Глава 4

Потоптавшись вокруг столь неожиданно уснувшей Гадючки, Позвизд заскучал и уже решил было наведаться в машину к Профессору, как вдруг откуда-то из лесной тьмы до него донесся знакомый скрипучий голос:

— Куманек!

Позвизд аж подпрыгнул на месте от неожиданности и принялся лихорадочно озираться вокруг — но перемешанная с туманом тьма надежно скрывала источник голоса.

— Куманек, а куманек!

— Хм… добрый вечер, — неопределенно произнес в сторону голоса Позвизд.

— Подь сюды, куманек, — продолжал голос, неприятно поскрипывая, как старая телега. — Подь сюды.

— В смысле, куды? — Позвизд по-прежнему не видел кругом себя решительно никого. — Может, лучше вы к нам?

— Сюды, — настаивал голос, скрипя еще сильнее.

— Я вас не вижу, бабушка!

— Ослеп чтоль? — скрипнуло у него за спиной, и сквозь туман проступили очертания всех трех придорожных старух сразу.

Если бы некий лангольер в роли объективного наблюдателя следил за происходящим, он бы с удивлением отметил, что возрастные дамы в платках цветов триколора не вышли из лесу как положено, своим ходом, но весьма по-булгаковски соткались из туманных клочьев. Позвизд, однако, стоял к ним спиной и потому, поворотившись, увидел уже вполне реалистическую, если можно так сказать, картинку: троица из града Китежа сидела на чем-то неопределенном точно в том же порядке, что и недавно у шоссе. Теми же были и аксессуары: мешок картошки, кулек семечек и огромная тыква.

Позвизд снял очки и тщательно протер их полой свитера, но старухи и не думали исчезать.

— Купи картошачку, — сказал синий платок.

— Купи семачку, — сказал красный.

— И тыкивку на забудь, — завершил белый шоппинг-лист.

— Мы тут заблудились… — проворчал он без особого энтузиазма. — Из-за вас, между прочим.

Ответа не последовало.

— Вы нам дорогу неправильно указали, уважаемые.

— Картошачку купи, — сказала на это, не поведя бровью, первая старуха, и дальше был озвучен уже известный Позвизду список по второму разу.

Голоса бабок при этом звучали как-то настораживающе. Позвизд решил, что в дискуссии со странным местным населением лучше, наверное, не вступать.

— Я с удовольствием, — виновато развел он руками, — но деньги в машине остались. Хотите, сбегаю возьму?

— Денег нам теперя от тебя не надоть, — прошамкала синяя.

— Раньше надо было думать, — ехидно добавила красная.

— Поздняк метаться, — не без мрачного удовольствия подвела итог третья.

Позвизд все еще продолжал надеяться, что имеет дело со странными шутками реликтового русского народа, затерявшегося в глуши среди нормальных людей, и попробовал было сам отшутиться как мог:

— А давайте безналом, бабоньки, — по смартфону. Есть у вас тут терминал в лесу?

— Есть, — неожиданно сказала старуха в белом платке и выудила откуда-то самый настоящий новенький терминал. — А у тебя сетки нет, куманек. Поздняк метаться.

Позвизд начал медленно холодеть: шутка понемногу приобретала инфернальный оттенок.

— Вам… это… чего вообще от меня надо? Вы кто такие? Идите вообще, это… лесом, окей?

— Сам иди, — спокойно отвечала синяя карга. — Если сможешь.

Позвизд попытался сделать шаг — но ноги словно приклеились к земле. Подергавшись, он очень быстро понял, что даже если вынуть стопы из околевших ботинок, уйти ему не удастся. Метаться было действительно поздняк.

— Хорошо, я все куплю, женщины. Нет проблем. Я все куплю. Я вообще очень люблю экологически чистые продукты, если хотите знать. Но у меня реально нет сейчас денег с собой. Вы понимаете, они в машине. А я приклеился — или это вы меня загипнотизировали. Мы же с вами адекватные люди, давайте как-то решим проблему, кроме шуток. Цивилизованно.

— Раз денег нет, давай девку сюда, — холодно заявила синяя бесовка.

— Девка сойдет, — подтвердила красная.

— Бартер, — завершила белая.

Внезапно Позвизда осенило:

— Дорогие мои, а, может, хорош уже импровизировать? У вас эта сцена точно есть в скрипте? И мне гонорарчик, кстати, тоже положен за съемку. Эй, режиссура! Где вы там, выходи. Я нифига вам бесплатно играть не буду. Тоже, нашли дурака. Контракт сюда тащите, а потом я еще подумаю.

Пронизанный туманом лес ответил гробовым молчанием. Слышен был отчетливо каждый отдельный скрип ветки — и акустическая кулиса явно давала понять, что ни камер, ни съемочной группы поблизости нет и быть не может. Гадючка мирно спала себе у костра и даже подумать не могла, в каком странном контексте обсуждается сейчас ее драгоценная персона.

— Гони девку, куманек! — зарычала внезапно синяя старуха. — Или худо будет.

От страха в Позвизде ни с того ни с сего вскипела какая-то былинно-богатырская удаль: он поднял с земли большую палку и замахнулся на чортову куклу:

— Хрен тебе, а не девку! — возопил он неподходяще тонким гласом, хотя и вполне решительно. — Накося выкуси! — и, оборотившись к лесной тьме, тоже погрозил ей дубинушкой: — Карен Георгиевич, уймите, наконец, свой персонал! А то они совсем уже берега потеряли.

— Вия, кажись, кличет, — шепнула синяя старуха красной.

— Нее, Кащея, — возразила белая.

— Дык, мы и сами позвать могем. Прибежить как миленькой, — уверенно добавила красная. — Позвать?

Глубоким нутряным чувством Позвизд понял, что чертовки не шутят, — и осознал, наконец, всю неисчерпаемую критичность ситуации. Оставался, пожалуй, только один выход — хотя неизвестно, как славянская нечисть будет реагировать на древнеегипеское заклинание, выученное когда-то на спор на третьем курсе. Он набрал в легкие побольше воздуха и заорал таким страшным голосом, что задрожали даже собственные коленки:

— Нехэш, нехэш, нехэш! Нехэш эм хотеп. Нехэш эм нефру. Небет хотепэт. Вебен эм хотеп. Вебен эм нефру. Нуджерт эн Анкх. Нефер эм хотеп!

— На собачу мову, кажись, перешел куманек наш, — удивилась недобро синяя старуха.

— По-ихнему лаецца, — подтвердила красная.

— Ганьба! — резюмировала белая.

Крепко зажмурив глаза от нарастающе-бездонного страха и вытянувшись зачем-то по стойке «смирно», Позвизд продолжал орать благим матом на весь лес:

— Пем эт хотеп. Та эм хотеп. Нуджерт сат Нут! Сат Геб, Мерит Аусар. Нуджерт аша рену! Анекх храк! Анекх храк! Ту а ату. Ту а ату. Небет Асет!!!

— Вы чего вопите, стажер? — раздался спокойный бас, и сатанинское наваждение сняло как рукой. Рядом с трепещущим Позвиздом стоял, протирая тряпкой испачканные машинным маслом руки, Платон Семенович, за спиной которого виднелся урчащий трактор. — «Текстов пирамид» перечитались?

— Ой… — Позвизд почувствовал, что его падение в пропасть счастливо завершилось в тугой спасательной сетке. — Извините. Язык учу в свободное время.

— Огласовки у вас какие-то финикийские, — пожал плечами Платон и почти ласково тронул за плечо Гадючку, которую даже финикийские огласовки до сих пор разбудить не могли. Та сразу счастливо встрепенулась:

— Платон Семенович, вы?!

— А кто ж еще? Собирайтесь, в деревню поедем. Я трактор привел, сейчас он нас вытащит.

Спаситель-тракторист Валера оказался неказистым мужичком неопределенного возраста из тех, что подпирают тощим плечом Русскую землю испокон веку, — слава Богу, притом, без всякой мистики. Приспосабливая трос, он все не переставал удивляться:

— Ну, вы, блин, даете, археологи! Как же вы просеку-то проглядели? Там вот такенная просека начинается, сразу за околицей. Какой черт вас дернул в лес-то ехать? Я и на тракторе там не везде пройду, а как осенью развезет — вообще танк нужен. Куда вы смотрели вчетвером, ума не приложу...

Наблюдая сцену спасения, Позвизд про себя отметил, что без нечистой силы здесь точно не обошлось.

Выбрались из трясины быстро, и в деревне оказались минут за десять — по пути назад действительно миновав широченную просеку со свежими следами автомобильных шин — видимо, неподвластные чертовщине водители преспокойно объезжали здесь пробку. Тракторист пригласил заночевать у него, пообещав сытный ужин; отказываться было глупо. Хозяйка по имени Марина — ладно сбитая, молчаливая и ухватистая женщина за сорок — быстро накрыла на стол; в дополнение к картошке, огурцам-помидорам и копченостям из «Пятерочки» явилась внушительная бутыль зеленовато-мутного самогону. Валера умело разлил всем, но свой собственный стакан оставил пустым:

— Не пью.

— Не пьет, — подтвердила Марина в ответ на недоверчивые взгляды гостей. — Из принципа.

После первого тоста за хозяев Профессор не смог удержать любопытства:

— Простите, Валера, а что за принцип у вас такой?

Тракторист приосанился:

— Храню чистоту духа.

— Вот оно как. А как именно вы ее храните, если не секрет?

— А обычно, — весело отвечал тракторист, уписывая картошку, в которой вальяжно плавился щедрый кусок сливочного масла, присыпанный укропом. — С помощью современных достижений науки и техники.

На этих словах даже Платон, который обычно принимал пищу без пауз, на секунду прекратил жевать:

— Каких именно достижений?

— Он у меня изобретатель, — не без гордости вставила супруга.

Гадючка тем временем молча налегала на всевозможную снедь, уплетая за обе щеки и колбасу, и сосиски, не забывая притом глотнуть чуток самогончику. Видимо, свежий воздух и свежие эмоции на чистоту ее духа повлияли в полной мере. Позвизд ел мало, жевал вяло и с тоской смотрел на прожорливую даму сердца, которую еще совсем недавно хотели отнять у него лесные ведьмы. Ему, если честно, хотелось домой.

— Сейчас доедим, и я вам все покажу, — пообещал тракторист и обещание свое сдержал.

Оставив дам наедине (Гадючке общество Марины было в тот вечер интересно куда больше мужских причуд), гости вместе с хозяином покинули дом и вошли в сарай, посреди которого стояло нечто прямоугольное, покрытое истертым ковриком с оленями, который можно обнаружить в наше цифровое время исключительно в запасниках Мосфильма.

Вот, — Валера с достоинством сдернул драпировку, и взорам собравшихся предстала вполне себе обычная стиральная машина безымянного китайского образца. — Мой агрегат по промыву духа.

Профессор, стараясь сохранять лицо, с серьезным видом обошел агрегат, тщательно рассматривая его со всех сторон и цокая языком:

— Простите, а как он, с вашего позволения, работет? То бишь, как вы выразились, «промывает дух»?

Валера подбоченился, и лицо его, скомканное жизнью, понемногу начало разглаживаться и даже сиять:

— Есть такая наука — метафизика. В Древней Руси ее изучали волхвы, а кое-что осталось и так, в народе. Как, например, русский человек описывает прием и переработку информации?

— Ну, и как же? — поинтересовался, пряча улыбку в бороде, Платон.

— Очень просто: «В одно ухо входит, в другое — выходит».

— Воистину, — подтвердил Профессор. — Имел честь многократно наблюдать на своих студентах.

— Так вот, для очистки духа я придумал обратный процесс: перенаправить поток информации. Все гениальное — просто!

— Ух ты, — тут уже не выдержал и Позвизд. — А как эта штука у вас работает?

— Очень просто. Целый день тебе, скажем, промывают мозги — то телевизор, то радио, то интернет, то реклама. В одно ухо входит — в другое выходит, без конца и без краю. К вечеру у тебя в голове — большое помойное ведро.

— Трудно не согласиться, — подтвердил Профессор.

— А я, — продолжал меж тем Валера, — придумал перенаправить потоки. Откуда выходит — туда должно входить, понимаете? А куда входит — оттуда выходить. Все наоборот. Так моя очистка и работает.

— Элементарно, Ватсон, — пробасил Платон. — А в какое именно ухо входит и из какого выходит?

— Сугубо индивидуально, — с готовностью ответил Валера. — Я сейчас разрабатываю схему персонального электронного тестирования клиентов. Чтоб не ошибиться. Тест-система будет встроена в машину, когда она пойдет в серию.

— А работает-то как? — не утерпел Позвизд.

— Да просто, — улыбнулся изобретатель. — Прихожу сюда вечером, голову в барабан сую, нажимаю кнопку — и все помои из башки выдувает за милую душу. Потом спать иду — чистенький, как ангел. Только волосы после этого немножко дыбом. Мне б только денег немного на доработку системы. Грант какой-нибудь или спонсор. Может, вы, городские, чего посоветуете, а?

… Позвизд пошел спать, Платон с Профессором — прогуляться, а Гадючка меж тем продолжала неспешный женский разговор, опустошив на двоих добрую половину самогонной бутыли:

— Не, Мариш, ну ты мне скажи: сволочи мужики или не сволочи?

— Сволочи.

— А вот скажи: ну почему они сволочи?

Марина задумалась:

— Рождаются, наверное, такими. Сидит в мамкином животе, а уже сволочь последняя.

Гадючке подобный дискурс как-то не зашел:

— Не, я не про то. Вот смотри: есть хороший мужик, так?

— Так.

— И че?

— В смысле?

— Че он сволочью становится?

— Не становится, говорю тебе, а рождается.

— Не согласна...

В таком духе беседа длилась уже часа два и окончилась далеко за полночь вполне традиционно: глубоким алкогольным консенсусом. А Платон с Профессором все бродили и бродили за околицей у края скошенного поля, все не могли и не хотели уснуть.

— Вы часто думаете о России, Платон Семенович?

— Часто. Не менее двух раз в день думаю.

— И как нам, по-вашему, ее обустроить? Чтоб не нужно было голову в стиральную машину совать?

— Понятия не имею, если честно.

— А мне вот сейчас знаете какая идея пришла? Вот так взять обычного русского человека, отобрать у него смартфон и поставить под это звездное небо… постоять, подышать да подумать. И так не менее двух раз в неделю. А там, глядишь, и Россия сама бы по себе обустроилась, как вы считаете?..