7. Денис. Посетители

Роботы не умеют удивляться,

Не смеются и не видят снов.

Йееа, программа будет выполняться

"От" и "До" и без всяких "Но"!

Noize MC. Роботы

С воспом я познакомился после завтрака. Вернее, завтракать я совсем не хотел, я хотел спать. Но Яна Глебовна, медсестра, которую Настя называла Ширкой, встала надо мной белым вестником Страшного Суда и сдернула одеяло. Потому что вставать в этом странном месте надо по расписанию, даже если ты больной. И жрать по часам надо тоже, и тебе же хуже, если в тебя не лезет.

В итоге, я старательно давился бутером с сыром, вкусом и цветом похожим на стирательную резинку. А чтобы он в горло проскочил, залил все сверху чаем. Сладким, бледно-желтым и почему-то пахнущим ношенными носками. Не, я сразу спросил, можно ли поменять чай на кофе, черный и без сахара. Оказалось, нельзя. Потому что кофе вреден для детских желудков и неустойчивой нервной системы. Для нервов Ширки он, очевидно, наоборот был очень даже полезен — это я определил по «аромату зерен арабики», доносившемуся из смотровой, где она заседала.

Так вот. Едва я уговорил желудок не отвергать стоившую мне сладкого сна и стольких усилий пищу, как дверь изолятора распахнулась, и в нее вступил персонаж, мне еще не знакомый.

— К-ки-ки-ки-ки… — начал с порога мужик предпенсионного возраста, уставившись на меня мутными глазами болотной жабы.

Колени у меня дернулись, и пластиковый поднос опрокинулся на пол. Запрыгала по линолеуму чашка — к счастью, пустая.

— Кирилл Борисович, — преодолел наконец мужик звуковой барьер. — Восп-восп-восп… питатель старшей группы.

— Здрасьте, — ошарашенно выдавил я и начал сползать на пол, чтобы подобрать посуду.

— Ле-ле-ле… — замахал на меня руками восп. — Тебе покой нужен.

Вот так я и выяснил, что у нас на группе два воспитателя. Просто работали они по графику 2х2, и Марина-гейша, которую Настя звала Болгаркой, уже сменилась.

Борисыч заикался не всегда. Случалось это неожиданно, иногда посреди долгой и гладкой речи, будто внутри у воспа вдруг заедал какой-то разладившийся механизм, прокручивалась шестеренка, и, пока истершиеся колесики не зацепятся снова друг за друга, продолжить он не мог.

Комплекцией мужик напоминал робота с планеты Шелезяка, причем устаревшей модели. Поворачивался он как-то сразу всем телом и двигался рывками, а когда нагибался — за чашкой моей, например, — в нем что-то похрустывало и поскрипывало. При этом внешне восп выглядел довольно бодро: возраст в основном выдавали клочки седых волос, да разлившаяся по гладко выбритой физиономии краснота, на кончике носа сгущавшаяся в сизость. Казалось, Борисыч только-только из бани, где от влажности его стальной экзо-скелет слегонца заржавел, — вот он и ходит, масленку ищет.

— Ну что, нульсон в сма-сма-сма… зке, как себя чувствуешь?

Я не знал, что такое «нульсон», но на всякий случай сказал, что хорошо. Еще подумал, что не зря Борисыча на старшую группу поставили, потому что мелкие бы от него точно по ночам в постель прудили.

— Ка-как голова?

Тут я наконец определил источник скрежещущих звуков: их издавала штуковина, которую восп безостановочно тискал в правой руке. Что-то типа стального пыточного инструмента с углублениями для пальцев, при сжатии пружины возмущавшегося: «Съ… бись! Съ… бись!»

Заметив мой взгляд, Борисыч протянул фиговину мне:

— Эспандер, видал? Жесткость сто ки-ки-ки-ки…

— Кило, — закончил я, чтоб человек не мучался.

— Жми, — предложил восп, не сводя с меня болотных глаз.

Я попытался отнекиваться, но возражения тут явно не принимались. Со словами «Что ты, как красна девица, давай, давани хоть раз!» Борисыч всунул дивайс мне в руку. Я даванул, представляя на месте эспандера красную морщинистую шею воспа. Усилие отозвалось круговертью в башке и снова подступающей тошнотой.

— Мужик! — похвалил Борисыч, изымая у меня пыточный инструмент, который мне удалось дожать только до половины. — Как поправишься, на свободных часах в качалку к нам приходи, мы из тебя быстро сделаем су-су-су… пермена.

Если честно, я уже сегодня хотел попросить, чтоб меня выписали, но теперь решил подождать до дежурства Болгарки. Она пока еще никого из меня делать не собиралась.

— Вроде крепкий парень, а как же тебя так угораздило-то, а? — Восп указал эспандером на мою повязку. Теперь машинка скрипела у него в левой руке, быстро и часто, шипя почти угрожающе: «Съ… бись! Съ… бись!»

Я выдал ту же версию, что уже скормил Болгарке, Цаце, Ширке и даже Насте, хотя никто их них мне явно не поверил: упал. Потерял сознание. Очнулся — бинт.

— Ай-яй-яй, какой неловкий, — сокрушенно покачал сизым носом восп. — А еще, говорят, па-па-паркуром занимаешься.

«Цаца донесла!» — сообразил я. Про паркур стояло, конечно, в личном деле, но оно должно было лежать надежно запертым в директорском сейфе.

— Да я о сумку споткнулся. — Я уставился в болотные зенки Борисыча совершенно невинным взглядом. — Свою же.

— Ну да, ну да, — покивал восп, хрюкая эспандером. — Помнишь, значит. А то, говорят, от сотрясения иногда в памяти провалы. Па-па-поначалу. А потом она возвращается, значит, память-то. — И пялится на меня так многозначительно, в болото свое затянуть хочет.

Я пожал плечами:

— Да мне вроде нечего вспоминать.

— Жаль. — вздохнул Борисыч. — А то вон шов тебе на виске наложили, а синяки на ребрах, да на бедре. И нос ра-ра-разбит. Это как же так умудриться упасть надо было? — Эспандер укоризненно взвизгнул.

— Так синяки у меня старые. Вы вон Ца… Ци… врача, в общем, спросите. — Вот когда обрадовался, что мне осмотр успели сделать. — А нос… Это я невезучий просто.

Восп сжал эспандер, так что он совершенно исчез в жилистом кулаке; в мутных глазах блеснуло вдруг что-то бутылочно-острое.

— Тебе, Денис, и правда, не повезло. Кто-то из твоих товарищей тоже говорит, что ты упал. А кто-то — что специально себе голову об тумбочку расшиб. Ты ведь понимаешь, что это значит?

За всю эту тираду Борисыч ни разу не заикнулся, и вот от этого его взгляда и гладкой речи меня под одеялом продрал мороз.

— Ничего я не специально, — только и смог выдавить я, почему-то шепотом.

— Вот и хорошо. — Восп улыбнулся уголками бледных губ. — А то попытка причнить себе вред — это уже психиатрия. Или это попытка суицида была? — Эспандер в его руке снова ожил и выдал скрипучую трель: «С-с-с-съ… бись!»

Я судорожно замотал головой, за что сразу и поплатился: комната перед глазами поплыла, заволоклась чернотой. К горлу подступил мерзкий ком тошноты.

— Ты бы сказал честно, Денис, кто тебя так па-па-приложил. — Из мутной пелены выступили участливые глаза воспитателя. — Мы тут ценим честность. И хорошую память тоже ценим.

«Ага, — думал я, стараясь сохранить в желудке с трудом запихнутый туда завтрак, — щас. За дурачка меня держит, в стукачи пришел вербовать. Только я ученый уже. Знаю, что со стукачами бывает. А в «Дурдоме» гребаном у меня даже ножа при себе нет».

— Так я честно… — я сглотнул с языка кислый вкус, откашлялся, — упал.

С минуту Борисыч гипнотизировал меня взглядом под аккомпанимент эспандера, будто рентген мозга хотел сделать. Я чувствовал себя воробушком, выпавшим из гнезда прямо под нос старому удаву. К счастью, удав оказался относительно сыт. Вздохнул и отвалился на спинку стула.

— Раз так, будь осторожней. Береги себя. А то о тебе тут люди беспокоятся. Интере-тере-тере…

— Интересуются, — подсказал я настороженно. — А кто конкретно?

И вот тут я узнал про Ника. Что он, оказывается, пытался до меня дозвониться с первого дня: сначала на мой мобильник, потом — через телефон администрации. Ему сказали, что я болен и лежу в изоляторе, а потому говорить не могу. Зная Ника, реакцию его представить мне было нетрудно. Наверняка пригрозил спустить на Центр всех собак, включая европейский суд по правам человека и комитет ООН, если ему немедленно не дадут переговорить со мной. Вот за тем восп ко мне и приперся спозаранку: устроить мне сеанс связи с бывшим опекуном, а заодно убедиться в том, что именно о своей «болезни» я собираюсь Нику рассказывать.

На самом деле, «робокоп» мог быть совершенно спокоен: я не собирался грузить студента проблемами, которые в общем-то уже сам разрулил. Зачем его тревожить по пустякам? И все равно, поговорить с Ником по телефону мне не дали: дорого, мол. Это ж заграница! В бюджете такой статьи расходов нет. Разрешили только написать емейл. Нет, через плечо мне вроде никто не смотрел, но хрен знает, может, сисадмин — кто бы у них он там ни был — все читал в онлайн режиме, так что я старался выбирать выражения поосторожнее. Не знаю, может, у меня просто паранойя разыгралась, и от удара по черепушке крыша едет?

Когда меня наконец загнали обратно в изолятор и оставили в покое, я так умаялся, что тут же задрых. И проснулся уже в обед — точнее, меня снова разбудили, лишив нагретого родным теплом одеяла.

После обеда (суп вермишелевый, тефтели с пюре, кисель) ко мне снова заявился посетитель. На сей раз — Мерлин. На нем, как и в прошлую нашу встречу, была поникшая бесформенная шляпа, закрывающая лицо чуть не до самых губ, и столь же бесформенная пугальная хламида, но вот Ворона на плече отсутствовала.

— Привет, — парень робко прошаркал к моей койке и застыл надо мной вопросительным знаком. — Можно?

Я молча подвинулся, освобождая ему место на краю. Мерлин немного посидел, оглядываясь по сторонам, хотя чего он там видел из-под полей своей панамы оставалось для меня загадкой.

— Как здоровье? — Шляпа повернулась ко мне.

— Хреново. Мозжечок в дыру выпал. Ты не видел, под мою кровать не закатился, не?

Мерлин немного помолчал.

— Это сейчас была шутка, да?

— Ага, — вздохнул я. — По ходу, не очень удачная. А Ворона твоя где?

— Тефтели сегодня ел? — Парень поболтал ногой в рваном резиновом шлепанце, таком же, что растоптал Ников подарок. Тут, наверное, всем их оптом выдают. И мне, небось, выдадут, когда из изолятора выйду.

— Ну, ел.

— Вот это Ворона и была. Теперь она с тобой, брат, — и его бледная лапка похлопала меня по животу, накрытому одеялом.

— Я оценил юмор, — признался я. — Просто мне чот сегодня не очень весело.

Шляпа понимающе кивнула:

— К тебе Кикиборг наведывался?

Я сразу понял, о ком Мерлин говорил. Надо же, как быстро в «Дурдоме» распространяются новости.

— Ага.

— Чего хотел?

— Познакомиться.

— И все?

— Тебя это удивляет? — Почему я должен выкладывать все едва знакомому парню, пусть мне даже предстоит делить с ним тумбочку?

— Если честно, да, — Мерлин слегка сдвинул шляпу назад, так что теперь я разглядел кончики отросших волос, каштановых, кажется, и очертания длинного острого носа. — Кикиборг просто так ни к кому не приходит. У него во всем свой расчёт. Вот я и думаю, чего ему от тебя было надо.

— А зачем ты сюда приперся? — не выдержал я. — Какой у тебя расчет?

Пацан помолчал. Оглянулся на дверь, по-прежнему надежно закрытую.

— Кости сказали, тебе можно доверять. Так можно?

Мне кажется, или я, правда, снимаюсь в римейке «Полета над гнездом кукушки»?

— Какие еще кости? — спросил я, не особо надеясь на вразумительный ответ.

Но он последовал. Мерлин слазил в карман своей хламиды и вытащил оттуда небольшой тканый мешочек. Распутав стягивающий горловину шнурок, парень вытряхнул на одеяло… кости! Мля, самые натуральные. Тут были черепа каких-то мелких зверьков, кусочки маленьких скелетов и фиг знает еще какая высохшая и отполированная частыми прикосновениями херня.

— Ты чо, кладбище домашних животных раскопал? — спросил я, чувствуя, как, тихо шифером шурша, отъезжает многострадальная крыша. — Или, может, на тебя розыск объявлен: помогите с поимкой серийного маньяка-убийцы хомячков?

Мерлин покопался в кучке хрупкими дрожащими пальцами и выудил оттуда длинную черепушку со здоровенными резцами:

— Хомячок, — торжественно объявил этот псих. — А еще тут есть жаба и мышь, и канарейка, и…

Мне захотелось позвать Цацу. По ходу, Настя-то была права. Помощь психиатра некоторым тут точно требуется. К счастью, Мерлин уже закончил демонстрацию и одним движением сгреб свои игрушки обратно в мешочек.

— Выздоравливай поскорее.

Вот когда пожелание прозвучало насмешкой!

— И еще это… — шляпа обернулась ко мне уже от двери. — Если услышишь шум, — он махнул куда-то в сторону смотровой, — не открывай. Вообще не высовывайся. А то голову надует.

Я остался сидеть в постели в полном ах… е.

Они хотят мой череп. Им точно не хватает его для коллекции. Хрен теперь мою дверь вообще кто-то откроет. Я забаррикадирую ее нафиг изнутри!