13. Денис. Письмо Нику

Привет, Ник!

Я сейчас только что был в туалете. Меня там тошнило. И не от того, что в толкане воняет — а воняет там постоянно, сколько пол не мой, потому что всегда найдется зло бегущая лань, которая нассыт мимо унитаза или за него. Нет, меня от самого себя тошнило.

Кем я становлюсь? Кем я стал?

Что бы ты сказал, если бы меня сейчас увидел?

Я запутался. Я больше не понимаю, что правильно, а что нет.

Раньше, когда я жил у Яна, когда не принадлежал самому себе, все было просто. Я сознавал, что Ян, его подручные и «быки» — это зло. Я никогда не сомневался. Мой мир четко делился на черное и белое, и я знал, на какой я стороне.

Когда мне удалось вырваться на свободу, когда ты вернул меня самому себе, я начал понимать, что все сложнее. Оказалось, что между черным и белым есть множество полутонов. Что белое тоже может отбрасывать тень.

Конечно, это не про тебя, Ник! Ты — самый светлый человек из всех, кого я знаю. Даже теперь, когда я далеко, ты продолжаешь поддерживать меня. Я только что узнал про спонсорскую помощь Центру, которую ты организовал. Просто офигеть! Откуда ты взял деньги на все эти компьютеры? Неужели машину продал? И ведь ничего мне не сказал!

Честно говоря, не знаю, что бы сейчас со мной тут было, если бы не ты. Может, ты специально договорился с администрацией, может, нет, но теперь я понимаю, как появилась легенда о приемной семье, в которую все поверили… Зато вот твой подарок сохранить в тайне директор не захотела или не смогла. В общем, теперь ребята думают, что у меня есть богатый спонсор за бугром, представляешь?

Нет, я тебе бесконечно благодарен за все, даже слов не могу найти, чтобы сказать, как… Но это только больше все усложнило. Теперь, когда я узнал о компьютерах, мне кажется, что некоторые ребята предложили свою дужбу не столько из-за меня самого, сколько из-за моего «приданого». Ну типа рассчитывают, что «спонсор» и дальше будет снабжать меня и Центр ништяками, и они смогут на этом руки нагреть.

Противно, конечно, так думать, но мысли сами лезут в голову, особенно после того, что я услышал кое-о-ком из пацанов, с которыми делю спальню. Главный у них Король — его так зовут, потому что фамилия у него Королев, а имя — Артур. Мерлин, про которого я тебе писал, — его лучший друг. Понимаешь теперь, почему Артура и его команду называют «рыцарями»? Я и думал про них сначала, как о настоящих рыцарях — тех, кто борется со злом, защищает справедливость. Но теперь мне кажется, что под сверкающими доспехами у них прячется то же самое, что у других лежит на поверхности.

Не знаю… Я всегда думал, что тот, кто стоит рядом с несправедливостью и злом и не делает ничего, чтобы это остановить, — сам становится соучастником зла и виновником несправедливости. Или я не прав? Что, если обстоятельства сильнее тебя? Что, если ты не пытаешься вставить прутик в колесо огромной машины, потому что знаешь, что прутик сломается, а машина и не заметит, что в ней был инородный предмет? Зная это, стоит ли продолжать совать что-то в колесо? Стоит ли, когда прутик сломался, класть в маховик руку?

Что, если механизм движется только потому, что так много тех, кто стоит и смотрит? Что, если они — смазывающее шестеренки масло? И что, если забрать у машины смазку, и воткнуть в нее не один прутик, а десять? Двадцать? Встанет ли она? Или перемелет всё и всех и погрохочет себе дальше?

Что мне делать?! Что мне теперь, трижды хлёбанный хомяк, делать? Я хорошо помню твои слова: «Денис, ты сильный. Ты справишься. У тебя все получится, только верь в себя».

Но хватит ли у меня сил? Я, правда, хотел быть нормальным. Хотел быть, как все. Начать все сначала. Делить с теми, кто вокруг меня, и плохое, и хорошее — поровну. Но что, если больше не знаешь, где плохое, а где хорошее? Если чувствуешь, что машина уже начала перемалывать тебя, и вот-вот затащит внутрь целиком?

Ник, прости, если я тебя совершенно запутал. Я и сам запутался. Единственное, в чем я уверен, это в том, что люблю тебя. Я очень тебя люблю.

Просто хочу, чтобы ты знал это.

Денис.