Глава 6. Драка

Рэми вздрогнул. Чаша выскользнула из ладоней, разбившись в дребезги и окатив ноги теплыми брызгами травяного чая.

— Мой архан, — удивленно посмотрел на него Эллис, но Рэми уже выхватил у него плащ и, завязывая на ходу завязки, вылетел из своих покоев. Он бежал по коридорам, толкал зазевавшихся на его пути придворных, игнорировал летевшие вслед проклятия и сам проклинал свое бессилие: после лечения вождя в нем не осталось ни капли магии.

Где-то на втором этаже, когда он опрокинул стоявший у окна вазон с цветком, его окликнул Арам. Рэми дернулся, задел идущую с подносом девушку виссавийку и, прошептав:

— Простите! — понесся дальше под грохот разбившихся чашек.

Следующая дверь вывела его в небольшой внутренний дворик. Рэми с размаху врезался в толпу и, подобно остальным, задрал голову вверх, щурясь от брызнувшего в глаза утреннего света.

Наверху, на стене, дрались две мужские фигуры. Дрались яро, забыв обо всем на свете, остервенело дубасили друг друга, рискуя сорваться с высоты на наблюдавших за дракой зрителей. Что зрителей, собственно, от наблюдения не останавливало.

— Это принц? — спросил кто-то рядом.

— Ага, и его телохранитель. Кадм… кажется.

— Да не, — сказал другой придворный. — Этот беловолосый, значит, Лерин. Интересно, кто кого?

— Ставлю на принца.

— Да ну… телохранитель как-никак воин, а принц… ну сами понимаете, принц и есть. Так что быть наследнику битым… как пить дать быть.

Рэми прикусил губу и бросился к примыкавшей к дворику башне. Небольшая железная дверца, украшенная замысловатыми растительными узорами, оказалась запертой. Рэми выругался, что было силы ударив кулаком по проклятой створке, разбивая пальцы в кровь, и в очередной раз проклял временно спавший внутри дар. Гнев принца с головой окунал его в омут черных чувств, все более усиливался, отнимая разум, взрывался в голове красными искрами, сжирая остатки сил.

— Дайте я помогу, — услышал он рядом голос Арама.

Хозяин замка легко дотронулся до двери, и створка с тихим скрипом отворилась. Рэми, даже не поблагодарив виссавийца, бросился внутрь, к винтовой лестнице.

Он бежал из-за всех сил, перепрыгивая ступеньки, рискуя сорваться вниз и сломать шею. Он не понимал, что так разозлило Мира и бежал к принцу, стремясь притушить ревущее в душе наследника пламя. Он ударил плечом в низкую дверцу, молясь всем богам, чтобы она оказалась незапертой и вылетел на вожделенную стену.

— Прекратите! — крикнул он.

Лерин и Мир будто не слышали. Кулак Мира врезал Лерину по щеке. Телохранитель, сплюнув кровью, вновь кинулся на принца, заехав ему по животу. Рэми, почувствовав боль Мира, как свою, бросился между дерущими.

— Не вмешивайся! — прошипел принц, отталкивая его в сторону.

Ступни Рэми скользнули по гладкому камню. Спиной он ударился о витиевато вырезанный парапет, перекувырнулся и полетел назад.

— Рэми! — закричали вдруг и Лерин, и Мир.

Рэми взмахнул руками, пытаясь из последних сил удержаться на стене. Рука Мира полоснула воздух где-то рядом, стараясь поймать его ладонь. Заклинание Лерина синим кнутом обхватило за талию, но, оказавшись слишком слабым, не удержало. И Рэми полетел вниз, понимая, что без своей магии он сейчас разобьется.

Полет был долгим и недолгим одновременно. Быстро удалялся зубчатый парапет, вместе с ним — испуганное лицо Мираниса и окровавленное — Лерина. Обхватили талию чужие руки, вздыбились вокруг белоснежной пеной полы плаща. Рэми сглотнул, когда кто-то другой сомкнул жесткие объятия, заставляя Рэми прижаться к себе спиной, а потом взмыл вверх, мягко спланировав на площадку вверху башни.

— Да вы прям ходячее несчастье какое-то, — сказал вождь, отпуская ошеломленного Рэми. — Вас то убивают, то ранят, то заражают безумием. Это только в Виссавии вам везет или в Кассии тоже?

«Интересно, а кто во всем виноват?» — подумалось Рэми. Он оглянулся на вождя и вздрогнул от блестевшей в черных глазах Элизара насмешки. Да, некоторые вещи не меняются. Как был Рэми личной игрушкой Элизара, так ею и остался.

— Благодарю, вождь, — запоздало спохватился Рэми, поклонившись любимому дядюшке.

— Вы еще не очнулись после последних событий, а уже геройствуете, — гораздо жестче заметил Элизар. — Вы даже не присутствовали на вчерашней помолвке, не так ли? Вы не едите, не пьете, не спите, ни с кем не разговариваете. Избегаете даже своего обожаемого принца, отказываетесь встречаться с семьей и невестой. С чего бы это?

— С чего бы это вы обо мне так беспокоитесь?

— Вы мой гость и высший маг. Либо вы дадите себя осмотреть моим целителям, либо…

— Либо что?

— Перестаньте себя вести как избалованный ребенок!

— Кто бы говорил? — огрызнулся Рэми. — Или мне напомнить, как вы себя вели в последнее время?

— Может, именно потому не хочу я, чтобы вы вели себя так же?

Рэми задохнулся от гнева, не понимая, как вождь смеет себя сравнивать с ним. Рэми никогда не убивал, никогда жрал наркотики, никогда не позволял себе кого-то унижать. Стоявший же перед ним вождь…

Рэми вздрогнул, отводя взгляд. А что вождь? Теперь, когда безумие отпустило, Элизар казался совсем другим: держался с достоинством, смотрел спокойно, излучал окружавшую правителей магических стран силу. Теперь он был не безумцем, в достойным вождем для Виссавии. Человеком, которого можно уважать. Дядя, которого можно полюбить.

Но нельзя.

— Простите, Миранис ждет меня, — отвел Рэми взгляд.

— Конечно, — кивнул вождь. — Идите. И, надеюсь, нам не придется продолжать этого разговора.

— Уверяю вас, не придется, — поклонился вождю Рэми.

Рэми не стал говорить вождю, что к принцу он направился уже на следующее же утро после происшествия в замке Элизара. И уж тем более не стал распространяться, как дошел он до покоев Мираниса и поднял руку, чтобы постучать, но так и застыл бессильно у дверей, услышав холодный голос Лерина:

— Я все же настаиваю, что его лучше убить. Если подобное повторится, второй раз мы можем и не выкрутиться.

Рэми медленно опустил руку, нервно сглотнув. Он не горел желанием подслушивать, но и уйти почему-то не мог. Стоял вот так глупо у самой двери и слушал. И каждое слово било по сердцу, как бич по спине упрямого мула.

— Ты забываешь, что Рэми как был, — спокойно ответил Лерину Мир, — так и остался единственным наследником вождя Виссавии.

«Только потому ты меня держишь? — ослабел Рэми. — И только?»

— И это далеко не Виссавия будит в нем подобную силу, — продолжал Мир. — А Кассия. Хочешь убить Рэми только потому что он мой телохранитель? Это его вина?

— Тогда просто отпусти его, и он таким не будет...

— Вроде не пьяный, а несешь чушь. Забыл об Алкадии?

— Я ничего не забыл. Но кто теперь опаснее: Алкадий или Рэми? Я не вижу иного выхода...

Рэми вздрогнул, сжал до боли зубы, пытаясь подавить бившую его тело дрожь. Опасен? Он?

— Так иного и нет. Мне очень жаль, но ты потерпишь своенравного мальчишку еще немного.

«Своенравного мальчишку?» Рэми больше не стал слушать, и так все было понятно. Он сделал пару шагов назад, пока не уперся спиной в холодную стену. Спохватился, что его тут могут увидеть, и рванул по коридору, стараясь быстрее убежать от услышанного. Пролетев по узкой, винтовой лестнице, он вдруг оказался на небольшой, срывающейся в пустоту площадке, и некоторое время стоял неподвижно, закрыв глаза, вдыхая полной грудью чистый, пахнущий смолой и хвоей ветер. Успокаивался и пытался собраться с мыслями.

Опасен для Мираниса. И в то же время нужен. Как змей, охраняющий выход. С одной стороны — великолепный, чуткий страж, с другой — может в любой миг укусить и хозяина. И не отпустить… потому что кусать начнет не того, кого надо. И не убить… боги не велели.

А кто он для Виссавии? Наследник? Смешно… вождь женится на Калинке, Калинка родит ему сына, и кем тогда станет Рэми? Лишним? Рэми видел, что в Виссавии делают с лишними…

А ему что теперь делать? Шагнуть с этой площадки, разбиться на смерть и забыть? Так не дадут же, воскресят, потом будут опаивать, лечить, чтобы мучить снова… Это мы уже проходили… И живой ты нам в тягость, и умереть мы тебе не дадим, и отпускать тебя и не думаем.

«Рэми? — дотронулся до его сознания зов Мираниса. — Можешь зайти ко мне?»

«Прости… но у меня нет сил… кажется, мне нужно еще немного отдохнуть, — Рэми отер выступивший на лбу пот и ослабил узел на шейном платке. — Пожалуй, некоторое время ты должен будешь обойтись без меня.»

Рэми почувствовал удивление Мираниса и резко оборвал соединявшую связь. Он хотел побыть один.

Вечером, по приказу Рэми, Эллис развернул в дверях Тисмена, сказав, что его архан спит и просил не беспокоить. Выпроводил хариб чуть позднее и Армана, и Лию. Даже решившая навестить жениха Аланна на следующее утро осталась ни с чем — Рэми не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать. Лишь когда захлестнул его гнев Мираниса, выбежал телохранитель из своих покоев.

И, как всегда, вместо того, чтобы помочь, вновь навредил. Да еще и «поговорил» с вождем Виссавии.

Чувствуя спиной на себе внимательный взгляд вождя, Рэми подошел к открытому люку в полу и осторожно спустился по уже знакомой винтовой лестнице ниже на этаж. Некоторое время он простоял возле низкой двери, не решаясь ее открыть. Ему очень хотелось вернуться в свои покои, но Рэми знал — вождь все так же стоит на башне и смотрит вниз, на проклятую стену, где недавно дрались Лерин и Миранис, а теперь было почему-то совсем тихо. И ждет, пока там появится Рэми.

Вздохнул, телохранитель толкнул дверь. Створка мягко поддалась, заскрипели плохо смазанные петли, хлынул в глаза неожиданно яркий солнечный свет, и Рэми ступил на стену, с которой недавно так неловко слетел.

— Рад, что ты уже в порядке, — даже почти по-дружески поприветствовал Рэми Тисмен. Притворяется. Они все хорошо притворяются.

Зеленый телохранитель стоял на коленях перед сидевшем прямо на полу Лерином и осторожно касался разбухавшей на глазах щеки друга смоченным в холодной воде платком.

— Спасибо, слабость прошла, — ответил, наконец-то, Рэми, поняв, что все почему-то ожидают от него ответа.

— Хорошо тебя отделали, — кинул Тисмен Лерину, и Рэми уловил в его словах плохо скрываемый гнев.

— Пусти меня! — одним движением вырвался Мир из объятий Кадма, и с ненавистью посмотрел на Лерина.

— Держи! — зло крикнул он, бросая телохранителю помятый платок. — Приведи себя в порядок.

— А пошел бы ты! — беззлобно ответил Лерин, прижав мятый платок к кровоточащему носу.

— Тихо! — встал подоспевший Кадм между Лерином и мгновенно вспылившим Миранисом. — Не забывай, что это Лерин у нас по заклинаниям, а я воин. Я с тобой церемониться не стану — в два счета скручу! А ты… — Кадм повернулся к Лерину. — Помолчал бы, хоть ненадолго.

— Тебя забыли спросить? — сплюнул Лерин на землю кровью. — Самый тот нашелся, что советы давать.

Мир только сейчас увидел внизу, во внутреннем дворике, собравшуюся толпу придворных и про себя выругался. Он и сам не помнил того переломного мига, когда волна ярости его накрыла окончательно, заставив забыть как о происхождении, так и о воспитании. Когда это произошло? Когда Лерин предложил избавиться от ребенка Лии или же выдать ее поскорее замуж за какого-нибудь захудалого арханчика? Или же после слов:

— Целителя судеб в Рэми будят сильные эмоции. Интересно, что сделает Рэми, когда узнает, что его любимый принц сделал его хрупкую сестренку своей фавориткой?

Мир посмотрел на застывшего у башни Рэми и подумал, что, наверное, не обрадуется. Семья — Арман, мать и Лия, были для этого мальчишки чем-то святым, чего другим трогать не рекомендуется, и Мир об этом великолепно знал. Потому и приказал Арману отправить Лию и ее мать в замок в леса дерегов, воинов-оборотней, которых боялись задирать даже самые сильные маги.

Магии там просто не существовало — почти всю ее глушили исходившие от самой земли непонятные жрецам волны, и дерегов это вполне устраивало. Великолепные воины, они защищали свои земли от чужаков зубами и клыками, подчиняясь лишь повелителю и главе рода Северного клана, которым, к счастью, являлся Арман.

Только спрятав Лию в чужих, неприступных землях, Мир сам же ее оттуда вытянул и сам же, увы, ее и погубил.

— Я хочу побыть один, — сказал принц скорее не застывшему столбом Рэми, а увязавшемуся за ним Кадмом. Рэми явно хотел что-то сказать, но передумал, и, не дождавшись, Мир вошел в низенькую дверь, спеша убраться подальше от любопытных глаз перешептывающихся внизу придворных.

Поймав мелькнувшего в полумраке виссавийца, Мир попросил:

— Вы не выведете меня из замка? Так, чтобы моя свита не видела.

— Желаете пройтись?

— Да, и подумать.

Виссавиец оказался понятливым. Не задавая больше вопросов, он повел Мираниса по лабиринту запутанных, одинаковых коридоров, и, поплутав недолго, остановился у небольшой, тяжелой двери.

— Прошу, — поклонился он принцу.

Миранис открыл дверь и увидел узкую галерею, заканчивающуюся лестницей. Внизу лестницы — убегающая в усыпанную черными ягодами черемуху тропинка, влажная от недавно пролетевшей над лесом грозы.

Хорошо здесь, спокойно.

Не обращая внимания на капающие с деревьев крупные капли, Мир долго шел по этой тропинке, погруженный в недобрые мысли.

Лерин в чем-то был прав, но он так многого не знал. Он хотел, чтобы все было согласно традициям. Помолвка с заграничной принцессой, потом несколько лун ожидания, пышная, на всю Кассию свадьба с многодневными празднествами в столице. Через положенный срок — рождение наследника. Только вот… у Мираниса не было времени. Совсем. И дело тут даже не в Рэми с его срывами, не в целителе судеб… а в предсказании Ниши… в ее словах, которые тревожили Мира и днем, и ночью.

И сомнения. Правильным ли был выбор матери наследника? И как все это воспримет Рэми, которому, как и Лерину, нельзя говорить всю правду?

Мир очнулся у знакомого до боли озера. Он слышал, как забилось в подводную пещеру так давно и недавно напавшее на него чудовище, как тихо оно всхлипывало от так и не утихшей до конца боли.

Мир хотел увидеть Лию. Страстно хотел. Но прежде, наверное, стоит по душам поговорить с Рэми. Пока это кто-нибудь другой не сделал.

Будто угадав желание наследника, раздались сзади легкие шаги, тихий, радостный вскрик и кто-то прижался к спине Мира, потеревшись щекой о его плечо.

Принц даже не шелохнулся. Он накрыл лежавшую на его груди руку Лии своей и посмотрел в начинавшее темнеть небо. Уже вечереет. Как быстро летит время в этой Виссавии. И столь странных людей порождает эта семейка. Арман, что с гордостью нес в себе кровь оборотня. Арман, что дал Миру силы смириться с «наследством» матери. Рэми, который помог ему на самом деле стать наследным принцем, а не безвольной куклой, что между приемами заливается с горя вином. И Лия — нежная, тихая, плаксивая, что научила его любить. Лия, единственная женщина, которой он позволил от себя забеременеть. Его Лия...

— Я рада, что так вышло, — прошептала она ему на ухо.

И Мир понял, что, несмотря ни на что, он тоже рад. Развернулся, прижал ее к себе, поцеловал в макушку и сказал:

— Ты-то хоть в меня веришь?

— Верю.

— И не боишься?

— Чего?

— Носить в себе внебрачное дитя принца?

— Я знаю, ты меня не обидишь. Я верю тебе, мой львенок.

Мир тихо усмехнулся:

— Значит, ты знала?

— Я виссавийка, не забывай, — прошептала девушка. — Будь ты львом или человеком, душа у тебя одна. Я ее чувствую, я ее люблю.

— Моя глазастая виссавийка.

Лунный свет в ту ночь был на редкость ярким, а сама ночь — темной и безветренной. В гладкой, как зеркало, поверхности озера отражались две сидящие на берегу фигуры: молодой, тонкой девушки и огромного, теревшегося о ее плечи льва.

Завтра?

Какая разница, к богам разница, что будет завтра.

Проклятое завтра встретило Мира на берегу озера. Голова его покоилась на коленях Лии, и девушка мечтательно смотрела на серебрившуюся воду, перебирая пальцами волосы принца.

— Долго так сидишь? — спросил он, прислушиваясь к шепоту камыша.

— Мне все равно, — растягивая слова, ответила Лия. — С тобой время не бывает потерянным. Ты считаешь меня глупой?

— С чего ты взяла?

— Все считают меня глупой, ребенком, — ответила Лия. — И Рэми, и Арман, и мама. Только ты...

— Что я?

— Ты видишь во мне что-то большее. И я боюсь.

— Чего?

— Что ты ошибаешься. А когда это поймешь, то во мне разочаруешься. Мир… могу я тебя называть по имени?

— Конечно можешь, родная, — сказал Миранис, ловя ее руку и целуя ее пальцы.

Давно никто не был ему так близок, как Лия. Да и был ли когда-нибудь? Прежние любовницы принца боялись. И не зря. Мир терпел их в своей постели, а в душу, на самом деле не пускал никого. Кого там было пускать — этих пустышек-архан? В которых одно лишь было хорошо — хорошенькое личико, да податливое тело.

Лия же напротив, в душу лезла сама и даже этого не замечала. Да и страха не выказывала, будто забыла, что перед ней наследный принц Кассии. Дерзкая, свободолюбивая кошка. Так почему же Миру это нравится?

— Рэми теперь в порядке, правда? — Лия освободила плененную Миром руку и вновь вплела пальцы в его волосы. — И тебе больше не нужен наш ребенок?

Руки Лии ласкали волосы принца и само движение было приятным, расслабляющим, совсем не таким, как ее вопросы. И ответить Мир честно не мог, и врать ей не хотел. Все было гораздо сложнее, чем думали и Лия, и телохранители.

— Если ты хочешь, — Мир, понял голову с колен Лии и чуть развернулся, чтобы видеть ее глаза. Он молился всем богам, чтобы она сказала «не хочу», — я могу избавить тебя от этой ноши.

Лия вздрогнула. Черные глаза ее на мгновение расширились, потом сузились, губы скривились, и Мир думал, что она заплачет. Но вместо этого она грубо оттолкнула принца и, явно порываясь встать, оттолкнулась ладонями от земли.

Мир пресек ее движение. Лия забрыкалась в его объятиях, но куда уж обычной девчонке против закаленного тренировками принца? И через мгновение Лия уже упала в залитую росой траву, и принц оказался на ней, туша ее гнев жаркими поцелуями...

— Не тронь меня, не смей! — вырывалась Лия.

— Дурочка, — шептал Мир, — моя маленькая дурочка...

Позднее, когда Лия остывала в объятиях Мираниса, принц прошептал ей в волосы:

— Мне нужен этот ребенок. Но тебе придется с ним нелегко...

— Пусть...

— Я… я не думаю, что имел право портить тебе жизнь.

— Пусть...

— Что ты заладила пусть, да пусть! — не выдержал принц, садясь в помятой траве. — Не понимаешь? Как и твой брат, ты ничего не понимаешь!

— Не понимаем, потому что ты не объяснил, — Лия грудью прижалась к обнаженной спине Мираниса, обнимая его за плечи. — Но все равно — пусть. За одну ночь, за один поцелуй, за одно «люблю» я готова жизнь отдать...

— Когда-нибудь ты поймешь, что отдать жизнь за что-то далеко не самое страшное, — ответил Мир, вырываясь из ее объятий, вставая и быстро одеваясь.

Лия его не держала. Все они в этой семейке такие: и Лия, и Арман, и Рэми: смотрят тебе в след глазами побитой собаки, и не держат...

А он, Миранис, ничего не может сделать...

Иногда приходится ранить даже тех, кого любишь.

В своих покоях Мир опустился на колени перед подаренным Арамом сундуком, откинул крышку и долго вертел в пальцах тонкое, незамысловатое на вид колечко. Теперь он знал, кому его отдать. И теперь он почему-то не считал Лию ребенком.