Глава 6. Виссавия

Рэми ненавидел это утро, хотя погода сегодня была великолепной. Вместо заладившего на несколько дней дождя выглянуло солнце. Его лучи отражались в капельках росы на глянцевых листьев только-только начинавшей распускаться сирени, раскрашивая все вокруг во все цвета радуги.

Мелодично журчал в центре площади украшенный статуями русалок фонтан и, как ни странно, журчание раздражало гораздо сильнее, чем даже привязавшаяся к Рэми муха. Это проклятое насекомое то обиженно жужжало под ухом, то вдруг усаживалось телохранителю на шею, неприятно щекоча кожу мохнатыми лапками. Согнать муху Рэми не решался, он даже пошевелиться не решался, боясь невольным движением ослабить щиты Мираниса.

Принц был в гневе. Его злость сжигала изнутри телохранителей, но больше всего доставалось, естественно, наименее опытному. И Лерин, Кадм, Тисмен как раз сегодня почему-то не желали брать на себя на большую часть работы, вне обыкновения от души пользуясь силой ошарашенного и удивленного Рэми.

Они его, наконец-то, вполне приняли? А с чего бы это?

«Не обольщайся, – отрезвил его стоявший рядом Лерин. – Держать щиты принца ума много не надо, нужно старание. А что ждет нас за аркой мы понятия не имеем, потому и черпаем силы у тебя, чтобы самим не остаться беспомощными в случае опасности.»

Вот тебе и разгадка, скривился Рэми. Гнев принца усилился, шарахнув по щитам, хотя с виду Миранис был спокоен. Рэми прикусил губу, чтобы не застонать – ментальный удар был очень сильным, и, естественно, дал не по принцу, а по державшему щит телохранителю. Высший маг, чтоб его, такого лучше не злить. Гнев такого вполне убить может. Такому даже не возразишь, когда услышишь:

– Собирайся, завтра едем в Виссавию.

После этой фразы Рэми вчера задохнулся от удивления, пытался что-то сказать, возразить, выкрикнуть, что он никуда не поедет, когда взгляд его столкнулся со взглядом принца, и стоявший за Миранисом Лерин услужливо открыл щиты.

По Рэми бабахнуло так, что даже привычный к силе Мира, он не выдержал и упал на колени.

– Не думай, что меня это радует, – ледяным тоном сказал наследник, подавая телохранителю руку. Чуть поколебавшись Рэми принял помощь принца. – Потому ты не будешь возражать и подчинишься.

– Да, мой принц, – выдохнул Рэми, чувствуя себя как зверь, пойманный в клетку.

Стоило шагам принца и его телохранителей стихнуть в коридоре, как Рэми схватил нефритовую чашу и что было силы швырнул ее об стену, сразу же согнувшись от боли… Проклятый Мир… и все же дорого, ой как дорого далось ему это воскрешение.

Вазы было жалко. Восстанавливать разбитое дух замка не умеет, потому Эллис, хариб Рэми, немедленно уничтожил осколки. По приказу принца, раздраженно подумал Рэми. Оно и понятно – Миранис боится выдать свои тайны. Только было бы чего выдавать. Рэми все равно ни одной не знает. Он словно статуя. Стоит в углу, глаза мозолит, вечно за нее цепляешься, но выкидывать жалко… потому как красивая, дорогая, а, что самое важное, мила богине-покровительнице клана Виссавии.

«Рэми!» – одернул телохранителя Лерин. Рэми вернулся мыслями на площадь и укрепил давшие едва ощутимую слабину щиты наследного принца.

«Внимательней,» – прошипел в голове Рэми голос Лерина. Муха улетела – видимо, ей было скучно. На миг спряталось за тучкой улыбчивое солнышко. Потемнело вокруг.

Посреди площади выступили из воздуха очертания небольшой, в полтора человеческого роста, арки. Сначала едва заметные, они с каждым биением сердца становились все ярче, приняв постепенно чистый серебристый оттенок. Внутри арки клубился густой белоснежный туман, за которым была ненавистная Виссавия.

Рэми вспомнил, как утром ему принесли первую взятку. Придворный, не вошедший в состав свиты, всенепременно хотел попасть в клан целителей и подарил Рэми тонкой работы золотой браслет, украшенный россыпью камушков. Наверное, дорогих, Рэми не приглядывался. Браслет он вернул, но придворного в свиту принца взял. Скорее со злости и из-за раздражения: хочет Ферин идти в Виссавию, да ради богов! Но другим взяточникам Рэми отказал, дав понять: еще одна такая попытка и те не то, что Виссавии, двора повелителя больше не увидят, сгнив в провинции.

Рэми не был уверен, что мог бы осуществить угрозу – он никогда ранее не пользовался властью телохранителя, как и властью архана. Если честно, он даже понятия не имел, как ею пользоваться – ведь его мягко, но верно до сих пор держали вдали от дворцовых интриг и реальной власти.

То ли оберегали, то ли просто не доверяли, боясь, что он вмешается. Рэми опасался второго.

Да и придворные, которым Рэми отказал, должны были радоваться. В то время, как каждый при дворе мечтал попасть в загадочный клан целителей, Рэми мечтал остаться в Кассии.

– Я туда не пойду! – вторил за спиной приглушенный голос Калинки.

Ее тотчас едва слышным шипением одернула седая, худая, как жесть, камеристка.

В честь первого свидания с женихом своенравную Калинку заставили-таки одеться прилично. Обычно струящиеся по плечам волосы были тщательно собраны под сетку из красного золота, тело скрывало до самой шеи тяжелое, расшитое драгоценными камнями парчовое платье и все это великолепие дополнял легкий, того же цвета плащ, скрепленный у шеи застежкой с крупным, кроваво-красным рубином.

В тяжелом платье девушка двигалась неуверенно. Под обилием золотых завитушек лицо ее казалось непривычно бледным, что было особенно заметно на фоне ярко-рыжих волос. Глаза потухли, губы были искусаны до крови, да и сама она выглядела так, будто ее на казнь вели, а не смотрины.

Она боялась. Здесь, за спиной Мира, Рэми чувствовал ее страх и вместе с другими телохранителями прикрывал принцессу щитами от цепкого взгляда посла Виссавии. А работая над щитами, сам он волновался гораздо меньше.

Что, ради богов, на самом деле понадобилось Миранису в Виссавии?

В белоснежном тумане арки показалась чья-то фигура. На миг Рэми охватила паника: только сейчас он сообразил, как на самом деле боялся первой встречи с собственным дядей. Но вместо белого мелькнуло в арке коричневое и Рэми немедленно успокоился: коричневое в Виссавии носят хранители границы, а не вождь Виссавии. Значит, свидание с влиятельными родственничками хотя бы на время откладывается.

Мужчина, вышедший из тумана казался излишне тонким по сравнению с мужчинами-кассийцами. Волосы его, прямые, черные, были собраны в тугой, до середины бедер, хвост до самого кончиков волос оплетенный кожаным шнурком. Кассийцы, как правило, обладали чуть вьющейся шевелюрой и обрезали волосы до плеч, оставляя их распущенными. Лица хранителя было не разглядеть: оно, подобно как и большинства виссавийцев до самых глаз было скрыто под тонким шарфом.

И к чему они прячут лица? В Кассии поговаривали – чтобы скрыть природное уродство, но у Рэми было целых три причины тому не верить. Первая: мать – чистокровная виссавийка и красавица почище многих кассиек, и еще две – он сам и его сестра, наполовину виссавийцы.

Оба, стройные и изящные, они явно пошли в родню матери. В роду отца все были подобны Арману: высокие, светлокурые, голубоглазые и тонкой кожей. Кровь же виссавийца наделила Рэми и его сестру темными, с синеватым отливом глазами, черными волосами и смуглостью, которая резко отличала их от брата.

У хранителя границы глаза тоже были темными, цвета плодородной земли. И взгляд – пронзительным. Он быстро прошелся по свите принца и на миг остановился на Рэми. Этого мига хватило, чтобы телохранитель вздрогнул.

«Расслабься, – вновь вмешался Лерин и Рэми впервые сообразил, что за ним, оказывается, очень даже присматривают. – Не привлекай к себе ненужного внимания и все обойдется.»

Рэми не сильно-то верил, что обойдется. Да вот в который раз – кто его спрашивал?

Хранитель границы в Кассии оказался впервые. Некоторое время он любовался на цветущую сирень, полной грудью вдохнув ее горьковатый, чарующий аромат. Кассийцы даже понятия не имеют, каким сокровищем они обладают. Они портят природную красоту «изяществом» искусственных построек, типа вот того уродливого фонтана, который никогда не сможет заменить красоты утопающего в мягкой траве ручейка, журчащего рядом с домом хранителя.

Как давно он не был у того ручья? Как давно не видел он зелени лесов? Не вдыхал аромата цветущих трав? Как давно чувствовал всей кожей тепла янтарных лучей солнце? О, милостивая богиня, слишком давно!

И все же он здесь не за этим. Предупреждал же Элан – быть внимательным. Не делать лишних движений, не дать повода для обиды. Кассийцы ранимы, задеть их легко, сгладить оскорбление временами – невозможно.

Потому собраться, низко поклониться наследному принцу, вперить взгляд в мраморную плиту под ногами и шагнуть в сторону, уступая дорогу к арке. При этом проверить щиты, ни в коем случае не давая ни принцу, ни высшим магам из свиты Мираниса заметить своего волнения.

Стоило вспомнить об обязанностях, как исчезло очарование поздней весны. И тут же захотелось как можно скорее уничтожить арку перехода в клан, восстановить целостность щита над Виссавией, а не стоять вот тут, на площади, под любопытными взглядами кассийцев… Их слишком много, а он, привыкший к одиночеству – всего лишь один.

Спас его принц, смело шагнувший в арку. Вслед за принцем исчезли в тумане и его телохранители в темно-бурые плащах. Виссавиец так и не успел толком разглядеть ни одного из них, да и не пытался. Гораздо больше дисциплинированных телохранителей волновала его разбалованная свита принца. Из глупости ли, из озорства ли, могли беспечные арханы повредить переход, отправив идущих следов вовсе не в клан Виссавии. И виноват был бы он, хранитель границы.

Но все проходило гладко. Одна за другой исчезали в тумане девушки из свиты Калинки, излишне, на взгляд хранителя, скуластые и ширококостные.

Одетые в тяжелые платья, украшенные драгоценностями, с размалеванными синей краской лицами, они казались неживыми. Рядом с ними тихими и более приятными взгляду виссавийца тенями скользили скромно одетые девушки-харибки.

Когда поток фрейлин принцессы закончился, в переход один за другим начали входить арханы. Хранитель напрягся, ожидая от разбалованных, высокорожденных отпрысков чего угодно, но опасения оказались напрасными: шалить никто из арханов даже не пробовал.

Убедившись, что никого на площади не осталось, хранитель сам вошел в арку. Мелькнула вокруг пустота, отозвавшись в теле знакомым, но все еще противным вкусом паники, мелькнули вокруг звезды в хаотичном танце и хранителя вышвырнуло по другую сторону арки: в закатный замка Арама.

Ненадолго. Убедившись, что с гостями все в порядке, хранитель границы раскланялся. Пора было кому-то заняться восстановлением щита над кланом, наследным принцем пусть занимается Арам.

Зал, в который они попали, был непохож на низкие, богато убранные залы Кассии. Его размеры слегка увеличивали высокие, стрельчатые окна, над которыми размещались полуокруглые оконца поменьше. Между окнами, в простенках, были встроены зеркала. Они наверняка, отражая солнечный свет, делали зал визуально еще более объемным, даже нереальным, но теперь в них отражалось лишь мягкое сияние округлых светильников на высоких ножках, что равномерно расположились вдоль высоких, украшенных рельефной резьбой стен. Потолок залы был расписан под закатное небо и, казалось, чуть светился. Эффект заката усиливал красноватый камень, которым был выложен пол и красноватые же колоны, витыми, стройными стрелами уходившие к высокому потолку.

Наверняка зал был бы гораздо красивее залитый солнечными лучами, но теперь окна были плотно закрыты ставнями, и в них бился сумасшедший, дико завывавший ветер.

За стенами замка разыгралась буря и Рэми это почему-то не нравилось. Еще более не нравился встречающий их в одиночестве хозяин замка.

Виссавиец был одет в желтое, значит, являлся хранителем дара. С непривычно открытым лицом, одетый в простую тунику, повязанную на талии тонким, сплетенным с золотых нитей пояском, с также, как и у его соплеменников стянутыми в хвост волосами, и подкрашенными темной краской глазами, он все же казался невинным, ошарашенным мальчиком, с широко раскрытыми, темными глазами, опушенными длинными ресницами. За такие глаза любая красотка при дворе готова была убить, но ведь перед Миранисом стоит мужчина, а не девушка.

– Я думал, наследного принца Кассии будет встречать сам вождь, – в голосе Мира Рэми уловил нотку презрения. – А мне выслали навстречу какого-то ребенка.

– Прошу прощения, принц.

Рэми с удивлением наблюдал, как хозяин замка преображался на глазах, будто взрослея: расправились плечи мальчишки; заблестели умом черные глаза; тронула губы приветственная, но уверенная в себе улыбка. И Рэми вдруг понял, что «мальчишка»-то постарше его будет. Мудрее и увереннее в себе, это точно.

– Я не представился: старший советник вождя Виссавии, Арам…

– Сын Акима? – сразу же заинтересовался Мир, и тон его стал даже слегка уважительным. – Что же, если это действительно вы… то хочу выразить вам признательность, советник. Ваш отец…

– Мой отец погиб за страну, которую любил, – мягко ответил «мальчик». – Чтя его память, я люблю Кассию, хоть и не был в ней более десяти лет. Потому вождь и совет решили именно меня отправить вам навстречу и именно в моем замке принять столь важных гостей.

– Мы были бы рады принять вас в Кассии.

– Я в этом не сомневаюсь. Но после смерти отца мой вождь не отпускает меня из клана. Поймите правильно – ваша страна для нас опасна.

– А ваша мать?

Советник слегка побледнел.

– Моя мать могла последовать за мной в клан. Но она, подобно моему отцу, слишком любила Кассию. И семью своего архана. Она вырастила вашего друга, мой принц.

– Но лишила вас материнской любви.

– Мы все чем-то жертвуем, – тихо ответил Арам. – Моя мать – мной. Я – ею…

Рэми вздрогнул, вспомнив, кого именно вырастила Ада.

– Я помню, сколько лет было Акиму, – продолжал рядом Мир, – когда он одолел демона. Наверное, меньше, чем вам сейчас. И из почтения к вашему отцу, к его памяти, к его подвигу, я уважаю и его сына. И все же. Почему встречаете меня вы, а не вождь? Элизар не горит желанием видеть свою невесту? Или намерен оскорбить нас невниманием?

Рука Лерина мягко дотронулась пальцев Рэми. Чего он хочет? Боги, щиты… «Внимательней» – одними губами прошептал Старик.

– Что вы! – невинно улыбнулся Арам. – Мой вождь плохо себя чувствует и надеялся, что вы отдохнете в Виссавии и дождетесь его возвращения.

– Как долго продлится буря?

– Прошу прощения, но мы не властны над непогодой.

Спустя некоторое время принца проводили в отведенные для него покои. Как и везде в замке – ничего лишнего. Голые стены, лишенные привычных для Кассии гобеленов и отделанные тонкими, почти просвечивающимися досками черного дерева; большой, на всю стену камин, спрятавшийся за замысловатой решеткой; широкая, но жесткая кровать без балдахина; стол у окна; пара стульев; брошенные на ковер у камина подушки… мало уюта, зато тепло, сухо, пахнет свежим деревом, много свободного места. И недовольный Мир, что сел на стол и начал что-то быстро писать на чистом листке бумаги.

– Передашь это отцу, – приказал он харибу и задумчиво добавил:

– Не думал, что сын героя Акима столь лжив. Вернее, да, оговорюсь, он играет со словами, как каждый виссавиец, уходящий от ответа.

– Ты о чем? – недоуменно спросил Рэми.

– Не думаешь ли ты, мой друг, что я стану тебе раскрывать секреты твоего же клана? – издевательски усмехнулся Мир. – Нет, дружок, с Виссавией решай проблемы сам. Ты меня слышал. А теперь оставь меня.

Рэми поклонился, послушно вышел из покоев принца, оперся о стену и стер со лба выступивший пот. Давно уже он не чувствовал себя так паршиво… как пойманный в ловушку зверь. И давно уже не пробивал его душу едкий, неприятный страх…

Это ненормально. Это не его. Но это есть… вместе с клубящейся в душе черным туманом паникой, что медленно, но верно лишала Рэми разума. Он не может тут остаться! Не может!!!

– Мой архан…

– Это опять ты, Эллис? – простонал Рэми.

– Вы измучены, мой архан. Только вчера встали с кровати, а уже…

– Что уже?

Какой он, проклятье, телохранитель, если сам себя защитить не может!

– Никому не говори, что видел.

– Мой архан…

– Это приказ.

– Да, Рэми.

Не ослушается. Хариб никогда не ослушается своего архана, слава богам. И только поэтому можно показать слабость и опереться на плечо Эллиса, когда уже совсем отказались держать ослабевшие внезапно ноги.

– Что с тобой, Рэми?

– Что б я сам знал… – слабость вдруг отпустила, а вместе с ней почему-то слегка стихла буря за окном.

Рэми облегченно выпрямился, и, успокаивая то ли себя, то ли хариба, прошептал:

– Все… все.