Глава 12. Тень смерти

Ночка выдалась славной. За плотно задернутыми шторами бился в ставни ветер и дождь. Горели в подсвечнике толстые свечи. Сидевший за столом Мир очнулся, наконец-то, от изумления, в сердцах смял листок бумаги и что было силы швырнул его в стену, угодив как раз в морду вышитого на гобелене пегаса:

— Проклятие! — прошипел он.

— Если ты так его ждешь, — холодно ответил Лерин. — То почему отпустил? Ведь мог же приказать остаться. Рэми ведь просил…

— Ты удивишься, если узнаешь, чего я жду… — прошипел Миранис.

Лерин подошел к комку бумаги и уже хотел его поднять, как принц вскричал:

— Даже не думай!

Брови Лерина поползли вверх. Хариб принца, повинуясь знаку своего архана, поспешно подхватил смятое послание и отдал его Миру.

— Что тебя так встревожило? — уже гораздо мягче спросил Лерин. — Что такого было в письме от верховного жреца Радона?

Принц ничего не ответил, лишь расправил на столе лист бумаги, медленно скрутил его в трубочку и поднес к свече. Медово-желтый огонек лизнул бумагу, пробуя на вкус. Угощение пламени понравилось: воодушевившись, оно скользнуло на письмо, стремительно приближаясь к пальцам Мира и съедая то, что было написано в послании.

Было бы так же легко вычеркнуть прочитанное из памяти, но не получалось: каждая строчка билась в голове нервным пульсом: «Верховный бог Радон изъявил свою волю, наследный принц Кассии, Миранис. Твоя судьба предрешена. Стараться ее избежать не только тщетно, но и опасно. То, что живет в тебе должно быть уничтожено вместе с тобой. Либо оно уничтожит Кассию.»

Миранис взял книгу и открыл ее на первой попавшейся странице, делая вид, что читает. Строки расплывались перед глазами. Голову разрывали тревожные мысли.

Что во нем живет? Значит, смерть неизбежна. Значит, даже целитель судеб ему не поможет? А если даже поможет…

Мир сглотнул. Только теперь до конца понял принц, что чувствует Рэми, носящий в себе самого опасного из одиннадцати духов…

Рэми… лучше будет, если он не вернется этой ночью. Лучше будет, если он останется в Виссавии и разорвет привязку. Лучше будет, если принц сам пойдет и сдаст его дядюшке, но Миранис не может. Последняя строчка того же письма его останавливала: «Радон приказал тебе не вмешиваться в отношения твоего целителя судеб с его родственниками.»

До этого Радон никогда не изъявлял свою волю так прямо. Миранис такого не помнил. Но в последнее время боги усиленно вмешивались в дела смертных, и вот теперь принцу, как и Рэми, придется подчиниться их воле.

— Книгу держишь вверх ногами, — Кадм хрустнул яблоком и отошел от кресла Мираниса.

— Я бы просил тебя не подкрадываться…

— А я бы просил тебя не держать это в себе.

Легко сказать «не держать это в себе». А что Миранису сказать? Что Ниша, телохранительница отца, предсказала ему скорую смерть? «Раньше, чем опадут листья, мой принц, ты покинешь наш мир. Мне очень жаль.» Ей жаль… Миранис надеялся, что Рэми изменит его судьбу, что вождь поможет ему одолеть Алкадия, но надежда становилась со временем все призрачней, а смерть все более реальной.

— Я ничего в себе не держу.

Миранис ощущал приближение своего конца физически. Временами позвоночник его пронизывал холод, а тело сотрясала кратковременная дрожь. Он чувствовал, как стоит за ним посланец бога смерти, то складывая за спиной черные крылья, то вновь их раскрывая, обдавая Мираниса ароматом тления.

Он не хотел умирать. Он боялся. И он стыдился своего страха.

Уже скоро.

Как только отпоют свадебные песни, как только станет Калинка женой Элизара, они должны будут вернуться в Кассию. Не может Мир до самой старости прятаться в клане, как бы он этого не хотел. Да и хотел ли?

Умирать — страшно. Жить как трус, по милости вождя — еще страшнее.

— Иди спать, Мир, — настаивал Тисмен.

Мир не хотел спать. Он смотрел на догорающие свечи и не хотел, чтобы наступало утро.

Утром Рэми, поговорив с вождем, решит остаться в Виссавии. Иначе быть не может.

Утром Миранис начнет проигрывать.

Сначала Рэми.

Потом свадьба.

Потом возвращение домой.

И смерть…

Несколько ночей назад, когда Рэми вернулся наконец-то из замка вождя, Мир ласково провел кончиками пальцев по обнаженному плечу утомленной от любовных ласк Лии и мягко спросил:

— Будешь плакать по мне?

— Плакать? — не поняла Лия, переворачиваясь на спину. — Ты хочешь меня бросить?

Она мягко прикоснулась к щеке Мираниса. Принц поймал руку девушки, поцеловал ее пальцы и подарил Лие ласковый взгляд:

— Ну что ты, родная, как я могу тебя бросить, — горько усмехнулся он, надевая на тонкий пальчик арханы подаренное виссавийцами колечко.

Надо же, ему маленькое, а ей даже большевато. Милый, невинный ребенок, что он с ней сделал?

— Мир, — выдохнула Лия.

Открыв широко черные, как смоль глаза, она восхищенно любовалась тонкой работы колечком, что казалось свитой в сложный узор золотой паутиной.

— Красивое…

— Колечко для любимой. Чтобы ты меня не забывала…

Он обнял Лию и поцеловал ее в макушку. Душу раздирали противоречивые чувства. С одной стороны он хотел, чтобы Лия забыла, нашла себе нового, любящего мужа. С другой — она должна воспитать их сына, наследника… значит, лучше, если она останется Миру верной.

— Никогда его не сниму, — прошептала Лия ему в плечо.

Мир вздохнул. Значит, никогда не забудет. Это глупое колечко не даст. Потому-то и дарят его возлюбленной. Оно свяжет души Мира и Лии на всю жизнь… на его недолгую и на ее — возможно, долгую и одинокую.

И паршиво на душе, тревожно, будто он ее предает. Единственную, кого по-настоящему любит. И ради чего? Опять ради Кассии? Ради их сына?

— Девочка, моя… Моя! — шептал Мир, покрывая ее лицо поцелуями…

Страх куда-то ушел… чтобы вернуться с бессонницей. Тревога не отпускала ни днем, ни ночью. А тень посланника смерти стала еще более ощутимой.

Сегодня еще одна бессонная ночь. Проклятая усталость, что тянет к земле. Полумрак спальни, шум дождя за окном. И потяжелевший, давивший на плечи воздух.

— Миранис, — позвал Лерин. — Рэми вернулся.

Миранис вздрогнул и сжал руку в кулак.

— Еще скажи, что ты не рад? — встревожено спросил Кадм. — Мир, не понимаю тебя! Ты сам себя понимаешь? Не тревожь больше мальчишку, он и так многое пережил. Смирись, наконец, с тем, что он твой телохранитель. Миранис!

— Молчи, — усмехнулся принц. — Ты много не знаешь.

— Ну так расскажи!

А зачем? Миранис заглянул в карие глаза телохранителя. Ты уйдешь? Как же! Если Рэми узнает — он уйдет? Да ни за что! И никто из них даже не подумает, что умирать Миру не тяжело. Нет… гораздо тяжелее тащить за грань эту четверку.

Не вмешиваться? Мир засмеялся… не пытаться спасти Рэми? Радон еще его не знает… Принц подчинится. Он не будет вмешиваться в отношения Рэми и его дяди. Зачем? Он сделает кое-что другое…

— Мне кажется, или ты вновь задумал что-то глупое, — выдавил Кадм.

Нет, Миранис всего лишь хочет попытаться спасти… хотя бы одного.

— Кадм, — прошептал он. — Ты сегодня слишком навязчив, не находишь?

Телохранитель вздрогнул.

— А я не маленький ребенок и знаю, что делаю.

Кадм сжал губы, но промолчал.

Рэми вернулся в замок, когда уже начинало светать. Бесшумно вошел в свою спальню, кинул на скамью мокрый от росы плащ и, стараясь не разбудить спящего в кресле Эллиса, не раздеваясь лег на кровать.

Уснуть удалось далеко не сразу. Некоторое время он висел между сном и явью, и в хаотических видениях мешались голоса хранительницы, вождя, шум бури и шелест дождя за окном.

Проснулся он уставшим и разбитым. Но сонная одурь сразу же прошла, когда открыв глаза он увидел сидящего у его кровати принца.

Ярко светило в окно солнце, заливая небольшую спальню желтоватым сиянием. Принц, закрыв глаза, развалился в кресле, закинув одну ногу на другую и подкидывал на ладони сочный персик. Верх, вниз. Опять вверх, чуть выше. И снова вниз, в утопающую в кружевах ладонь наследника. Вверх, и сверкнул луч солнца, отразившись от кольца на среднем пальце. Вниз.

Мир поднес персик к губам и надкусил его, разорвав зубами тонкую, желтоватую кожицу. По подбородку его потекла струйка сока. Принц промокнул губы и подбородок белоснежным платком и, все так же не открывая глаз, сказал:

— Рад, что ты цел и невредим. Рад, что ты все же ко мне вернулся.

— Я обещал, — ответил Рэми, садясь на кровати.

Мир откусил от персика еще кусок, слизнув сок с губы.

— Мне не нужны твои обещания. Хочешь остаться с вождем — я уже говорил, воля твоя, — Миранис вдруг открыл глаза и бросил недоеденный персик в вазу. — Позавтракаем? Впрочем, нет, уже — пообедаем, вдвоем.

Позднее Рэми наскоро одетый и слегка умытый, сидел за небольшим столиком у открытого настежь окна напротив принца. На улице вновь зашуршал теплый, весенний ливень. Рэми разломил свежий, ароматный хлеб, намазав его маслом, и только теперь понял, что принц вовсе не спешит приступать к трапезе, а лишь задумчиво играет с салфеткой, искоса поглядывая на Рэми.

— Расскажешь мне о встрече с вождем?

— Рассказать что? — рука с хлебом на мгновение замерла у губ и тотчас вновь продолжила движение. — Вождь теперь знает о моем решении. Я не останусь в Виссавии.

— А о том, кто ты — знает? — тем же ровным тоном спросил Мир.

— Нет, — ответил Рэми, чувствуя неладное.

— И все так же думает, что все это всего лишь случайность?

— Да.

— И тебя не удивляет? — неожиданно спросил принц, отпивая немного вина из чаши. — Почему твой дядя столь слеп? Или ты вообразил, что вождь всегда был слеп? Он да, может, но его советники-то нет. Хоть кто-то, а догадался?

— Кто-то и догадался. Элан, например.

— Ну да, — криво усмехнулся принц, — этот никогда дураком не был. А что думаешь ты?

— Я ничего не думаю, — ответил Рэми, откусывая кусок намазанного маслом хлеба и запивая его молоком. — Я знаю. Хранительница знала, что вождь медленно сходит с ума… и ничего не могла с этим поделать. До тех пор пока вождь не хотел выздоравливать, никто ему помочь не мог. Поэтому Элизару позволили медленно опускаться в пропасть и когда моя мать решила исчезнуть…

— Богиня дала ей это сделать, — прервал его принц. — Дальше.

— Моя мать оказалась слишком хитрой. Ты же знаешь, что дети-маги часто выдают себя мелочами… она боялась. Потому и начала меня опаивать зельями, чтобы я, как ребенок-рожанин, стал почти нормальным… Я ведь и не знал о своем даре до некоторого времени…

— Дальше.

— Твой дед, отец твоей матери, получил предсказание… что ты скоро умрешь. Чтобы хоть как-то тебе помочь, он тайно послал в Кассию оборотня Бранше. Ты же помнишь моего друга? Совершенно случайно Бранше оказался в моем доме. А оказавшись… позволил моей силе выйти наружу… И как только я начал ею пользоваться, Виссавия вновь нашла меня в Кассии… а потом я встретил тебя.

— И я в первый же вечер разглядел, что ты можешь стать моим телохранителем. Целителем судеб.

— Тем, кто бы мог помочь сумасшедшему вождю. Зная, что я ношу в себе силу целителя судеб, Виссавия разрешила мне стать твоим телохранителем.

— А теперь я ей не нужен… и ты можешь остаться здесь.

— Ошибаешься! — оборвал его Рэми. — Теперь я принадлежу не только Виссавии, но и Радону. А еще… дух целителя судеб оказался не столь и плох. Вчера я вновь его почувствовал… и… на этот раз не сошел с ума. Зато ощутил… их покровительство.

— Их — это кого? — насторожился Миранис.

— Думаешь, только богиня клана вмешивается в наши судьбы? Нет, Миранис. Ты забыл, что силу мне дала не только она, но и Радон. Раньше меня вела Виссавия, теперь меня ведет верховный бог Кассии. Зачем… я не знаю — я не настолько чувствую богов. Но я останусь с тобой, и на то воля Виссавии совпадает с моей.

— Но почему?

— Потому что за все надо платить. Если мы, люди, часто забываем о своих долгах, то боги — нет. Мне была дана сила телохранителя, чтобы исцелить вождя, теперь же я что-то должен закончить и для Радона… и лишь тогда я смогу сам решать — куда мне идти и где остаться.

— Я думал, ты ценишь свою свободу.

— Ценю, — подтвердил Рэми. — Но от кого свободу-то? От Виссавии? От Радона? От судьбы? Мир, ты же видишь… я и так много чего намешал в наших жизнях. Мой дар опасен. Без покровительства богов он может нас всех погубить. Потому я вынужден прислушиваться к их шепоту…

— Не понимаю тебя, Рэми…

— Тебе и не надо понимать. Я вернусь с тобой в Кассию и встану рядом против Алкадия.

— Нет, Рэми, — неожиданно воспротивился Миранис. — Я долго думал над всем этим и решил… я верну тебе свободу. Лучше сейчас, пока мы тут. Пока ты — в безопасности…

— Ты не можешь мне ее вернуть. Даже магическая клятва повиновения, не дает тебе права разорвать наших уз. Я — твой телохранитель. Я уйду от тебя только тогда, когда сам захочу.

— Мне сложно с тобой Рэми, — голос Мира отдавал холодом. — И ты это прекрасно понимаешь.

— Понимаю, но ничего не могу поделать.

— А если мы проиграем? Если ты умрешь вместе со мной? Не боишься?

— Я не боюсь смерти.

«Я — боюсь», — подумал Мир и вслух добавил:

— Я принял решение. И это уже приказ, который я могу тебе дать. Я на время ослаблю связывающие нас узы, — глаза телохранителя удивленно расширились. — Ты сменишь маску и станешь на время Арманом и для виссавийцев, и для всех остальных. Арман же поиграет в моего телохранителя. Я хочу отдохнуть от тебя. Пока мы еще в Виссавии, не приближайся ко мне, целитель судеб.

— Почему, Мир?

— Потому что я устал. Это ты у нас — целитель судеб. Я — обычный человек. Я не хочу сейчас слышать ни о Радоне, ни о Виссавии… я ни о чем не хочу слышать! И еще менее я хочу слышать о тебе.

— Мир…

— Ты всего лишь мальчишка, который по глупой шутке получил слишком большую власть. Я устал с тобой возиться. Слышишь? Я надеялся, что ты останешься с вождем и избавишь от ноши…

— Мир?

— Последние три дня держись от меня подальше. Если ты решил вернуться в Кассию и умереть вместе со мной, то я даже не против. Кто я такой, чтобы мешать любимцу богов?

— Мир, что ты несешь?

Принц великолепно сознал, что ранит гордость телохранителя. Он читал в глазах Рэми недоумение и боль, но был не в силах сдержаться. Почему? Почему этот мальчишка так много знает? Почему так он в лицо смеется и над страхами Мира, и над его опасениями?

Они думали, что целитель судеб ушел и больше не вернется. А вот он — в глазах Рэми. Под контролем телохранителя.

И Миранис понимает, что это не Рэми с его властью был циничен, а он сам. Потому что боится собственных мыслей. Целитель судеб может убить отца. Может сделать его, Мираниса, повелителем. И даже почти не опасен. Говорит с богами? Слышит их волю? Подчиняется ей, хотя все говорили — не дави на мальчика. Он такой ранимый, так ценит свободу. Ценит?

Мир, если честно, завидовал Рэми. Он может выбрать — умереть или нет, а выбирает смерть. Он может остаться здесь, в безопасности, а выбирает — вернуться в Кассию. И умереть вместе со своим принцем.

Идиот!

Идеалист хренов!

Забодал со своей верностью!

Принц в последний раз посмотрел на потрясенного Рэми, хотел еще добавить, добить… Да только до звона напряглись вдруг соединяющие Рэми и Мираниса нити, и принц вдруг почувствовал раздирающую телохранителя боль. Разве Рэми виноват? А кто, ради богов, виноват? Почему он должен умирать? Почему он должен тянуть телохранителей, нет, друзей, за собой? Разве это справедливо? И разве когда-нибудь боги были справедливы?

Мир резко развернулся и выбежал из спальни Рэми, от души хлопнув на прощание дверью. А за окном все так же шуршал проливной дождь.

Рэми медленно поднялся со стула, ошеломленный, не смеющий поверить, что все происходящее — правда. Скрипнула тихо дверь, мягко зашуршали светло-голубые, расшитые жемчугом юбки, ласково улыбнулись Рэми синие, как у Мираниса, глаза.

— Много слышала?

— Достаточно, — ответила девушка.

— И…

— И я счастлива…

Рэми недоуменно посмотрел на Аланну:

— Эти дни ты будешь простым арханом, — продолжила его невеста. — Не будешь бегать за принцем, думать только о нем, просто отдохнешь… эти дни мы можем провести вместе.

— Вместе? — воскликнул Рэми. — Не понимаешь? Миранис только что…

— Я не хочу ничего понимать! — ответила Аланна, скидывая плащ. — Миру ты не нужен эти три дня? Мне нужен! И я не собираюсь терять время ни на споры, ни на мысли «почему». Уж прости…

— Люблю тебя, глупая дурочка… — выдохнул Рэми ей в губы.

Телохранитель вдруг почувствовал облегчение. Он не понимал, почему принц злился, и уже не хотел понимать. Он все решил. И впервые за долгое время он почувствовал на душе спокойствие. Через несколько дней Рэми вернется с принцем в Кассию и забудет Виссавию навсегда.

Он телохранитель Мираниса, наследного принца Кассии, он — целитель судеб. И он, наконец-то, твердо знает чего хочет. И будет за это бороться. По возвращении в Кассию.

А теперь он даст принцу побеситься и привыкнуть к мысли, что от Рэми так просто еще никто не отделался.

Дождь вдруг закончился, в окно хлынул яркий солнечный свет. Рэми легко подхватил Аланну на руки и понес ее к кровати.

— Эти дни ты будешь любить Армана, — усмехнулся он. — Тебя это не смущает?

— Я буду любить тебя… пусть даже и в облике Армана, но тебя…