1. Денис. Дом там, где...

И если слышишь ты, давай вернёмся в наш дом

Вернёмся в наш дом, дом, дом...

Или опять молчи! Контрольный выстрел в лицо?

Как выстрел в моё лицо

Oxxxymiron. Привет со дна

За мной пришли, когда желудок уже давно забыл о котлетах Горелой и требовал ужина. Говнобунт отгремел, «Дурдом» подавленно притих, и в этой тишине слух оповестил о приближении воспа задолго до того, как дверь кладовки открылась. Шорканье подошв по линолеуму. Звон связки ключей, пока выбирали нужный. Кашель курильщика.

А я-то надеялся, что меня освободит Болгарка. Но, видно, она была в числе сраженных поносом, которого Кикиборг счастливо избежал. Если Болгарку я просто терпел, то Борисыча опасался. С ним постоянно приходилось быть настороже. Чем-то он неуловимо напоминал Яна. Не внешне, нет. Своими поступками. Манерой подавлять и манипулировать. И еще взглядом хищника: холодным и расчётливым. Даже пахло от Кикиборга так же: табаком и гнилыми зубами.

— Что за-за-за черт! — поприветствовал он меня, когда свет, резанувший по глазам, заставил зажмуриться. — Денис, как же ты так… — укоризна в его голосе звучала худшим издевательством: будто восп ругал щенка, нассавшего на хозяйский ковер.

Лужу на полу я подтер футболкой, но аммиачный смрад никуда не делся — висел в тесном помещении ядовитым облаком. Казалось, он пропитал меня насквозь.

— Два часа в дверь долбился. — огрызнулся я и приоткрыл глаза — перед ними все еще плыли разноцветные круги. — Вы же сами не открывали.

Кикиборг разглядывал влажное пятно на полу с выражением крайнего отвращения и раздражения на морде.

— На то были причины. В центре случилось ЧП. Группа воспитанников сорвала концерт. — Восп нервно дернул шеей — в позвоночнике у него что-то хрустнуло. — Тебе оставили ужин в столовой. Но сначала надо это в стирку сдать, — он брезгливо кивнул на грязную тряпку, в которую превратилась моя футболка.

Меня бросило в жар, стоило представить, как я тащу доказательство своего позора через весь «Дурдом», да еще кому-то его «сдаю».

— Может, проще выкинуть? — предложил я сквозь зубы.

— Ты что у нас, ми-ми-миллионер? — Восп сделал шаг в сторону, ожидая, пока я выйду из «камеры». — Знаешь, сколько у нас по ГОСТу на воспитанника положено футболок? Две в га-га-год. Или у тебя их с собой целый чемодан?

Я покачал головой и поднял дурно пахнущую тряпку. Вполне вероятно, что после перераспределения материальных ценностей, устроенного титанами, эта футболка осталась у меня единственной.

Мне повезло: первый этаж «Дурдома» как вымер. Я в гордом одиночестве прошаркал за Кикиборгом к туалету, где прополоснул несчатную шмотку в умывальнике. Затем восп отвел меня в неприметный аппендикс и стукнул в окошко, на котором скотчем было прилеплено объявление «Сдача грязного белья». Не сразу, но окошко отворилось, и между его обитательницей и воспом завязалась оживленная дискуссия. Главная по белью категорически не желала принимать в стирку мокрую вещь, которая, во-первых, не имела именной маркировки, и, во-вторых, не проходила ни по какой учетной ведомости. А в-третьих, кастелянша вообще работала до семи и уже полчаса как должна была быть дома.

Кикиборг горячился и брызгал слюнями, баба в окошке вопила в ответ, я грустно топтался в сторонке, жалея, что все-таки не отправил футболку в ближайшее мусорное ведро. Наконец восп одержал моральную победу. Повелительница трусов и рейтуз отворила дверь в свои владения и принялась заполнять на меня какую-то карточку. В результате с футболкой я распрощался, зато стал счастливым обладателем резиновых тапок «Дурдом-стандарт», новенькой школьной формы, нескольких рубашек и прочей, очевидно, причитающейся мне мелочи. Тапки я надел сразу, а большинство вещей запихнул в невзрачный темно-синий рюкзак со школьными принадлежностями.

После того, как акт приемки и выдачи мягкого и твердого инвентаря был оформлен по всем правилам, мы отправились наконец в столовку под визг эспандера — это Борисыч так успокаивал нервы.

Пока я уплетал тефтели и ковырял гречневую кашу — ненавижу каши! — восп решил совместить приятное с полезным. Его очень интересовало, не заметил ли я чего подозрительного, валяясь в изоляторе. По странному совпадению, именно во время моего пребывания там из медблока таинственным образом исчезло нескольких пачек препарата под названием «сульфат магния». Как я догадался, это лекарство и было той самой бомбой, которую использовали дурдомовские террористы, и от которой до сих пор рвало пуканы у педагогов.

Поступившие в организм калории просветлили меня настолько, что я сообразил, какая хитрожопая тварь могла подтырить порошок из смотровой. Свои соображения я, конечно, оставил при себе. А Кикиборгу сказал, что накануне выхода на баррикады спал сладким сном и ничего, естественно, кроме этих самых снов, не видел. В итоге восп от меня отстал. А я подумал, что Горелая права. В каком-то смысле мне повезло: трудновато сделать козлом отпущения того, кто весь говнобунт просидел под замком.

По пути в группу я внутренне готовился к встрече с уже нажитыми врагами и теми, кто, возможно, еще не определился. Как меня примут Мерлин и остальные? Я ведь уже доставил «мушкетерам» кучу неприятностей. К тому же, по ходу, именно они и составляют дурдомовский ИГИЛ, ответственный за терракт в столовой. Чем они тогда лучше титанов? Может, это Мерлин и Ко истязали ночью Тлю? Колдун, конечно, хлипкий на вид, но явно псих — стоит только вспомнить его мешок с костями. Фиг разберешь, что у этих шизиков в башке.

Что ж, если так, то мне с «мушкетерами» точно не по пути. Хотя почему-то было проще представить в роли ночных садистов Сало или Метра. Но, может, все старшаки тут одинаковы? Я решил, что постараюсь внимательно присмотреться к тем, с кем мне в ближайшем будущем придется делить восемь квадратных метров спальни. Я обещал кое-что Тле и собирался сдержать обещание.

Но первыми, на кого я наткнулся у входа в группу, оказались титаны. Сало, Утенок и несколько незнакомых мне кентов помладше как раз выходили из туалета. Вид у всех был довольно покоцанный, а при виде меня рожи парней вытянулись и напряглись. К счастью, рядом скрипел суставами Кикиборг, так что если титаны и хотели сообщить мне, как рады меня видеть, то языки придержали.

— Душевая тут, — Кикиборг приоткрыл дверь рядом с толканом. — Все необходимое у тебя есть. Я за-за-зайду позже, посмотрю, как ты устроился.

Намек я понял. Неделя без душа и пребывание в зассаной кладовке явно не прошли для меня бесследно.

Восп послал в сторону титанов предупреждающий взгляд и поскрипел эспандером назад по коридору. Пару раз глубоко вдохнув для храбрости, я направился в комнату, которая должна была стать мне домом.

— Чем это тут потянуло, пацаны? — донеслось сзади.

Я узнал гнусавый голос Утенка.

— Шанель номер пять, не иначе. — поддержал его кто-то остроумный из титанят помладше.

— Все иносранцы такими душатся, ты чо, не знал?

Кикиборг не успел еще отскрипеть далеко и наверняка все слышал. И навряд ли станет притворяться глухим, если я покажу, что понял толстый намек. Стиснув зубы, я поудобнее перехватил выданные вещи и постучал в дверь. Никто не ответил. За спиной визгливо заржали.

Я нажал на ручку, вошел и тут же наткнулся на взгляд Розочки, лежавшего в кровати под одеялом.

— О, Андерсен! Принес с собой аромат свободы. — ухмыльнулся он и сморщил нос. — А чо долбишься? Ты ж не дятел.

Я раздарженно дернул плечами и пошлепал к своей койке: достали меня уже эти подколы! На покрывале лежали изрядно похудевшая сумка и помятая коробка с парусником.

— А ты чего массу давишь? — бросил я соседу по спальне. — Время же еще детское. Заболел, что ли?

— Я теперь тоже арестант, — вздохнул Розочка. — Постельный. Даже трусы забрали, сволочи! — И он приоткрыл край одеяла.

Я быстро отвел глаза, но успел заметить синяки, цветущие у парня на ребрах.

— Пострадал за лирику, — сказал за спиной незнакомый голос. — Не любят в «Дурдоме» поэтов.

Этого крепкого темноволосого парня я видел в столовке за столом «мушкетеров», только тогда губа у него не была разбита. Судя по тому, как по-хозяйски он зашел в дверь вслед за Мерлином, я угадал верно: Атос — и есть обитатель четвертой койки.

— Привет, — я сгрузил форму и рюкзак на кровать и протянул незнакомцу руку. — Денис.

— Король. — Он крепко стиснул ладонь и окинул мою зачуханную тушку цепкими зелеными глазами. Нос сморщился, на широких скулах вспухли желваки.

— Вот ушлепки! В следующий раз им крысиного яду в кофе надо будет сыпануть.

— Артур! — Мерлин предостерегающе тронул Короля за рукав.

Фигасе! Это уже не мушкетеры! Это рыцари Круглого Стола какие-то получаются… Ясно теперь, какого Короля Болгарка с замом поминали. Мне в соседи, оказывается, досталась знаменитость местного разлива!

Артур между тем тряхнул головой:

— Не бзди. Он свой. Стучать не станет. Верно?

Его пронзительные морские глаза уставились на меня так, будто пытались увидеть насквозь. Ярко-зеленые радужки переливались на свету, производя немного пугающее впечатление, как у человекоподобного робота из сериала "Люди". Я покачал головой:

— Разве что в дверь.

Розочка понимающе хмыкнул.

Мерлин протиснулся ближе, поглаживая Ворону, сидевшую у него на руках. Дернул шляпой в сторону моей сумки.

— Мы сложили тут твои вещи. Ну, то, что осталось. Остальное не пытайся вернуть. Титаны все сразу загнали на барахолке. Телефон твой тоже. У них там с хачами торговое соглашение.

— Спасибо, — я открыл молнию и заглянул внутрь.

Мои пожитки, валявшиеся по всему полу, действительно были аккуратно упакованы в баул. Даже альбом с рисунками, выглядевший слегка потрепанным, будто его в последнее время часто листали.

— Можешь мелочи сюда положить, — Мерлин открыл тумбочку, в которой оказалась пустой нижняя полка. — Остальное — в шкаф. Зубную щетку, пасту, мыло и прочее тебе выдали?

Я кивнул.

— В ванной их не оставляй. Пасту с мылом сопрут, а щеткой в лучшем случае обувь почистят. По комнате тоже не раскидывай — воспы вызверятся. В тумбочку убирай, и все будет хокей, как говорят на вашем Диком Западе. С полотенцем та же история, — свободная от Вороны рука махнула на нечто облезло-махровое, перекинутое через спинку Мерлиновой кровати. — Оставишь в ванной — лучше им потом не пользуйся.

— Ага, — хмыкнул Король. — Неизвестно, кто им жопу подтирал.

— Или на него сдрочил, — гоготнул Розочка со знанием дела.

Меня аж передернуло.

Я взял из сумки единственные уцелевшие штаны и футболку. Хорошо, хоть на нижнее белье никто не позарился. Зато вот носки титаны спиздили. Ладно хоть кастелянша мне выдала две пары.

— И часто у вас тут… прут? — осторожно поинтересовался я.

Парни переглянулись.

— Скажем так, — Король развалился на своей кровати, подсунув подушку под спину. — У жителей «Дурдома» расплывчатое представление о частной собственности. Так что привыкай к мысли о том, что надо делиться.

— Единственное, за что можешь не беспокоиться — это учебники, — хихикнул Мерлин, очевидно, взявший надо мной шефство, как самый хозяйственный. — Их в библиотеке завтра получишь.

Блин, я и забыл, что завтра уже понедельник!

— А в какой класс меня записали? — не смог я сдержать любопытства.

— В один со мной. Восьмой ККО.

Ворона, слегка освоившаяся с моим присутствием, перепорхнула на полотенце, которое я вытащил из рюкзака. Устроившись на мягком, птица разглядывала меня то одним круглым черным глазом, то другим — очевидно, чтобы получить полную картину.

— ККО? — Я осторожно потянул край махровой ткани на себя. Ворона захлопала крыльями, но позиций не сдала. — Это типа как «А» или «Б»?

— Не, это типа как «УО»! — заржал Розочка.

Наверное, на морде у меня отразилось, насколько я тупил, потому что Мерлин закатил глаза под шляпу:

— ККО — это коррекционный класс, — объяснил он.

— Для тупорелло, — уточнил Розочка. — И всяких трясучих-припадочных, — он высунул язык на бок, задрожал и, хрипя, стал сползать с кровати.

Даже не оборачиваясь, хозяин Вороны лягнул койку «эпилептика»:

— У нас всего девять учеников. Ну, это без тебя. И программа облегченная. А так все, как в обычном классе.

— Мало учеников? — Я резко рванул полотенце на себя. С оскорбленным карканьем Ворона взвилась под потолок и забилась на шкаф. — Это же хорошо, разве нет?

Мерлин глянул на Короля как-то беспомощно.

— Да ладно, не парьте парню мозги раньше времени, — постановил тот. — Пусть сам походит, разберется.

На сей позитивной ноте я отчалил в душевую.

Здесь обнаружились три незапирающиеся кабинки, на внешней двери задвижки тоже не было. Это меня напрягало. Напоминало о плохих временах. И о том, что если кому-то из одногруппников вдруг захочется поплескаться, то они окажутся в нежелательной близости от моего ничем не защищенного тела.

Я вынул из полотенца новую упаковку мыла. С нее на меня лыбился голубой заяц, плескающийся в тазу среди мыльных пузырей. «Мыло детское», — прочел я надпись крупными буквами. Вгляд зацепился за мелкие в уголке: «С ромашкой».

Желто-синяя молния пролетела через душевую, врезалась в кафельную стену и отрикошетила под батарею. Несколько мгновений я провел, пытаясь успокоить дыхание. Очевидно, мыло просто входило в стандартный гигенический набор. Всем его выдавали, не одному мне. Глупо загоняться из-за какого-то совпадения.

Я взял пузырек с шапмунем и тщательно его изучил, но подвоха не обнаружил. «Тимотей. Прохлада и свежесть». Открыл крышку и на всякий случай понюхал: никакой ромашки, скорее, хвоя. Сойдет. В итоге, мылся я шампунем, используя его как гель для душа. Ну и подумаешь, буду пахнуть новогодней елочкой. Нести людям праздник. А то, по ходу, его тут всем не хватает.

Когда я, добрался наконец тем вечером до постели, то долго не мог уснуть. В голове теснилось множество мыслей, но больше всего я думал о доме. Только за последние два года я успел пожить на Ферме, в центре Грибсков — интернате для малолетних беженцев, у Ника, потом снова в интернате, но уже в другом. И вот теперь мой адрес: Счастливая, 32. Где-то было лучше. Где-то — гораздо хуже. Откуда-то я стремился сбежать. Где-то хотел бы остаться. Общим у всех этих мест было одно: они давали только временное пристанище. Но ведь у каждого человека должен быть свой дом, так? А где он, мой дом?

Там, где семья? Но у меня только мать, которая меня бросила, и которой я, очевидно, безразличен. Там, где сердце? Вот оно, ровно стучит под моей ладонью. В нем есть место для Ника и Аси, но оба они далеко, слишком далеко. И я знаю, что мы не сможем быть вместе. Тогда, что такое дом? Настоящий, тот, что больше, чем крыша и четыре стены. И как его найти?

Я прислушался к сонному дыханию ребят на соседних кроватях. Вот Мерлин. Он даже спит в шляпе, а Ворона сидит у него в изголовье, словно охраняя. По крайней мере, у него есть она.

Король лежит, завернувшись в одеяло, как в кокон, только нос наружу торчит. Он спит, не раздеваясь, хотя в спальне тепло.

Розочка, наоборот, раскинулся на кровати, одеяло сползло на пол. Рука, на которую падает из окна свет фонаря, слабо подергивается, будто он пытается поймать что-то, а оно все ускользает и ускользает.

Где их дом? Есть ли у них место, где их любят и ждут? Куда они могут хотя бы поехать на каникулы? Откуда иногда приходят, чтобы коротко обнять, посидеть, касаясь коленями, и рассказать последние семейные новости?

Будет ли у меня когда-нибудь хотя бы это?

Будет ли?