Смех и сахарная вата

Ветер свистит и трещит гнущимися деревьями. Дождь косыми ударами по асфальту; пощёчинами по лицу, кнутом по спине. Темнота нарушаема вспышками фонарей. Но вот лампочки не выдерживают, перегорают — всё. Единственным источником света остаётся лишь чёрное небо, отражённое в лужах.

Мимо — свет фар, слепит, выхватывает остов моста, блестит сплошная разметка, проносится автомобиль, и волна от колёс заливает мокрые замшевые сапоги.

Вновь темнота.

Тебе удаётся добраться до моста и спрятаться. До дома ещё метров двести. Но дождь всё хлещет и хлещет. Замираешь на границе, струи текут между каблуков, огибают и бегут в журчащий мрак.

Мокрое шлёпанье.

Оборачиваешься.

Никого не видно, но шлёпанье всё ближе. Может, кот приблудился. Может, призрак выполз.

Хлюпаешь носом.

Ноги у тебя устали от высоких каблуков, невыносимо.

И бежишь в темноте, туда, где мигает бледно-белым знак пешеходного перехода, ныряешь под деревья, задеваешь ветки, и вся вода тебе за шиворот. Вздрагиваешь, неистово выгибаешься, но по спине уже ползёт холодная струйка.

Дома устало опускаешься на низкий табурет, сбрасываешь высокие каблуки, но тут же спохватываешься и аккуратно ставишь их в угол, впрочем, оставив до угла такое расстояние, чтобы туда встала ещё одна пара. Хотя её никто не поставит. Вешаешь пальто, но промахиваешься, падает вниз, поднимаешь и аккуратно надеваешь на плечики. В спальню, по пути стягивая с худого тела блузку и юбку. Рёбрам холодно. Взбираешься на широкую кровать и ложишься к стенке, прямо, как и была, в колготках и нижнем белье. Твоё место всегда у стенки, твоя подушка уже порядком примялась, а соседняя — пышная, непривычная к тяжести головы. Забираешься под одеяло, аккуратно подтягиваешь к себе, чтобы случайно не забрать себе вторую, не твою половину.

Утром — солнце. Утром — золотая листва перед окном, смех, битва подушками, утренний крепкий кофе, запах омлета, приглушённый телевизор, беготня и смех, автобус, смех, сахарная вата, и колесо обозрения с красными кабинками. Твою руку сжимает другая рука, больше твоей, твёрдая и уверенная. Вместе едите сахарную вату. Идёте мимо колеса обозрения к прудику, где катаетесь на синих лодках. Вокруг плавают уточки, и вы гоняетесь за ними и смеётесь брызгам воды. И смеясь, бежите наперегонки к колесу обозрения. Открытая кабинка. Ты до ужаса боишься высоты и во всё горло кричишь: «Остановите! Я хочу сойти». Тебя щекочут, смеёшься и забываешь, что боишься высоты. И вдруг кричишь: «Прекрати! Мы же упадём». И вы оба смеётесь, в воздухе, на земле, на воде, поедая сахарную вату, покупая розовые шарики, играя в игру, где нужно выбить игрушку.

Вздрогнув, просыпаешься от треска дождя по стеклу. Проверяешь, все ли закрыты окна. Идёшь на кухню. Наливаешь две кружки кофе. Одну — четыре ложки сахара и молоко чуть-чуть, второе — две ложки сахара и половина молока. Выпиваешь то, где две ложки сахара и половина молока.

Включаешь телевизор. Что-то среднее между политикой и шутками. Слушаешь вполуха. Тебе всё равно. Для тебя время остановилось в тот день, когда в вашей квартире остались только твои вещи.

Слышно, как шумит лифт. Кто-то выходит на твоём этаже. Замираешь. Звонок в дверь. Не в твою. К соседям кто-то пришёл. К тебе никто не придёт.

Находишь на телефоне старое видео и включаешь его со звуком погромче, чтобы ни слова не пропустить. Разные голоса, но только один голос хочешь услышать. Видео снято на второй Новый Год, много народу, мало друзей, кто-то ел оливье, кто-то речь президента обсуждал, кто-то распаковывал фейерверки, кто-то пил, кто-то смеялся.

Голос, которого ты ждёшь, говорит: «Ребята, ну что, идём зажигать?» Его обладателя на видео не видно. Оператор снимал всё подряд, кроме нужного тебе. «Почему мы никогда не снимали друг друга?» — проносится в голове. Перематываешь на начало. Ещё раз. Ещё. Ещё.

У тебя есть фотографии, пять штук, но они всегда молчат. Только смотрят. А тебе хочется голоса, хочется прикосновений к шее, хочется проснуться и чтобы «Ещё рано, давай ещё поваляемся?», и объятия, тёплые, жгучие, крепкие, и запах тела, тепло, и никуда не вставать и никуда не идти.

Пять фотографий, одно видео — счастливые слишком счастливы, чтобы делать фото и видео. Счастливые думают, что будут всегда.

Моешь обе чашки, по стенкам раковины холодные брызги. Умываешься. Возвращаешься спать.

Утром вы идёте в солнечный парк, смеются пролетающие на велосипедах дети, сладкая вата улетает в небо, солнце отражается от воды, и вы кружитесь и кружитесь. Сплетаетесь пальцами, машете сахарными палочками, её так много, этой ваты, что вы не видите лиц друг друга. Но это ничего — сейчас вы пойдете кататься на лодке и дразнить уточек, и когда уточка с громким «кря!» обдаст водой, вы обернётесь друг к другу, улыбнётесь, рассмеётесь.

Звонит будильник. Начинается четверг. Ещё два дня и будут выходные, можно будет есть сладкую вату и держаться за руки. И это будет как маленькая вечность.