждала Таня… Живая… Тёплая… В своём любимом платье, и ни единой капельки крови на ярко-жёлтой ткани…

…е-е-е-ет! — донёсся крик будто сквозь толстую подушку. Чья-то рука ухватила Сергея за рукав, но было поздно.

Рванув ручку на себя, Сергей распахнул дверь, и шагнул внутрь, в слепящий свет.

В зале царил полумрак. Странные узоры из сплетённых линий на каменных стенах, свечи на полу, дрожащий свет карабкался ввысь, затевая битву с тенями, проигрывая, и, в конце концов, растворяясь в черноте где-то высоко вверху.

— Что за… — прошептал Влад. Сергей с удивлением обнаружил его за своей спиной; рука друга до сих пор держала его за рукав.

— Как ты сюда попал? — спросил Сергей. Память будто заполнил густой туман, и всё, что было до этого зала, стало далёким, тусклым и блеклым, как выцветшая старая фотокарточка.

— Ты меня за собой втянул, придурок!

— Втянул? Но… куда?

— Куда-куда! В этот твой дом, будь он проклят!

Влад схватился за голову, и обернулся, но двери не было. В отчаянии он ударил кулаком в стену;

— Я смотрел записи с той камеры, Серый… За последние пару дней… И знаешь что? Люди боятся его тени. Прохожие обходят тень, которые он отбрасывает, понимаешь? Они ведь даже её не видят! Иногда, конечно, кто-то проходит там по тротуару, но и они ускоряют шаг! Рядом с этим местом даже машины не ставят!

Когда он вновь повернулся лицом к Сергею, в его глазах не было ничего, кроме страха.

— А теперь ты затащил нас сюда… — зашептал Влад. — Сюда, к ним… Летописцы упоминали, что обитающие здесь идут на запах горя и печали…

Сергей перестал его слушать. Он знал, что всё хорошо. Здесь живёт Таня. И она не причинит зла ни ему, ни Владу с его глупостями…

Вдруг страх в глазах Влада буквально забурлил, как кипящая вода. Пятясь к стене, он с ужасом уставился куда-то за спину Сергея.

Обернувшись, Сергей ожидал увидеть нечто запредельно жуткое, но перед ним стояла Таня. Она улыбалась, сложив руки на груди — в своём жёлтом платье, такая же свежая, почти сияющая изнутри, как в тот проклятый летний вечер…

— Таня… Танечка… — прошептал Сергей, протягивая к ней руки, но жена неожиданно направилась к Владу, который буквально завизжал; крик перешёл в высокий, едва слышный писк, и Влад вжался в стену так сильно, будто желал оказаться позади покрывавших её узоров.

— В чём дело? — удивился Сергей, чувствуя, как его переполняет давно забытые счастье, радость, и возвращается утраченное, казалось, тысячу лет назад чувство цельности. Он здесь. Таня здесь. Они будут вместе.

Всегда.

— Ты что… не видишь?!

Сергей не понимал, о чём речь, и смотрел, как Таня подходит всё ближе… и ближе…

Всё случилось очень быстро. Лицо Тани изменилось. На мгновение Сергей увидел, что скрывалось под ним, но увиденное было настолько невообразимо жутким и тошнотворным, что память просто отказалась сохранять увиденное. А потом писк оборвался, и голова Влада взорвалась фонтаном крови; об стену щёлкнули мелкие осколки черепа, на джинсах проступило, и расплылось тёмное пятно.

Обезглавленное тело начало заваливаться, но то, что хотело казаться Таней, не позволило останкам Влада упасть. С рёвом разрывая одежду и плоть, оно начало есть. На пол с глухим стуком падали покрытые кровью и остатками мышц кости.

Сергей не двигался, и молчал. Ужас закупорил горло, и влил в ноги тонны бетона. Он стоял, пока существо, притворявшееся Таней, вгрызалось в плоть Влада. Он молчал, когда, вновь приняв облик Тани, оно двинулось к нему. Молчал, глядя на окровавленное (снова) платье, и прекрасное, потрясающе красивое лицо, и тонкие губы, с которых на грудь стекала кровь.

Но когда оно оказалось рядом, и вновь сбросило маску, Сергей не сдержался, и завопил.

Алина содрогнулась; ей показалось, что с пустыря возле пиццерии «LaScala», мимо которого она каждый вечер шла с работы к метро, донёсся глухой, будто прорвавшийся из-под земли, или сквозь толщу воды крик. Должно быть, показалось… А может, этот тот сумасшедший бомж, который там время от времени спит в коробке из-под холодильника… Ускорив шаг, Алина перешла на другую сторону улицы.

По правде говоря, это место никогда ей не нравилось.