Дурак

Дурак

«…Да, я все еще наблюдаю. Даже в лабиринтах Леди Боли всегда наблюдает, как я наблюдаю за тем лоскутком черной ткани, что развевается на треснувшей амфоре Трэйсона. Пепельный ветер поймал его, и скоро пепельный ветер вытащит его на свободу, и что тогда?

Будет ли он вечно порхать по лабиринтам, вечно ища то, что никогда не сможет найти? Или он поднимется через ту пустоту в моей груди, где когда-то было сердце? Я еще не решила.

Я еще не решила.

Я еще не решила, поймала ли меня эта нить сети Посейдона к добру или к худу, сделал ли этот обрывок сна (я не смею называть его воспоминанием) меня слабее или сильнее: возможно, лучше узнать источник Болей; определенно лучше узнать причину этой пустоты в моей груди — но то, что я знаю, я знаю лишь наполовину.

И в этом-то и заключается опасность, не правда ли?

Если невежество — блаженство, а знание — сила, что же послал мне Король морей? Половину правды, в лучшем случае; половину воспоминаний, в худшем; тут уж ничего не поделаешь. Я видела то, что видела; трещина открылась, и я не смог бы остановить эти черные лохмотья, чтобы они не вырвались на свободу, даже если бы захотела — и простите меня все и всюду — я не хочу!...»

«Хочешь отметить наш след?» Сильвервинд схватил Героя Амнезии за руку и потащил его по проходу, к темному устью далекого перекрестка. «Уйди от этого перекрестка! Ты разве не видел, как они загораются?»

Трассон, все еще неспособный говорить, нахмурился и заглянул через плечо. Соединение выглядело почти так же с этой стороны, как и с другой: черный квадрат, такой плоский и невыразительный, что больше походил на картину, чем на дверной проем. Без какой-либо видимой опоры, он неподвижно висел в облаке пепла, единственное в лабиринте, что завывающий ветер, казалось, не мог поколебать. Железные стены проходов за окном оставались скрытыми под завесой чернильной тьмы; чудовище лабиринта — или сама Леди Боли — могли стоять по ту сторону, и Герой Амнезии не знал бы об этом.

Пока Трэйсон изучал соединение, черная лента, развевающаяся на треснувшей шее амфоры, наконец-то отвязалась. Он схватил обрывок и промахнулся, затем попытался снова, когда взвихряющийся пепельный ветер изменил направление и хлестнул тряпкой вокруг его головы. Тряпка увернулась от его пальцев, как будто была живой, обогнув его еще два раза, прежде чем наконец пролетела мимо Сильвервинда. Она проплыла примерно половину расстояния до перекрестка и попала в другой вихрь.

Надеясь поймать ленту, прежде чем она исчезнет окончательно, Герой Амнезии протиснулся мимо своих спутников и погнался за ней. Он понятия не имел, что делать, даже если поймает обрывок, но знал, что скупой Посейдон воспользуется любым предлогом, чтобы не выплачивать обещанную плату. Когда Трэйсон вернется в Арборею, он был полон решимости сообщить, что Леди Боли получила все содержимое амфоры.

Когда Герой Амнезии двинулся вперед, он с облегчением увидел черную полосу, мелькнувшую среди серого вихря пепла. Затем полоса превратилась в сплошную полосу, полоса начала расширяться как вверх, так и вниз, и вскоре все закрученное облако пепла стало черным, как тень.

Вихрь начал замедляться, формируя силуэт огромного, бочкообразного гиганта. Кирпичная нога Амнезийского Героя упала, как якорь, и заставила его остановиться с открытым ртом. Он чувствовал, как будто завывающие пепельные ветры смешали его мысли. Он не мог понять, что случилось с черными лохмотьями, или как он собирается снова поймать тень и скормить ее амфоре.

«Кто хочет пройти этим путем?» Вопрос был таким громким, что стряхнул со стен прохода крошечные лавины пепла.

«Айгггх!» — закричал Сильвервинд. «Что же поднялось из глубин твоего грязного разума, старый дурак?»

Великан сделал один шаг вперед, оставив позади свою тень и приблизившись поясом к носу Амнезианского Героя. Зверь был таким же широким, как проход, с парой львиных шкур, кишащих вшами, опоясывающих его чресла, и железной дубинкой размером с весло галеры в его руке. Его ноги были большими, как деревья, его кожа была грубой, как пемза, а его волосатый живот был таким огромным, что нависал над головой Трэйсона, словно вздымающийся парус.

«Кто желает пройти дорогой Перифета?»

Покрытая пеплом, глотка Героя Амнезии была слишком сухой, чтобы сформулировать ответ, но он знал, что лучше не думать, что какой-либо ответ удовлетворит гиганта. Он достаточно сражался с дикарями, чтобы понимать, что Перифет собирается потребовать дань, и что дань эта будет такой, которую они не захотят платить.

Трэйсон ударил рукоятью своего меча по коленной чашечке Перифета, затем ловко отклонился в сторону, когда гигант опустил большую ладонь, чтобы ударить раздражавшего. Прежде чем рука успела снова подняться, Амнезианский Герой коснулся клинком среднего сустава, используя ровно столько силы, чтобы нанести увещевающий укол и пригвоздить большой придаток к знаменитым ставленникам, которые не могли свалить даже самых жадных гигантов, не предупредив их сначала вести себя прилично.

Перифет опустил голову, чтобы заглянуть за свой огромный живот, показав огромное лунообразное лицо с грязной гривой бороды и пещеристым курносым носом. Когда гигант обнаружил, что его рука прижата к его собственной коленной чашечке, он занес свою огромную дубинку над головой Трэйсона.

«Не заставляй меня раздавить тебя, маленький человек».

Трэйсон погрозил Перифету свободным пальцем, затем осторожно толкнул свой меч вперед. Звездно-кованый клинок прорезал толстую шкуру гиганта до крови, демонстрируя, как легко он может пронзить и руку, и колено. Гигант взревел, но благоразумно воздержался от удара дубиной.

«Отойди… в сторону». Голос Тессалии выдавал его боль, но каким-то образом он нашел в себе силы говорить достаточно громко, чтобы привлечь внимание великана. «Этот меч… режет… сталь».

"Это так?"

Лицо Перифета было слишком огромным, чтобы скрыть вспышку хитрости, которая промелькнула на нем. Его глаза метнулись от Тессалии, которая все еще сидела верхом на спине Сильвервинда, к Амнезийскому Герою и обратно. Когда огромная дубина гиганта начала двигаться в направлении эльфа, Трэйсон мгновенно понял, что его противник надеется сделать заложниками его трех товарищей. Он нырнул между ног Перифета и ударил мечом по тыльной стороне руки гиганта. Указательный палец толщиной с древко копья выскочил и, оставляя за собой каскад темной крови, упал в пепел.

Перифет взревел, и дубинка изменила направление.

Герой Амнезии метнулся за бедро гиганта, одновременно проводя клинок внутри огромного колена своего врага. Звездно-кованая сталь глубоко прорезала сухожилия и сухожилия. Если бы Трассон не был искалечен кирпичной ногой, он бы продолжил танцевать вокруг Перифета, превратив ногу гиганта в нечто большее, чем кровавый столб кости. Однако, как бы то ни было, Герою Амнезии пришлось довольствоваться одним, жестоким ударом по задней части колена.

Лезвие глубоко вонзилось, а затем едва не вырвалось из рук Трэйсона, когда нога Перифета дернулась. Зная, что гиганту придется развернуться назад, чтобы контратаковать, Трассон нырнул под зверя и нанес по другой ноге сокрушительный вращающийся удар. Он услышал характерный хлопок разрывающегося сухожилия, затем нырнул, прежде чем железная дубинка его врага успела опуститься и размозжить ему череп.

Герой Амнезии не столько приземлился на землю, сколько погрузился в порошкообразный слой пепла. Его рот наполнился острым металлическим привкусом, затем он обнаружил, что задыхается и всасывает все больше шлака в свое опухшее горло с каждой судорогой. Полуплывя и полутолкаясь, он поднялся из горькой массы и повернулся к Перифету — или, по крайней мере, к тому месту, где, как он предполагал, находился гигант. Так густо пепел заполнил воздух, что Трэйсон больше не мог видеть своего врага.

Все еще задыхаясь, Герой Амнезии выбрался из клубящегося облака пепла и обнаружил, что смотрит на бок Перифета. Гигант был в пяти шагах от него, стоя на коленях на своих изуродованных ногах, высоко держа дубинку и насмехаясь над Трэйсоном. Времени уклоняться не было. Герой Амнезии перебросил свой меч в высокий блок и держал его обеими руками, пытаясь отклониться в сторону на своей кирпичной ноге.

Удар приземлился с оглушительным лязгом.

Любое другое оружие разбилось бы, но звездный клинок Трэйсона выдержал. Он почувствовал, как его руки подогнулись под ударом, затем его колени начали подкашиваться, и он увидел, как железная дубинка скользнула мимо по краю его меча.

Он не мог позволить себе упасть. Если он упадет, у него не будет сил подняться снова, пока он не сможет дышать, и к тому времени, как он прочистил горло, Перифет снова нанесет удар. Герой Амнезии бросил весь свой вес на огромную дубинку, одновременно выведя из-под нее свой меч.

Дубина гиганта приземлилась в мягкий пепел, подняв еще одно серое облако. Трэйсон бросился в клубящийся шлак, опустив меч в то место, где, как он предполагал, должно было лежать запястье Перифета.

Лезвие ударило резким толчком, затем продолжило резать вниз, пока не погрузилось в мягкий пепел. Густой медный запах наполнил ноздри Трэйсона, и он мельком увидел красный обрубок запястья размером с бревно, поднимающийся сквозь серость облака.

Сильный, мучительный кашель вырвался из глубин легких Героя Амнезии, выталкивая струйку пепла из его распухшего горла. Игнорируя требование тела остановиться для вдоха, он прорвался сквозь серое облако и нашел Перифета, стоящего на коленях в пепле. Гигант прижимал культю запястья к груди, положение, которое оставляло его подмышку хорошо защищенной от фланговой атаки.

Не имея возможности быстро убить, Амнезианский Герой перевернул свой меч, чтобы попытаться сделать следующее лучшее. Перифет, ошеломленный потерей руки, не обернулся, чтобы посмотреть, пока клинок не скользнул между его массивными ребрами. Трассон вложил всю свою силу в удар, вонзив оружие по самую рукоять и размахивая им, чтобы увеличить рану.

Долгий, хриплый стон вырвался из уст Перифета. Затем, почти смирившись, гигант опустил локоть и отбросил нападавшего с фланга. Когда Трассон пролетел по воздуху, его меч освободился, и из раны вырвался одиночный сгусток пенистой красной крови. Амнезианский герой без особой силы ударился о пепельную стену, затем поднялся и отполз прочь, когда мучительные вздохи его врага начали разноситься по проходу.

Как только он оказался вне досягаемости, Амнезианский Герой упал на колени. Его зрение начало темнеть. Он использовал руку, чтобы очистить пепел изо рта и горла, но даже тогда он едва мог втянуть воздух. Его дыхание стало быстрым, поверхностным и хриплым. Он начал страдать от сухого кашля, который не вытеснял шлаков и значительно усиливал его страдания, сотрясая его грудь спазмами, столь же мучительными, сколь и неконтролируемыми.

Как бы ужасны ни были его мучения, Трассон знал, что Перифет страдает еще сильнее. Смерть от проколотого легкого была одновременно медленным и болезненным способом перехода на следующую стадию, и, если бы у Героя Амнезии была сила, он бы с радостью избавил гиганта от такой жалкой смерти.

Сильвервинд подкрался к Амнезианскому Герою, все еще держа Джейк на руках. Трэйсон встревожился, увидев тонкую струйку крови, текущую из носа тифлинга.

«Воистину, ты — мой путь из лабиринтов», — сказал бариавр. «Какую бы злобу ни изобретал мой разум, чтобы преградить мне путь, ты ее победишь».

«Хорошо… сделано». Тессалия съёжился, когда гигант издал особенно громкий и мучительный стон. «Хотя… более… милосердная… смерть…»

Герой-амнезианец ответил длинной чередой отрывистых кашлей, а затем издал сдавленный хрип, почти такой же жалкий, как у великана.

Кустистые брови Сильвервинда тревожно поднялись. «Что случилось? Ты ранен?»

Трэйсон покачал головой, затем схватился за горло.

«Что-то заложено?»

Амнезианский Герой снова покачал головой. Он согнул руку, словно держа чашку, затем поднес ее к губам и откинул подбородок назад.

«Конечно, ты хочешь пить!» — Сильвервинд вздохнул с облегчением. «Полагаю, у меня в седельных сумках есть что-то, что поможет справиться с этим».

Тессалия начал возиться с ремнями, но Герой Амнезии не был настроен ждать неуклюжих пальцев раненого эльфа. Он вложил меч в ножны, затем разорвал узлы собственными руками. Внутри он обнаружил раздутый бурдюк. Трассон схватил мешок и выдернул пробку из его горла, затем запрокинул голову и начал выливать. Жидкость, которая хлынула наружу, красная, теплая и густая, не была водой.

Вино, сладкое вино.