Я.

Я.

Я стою, как и прежде, с тех пор, как Карфхуд скатился по желобу, жду в темноте, как и обещал ждать. Мой нимб клинков царапает потолок туннеля, платье безжизненно и неподвижно висит во влажном воздухе, мои ноги плотно прижаты к камню, невидимый, словно паук, поджидающий свою добычу. Ему следовало бы броситься ко мне в объятия, в носу у него стоял густой запах давней смерти, а в груди билась тревога за эльфа, кровь кипела от боевого пыла, нервы напряглись от бдительности, но, когда он завернул за угол, его рот раскрылся, он замер, и танар'ри ударил его в спину. И вот он лежит у меня на ногах, уставившись на мое лицо, белый от страха.

Мне хотелось бы знать, как он может меня видеть.

Губы Трэйсона начинают шевелиться, он приподнимается на ноге и трёх руках и отползает назад. «Леди!»

Танар'ри и бариаур хмурятся, увидев его ужас, и смотрят сквозь меня, не выказывая никаких признаков страха, поэтому я знаю, что они меня не видят.

«Она только в твоём воображении». Бариаур проталкивается мимо Карфхуда и собирается встряхнуть Трэйсона. «Перестань её представлять, пока мы её тоже не увидели!»

Танар'ри оттаскивает старого жреца назад. Демон не видит меня напрямую, но он знает, что задумал Трассон, и поэтому считает меня новым трюком Шебы.

Мы-то знаем, не так ли? Кто-то предупредил Трэйсона, что я буду ждать, и кто-то показал ему, как видеть Боль. За это второе предательство я должна убить виновника немедленно. Теперь и его убить было бы просто: его выкованные богами доспехи лежат смятыми и бесполезными в лабиринтах, а он ползает передо мной на земле, словно обычный кровавый клинок, достаточно тщеславный, чтобы думать, что мне есть до него дело, — и какое наказание более подходящее, чем лишить тебя твоего героя, так близкого к победе или поражению? Никогда не узнать, смог ли он убить чудовище, спасти Тессалию, вернуть себе память и — хоть это и кажется сомнительным — узнать смысл своего лабиринта? Это наказание ты заслужил за то, что предал моё доверие, и за многое, многое другое.

Я прижимаю ноготь к его туловищу, и в его груди появляется дыра размером с древко стрелы; тёмная кровь хлещет огромной пульсирующей дугой, забрызгивая стены и придавая лёгкий медный оттенок зловонию прохода. Трэйсон не кричит и не мечется в агонии; вся его золотая оболочка давно лопнула, остались только чёрные. Я уже давно ожидал, что они лопнут, но и в этом меня постигло разочарование. Он лишь ахает от изумления и останавливает кровотечение, засунув палец в рану.

Какая наглость! Ни один просто известный человек не может оспорить мою волю. Я провожу пальцем по воздуху; красный шов расходится по одной стороне его горла, изливая кровавую завесу на грудь.

Ошеломлённый танар'ри хватает его под мышки, намереваясь вернуть бариауру для исцеления. Я делаю шаг вперёд, отрывая сначала одну ногу, затем другую от земли, и предстаю перед будущими спасителями Трэйсона.

Карфхуд позволяет стону сорваться с потрескавшихся губ. Мы уже встречались однажды, гораздо раньше. Я могу посчитать, когда Кровавая Война пролилась на SиGиL и породила Шлаков, и я — единственное в мультивселенной, чего он боится больше, чем ненавидит. Он бросает Трэйсона и бежит из прохода, не оглядываясь. Что случилось с бариауром, я не могу сказать. Он исчез ещё до появления демона.

Трэйсон быстро вскакивает на ноги и поворачивается, чтобы последовать за ним, но я не должен проявлять к нему жалости. Я моргаю, и как только он делает первый шаг вслед за демоном, он бросается прямо ко мне в объятия.

Как бы я ни была зла на твое предательство, я не убиваю его. Я видел, что Трэйсон — человек, обреченный на то, чтобы терпеть Боль, и не мое дело воровать судьбу, а лишь наказывать тебя. Я прижимаю его к своей груди, как мать прижимает дитя. Он думает поднять свой звездно-выкованный меч, но слишком поздно; ни один смертный не в силах освободиться от моих объятий. Я обнимаю его, пока не почувствую, как Боль поднимается из пустоты в моей груди; пока моя плоть не заколет, не вспыхнет и не содрогнется от наслаждения; пока мой экстаз не наполнит меня до предела, не насытит медовым восторгом, и блаженство не перерастет в сладкую агонию; пока мое тело не закипит от обжигающей муки; пока я не закиплю в собственном болезненном сожалении, я все еще держу его. Источник изливается, наполняет меня болью, как огонь наполняет кузницу, и все еще я держу его. У меня есть только один шанс, и теперь вся надежда SиGиL — на Героя Амнезии.

Но не думай, что я простила тебе предательство. Ты сам стал частью этого, и поэтому я даю тебе ту же привилегию, что и Карфхуду: иди и броди по лабиринтам в одиночестве, никогда больше не смотри на Трэйсона, оставь его истекающим кровью и одиноким в моих нежных объятиях, с болью, глубоко укоренившейся в его душе, — или оставайся верным; продолжай идти с ним и страдай так же, как все, кто называет Тесея своим другом. Выбор за тобой, и для меня это достаточная месть.