Глава 12. Вождь

Прошла седмица.

Кадм встал у окна, с удовольствием потягиваясь. Когда в последний раз он спал крепко? Так сразу и не припомнить. Но с крепким сном пора завязывать: несмотря на внешнюю благожелательность и улыбчивость виссавийцев, чувствовал Кадм исходившую от клана неясную угрозу.

Виссавия так же сложна, упряма и непонятна, как и этот мальчишка целитель судеб, от которого толку, помимо его крови, никакого, зато проблем — выше крыши.

Но в последнее время Рэми успокоился и стал понятнее. Да и Рина исполнила свое обещание. Более телохранитель не хирел, по словам осторожно опрашиваемого хариба, спал спокойно, ел и пил только эту виссавийскую кислятину — эльзир… и за несколько дней заметно округлился. Стал похожим на того упрямого мальчишку, что до привязки не боялся грубить принцу-оборотню.

Рэми послушно ходил на дежурства, со своим нытьем к принцу более не лез, сидел тихо, а в свободное от дежурств время исчезал в лесах Виссавии.

Эти странные леса Виссавии… Телохранители наследного принца, как ни странно, были единственными, кому позволяли виссавийцы выходить из замка. Пару раз гордые арханы пытались пожаловаться Миру на «золотую клетку», но принц лишь раздраженно отмахивался.

И правильно: безопасные на вид леса Виссавии, таковыми, по словам Тисмена, вовсе не являлись, и водились в них зверюшки, от которых зеленый телохранитель был в восторге, а остальные — в ужасе.

Пару существ Тисмен даже притащил в свои покои. Наученный горьким опытом, Кадм даже не пытался подойти в выглядевшему невинно бутону в детский кулак, что покачивался на толстом, мясистом стебле. И не зря: прошмыгнула рядом с бутоном мышь и стебель внезапно выпрямился. Мелькнули среди нежных лепестков острые зубки. Мышь пискнула, исчезнув в бутоне и недавно белоснежный цветок вдруг стал кроваво-красным.

Краска медленно бледнела, сменяясь на нежно-розовую и цветок вдруг раскрылся, показав алую, невинную сердцевину. Кадм выдавил:

— А такие же и побольше там водятся?

— Водятся, — бесцветно подтвердил Тисмен.

— Насколько большие?

— Один из них на моих глазах съел кабана.

— Но ты его сюда не притащил, не так ли?

— Я еще с ума не сошел...

— А мне кажется, уже сошел, — сказал Кадм и вышел, благодаря богов, что принц не изъявляет желания выйти из замка.

Когда солнце вечером того же дня клонилось к закату, над Виссавией пошел дождь. Кадм стоял у распахнутого окна и смотрел, как на глазах темнеет зелень столь невинного на вид леса, как вздымается рябью поверхность пруда и ласково причесывает ветер пряди растущей у стены замка ивы.

— Войди, — отозвался он на стук и даже не обернулся.

В такое время в его покои мог прийти только хариб.

— Добрый день, телохранитель.

— И вам добрый день, Арам, — ответил Кадм, повернувшись к гостю. — Чем обязан столь позднему визиту?

— Сказали мне, что вас слегка поразил новый любимец вашего друга.

— Не знал я, что вы за мной следите...

— Вы наш гость… И хочу сказать большее — принц наш гость. Вы можете не опасаться за жизнь Мираниса, сама богиня приказала жителям Виссавии не трогать наследника.

— За что такая честь?

— Это вы мне скажите.

«Сохраняя жизнь Миранису вы сохраняете жизнь Рэми, — подумал Кадм. — То, что мы гости, тебя, дружок, волнует мало…»

— Но распоряжение не касается свиты?

— Не совсем. Видя желание гостей посмотреть наш клан, мы очистили лес вокруг замка от опасных для вас существ. Теперь вы можете покинуть стены моего дома, хотя и Рэми, и Тисмен делают это и без нашего позволения.

— Тисмен — зеленый телохранитель, он не может бесконечно торчать в четырех стенах, Рэми же...

— …телохранители принца вольны делать все, что им будет угодно. Распоряжение богини.

«Скажите, почему?» — мучились вопросом глаза Арама. Но на этот раз вслух хозяин не спросил. А Кадм, отвечать и не спешил… ему даже нравилось смятение гордого виссавийца, нравилось то и дело мелькающая в его глазах беспомощность.

Да… прибывшие в замок гости — загадка для хозяев. Но Кадм знал твердо, Виссавия никогда не допустит, чтобы ее мудрые целители догадались. И правильно…

Мир развалился в кресле и вытянул ноги, положив их на пуфик. Раскрыв на коленях заложенную листом бумаги тяжелую книгу, он перевел взгляд на Рэми.

— Мне надоела твоя кислая рожа, — Мир перевернул страницу, скользнув взглядом по аккуратно выведенным переписчиком строкам. — Иди, друг, спать.

— Я не могу тебя оставить одного...

— Я не ребенок, Рэми. Как-нибудь до утра доживу. Тем более в Виссавии. Тем более под защитой хранительницы.

Рэми сверкнул взглядом, но намек принца съел. Более не возражая, он поклонился наследнику и вышел из покоев Мираниса.

Быстро забыв о телохранителе, Мир погрузился в чтение. Но когда в замке воцарилась сонная тишина, книга закончилась, а спать принцу все так же не хотелось. Бережно положив тяжелый том на стол, Миранис некоторое время смотрел в огонь, а потом потянулся за новой, принесенной харибом книгой.

Впервые за много лет мог он себе позволить забыться в чтении. Да, он читал. Запоем, как в детстве, и богатая библиотека замка этому только способствовала.

Арам пристрастиям гостя не мешал. Даже напротив. На второй день хозяин замка предложил Миру составить список книг, которые бы он хотел увезти в Кассию… и к концу дня молодой виссавиец принес в покои принца идеально сделанные дубликаты, от которых все еще пахло пряным ароматом магии.

Странно, но виссавийцы использовали силу гораздо с меньшей оглядкой, чем кассийцы. Сделать нечто при помощи магии казалось для них столь же естественным, как для кассийца — дышать, хотя тот же Мир, при всей его любви к книгам, поостерегся бы тратить столько сил на какой-то дубликат.

Вместе с книгами принцу подарили нечто, чему Мир обрадовался не меньше — старинной работы ларийский сундук, украшенный тщательно проработанной резьбой… И таивший в себе так много историй столь интересных для Мира виссавийцев.

Мир даже знал, где он это чудо поставит: в спальне, между столиком и оттоманкой, где так удобно будет вечерами погружаться в обрывки чужих воспоминаний.

А пока драгоценный сундук быстро наполнялся книгами. Туда же были аккуратно спрятаны и несколько вещичек с секретами. Только, как не вертел принц в пальцах тонкий, украшенный мелкими рубинами ободок «колечка для любимой», так и не придумал, кому сможет его подарить.

Жениться когда-то придется, принц об этом знал, но думать, несмотря на предсказание, не хотел. Да и о предсказании думать не хотел.

Книга на этот раз оказалась на редкость скучной. Отбросив толстый том, принц раздраженно стянул плед с колен.

— Вкуса у тебя нет и не будет, — сказал Миранис растерявшейся «тени архана». — Одеваться мне! Нет, не эти роскошные тряпки. Подай что-нибудь попроще.

— Мой принц, не думаю...

— А я тебя думать не просил. Мне глубоко наплевать, что там подумает перепившаяся свита или эти виссавийцы, но возиться ночью с церемониальным нарядом я не намерен. И тебе не дам. Выполняй!

Хариб вздохнул. Он всегда вздыхал, когда Мир требовал «одеться попроще». А случалось то частенько: на сложный наряд архана уходило слишком много времени, а времени у принца всегда не хватало. Еще больше не хватало терпения.

Приказав харибу ждать в спальне, Мир быстро вышел в коридор.

После теплых покоев, выходивших окнами на солнечную сторону, здесь было прохладно. И тихо.

Принц бесшумно шел по уже почти родной паутине виссавийских коридоров, пробираясь в сердце замка: обширную библиотеку Арама.

Увидев полоску света под створкой двери, Мир, мягко говоря, удивился. Кому еще тут нужны книги? Виссавийцы старались лишний раз в замке не появляться, а арханы Кассии к чтению не приучены...

Осторожно войдя в библиотеку, Мир удивился еще больше: в свете стоявшего на полу фонаря замерла у шкафа с книгами худенькая женская фигурка, затянутая в простое домашнее платье… кассийки. Девушка даже не заметила, что уже не одна, так углубилась в чтение раскрытой на ладонях книги.

— Поздно уже, архана, — сказал Мир. — Глаза испортить не боитесь?

Незнакомка вздрогнула, книга выскользнула из ее узких, украшенных тонкими браслетами ладоней и упала к ногам принца.

Мир осторожно поднял старое издание, прочитав на обложке:

— «Зельеварение». Такая красивая девушка и увлекается травами?

Его высочество не лукавил — незнакомка и в самом деле была красива. Темные, блестящие волосы обрамляли тонкое личико, почти черные глаза были широко распахнуты, но светились острым умом, так редко встречавшимся у архан, а фигурка и вовсе великолепна: пышная грудь, тонкая талия, упругие, обтянутые платьем бедра и длинные ноги с изящными лодыжками.

При этом она так мило краснела, что принц не выдержал и съязвил:

— Думаю, виссавийцам не понравится такое отношение к их книгам.

— Прошу прощения, не могла удержаться, — промямлила девушка.

— Удержаться от чего?

— От чтения. Тут столько всего, столько!

И куда только стеснительность делась? Говоря о книгах, девушка вдруг расцвела, залившись восторженным румянцем. Бегая вдоль стеллажей, она касалась пальцами то одного, то другого корешка, восторженно шепча все новые названия.

Мир не слушал. Он наблюдал за незнакомкой и почему-то вспоминал черную кошку, которую когда-то видел в одном из городских трактиров. Кошка сидела на подоконнике, свесив хвост и смотря на принца осуждающим взглядом. Потом вдруг поднялась, сладко потянулась, выгибая спину, прыгнула принцу на колени.

Эта незнакомка была похожа на ту кошку: черноволосая, гибкая, с пронзительными глазами. И голос ее был подобным мурлыканью: глубоким и насыщенным. Он так глубоко проникал в душу Мира, что различать слова он начал далеко не сразу:

— Моя мама — травница. Она многое рассказывала, но это! Вы смотрите — она выхватила из рук принца книгу и живо отыскала нужное место, тыча пальчиком в тщательно прорисованное изображение какой-то травки, — чертову траву лучше собирать в полнолуние. И на влажном лугу, там, где похоронен невинно убиенный. Лучше младенец!

— А вы, моя дорогая, ведьма! — усмехнулся принц. — Говорите об убиенных младенцах так спокойно, тогда как девушке вашего положения не пристало...

— А о чем пристало? — надула пухлые губки незнакомка.

— Ну о платьях, об украшениях, о моде?

— Вот как! Рожанки не смейте травоведением заниматься, ибо низкорожденным запрещено, арханы — даже не думайте, ибо не пристало.

Так кому же этим заниматься-то?

— Почему бы не виссавийцам? — продолжал насмехаться принц, которому нравились пылающие огнем глаза девчонки.

— А вот сам телохранитель наследного принца, говорят, не чурается, — парировала красавица, отбирая у Мира книжку. — И вообще, никто не запретил...

— Это Тисмен-то? — чуть нахмурился принц. Что-то ему совсем не понравилось восхищение в голосе незнакомки. И чем это только тихоня зеленоглазый заслужил?

— Ну да, телохранитель оригинал, — неожиданно более едко, чем то было необходимо, сказал принц. — Ему все больше со зверюшками, людей он не любит. Вижу, вы его неплохо знаете...

— Ну что вы, — девушка пожала плечами. — Кто я, а кто он? Он — телохранитель самого принца, я — простая архана. Таких как я принцам даже не показывают.

— Ну и зря. Вы прелестны.

— А вы — врун. Глазки, архан, другим стройте, а я ваши штучки знаю! Мужчины!

Принц опешил — таким тоном с ним еще никто не разговаривал. Раньше, чем он очнулся от удивления, незнакомка легкой тенью выскользнула из библиотеки.

На следующий день, вне обыкновения, Мир вновь не послал за книгой хариба, а явился в библиотеку сам. Но, к его огромному разочарованию, незнакомки там не было.

Виссавия очаровывала. Впервые до конца понял Рэми, что такое быть магом и господином. Почувствовал, что такое быть одним целым с магической страной.

В клане все жило им и ради него. И если виссавийцы Рэми не замечали, то сама земля, животные, растения — еще как, окружая наследника неведомой тому до сих пор любовью.

И потому он вставал на рассвете. Потому в свободное от дежурств время сбегал из замка, в густые, сочные леса Виссавии, к серебристым венам рек, к цветущим лесам и ручным, доверчивым животным.

Там он был счастлив. И в то же время понимал — слишком долго продолжается это счастье. И слишком обманчив покой. Так хорошо долго не бывает…

В тот вечер Рэми не мог спать: всю ночь ворочался на кровати, мучимый смутными предчувствиями. Казалось ему, что воздух застыл в предчувствии бури, хотя за окном стояла летняя жара.

После визита Рины непогода приходила только с ночью — поднимался сильный ветер, лил проливной, холодный дождь, но перед рассветом все утихало.

Этой ночью дождя не было. Было душно несмотря на раскрытое настежь окно, и от запаха цветущий черемухи болела голова.

Валяться без толку Рэми устал далеко за полночь. Поднялся, не став будить Эллиса, быстро оделся, и уже привычно открыл переход.

На другой стороне дышалось гораздо легче: тут дул мягкий ветерок и слегка накапывало.

Рэми любил это место и присмотрел давно: больно уж красивый вид открывался с обрыва. Рэми прижался спиной к вековому дубу, посмотрел вдаль, на всходившее над лесом солнце и пытался понять. Почему, несмотря на все это великолепие, ему хотелось броситься прочь из клана?

Тем временем полностью расцвело и Рэми долго вглядывался в белоснежные стены замка Арама, в остроконечные башни и гадал — таким ли был замок его дяди? Столь же нереально воздушным, прекрасным, или, подобно замку повелителя Кассии — тяжелым и приземистым, всегда готовым к защите?

Вокруг замка Арама не было тяжелых стен, рвов, голой равнины и какой-то иной защиты. Оно и правильно — в укрытом щитом магии клане не было и не могло быть врагов.

— Может, и зря, — сказал вслух Рэми.

Красивая страна, безопасная для ее жителей. Но сама безопасность, как ни странно, была опасной.

«Слишком большая свобода ума рождает скуку. Скука — глупость. Глупость желает нас жестокими», — учила когда-то мать.

И Рэми вспомнил, когда впервые возненавидел Виссавию.

Тогда тоже шел дождь. Шумел по листьям, стекал в холодные, обжигающие холодом лужи и идти по лесу было тяжело, мокро и холодно. Рэми старался ускорить шаг, успеть, пока не вымок окончательно, дойти до недалекой уже охотничьей хижины, развести огонь и переждать непогоду.

Чувствовал он, что дождю быть недолго, что последней влагой исходит тяжелая туча, а к вечеру вновь просветлеет, да выглянет солнце. Тогда можно будет и домой собираться...

Рэми сбежал по обрыву, хотел уж перепрыгнуть разбухший, недовольно ворчащий ручей, как что-то его остановило. Теперь Рэми знает — что. Даже тогда, опоенный зельями матери, он оставался виссавийцем и мог слышать призыв о помощи...

Совсем тихий, незаметный для обычного уха плач заставил его свернуть с дорожки, обойти поваленное дерево, чтобы в ямке под корнями найти вжавшуюся в мокрый песок фигурку...

Фигурка была жалкой, растрепанной и исходила мелкой дрожью. Стремясь помочь, Рэми опустился на корточки, осторожно дотронулся до ее плеча и вздрогнул, когда фигурка развернулась, выставив вперед скрюченные пальцы.

— Не подходи! — шипела растрепанная, оцарапанная женщина.

— Да чего ты боишься? — спросил Рэми, перекрикивая шум дождя. — Голодная, поди?

Рэми поспешно развязал узлы на своей котомке, улыбнулся как можно более тепло и протянул женщине кусок завернутого в капустный лист хлеба...

Ела та поспешно, давясь мокрым хлебом и все еще недоверчиво косясь в сторону Рэми.

— Идем! — сказал он, и женщина поднялась, да покачнулась, упав спиной на вывороченные бурей корни. Но от помощи Рэми отказалась, протянутую руку будто не увидела, однако поплелась послушно следом, как привязанная.

Когда они дошли, незнакомка уже не дичилась, нырнула в теплое, сухое нутро хижины и села в угол, прямо на земляной пол. Рэми, вспыхнув, показал ей на низкую, крытую еловыми ветками кровать.

— Я на полу переночую. Не волнуйся...

— Почему помогаешь? — прохрипела она.

— В лесу все равны, — ответил Рэми, разыскав в тайнике в углу теплое одеяло и кинув его незнакомке. — Если кому-то нужна помощь, а другой может ее дать, помогают и не спрашивают.

Она ничего не ответила, но бросать настороженные взгляды перестала. Свернулась клубочком на ложе и, кажется, быстро заснула.

Рэми осторожно укрыл ее одеялом, сам завернулся во влажный плащ и улегся на полу у входа.

Утром встретило его стонами. Рэми поспешно поднялся, коснулся лба незнакомки и отдернул руку: горит.

Засуетился по хижине, не зная, за что взяться, как помочь. Потом укутал незнакомку получше одеялом, схватил еще влажный плащ и выбежал на улицу.

В тот день, проносясь по залитому солнцем лесу, он впервые ослушался матери. Забыл о ее ненависти к виссавийцам, а думал только об одном — о мечущейся в лихорадке женщине, которой сам помочь Рэми не умел. Потому и бежал за помощью.

Поляна, полузабытая, заброшенная, поросла малинником и полынью. С трудом отыскав среди зарослей небольшую, до пояса, каменную пирамидку, Рэми бросился на колени, горячо зашептав молитву. Он не знал, как вызывать виссавийцев, не знал, работает ли теперь поросший мхом алтарь вызова, не знал, а все равно раз за разом повторял слова, прося только об одном:

— Спасите ее! Вы же можете!

Солнце закрыл чей-то силуэт, и Рэми, подняв глаза, увидел укутанного в зеленый плащ виссавийца-целителя.

— Ты пришел, — облегченно вздохнул он. — Помоги!

Молодой, еще неопытный виссавиец положил руку на плечо Рэми, вокруг вспыхнуло ярким светом, и через мгновение они оказались у хижины. Целитель молча, не теряя времени, вошел внутрь и опустился на корточки перед низкой кроватью.

— Ты знаешь, почему я тебе не помогу, — сказал он открывшей глаза женщине. — Ты изменила мужу, убежала от его родни, носишь в чреве ребенка любовника и тайно ненавидишь его, считаешь причиной своих несчастий. Не так ли...

— Помоги ей, — молил Рэми. — Не видишь, она умирает?

— Помощь надо заслужить, — холодно ответил виссавиец и… исчез.

«Это не может быть, просто не может…» — опустив голову, думал Рэми.

— Презираешь? — тихонько спросила женщина.

— Я? За что?

В ту ночь он остался в хижине. Единственное, чем он мог помочь — это не дать ей умереть в одиночестве… А с последним вздохом незнакомки ушло и почтение Рэми к клану целителей.

Рэми так и не рассказал матери, что нарушил запрет. Теперь знал, что в тот день мог быть узнанным… но виссавиец в каком-то мальчишке сходства с вождем не узрел, да и не узнал никогда, что своим отказом заставил наследника стыдиться собственного трона.

Избранные?

Это кто?

— Лживая страна! — прошептал Рэми.

Они дали умереть запутавшийся женщине, что ненавидела своего ребенка.

И дали жить человеку, который уничтожил целый замок вместе с его обитателями.

— Ненавижу, — шептал Рэми, вспоминая улыбку старого конюха. Сильные руки, что помогали ему сесть на лошадь, и все поддерживали, чтобы мальчик, не дайте боги, не свалился...

— Ненавижу! — шептал Рэми, видя глаза молодой служанки, что совала арханчонку сладкий пряник и шептала: «Маме не говорите. Она велела вас не баловать.»

— Ненавижу! — вновь сказал Рэми, вспомнив своего брата, которому пришлось в одиночестве расти среди ненавидящих оборотней крестьян.

Виссавиец, что это сделал, жив и находится где-то здесь, в клане. А дядя… дядя позволил ему жить!

— Приятно, не так ли?

Рэми не сразу понял, что это говорят ему. Солнце уже взошло, вспыхнули всеми цветами радуги на листьях капельки росы, и теперь Виссавия походила на светскую красавицу, украшенную драгоценностями. Слишком гордую, чтобы нравится Рэми.

Медленно обернувшись, телохранитель живо склонился в поклоне:

— Прошу прощения, вождь, что потревожил ваш покой.

— Вы меня узнали? — бесцветно ответил укутанный в белоснежные одежды мужчина лет так тридцати. — Это даже странно.

— Вас легко узнать. Белый цвет в Виссавии носит только род вождя. А в роду вождя, помнится, остался только один мужчина. Вы.

Врет. Не по плащу узнал он дядю. Права хранительница — они похожи. Только Элизар чуть старше, и глаза у него чуть темнее, оттенка мокрого пепла, да губы, не полные, как у Рэми, а тонкие, суровые. Но волосы те же — непослушные, иссиня-черные. И та же улыбка, что часто видел Рэми у своей сестры и матери.

Нет сомнений, что они с вождем родственники.

Слава богам, что Рэми — маг, и щиты держат крепко — не увидеть его эмоций вождю, как бы тот не старался.

А ведь старается. Рэми чувствовал, как вождь пробует щиты на зуб, пытаясь добраться до сердцевины… И как раздражается, когда ему это не удается. Привык к подчинению, к «прозрачности», так что же, придется привыкать и к другому.

«Не дай ему меня увидеть», — молил Рэми неизвестно кого.

«Не дам», — уверила его хранительница.

— Мы оба странные, — улыбнулся вдруг Элизар, и от этой улыбки по позвоночнику Рэми прошел холодок. — Я — единственный и последний в роду вождя. Вы — единственный, кто не боится так глубоко заходить в мои леса. Телохранитель моего гостя, наследного принца Кассии, не так ли?

Рэми кивнул.

— Далеко забрались, — продолжал вождь, как-то странно растягивая слова. Говорил на кассийском он неплохо, правильно, но в то же время… как-то слегка безжизненно. — Арам говорил, что не в первый раз. Вас так интересует моя страна, телохранитель?

Значит, Арам все же встречается с вождем. И разговаривает с ним. Даже о таких мелочах, как странное поведение какого-то гостя.

— Впрочем, не отвечайте. Любопытство — порок молодости.

— А вы — не молоды? — сам того не ожидая съязвил Рэми.

— Глупость говорите, телохранитель. — Впервые в голосе вождя появился интерес. — Молодость тела не означает молодости духа. Однако, вы меня утомляете. Поиграем.

Вождь усмехнулся и шагнул вперед. Раскинулись над обрывом белоснежные крылья плаща. Раньше, чем сообразил, что делает, Рэми бросился за Элизаром..

Мелькает под ногами пустота. Быстро приближается зеленое море. Ветер в ушах. Восторг. Смех, кажется смех самого Рэми. Оборвавшийся крик. Подхватывают у самой земли руки вождя, опускают на землю… И накатывает черной волной беспамятство.

Очнулся Рэми на изумрудно-зеленой, напоенной влагой траве. Повернув голову, увидел Элизара. Вождь сидел на земле, опираясь спиной о березу и задумчиво смотрел в небо. Некоторое время Рэми изучал правильный профиль дяди, его тонкие, изящные черты, над которыми природа постаралась слишком уж усердно...

Нет, все же они не похожи. Вождь казался красивой статуей, высеченной из мрамора… Рэми же… простым парнишкой, которого по недоразумению обрядили в дорогие одежды.

— Вы шальной, — сказал вождь, не отрываясь от созерцания неба. — Как и я. Мне это нравится.

— Зачем вы это делаете?

— А почему бы и нет? — пожал плечами вождь. — Она меня охраняет. Не дает мне умереть. А вы? Вы зачем прыгали? Ваша жалкая магия может здесь и не подействовать. Желаете умереть? Я помогу. Я подарю вам то, в чем отказывают мне. Но за все надо платить…

Рэми опешил, отвел взгляд. И в самом деле — ради богов — зачем он прыгал? Действительно, хотел умереть? Он, у кого есть Аланна, Мир, Арман, Лия… нет...

— Вы не больны! — прошептал он.

— Кто сказал? — засмеялся вождь. — Они? Да, они считают меня больным. И они правы.

— Больны в Виссавии? В клане целителей? Бред!

— Вот мы и снова пришли к тому, с чего начинали. Вы молоды… я — стар. И в отличие от вас знаю — есть болезни, от которых не хочется исцеляться. Ну да, вам не понять!

— Потому что я — жалкий кассиец? — парировал Рэми.

— Жалкий? Нет. Жалкий — это я. Вы — кассиец.

— А вы со мной играете.

— Я со всеми играю, — возразил вождь, посмотрев на Рэми, и телохранитель с трудом удержался, чтобы вновь не отвести взгляда. Перед Миранисом не отводил, перед дядей — тем более не будет! — Если не играть, жить серьезно, то это больно. А я не люблю причинять себе боли. И считаю это нормальным.

Темные глаза вождя сузились… а Рэми вспомнил нечаянно подсмотренные воспоминания. Пожар, запах горелого мяса, что преследовал вождя днем и ночью… И вдруг согласился с Элизаром. Да, иногда это слишком больно, вспоминать серьезно...

Но только иногда. У дяди есть сестра, есть клан, есть покровительство богини, а он упивается болью, как мальчишка. Смешно!

— Я могу вас попросить? — набрался наглости Рэми, садясь на траве.

— Можете. Вопрос — исполню ли я просьбу.

Брови вождя поднялись домиком. Взгляд его просветлел, стал насмешливым. Он ждал. Слова застряли в горле Рэми… Вождь никуда не спешил. Его темные, как и у Рэми, глаза поблескивали интересом. Видимо, он действительно хорошо развлекался.

— Я могу вас попросить, — выдавил, наконец-то, Рэми, — принять Калинку… официально, как...

— … подобает, — закончил за него Элизар. — Вы действительно считаете, что я слишком суров с невестой?

— Называете ее невестой? — промямлил Рэми, проклиная в который раз свое деревенское воспитание.

Сейчас бы на его место Лерина с его осторожными словами. Или душевного, милого Тисмена, которому никто не мог отказать. Или твердого, увлекающего за собой Кадма, или Мираниса… тот и вовсе умел любого уболтать или поставить на место.

А Рэми? Он смотрел в глаза Элизару и постепенно понимал, что сморозил глупость… да уже и не одну. И отвел взгляд, запоздало вспомнив уроки учителя… смотреть в глаза можно только равному или тем, кто ниже. Но не вождю Виссавии, пусть это даже и родной дядя.

— Да, я называю ее невестой, — медленно протянул вождь. — Вы против?

— Странный вопрос.

— Мой ответ будет еще более странным, — Рэми в очередной раз почувствовал, что вождь отлично забавляется.

Но почему забавляется? Неужели узнал племянника? Нет, не узнал, иначе вел бы себя иначе. Скорее увидел интересную игрушку и не желает ее выпускать из своих рук.

— Я встречусь и с принцем, и с… невестой. Но с одним условием...

— Я слушаю вас.

— После встречи на закате вы придете в мой замок. Сами. Без охраны. Без принца. Никого не предупредив и никому об этом не сказав.

— Это еще зачем? — похолодел Рэми.

— Это уже дело не твое, дорогой мой, — усмехнулся вождь. — Ты хотел, чтобы я встретился с Калинкой? Я это сделаю. Ты хотел, чтобы я уважил твоего принца? Я и это сделаю. Но… за все надо платить...

Не хватает воздуха… и Рэми не знает, что сказать. А вождь вдруг оказывается рядом, хватает грубо за волосы, заставляет посмотреть в глаза, долго изучает. Зачем? Щиты держат крепко, ничего ты не увидишь! Слышишь, ничего!

Вождь растянул губы в довольной улыбке, будто само сопротивление Рэми доставило ему удовольствие. Так же внезапно отпустил, встал с травы и смахнул с белоснежного плаща муравья.

— Не думал, что телохранители принца столь трусливы, — усмехается он.

— Я не боюсь.

— Точно? — вождь хватает Рэми за воротник и заставляет встать на ноги, прижимает в березе и Рэми отворачивается, закрывает глаза, чувствуя на щеке сладковатое дыхание.

— Как же ты странен, — горячо шепчет Элизар. — Не могу понять… не могу раскусить. Не могу даже заглянуть тебе в душу, не поддаешься. Давно уже никто так не сопротивлялся… Думаешь, ты — особый? Ты… ты заноза в заднице, ничего больше. Чувствительный мальчик, не так ли? Непрошеный гость, что заставил меня уступить. Утихомирить бурю. И за то заплатишь. Ты придешь в замок!

— Я приду… — заикаясь сказал Рэми. И почувствовал себя свободным.

Когда он открыл глаза, вождя уже не было и трава распрямлялась в том месте, где недавно стоял Элизар. Рэми тяжело вздохнул, поправил воротник и проклял в который раз и Виссавию, и ее обманчивый покой.

Он узнал сладковатый запах. Элизар, великий вождь Виссавии, сидит на эрсе...

— Безумец и наркоман у власти в магическом клане, — шептал Рэми, потирая шею. — И после этого нам впихивают, что кассийцы глупы.

В своих покоях Рэми сорвал с плеч испачканный в травяном соке плащ, бросил его в сердцах на пол. Ударила за окном молния. Рэми поймал испуганно-удивленный взгляд хариба и заставил себя успокоиться...

— Приготовь мне ванну!

Позднее, лежа на кровати, когда Эллис массировал ему плечи, Рэми думал… Много думал.

Одевшись он выпроводил Эллиса за дверь и, сев за стол, окунул перо в чернила...

Когда солнце клонилось к горизонту, Рэми кинул в камин черновики, помахал исписанным листком, чтобы высохли быстрее чернила, запечатал письмо воском, и, проверив, догорело ли в камине все до последнего кусочка, вышел.

Этот вечер он провел с сестрой. Сидел с Лией на скамье у открытого окна, смотря, как лес медленно окрашивается красным. И почему-то его не раздражала ни болтовня Лии, ни ее неосознанное желание прижаться к брату, согреть его своим теплом. Этим тихим, спокойным вечером его ничего не раздражало.

— Я встретила в библиотеке странного незнакомца. Архана, — задумчиво сказала Лия, устроившись поудобнее в объятиях брата.

— Он был груб с тобой? — насторожился Рэми.

— Нет, что ты… скорее… играл.

И тут играет. В высших кругах все играют. Правда, искренность, здесь стоят дорого. Иногда Рэми вновь хотел стать тем Рэми, который мог дать обидчику в морду, вместо того чтобы перекидываться словами ни о чем и стараться не сказать лишнего, тем не менее намекнув на необходимое.

А там, в окутанном сумерками лесу, было все так просто и понятно, а здесь? Как же он устал.

— Будь осторожней с придворными принца...

— Арман меня прячет, — обиженно ответила Лия. — Сначала в провинцию на полгода отослал, а теперь, когда вновь призвал ко двору, я должна слушать этих глупых архан… Рэми, они мечтают только о замужестве… А принц, такой гордый, разукрашенный… интересно, какой он на самом деле, без краски?

— Обычный, — усмехнулся Рэми, глядя как над лесом медленно парит пегас.

И вспомнил Ариса, своего белокрылого друга, и, главное, его мудрые советы, которых Рэми теперь там не хватало. Но если в Кассии Рэми и встречался тайком с пегасом, то здесь, под неусыпным наблюдением виссавийцев, он не мог себе этого позволить. На самом деле ничего не мог себе позволить.

— Скажи, тебе нравится в клане? — спросил вдруг Рэми, когда солнце уже коснулось румяным боком верхушек деревьев.

— Здесь мило, — начала Лия, и Рэми расслышал в ее голове странные нотки… будто осторожничала она, боялась сказать правду. Ну да, двор изменит кого угодно. Вот и Лия постепенно училась лукавить… иначе тут не выжить. — Но… Кассия мне больше мила. Там все настоящее, а здесь...

— Настоящее? — съязвил Рэми. — Даже разукрашенные арханы?

— Даже, — быстро ответила девушка. — Я не понимаю виссавийцев, я их боюсь. Матушка права, что нас прятала. Теперь, узнав виссавийцев ближе, я не хочу быть с ними...

— Мама рассказывала тебе, кто мы?

— Да.

— И говорила, что ты — племянница вождя… Принцесса Виссавии… скажи только слово, сестренка, и этот лес будет твоим.

— Зачем мне твой лес? — пожала плечами Лия. — Здесь красиво. Но и скучно. Там — наша мама… она не согласится вернуться в клан, ты же знаешь. Там — Арман. Я ведь его даже полюбила. Наш брат хороший человек, хоть и закрытый...

— Хороший, — согласился Рэми. — Но здесь много книг… свобода, безопасность, богатство, поклонение.

Кого он обманывал и кого хотел убедить? Себя, Лию?

— Арман ни в чем мне не отказывает. Балует, присылает платья, драгоценности, подарки, пишет теплые письма, — Рэми сглотнул, почувствовав угрызения совести. Арман писал, а он нет. Был занят принцем и его делами, да так, что забыл и о сестре, и о матери.

— Как там мама? — виновато спросил он.

— Ей хорошо в провинции. Рэми, знаешь, она там даже стала чаще улыбаться. Теперь открыто лечит тех, кому отказывают виссавийцы… ее называют доброй арханой… Она и в самом деле добрая, теплая, а эти… они холодные… Иногда я не верю, что в нас течет их кровь. Рэми… почему он плачет?

— Кто? — не понял телохранитель.

— Тот, кто вызвал эту бурю… он так страшно плачет...

— Ты тоже чувствуешь?

— Да… Арман говорил, что это из-за нашей крови...

— Советуешься о таких вещах с братом, не со мной? — с ноткой ревности спросил Рэми.

— Но ты занят… принц, его дела… Ар сказал...

— Когда-то Ар нам был не нужен.

— Сам не веришь в то, что говоришь, — взвилась Лия. — Ар наш брат. И ведет себя он получше, чем некоторые… знаешь, у нас соседи в провинции — сестра и брат. Так брат все наследство родителей захапал, да в столицу уехал, а та так и гниет в провинции… одна. Кто же ее без приданного-то? А вокруг меня женихи так и вьются. Мама говорила, что это потому что Ар ничего для нас не жалеет… он такое за мной приданное дает, что самой принцессе не снилось.

— И ты уже подыскала жениха?

— Да что ты! — вздрогнула Лия. — Какого жениха? Не хочу никакого жениха. Домой хочу, в Кассию.

Жениха она не хочет… Лие скоро шестнадцать стукнет. В таком возрасте арханы уже детей рожают, а Лия ни о любви, ни о замужестве и не думает. Как и тогда, в лесу.

— Скоро это закончится, — сказал Рэми, поднимаясь со скамьи и обещая себе серьезно поговорить с братом: давно пора подыскать сестренке достойного мужа. — Обещаю, скоро это закончится. Вождь примет Калинку, мы назначим день свадьбы и вернемся в Кассию. Исполнишь мою просьбу… сохранишь это письмо? Послезавтра утром придешь ко мне в покои. Если меня не будет, отдашь его принцу… лично в руки.

— Рэми, — побледнела Лия. — Ты куда опять влип?

— Я прошу тебя...

— Поговори с Аром...

— Лия, пойми, — Рэми опустился перед сестрой на колени, взяв ее ладони в свои. — Это ты у нас еще молода и незамужем, потому можешь и должна полагаться на Ара. Я — мужчина. И пока мы не знали об Аре, я был главой рода. Теперь я — телохранитель принца. Я не могу всегда советоваться с братом. Я должен принимать решения сам. Если я пойду к Ару, он будет задавать вопросы. А я сейчас не могу отвечать. Понимаешь?

— Понимаю, — прошептала Лия, гладя брата по щеке. — Всегда ты такой был, все сам, да сам… Рэми, когда ты поймешь, что не ты не один?

— Я понимаю. И ты не одна. У тебя есть Ар, и ты можешь ему доверять. Но и он — не железный. Давай не будем зря его беспокоить. Верь мне, Ар и так многое пережил в последнее время по моей вине. Отдашь письмо принцу… в руки. Слышишь меня?

— Будь осторожен, — Рэми вздрогнул.

— Буду, — ответил он и сам не поверил в то, что сказал.