Глава 2. Кассия

– Вставай, мой мальчик, – Рэми некоторое время просто лежал на кровати, вслушиваясь в знакомый и незнакомый одновременно голос. Ему казалось, что он знает говорившего, только раньше тот никогда не обращался к Рэми таким тоном… как к очень близкому, любимому человеку. Как к сыну или к младшему брату.

Но у Рэми нет ни отца, ни таких старших братьев.

– Я же знаю, что ты проснулся.

Чужая рука откинула ото лба слипнувшийся от пота локон. Рэми не хотел открывать глаза и просыпаться окончательно. Давно уже он не чувствовал себя так спокойно, давно уже забыл, что такое нормальный, глубокий сон, после которого встаешь полностью отдохнувшим.

– Поднимайся… ты и так проспал слишком долго.

Рэми медленно открыл глаза. Где-то наверху поблескивали в полумраке на темно-синем балдахине вышитые серебром звезды. Широко раскрытые окна пропускали вечернюю свежесть и запах мокрой травы, смешанный с запахом цветов. Рэми некоторое время пытался вспомнить, что это за цветы, но все не мог. Голова отказывалась работать. Мысли текли медленно и лениво. Было хорошо и спокойно вот так лежать, не шевелиться и ни о чем не думать…

Но тревога, до этого едва заметная, вдруг стала грызть изнутри. Рэми вспомнил, наконец-то, что произошло совсем недавно и рывком сев на кровати, с ненавистью посмотрел на стоявшего рядом вождя.

– Вот и проснулся, – в голосе Элизара промелькнула горечь. – Не смотри на меня так, наследник. Ты не оставил мне выбора.

Рэми открыл было рот, чтобы выкрикнуть проклятие, чтобы потребовать вернуть его в Кассию, к Миранису, но вместо звуков горло выдало предательское сипение. Ловя ртом воздух, как рыба выброшенная на берег, Рэми схватился за разрывавшее болью горло, и захрипел, пытаясь выдавить из себя хотя бы слово.

– Бесполезно, – холодно заметил вождь. – Ты опять скажешь какую-то глупость, не так ли, мой мальчик? И потому я запретил тебе говорить.

Рэми поднял на вождя взгляд, стараясь передать ему всю ту ненависть, которую чувствовал в этот момент.

Вождь лишь засмеялся:

– Я думаю, ты изменишь свое отношение. Я дам тебе подумать. А потом, когда ты перестанешь на меня смотреть, как на врага, мы поговорим.

Рэми лишь улыбнулся. Голос… тело его не слушаются? Но есть еще дар… синее море магии, плескавшееся внутри и возможность говорить при помощи магии. Он попытался. Но вождь вновь усмехнулся:

– Сила твоя тоже принадлежит мне. И ты не сможешь ее использовать. Совсем.

«Да чем ты лучше Мираниса? Тот тоже думает, что все знает! Решает за меня!» – кричала душа Рэми, но вождь… вождь не слышал. Да и не слушал.

– Ты свободен. Ты можешь делать все, что тебе угодно, – сказал он, разворачиваясь к двери. – Не пытайся говорить с виссавийцами. Им запрещено к тебе приближаться. Единственный, с кем ты можешь хоть как-то общаться – я.

Рэми вскочил с кровати и бросился к письменному столу. Он начертал на листке бумаги: «Отпусти меня к Миранису, я его телохранитель!». Подбежал к вождю и передал ему записку. Вождь, даже не посмотрев на написанное наследником, смял послание. Бумага вспыхнула в его ладони и пеплом осыпалась на синий ковер.

– Ты еще не образумился, мой мальчик, – сказал Элизар. – По глазам вижу. Когда ты смиришься, когда сам захочешь остаться в Виссавии, мы поговорим. А пока будет лучше, если ты помолчишь. Я не хочу тебя слушать.

«Но я не могу!»

– Ну-ну, не смотри на меня так, – усмехнулся Элизар. – Не трать силы понапрасну, Арман, не надо.

«Я не Арман!»

– Это все бесполезно, – продолжал уговаривать вождь. – Ты останешься в Виссавии навсегда. Прими это, как и свое новое положение.

Рэми сжал кулаки, сдерживая желание врезать дяде по довольно усмехающейся роже. Он не Арман. Проблема в том, что он не Арман! И если Элизар сейчас же не перестанет, Мираниса могут убить, и Рэми ничего не сможет сделать…

– Ты голоден? – Элизар протянул Рэми чашу. – Выпей это.

Рэми выхватил чашу, и что было силы швырнул ее об стену. Темный напиток кляксой разлился по дорогим драпировкам, по синему ковру рассыпались черепки вперемешку с крупными, сложившиеся в рисунок веера каплями. Вождь лишь улыбнулся:

– Значит, не голоден.

«Я не буду ничего есть! Я не буду пить! Я сдохну скорее в этой Виссавии, чем позволю тебе меня сломать! По какому праву ты меня тут держишь! По какому праву за меня решаешь! Да кто ты вообще такой?»

– Думаешь заморить себя голодом? Не получится…

«Это ты так считаешь!»

– Тебе не удастся себе навредить.

«Правда? А это мы еще посмотрим! Я тебе нужен? Ну так попробуй меня остановить!»

Рэми резко развернулся и выбежал из затемненной спальни. Он был еще в замке Арама. Он знал его как своих пять пальцев. Он пронесся по запутанным коридорам, толкнул небольшую, обитую железом дверь и выбежал внутрь округлой, шагов десять в диаметре, башни.

Как сумасшедший, забыв все на свете, он бросился вверх по крутой, винтовой лестнице, рискуя сорваться вниз и сломать себе шею.

Ну сломает, ну и что? Тогда вождю хочешь не хочешь, а придется вернуть его Миранису. Либо отпустить за грань. Рэми уже было все равно.

Он вылез через люк на верх башни и, вскочил на окружающий площадку зубчатый парапет, уставился на волнующееся внизу, быстро погружающееся во тьму древесное море.

Закат. Идеальное время для смерти.

– Прыгай! – раздалось сзади. Рэми вздрогнул. Так просто?

– Ну же? Прыгай!

Рэми грубо толкнули в спину, и, не удержав равновесия, он полетел вниз. Ужас захлестнул его волной. Ветер набивался в горло. Крик застыл на губах. Быстро приближались деревья, и Рэми закрыл глаза, приготовившись к столкновению…

Воздух стал упругим, мягким и ласковым. Почувствовал, что больше не летит, Рэми с удивлением открыл глаза и увидел, что висит на расстоянии локтя от верхушек деревьев. Он даже смог протянуть ладонь и задумчиво пропустить нежные, темно-зеленые листья через пальцы. Что-то ласково развернуло его из горизонтального положения в вертикальное и Рэми завис в воздухе над все так же тревожно шуршащим листвой лесом.

– Я же говорил, что ты не можешь себе навредить, – холодно сказал вождь. – Богиня этого клана тебе не даст. Пока ты в Виссавии, ты не умрешь.

«А тут ты ошибаешься, – вскинул подбородок Рэми. – Если умрет Миранис, то меня не спасет даже Виссавия. А ты, сволочь этакая, силой заставил меня бросить принца одного в Кассии. Хотя есть еще один способ…»

Рэми осторожно проплыл к вождю. Резким движением он выхватил из-за пояса Элизара кинжал и приставил его к горлу любимого дядюшки. Как там говорил Марк? Одно желание убить вождя, и ты сам будешь мертв.

Элизар лишь улыбнулся:

– Ну же, давай!

Рэми нажал на кинжал. Тонкое лезвие надрезало кожу. За белоснежный воротник туники Элизара потекла красная дорожка крови.

– Ну же!

Руки Рэми затряслись. Кинжал выпал из его пальцев. Вождь в воздухе подхватил оружие и, все так же невозмутимо, придержав правой рукой серебряные ножны, левой воткнул в них кинжал.

«Но почему?» – недоумевал Рэми.

– Потому что ты не в силах никого убить вот так, хладнокровно, – холодно ответил вождь. – Иначе бы она тебя не выбрала.

«Но ты убил!»

– Но я убил. И я сильно за то поплатился, потому что в нашей жизни появился ты – человек без роду, без имени.

«У меня есть мой род! Я кассиец!»

– Забудь все, чем и кем ты был в Кассии. Здесь ты мой наследник, Арман. Не больше, но и не меньше.

«Если ты слышишь меня так хорошо, то почему не поймешь? Я не могу тут остаться! Я задохнусь без Мираниса! Я уже задыхаюсь…»

– Вернемся в замок, – сказал Элизар. – Достаточно для тебя на сегодня глупостей.

«Сам иди в свой проклятый замок!» – Рэми в последний раз посмотрел на вождя и, cпустившись на землю, вошел в быстро темнеющий лес. Он уже отчаялся что-то объяснить Элизару.

Рэми не вернется в замок. Они все и всё понимают неправильно. А в лесу каждая травинка знает кто он. Там ничего не надо объяснять. Там не надо чувствовать себя дураком, которого ни с того ни с сего приняли за другого и заставляют играть чужую роль.

И почему Элизар так в него вцепился? Чего ему надо?

Сделать вид, что смирился? И тогда вождь снимет заклятие… Рэми обреченно вздохнул. Как же. Вождь видит его насквозь, такого захочешь, а не обманешь.

«Проклятие!»

Рэми был страшно зол, но на этот раз Виссавия не откликалась на его чувства. Даже этого его временно лишили. Вождь все предусмотрел… идиот!

Вождь был прав, и Рэн понял это очень быстро. Пока Дериан в загородном доме Армана заперся в своих покоях и отбивался от назойливых, многочисленных посетителей, ссылаясь на занятость, Рэн мог спокойно гулять по огромному особняку и наблюдать.

А наблюдать было за чем. Кассийцы оказались народом очень даже забавным. Целители частенько говорили, что люди вне клана испорченны и неприятны. В какой-то степени это было так. Рэн чувствовал, как кассийцев распирали странные, непонятные ему эмоции, чувствовал, как они ненавидели, раздражались, злились по пустякам, как медленно, неосознанно бежали к смерти, травя свое тело крепким вином и жирной, неприятно пахнущей едой, а разум – глупыми, никому ненужными мыслями.

Вот та девушка-служанка мечтает о хорошеньком подмастерье, что живет по другую сторону улицы. Наивно думает, что если позволит зайти к ней ночью, то он будет с ней поласковее, может даже на ней женится. Ее шустрая, бледная подруга тоже думает о том же подмастерье, но уже с ненавистью. Бедняжка ждет ребенка, а от своего мимолетного любовника получила лишь немного денег, которых едва хватит на услуги не очень-то хорошей колдуньи.

Ребенок обречен. Рэн видел его, как черный сгусток внизу живота матери. Почти слышал, как он отчаянно плачет и просит его пощадить. А ведь это отчаяние навсегда останется с его матерью и подходить к этой красивой, умной девушки видящему человеку станет неприятно. Противно.

Как противна Рэну старая, толстая кухарка, что уже не раз пыталась покормить «любимого Нара» отборными, вкусно пахнущими яствами. Видно было, что кухарка искренне любила хариба Армана как своего сына, но Рэн не мог удержать дрожи отвращения, когда она приближалось ближе, чем на пару шагов. Да, он был хранителем смерти, но на дух не переносил, когда за грань толкали насильно, а не по воле богов.

– Ты зря от нее шарахаешься, – сказал Дериан, выглядывая из-за плеча Рэна в окно, туда, где переваливаясь с ноги на ногу кухарка лично шагала на рынок во главе нескольких крепко сбитых парней с увесистыми, пока еще пустыми корзинами. – Она действительно пытается мне угодить. Заметила, что я почти ничего не ем… как и ты. Вот и решилась приготовить что-то повкуснее, потому-то и поперлась перед самым закатом на рынок.

– Ты хоть сказал бы ей что, – криво усмехнулся Рэн. – А то опять чего-то из трупов животных «понаваристее» состряпает. И как это есть-то?

– Я сказал, что слегка притравился виссавийской пищей и пока на дух не переношу мяса, – невозмутимо ответил Дериан. – Потому милая женщина решила меня сегодня покормить исключительно овощами, да фруктами. А это я еще смогу съесть.

– Гм… какой поклеп на нашу богиню, – протянул Рэн. – В Виссавии и притравился… Да и есть эту гадость… И зачем? Чтобы угодить этой?

– А ты попробуй. Некоторая кассийская пища очень даже неплоха.

– Спасибо, нет. И все же… почему ты ее защищаешь?

– Ее можно понять, – Дериан отошел от окна и сел за стол, перебирая стопку лежавших перед ним бумаг. – Н-да… дел у бедного Армана накопилось немало… прошение, еще прошение, счета, жалобы, как же мне все это надоело.

– Тебя никто не заставляет с этим возиться.

– Не заставляет, – кивнул Дериан. – Но мне надо изображать бурную деятельность и занятость. Я даже сегодня вечером собираюсь за дежурство. Как-никак, а я старшой, не забывай.

– И все же о кухарке… почему ты говоришь, что ее можно понять?

– Муж ее давно умер, только сын остался. Единственный. Шалопай еще тот. Она его подмастерьем к сапожнику в столицу устроила, в ногах у старейшины валялась, чтобы рекомендацию дал. Да сын не оценил. Перепил слегка, подрался, ну и в драке ударил соперника слишком сильно, бывает. Одним ударом, да насмерть. А потом к матери сбежал, за стены города. Да только жить в деревне ему тоже было в тягость, вот опять нажрался, и на крышу зачем-то полез. Упал он с нее знатно – сломал позвоночник, а жив остался. Наш виссавиец-целитель его посмотрел… ну и как всегда в таких случаях, лечить отказался. Ну и ехидно так заметил, что теперь-то парень никогда с кровати не встанет…

– Но жил же?

– Видишь ли… не все могут так жить, – тихо ответил Дериан. – Парень вот не смог… просил мать, плакал… ну та и пошла к колдунье, травок купила. Как сыну давала их выпить, мальчишка со слезами благодарности ей ладони целовал. Знал, что больше мучиться не будет. Заснул… и не проснулся. Вот тебе и вся история.

– Но она же все равно убийца, – задумчиво ответил Рэн.

– Убийца, кто же спорит. Но умеет любить. Армана вот любит, Нара. Когда Арман в столицу собирался, он ее с собой прихватил. Знал, что ей жизни в деревне не будет. Он же ее и от дозора спас, да от виселицы.

– Если ты так всех понимаешь…

– Каждый целитель понимает… у людей всегда есть причины, почему они убивают. Тех, кто убивает хладнокровно и без повода, практически нет.

– Так почему же вы им отказываете в исцелении?

– А почему ты с презрением смотришь на эту женщину?

Рэн вздрогнул.

– Я чувствую это еще сильнее. Я даже однажды попробовал, пожалел. Это было все равно, что в дерьме по уши испачкаться, да нажраться его по завязку, и, что самое страшно, душу свою в том дерьме вывалять. Такое ощущение, что ты сам убил. Ни дышать, ни жить после такого не хочется. Ты ведь помнишь, как я однажды слег?

Рэн помнил. Ему было тогда двенадцать, Дериану едва исполнилось пятнадцать. Рэн вернулся домой от учителя ночью, страшно уставший, и у самого порога, на крыльце, чуть было не упал, споткнувшись о потерявшего сознание Дериана. Он отлично помнил, как на крыльях летел к учителю брата, как тот, бросив на Дериана короткий взгляд, приказал перенести брата в дом старшего целителя. И как брат пропал на целую луну.

Вернулся Дериан бледный и молчаливый. Но что произошло тогда так и не рассказал.

– Старший целитель меня целую луну откачивал, целители душ от моей постели долго не отходили… и когда меня полностью «очистили» я понял, что некоторых людей исцелять просто не могу…

– Я думал…

– Кассийцы тоже так думают, – холодно ответил Дериан. – Считают, что мы просто… чистоплюи. Потому исцеляем лишь избранных. Но это далеко не так. А ты куда, собственно, собрался?

Рэн фыркнул. Братишка так заболтался, что только теперь заметил, что Рэн полностью оделся для долгой прогулки.

– В город.

– И оставишь меня тут одного?

– По мне так ты неплохо справляешься. Если что, намекай просителям, что приходить надо в первой половине дня. А с бумажками я тебе и так не помощник.

– Просители меня, собственно, не тревожат. Меня тревожит это.

Дериан кинул брату два распечатанных письма. В первом неровным, размашистым почерком было небрежно выведено всего несколько слов: «Возвращайся в замок. Я тебя жду». Второе, написанное аккуратными, каллиграфически-правильными и идеально-красивыми буквами было интереснее: «Ради богов, брат, ты что вытворяешь? Я понимаю, что ты обижен, но долго я еще в это играться буду? Принц в гневе. Немедленно возвращайся в замок повелителя или я тебя лично за шиворот из поместья вытяну.»

– Гм… Друзья?

– Наследный принц Кассии и его целитель судеб, – ошарашил Рэна брат.

– И ты отказал? – сглотнул Рэн.

– А у меня был выбор? Наследному принцу Кассии вежливо написал, что, к сожалению, дела рода требуют моего личного присутствия в поместье, и я не могу вернуться на данный момент в замок. Эррэмиэлю ответил, что я уже не маленький мальчик и сам в состоянии решить, что мне делать.

– Я и забыл о младшем братишке нашего наследника… – задумчиво ответил Рэн, защелкивая застежку плаща, – целитель судеб еще тот противник даже для нашего вождя.

– Надеюсь, что Арман образумится и Эррэмиэлю не придется вмешиваться… надеюсь, что наследный принц и его телохранитель пока оставят нас в покое. Но эти письма… Потому лучше, если бы ты остался.

– Я должен выполнять приказ вождя, – перебил его Рэн. – Вернусь поздно, уж не обессудь. У меня встреча.

Дериан промолчал, вернувшись к своим бумагам. Что же, работа с бумажками ему тоже очень даже подходит. Помнится, в хранители дара долго не могли решить, чего же в Дериане больше – таланта целителя или хранителя знаний. Решили в пользу целителей, потому как целители были для Виссавии важнее. И теперь впервые Рэн задумался, что, может, зря решили. С бумажками оно, пожалуй, с безопаснее будет.

– Запри дверь и никого не пускай, – вдруг отрезал Рэн. – Я скажу, что ты заснул и чтобы тебя не беспокоили.

– Не суетись, – спокойно ответил Дериан. – Я не кисейная барышня и сам справлюсь. Если что… ты сам знаешь, что боевой магии мы тоже очень даже обучены.

– Дериан… будь осторожен…

– И ты будь осторожен. Помни, что мы в чужой стране. И люди тут чужие.

Рэн-то помнил… каждое мгновение. В Кассии оказалось не столь весело, как он думал.

В кассийской столице оказалось гораздо холоднее, чем в Виссавии, небо было затянуто тяжелыми тучами, да и дождик начал накрапывать.

Рэн натянул на голову капюшон, его настроение окончательно испортилось. Здесь даже теперь, после наступления темноты, было слишком много народу, при этом народу злого, одуревшего от тяжелой работы и куда-то спешащего по грязным, закиданным мусором улицам.

Рэн вместе с другими пешеходами вжался в стену дома, когда по узкой улочке мимо промчалась подпрыгивающая на камням мостовой повозка.

– И куда боги дурака несут? – проворчала рядом старуха, отрываясь от стенки. Откинув от заботливо прижатой к груди корзины серое полотенце, она завыла:

– Пирожки! Свежие пирожки!

– Пиво… пиво! – вторил ей откуда-то басистый голос. – Вкусное, крепкое пиво!

– Купи цветочки для мамы! – улыбнулась Рэну хорошенькая девушка.

– У тебя, красавица, куплю и репей, – ответил за спиной виссавийца молодой голос. Девушка улыбнулась еще шире, сразу же забыла о Рэне и юркой змейкой скользнула в толпу.

Рэн усмехнулся. Опасаясь встретить на улицах знакомых Нара, да и не желая расходовать силы понапрасну, он принял свой естественный облик, отчего его вновь начали путать с мальчишкой.

Цветочки для матери? Его мать, талантливая целительница, лунами пропадала за пределами Виссавии. Домой возвращалась редко. А когда возвращалась, то больше спала в своей комнате и выходила оттуда нечасто. Вечно бледная, вечно уставшая, хрупкая, как изящная статуэтка, она с сыновьями разговаривала так редко, что временами казалась Рэну чужой. Но все равно бесконечно любимой.

И она никогда бы не приняла в подарок цветов.

– Срывая цветок, ты преждевременно лишаешь его жизни, – говорила мать. – И в то же время слегка поганишь свою.

Кто-то грубо толкнул Рэна в плечо и, выругавшись, виссавиец выскользнул из воспоминаний на улицы кассийского города. Рэн шарахнулся вновь к стенке, пропуская мужчину с тяжелым мешком на плечах и вздрогнул – в толпе кассийцев он различил того, кого увидеть тут явно не ожидал.

Не понимая, каким образом другой хранитель смерти оказался вне Виссавии, Рэн было бросился за укутанной в плащ фигурой, как остановился. Этот человек был наполнен силой, которой в нем быть не должно. И он убивал, не раз, не два, Рэн уж и сосчитать не мог. Он него настолько несло аурой насильственной смерти, что Рэн чуть было не задохнулся.

Это мог быть только один человек. Человек, которому Рэну лучше на глаза не показываться. Изгнанный из Виссавии Алкадий.

Воспользовавшись, что магический упырь не смотрит в его сторону, Рэн живенько окутал себя щитами, скрывая собственную ауру хранителя смерти, и слился с толпой вовсе не желая упускать Алкадия из виду. Мало ли, может, пригодится. Встреча подождет… у Рэна есть дела поважнее.

Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто. Рэна бесчисленное раз обругали, посоветовали идти домой «к мамочке», и назвали «несносным мальчишкой». Дважды Рэн думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.

Рэну очень хотелось бы проследить и за спутником Алкадия, но разорваться он не мог. Постаравшись как можно подробнее запомнить ауру незнакомца, Рэн нырнул в тень за колонну, когда упырь вдруг обернулся и окинул улицу внимательным взглядом.

Видимо, не заметив слежки, Алкадий вдруг свернул под арку между плотно стоявшими домами, за которой начиналась еще более узкая, пустая улочка.

Рэн еще больше окутал себя щитами, сгущая вокруг тьму. Ночь была его лучшим другом, а Алкадий, лишенный благословения богини, был слепым, но в то же время опасным. Рэн знал, что надо быть предельно осторожным, ведь в прямой схватке ему упыря не одолеть. Даже вождю не одолеть.

Дождь пошел сильнее, размывая грязь под ногами. Рэн поскользнулся и, чудом не упав в лужу, про себя выругался. В тот же миг от грязной, глухой стены дома отделилась тень, и Рэн остановился, чудом не натолкнувшись на появившегося ниоткуда человека. На счастье, тьма Виссавии и тут спасла: Рэна вновь не заметили, хотя от стоял в двух шагах от Алкадия и его странного, так же закутанного в плащ собеседника:

– Мы договорились не встречаться лично, – прошипел Алкадий. – Ферин, ты знаешь, что мне все равно, но ты можешь лишиться головы. А мне этого пока не надо.

– Я великолепно знаю и чем рискую, и зачем, – в голосе незнакомца послышалось раздражение. – Но весть, что я тебе принес, действительно важна.

– Так говори. Я не собираюсь торчать здесь до утра.

– Наследный принц Кассии сегодня ночью покинет замок…

– Это очень безрассудно с его стороны, – насмешливо ответил Алкадий.

– У него есть важная причина… В храме родов на Зеленой улице он назовет Лилианну своей женой…

– Да что ты… – Рэн вздрогнул от промелькнувшей в голосе Алкадия ненависти. – Эти двое детей действительно не могут сидеть спокойно. Ни Рэми, ни его шустрая сестренка Лия.

– Я очень надеюсь, что сегодня ты не допустишь ошибки.

– Я никогда не допускаю ошибок, Ферин. А теперь прости, но у меня важные дела… Я голоден. Мне нужна жертва.

– Я думал, лоза мертва.

– Лоза мертва… но я питаюсь магией, мой друг… потому мне пора на охоту. Если только ты не согласишься меня покормить… в чем я очень сомневаюсь.

Ферин вздрогнул.

– А как же храм родов и наследный принц Кассии?

– Не волнуйся, брат, повидаться с твоим другом я тоже успею. А сытый я буду лишь сильнее.

Когда и Алкадий, и Ферин скрылись в темноте, Рэн вышел из тени, и, услышав бой колоколов в башне храма Радона понял, что безнадежно опаздывает. Следить за Алкадием дальше ему расхотелось. Смотреть на трапезу магического упыря дело не сильно приятное, а для виссавийца даже вредное. Рэн не переносил, когда другим причиняли боль.

– И как только ты смогла вырастить такую тварь, моя богиня? – вздохнул Рэн, скидывая щиты. Алкадий и его собеседник уже далеко, а от защищаться от простых жителей города Рэну было незачем. Наследного принца Кассии, правда, жаль, но, с другой стороны, дела Мираниса Рэна не касаются. Сейчас самым важным был наследник.

Однако всю дорогу Рэна не отпускало дурное предчувствие. Ему все время казалось, что он упустил что-то очень важное. Тревожили почему-то те два письма. О каких играх говорил целитель судеб? Почему так срочно хотел увидеть брата? Почему требовал, чтобы тот явился в замок к принцу?

И все же, почему все оказалось столь сложным? А ведь они думали, что Арман всего лишь простой дозорный, что заменить его будет сравнительно легко.

Это и правда оказалось несложным. Дериан блестяще справлялся с ролью главы рода, его способности целителя помогали сразу раскусить любого посетителя, с любым найти общий язык и заслужить его доверие. Никто и не заметил подмены. Никто не был с Арманом так близок, чтобы почуять неладное.

А принц? Рэн сразу же по приезде выяснил, что Арман и целыми седмицами мог не появляться в замке, а Миранис этого даже не замечал. И тут сразу два письма… будто у наследника были с принцем какие-то важные дела, о которых ни Рэн, ни Дериан не знали.

«Принц в гневе». Чем отсутствие в замке Армана могло так разгневать наследника Кассии? И почему принц сам об этом не пишет? Приглашает, почти вежливо. Мог ведь и дозор прислать за Арманом, а этого не сделал, просит неофициально, почти тайно… даже лучших друзей принцы не просят. Они приказывают.

Сам того не заметив, Рэн достиг небольшого, низкого здания с плотно закрытыми ставнями окнами: гости не очень-то любили, когда за ними наблюдали с улицы. Над небольшим, резным крылечком была неширокая, в два локтя вывеска с кривоватой мазней, изображавшей, скорее всего, реку. Была тут и надпись «На ракой», но ошибка, наверное, не смущала ни трактирщика, ни его посетителей: те, кто заходили в трактир вряд ли умели читать.

Рэн фыркнул, всплеском магии удалил с одежды и обуви следы грязи, и, вскочив на крыльцо, толкнул низкую дверь. Сразу же захотелось обратно: виссавийца замутило от запаха кассийской еды, смешанного с запахом спиртного. Запершило в горле, глаза начали слезиться из-за дыма, и Рэн застыл на пороге, давая себе время, чтобы слегка привыкнуть к смраду.

– Что ты тут забыл, малыш? – ласково спросил толстый мужчина, пытаясь погладить Рэна по бедру. Виссавиец поднял злой взгляд и улыбнулся, когда елейная улыбка толстяка вдруг куда-то исчезла, и на жирном лице появилась маска ужаса.

– Я бы на твоем месте попостился, мой друг, – сказал вдруг Рэн. – Тебе ведь только пару дней жить осталось. А в следующей жизни, чует мое сердце, быть тебе неприкасаемым и служить в доме забвения в качестве милого, сладкого мальчика… посетители, говорят, таких любят. А я вот таким никогда не был и не буду.

– Щенок, – прошипел толстяк, замахиваясь на Рэна.

– Я бы этого не делал, – тихо ответил хранитель смерти. Он схватил толстую шею мужчины, и прошептал:

– Лицезрей свою смерть, тварь! И свою будущую жизнь!

Рэн понятия не имел, что там толстяк увидел, но увиденное любителю мальчиков явно не понравилось. Трясясь, как осиновый лист, толстяк вдруг сполз в ногам виссавийца. Его вырвало. Рэн слегка подвинулся, как раз настолько, чтобы на его идеально чистые сапоги не попали брызги рвоты, и, сделав невинные глазки, громко сказал:

– Ой! Дяде плохо!

Он перешагнул через толстяка и обвел взглядом зал. Нужный Рэну человек нашелся сразу: в таверне был только один оборотень. Он сидел в самом углу залы, у стенки, на которой была повешена какая-то мазня, наверняка выдаваемая хозяином таверны за картину, и задумчиво попивал теплое с пряностями вино. Светлые, цвета спелой соломы, волосы, округлое лицо, такая же округлая фигура, простоватый с виду взгляд. И не скажешь ведь, что ларийский шпион.

Рэн присел за столик к другу Арама и, к удивлению хозяина, потребовал кружку молока.

– Соплякам пора уж в кроватку, – сказал хозяин.

– Он со мной, – осадил его оборотень.

– Коль с тобой, так попроси вести его потише. А то сдается мне, что твой приятель из тех, от кого дохода нету, а неприятностей полный карман.

Рэн не стал пугать хозяина своим знаменитым взглядом. Он сунул руку в карман и, достав золотую монету, дал трактирщику:

– Я буду хорошим и очень полезным мальчиком, обещаю.

Рэн попытался мимо улыбнуться. Но в улыбке его не было необходимости – монеты вполне хватило.

– Как изволите, – немедленно расцвел хозяин, сменив гнев на милость.

– Не раскидывай понапрасну деньгами, – помрачнел Бранше. – И не делай глупостей. Тебе игры, а мне тут еще жить.

– Да какие глупости, – ответил Рэн. – Ну осадил любителя красивых мальчиков, так тебе, неужто, его жалко?

– Этот любитель хорошеньких мальчиков – сыночек местного купца. Очень богатого и влиятельного торгаша. Однако, ты не за этим пришел, не так ли? Мне завтра работать, а я и так тебя прождал достаточно долго, так что давай быстрее закончим. Чего от меня хотят виссавийцы?

Рэн достал из-за плаща увесистый мешочек и, убедившись, что на них никто не смотрит, передал его под столом Бранше.

– Ого! – удивился оборотень. – И ты с этим по улицам ходишь?

– Ты же убедился уже, что меня не так легко ограбить, – усмехнулся Рэн.

– За эти деньги можно дом купить. И убить почти любого… так чего же хотят от меня виссавийцы?

– От тебя – ничего. От цеха наемников.

– Почему Арам сам не попросит? – удивился вновь Бранше.

– А зачем просить, если можно заплатить? – холодно ответил Рэн. – Мы не любим оставаться в долгу без причины, и ты об этом должен знать.

– Хорошо… чего вы хотите? – смирился Бранше, пряча мешочек.

– Всего лишь немного сведений.

– Что это за сведения, если стоят так дорого? – нахмурился Бранше.

– Мы хотим знать все о главе Северного рода, и как можно быстрее.

– Армане? – еще больше удивился Бранше. – Но зачем вам Арман? Я бы не удивился, если бы спрашивали о Рэми… но Арман?

– Рэми это целитель судеб? – насторожился Рэн. – Какое отношение Эррэмиэль имеет к Виссавии?

– Никакого! – отрезал Бранше, но Рэн понял, что оборотень врет. А если врет, но Рэн должен знать почему, и разговор обещает быть интересным.

– Значит, ты знаешь Армана? – тихо спросил он.

– Знаю.

– Опиши его…

– Светловолосый, тонкое лицо, высокий…

– Но он таким был не всегда?

Бранше удивился еще больше.

– Не понимаю… – прошептал он.

– И не надо, – ответил Рэн. – А еще – он очень сильный маг, не так ли? Целитель.

– Арман? – засмеялся Бранше. – Я люблю старшого, но особым магическим даром он никогда не выделялся… тем более, даром целителя. Вот его брат…

– Опять ты о брате… как давно живет Арман в этом городе?

– С десяток лет…

– Десяток лет носит магическую маску и слабый маг? – усмехнулся Рэн. – Так не бывает.

– Какая маска?

Рэн все не как не мог сообразить – оборотень с ним играет или действительно не понимает о чем речь?

– Арман ведь темноволосый, не так ли? – не спуская пронзительного взгляда с Бранше, продолжил задавать вопросы Рэн. – И глаза у него черные, и кожа смуглая… и дар целителя настолько сильный, что ты, оборотень, не мог не заметить. Не так ли? И еще он наследник Виссавии, и ты знал, но ничего не сказал… А называешься нашим другом…

– О боги… – прошептал Бранше бледнея так, что на лице его исчезли веснушки. – Вы его нашли…

– Почему?

– Что почему?

– Почему Виссавия выбрала его? Почему именно Армана? Почему ты ничего нам не сказал…

– Потому ваш наследник мне гораздо больший друг, чем вы, – просипел Бранше, отпуская взгляд. – А почему выбрала? Вы до сих пор не поняли… боги… как же вы слепы…

– Не поняли? – в свою очередь удивился Рэн.

– Арман… я не знаю, почему вы решили, что именно Арман – наследник Виссавии, – уже было и не понять, с кем Бранше разговаривает, кому пытается все объяснить. Рэну или себе. – Возможно, братья поменялись на время местами, я не знаю…

– Братья?

– Но для вас будет лучше, если с Рэми все в порядке, потому что если нет… наследный принц вам за своего телохранителя голову оторвет.

– Телохранителя?

– Темноволосый, темноглазый… удивительно гибкий для кассийца. Упрямый и независимый. С огромным даром, который ему дала ваша богиня и под ее защитой, не так ли? Эррэмиэль, телохранитель наследного принца Кассии.

– Ты ошибаешься…

– Я не ошибаюсь, – сглотнул Бранше. – Клянусь тебе своими богами, я не ошибаюсь!

И Рэн, глядя в светлые глаза оборотня, вдруг поверил. И понял… все понял.

– О милостивая богиня… – похолодел Рэн. – Если наследный принц Кассии умрет…

– То вы потеряете своего вновьобретенного наследника. И племянника вождя Виссавии.

Рэн медленно поднялся, медленно складывая в уме яркие обрывки в общую картину. Облако смерти над телохранителями. Оно вдруг исчезло над целителем судеб и появилось над Арманом. Странные письма… Арман в спальне невесты собственного брата. Потрясающее сходство с вождем… Это проклятое, непонятное упрямство… О, Виссавия, как они могли быть столь слепы!

– Мне все еще платить цеху за сведения? – осторожно спросил Бранше, и в голосе его послышалось сочувствие.

– Нет… – потрясенно выдавил из себя Рэн. – Не надо… я все узнал. Если… если я не вернусь… ты расскажешь все Арману.

– Арману? – не понял Бранше.

Рэн его уже не слушал. Он вылетел из таверны и бросился к храму родов. Он знал, что не выстоит против Алкадия, но молил свою богиню сейчас только об одном… только бы успеть. Потому что если Миранис умрет…

Не снижая темпа, Рэн послал ниточку зова Инею, и, не замечая потрясения оказавшихся так поздно на улице кассийцев, вскочил на спину черного, как ночь, пегаса. Изящное животное, ни о чем не спрашивая, оттолкнулось точеными копытами от мостовой и расправило крылья, взлетая над укутанным в ночь городом.

Рэн не видел, как выбежал вслед за ним из таверны Бранше. Не видел, как оборотень огляделся и опустился медленно на четвереньки. Как из вороха одежды вылетел через мгновение огромный волк и стрелой устремился по спящим улицам, не упуская из виду летящего над городом пегаса.