6. Мерлин. Мы из гетто

Здесь все нелепые: карлики, инвалиды и ДЦП,

А попав сюда, спрашиваешь: «А нормальные люди где?

Бабангида. Гетто нелепых людей

Не знаю, где Розочка научился этому удару, да и не горю желанием узнать. Но факт тот, что, если получал его человек внезапно, да еще не обладая сильными мышцами пресса, то он гарантированно пачкал штаны. Ковбасюк с его вечным освобождением от физ-ры не стал исключением. Мы все скривили лица и зажали носы, пока он корчился на полу туалета — стоя на коленях в плитку лбом, будто аллаху молился.

Мы — это я, Розочка, Король и Тухлый. Лопасть стоял на шухере. Приятели Колбасы испарились, как только Артур попросил их, ну, как бы помягче выразиться, оставить нас одних.

— Ну и вонь, — простонал Тухлый, булькая горлом. — Пиздюк даже Канцлера переплюнул.

— Скорей, перепёрнул, — хохотнул Розочка.

Король спокойно ждал, пока жертва будет в состоянии снова поглощать кислород и, соответственно, воспринимать обращенную к ней речь. Наконец воздух с хрипом ворвался в легкие Ковбасюка, он застонал и поднял к нам красное, залитое слезами лицо. Говорить он, кажется, еще не мог.

— До меня дошел слух, — меланхолично начал Король, глядя на припадочного сверху вниз, — что на уроке русского языка ты был очень красноречив. Один хороший парень, которого мы все знаем, услышал о себе много нового и интересного.

Артур сделал паузу, но Колбаса только громко сопел носом, из которого свесилась прозрачная сопля.

— Не повторишь для всех тех, кто при этом не присутствовал, что именно ты сказал? — Король чуть наклонился вперед, и Ковбасюк испуганно сжался.

— Да чо я? Я ничего такого… — забормотал он глухо. Припухшие от слез глаза бегали по сторонам, будто искали выход из западни, куда мы его загнали.

— Кажется, у инвалида проблемы с памятью, — протянул Король, укоризненно качая головой. — Давай-ка ее освежим.

Розочке даже знак подавать было не надо: работали по хорошо знакомой схеме. Тухлый держал. Колян бил. Судя по запаху, Колбаса подбавил в штаны еще немного.

— Так что ты там говорил? — снова спросил Артур, когда припадочному дали отдышаться.

Ковбасюк отлепил от пола щеку, по которой размазались сопли, ставшие розовыми. Один глаз злобно щурился, фокусируясь на Артуре, второй не мог повторить маневр — уже заплыл.

— Дебилы! — провыл Колбаса визгливо. — Олигофрены! Шваль детдомовская! Нюхачи, нарики гребаные...

— Так я и думал, — печально вздохнул Король. — Будем лечить.

Тухлый вытащил из кармана пакет. Лежащий с трудом повернул голову на шорох. Неподбитый глаз расширился от ужаса.

— Что?.. Что вы собираетесь делать?! — взвизгнул Колбаса, приподнимаясь на руках. Страх явно придал ему сил.

— Кажется, ты у нас любитель клея? — Король улыбнулся так, как это у него обычно получалось, — одной половиной рта. — Мохнуть не хочешь?

Ковбасюк дернулся, засучил ногами, но Тухлый уже сгреб его за шкирку, а Розочка натягивал пакет на голову. По туалету поплыл хорошо знакомый химический запах.

— Нет! — хрипел припадочный. На губах вскипала слюна, но звук почти не шел — ворот рубашки врезался ему в горло. — Нет… мне нельзя...

— Может, не надо? — Я шагнул ближе к Артуру. — Вдруг он, и правда, того… Больной все-таки.

— Жалеешь? — Король положил мне руку на плечо, притянул к себе, разворачивая лицом к дрыгающемуся на полу Колбасе. — А тебя жалел кто когда-нибудь? — Его дыхание обжигало даже через шляпу. — А Розочку? А Андерсена?

— Но у него ведь приступ может… — пробормотал я, уже сдаваясь.

Лицо парня на полу казалось лицом космонавта, запотевший пластик пакета — щитком шлема. Колбаса вышел в глубокий космос. Прошло несколько минут, и тело в школьной форме обмякло. Тухлый разжал хватку. Ковбасюк скользнул на пол, как тряпичная кукла, все еще с мешком на голове.

— Ничо, не сдохнет, — Розочка пнул «Гагарина», который на сей раз даже не вякнул. — Ща я ему автограф поставлю.

Он покопался в рюкзаке жертвы, валяющемся у стены, и вытащил оттуда черный маркер. Сдвинул пакет так, чтобы открыть бледный, покрытый испариной лоб, и стал увлеченно что-то чиркать.

— Во! — Розочка, довольный, вздернул голову Ковбасюка за волосы, демонстрируя результат.

«Я ебу собак», — гласили неровные буквы над полуприкрытыми, закатившимися глазами.

— Погодите, вот еще! — И Колян стал вдохновенно вырисовывать на щеке несчастного член с яйцами.

— А почему собак? — поинтересовался Тухлый.

У меня болезнь зоофилия.

Меня очень тянет на собак.

Бросила меня девчонка Лия

И сказала то, что я мудак, — речитативом пропел Розочка. — Ты чо, чел, это ж классика!

Звонок лишил нас продолжения концерта.

— Валим, — постановил Король.

Розочка снова натянул пакет на лицо Колбасы, и мы вышли из туалета. В дверях я оглянулся на лежащего. Он не шевелился.

Позже, по дороге в «Дурдом» Тухлый с Лопастью в лицах изображали, как известие о том, что один урод из ККО нанюхался клея прямо в школьном туалете, достигло их класса.

— Его Коршунов в сортире нашел. Говорит, лежит там, обосравшийся, и слюни пускает в пакет. Ну, учителей позвали, пакет сняли с него, а географичка, которая как раз рядом случилась, прям вся красная стала и давай этому гандону лоб прикрывать.

— Ага! Он же там собак ебет!

Лопасть аж икать стал от смеха и бычок выронил. Дым у него изо рта вылетал кольцами.

— Мешок от морды еще не сразу отодрать получилось, — добавил Тухлый подробностей. — Он там местами приклеился.

— Во-во! Его когда из тубзика выволакивали, у него обрывки тут свисали, — Лопасть приставил растопыренную пятерню к подбородку и помахал, — как борода белая.

Его снова согнуло в приступе ржача.

— Дедушка Обсос, бля! — Розочка затянулся, выглядя жутко довольным собой.

— А этот придурок, — Тухлый пихнул Лопасть в бок, — вдруг как затявкает, да так жалобно. Географичка аж подскочила. Смотрит вокруг такая, рукой сердце ловит. «Где собака? Кто привел собаку?»

Теперь чуть не попадали с ног от ржача уже все.

Вдруг Розочка странно затих и выпрямился. Я глянул туда, куда смотрел он.

— О! Андерсен, — озвучил увиденное Тухлый, хриплым от смеха и курева голосом. — Он многое пропустил.

— Или многое наверстал, — заметил Король.

Нет, за ручки Андерсен с Горелой не держались. Но шли рядом, и было им не менее весело, чем нам. Судя по всему, пока мы сушили мозги в классе и устраивали суд в туалете, они неплохо провели время в городе. Хотя, может, им и не пришлось ходить так далеко. Только до ближайшего подъезда, где потеплее.

На Розочку было больно смотреть. Он отстрелил окурок и машинально потирал большим пальцем сбитые о Колбасу костяшки.

— Не надо, Коля, — тихо сказал Король. — Из-за бабы не надо.

Мы слегка притормозили и позволили парочке уйти вперед. Шли они по дорожке, параллельной нашей, с другой стороны двора, и нас даже не заметили.

Зато я заметил еще кое-что. У гаражей, там, где мусорные баки, тусовались титаны. Утенок из старших и те из средней, кого мы называли подсиралами: Тампон, Урыга и Цыпик. Утенок сидел на крышке одного из баков, свесив ноги. Остальные развлекались, то колотя по контейнеру палками, то катая его по площадке перед гаражами — благо, бак был на колесах. Из-под крышки пробивался легкий дымок. Судя по вони, которую доносило время от времени ветром, кому-то снова устроили «газовую камеру».

Дорожка, по которой шлепали Андерсен с Горелой, проходила как раз мимо гаражей и помойки. Но Андерсену не имело смысла напрягаться. Титанам нечего было ему предъявить. Мы — другое дело. Титан ведь не тупой. Догадывался, кто говнобунт учинил и Метра подставил.

В общем, ожидалось, что Андерсен с подружкой и титаны спокойно разойдутся — как в море корабли. Того, что произошло дальше, не мог предвидеть никто. Приблизившись к контейнеру с Утенком, интурист вдруг затормозил, задумчиво как-то разгладил свои перчатки без пальцев и… кинулся на численно превосходящие силы противника.

Король болезненно вздохнул и закурил еще одну.

— А я предупреждал, — не выдержал я.

— Его Ворона в котелок клюнула, да? — поинтересовался Лопасть, не имевший возможности наблюдать первую попытку Андерсена окончить жизнь суицидом — убившись об тумбочку.

Мы не спешили приблизиться к месту действия, наблюдая, как из копошащегося клубка тел вылетало то одно, то другое, встряхивалось и снова кидалось в свалку. Горелая скакала вокруг, визжа пронзительней, чем ультразвуковые монстры из «Халфы», и раздавая пинки налево и направо. Наконец, заметив низкую эффективность своих попыток, она отбежала пару шагов в сторону и подобрала со снега здоровенный дрын — кажется, кто-то карниз на помойку выбросил, а он в контейнер не влез.

Розочка забеспокоился:

— Как бы не убила Настюха кого.

Король затянулся поглубже в последний раз и отбросил сижку:

— Пошли.

Длилось все недолго. Численный и силовой перевес был явно на нашей стороне, так что вскоре титаны слились, хромая и огрызаясь. На помойке остались: пятнистый от капель крови снег, сломанный карниз, все еще лягающая воздух в боевом запале Горелая, сидящий рядом с карнизом Андерсен в разодранной куртке и выпускающий сизые струйки дыма, лежащий на боку мусорный контейнер.

Изнутри бака послышались кашель и слабый стук. Интурист встал на четвереньки, подполз к крышке и принялся распутывать ремень, удерживавший ее на месте. Король молча отстранил парня и ловко распустил узел. Крышка откинулась, и наружу выпал — вместе с вонью, дымом и горой отходов — кашляющий пацан. Довольно уже кстати синенький.

— Тля! — Андерсен схватил мальчишку в охапку, не обращая внимания на вонь и мерзкую слизь от гнилых овощей, приставшую к одежде малька.

— Бра-кха-кха-ат, — выкашлял Иванов, обхватывая интуриста руками. Его пушистые, почти белые волосы местами висели красными сосульками.

Лопасть, нахмурясь, ткнул в них пальцем, задумчиво его облизал и расплылся в улыбке:

— Кетчуп!

Группка домашних парней и девчонок, тоже возвращавшаяся из школы, остановилась на дорожке, доставая телефоны. Розочка развернулся к ним фасадом, и инстабоев с герлами как ветром сдуло.

— Так, берем этого… — Король замешкался с определением, и я подсказал.

— Жертву холокоста.

— Во. Жертву берем и в медблок плавно несем.

— Не надо меня в медблок! — закашлял Тля, отрываясь от «брата». — И вообще, я сам могу. И никакой я не колохвост!

Артур только головой покачал, вздернул мелкого на ноги за шкирятник и протянул руку Андерсену:

— Пойдем. Поговорить надо.

Потом повернулся к Горелой, подозрительно пялящейся на нас исподлобья:

— Вот, — он чуть не в руки всучил ей Тлю. — Приведи мелкого в порядок.

— А чо я-то? — опомнилась она, когда мы уже отошли на несколько шагов.

— А кто себе завел мужика с ребенком? — обернулся я.

Зрелище безмолвно разинутого рта офигевшей Настюхи мне очень доставило.