Глава 28

Самая тяжёлая ноша — это постоянно быть сильным.

(Восьмой Басилевс Ассулта Гулшан года Разлива)

Маленькую комнатку наполнял свет одинокой масляной лампы. Иногда огонёк подрагивал, случайно ловя дыхание читающего человека, и тогда неровные тени приходили в движение, начинали бегать по книжным полкам, занимающим большую часть помещения. Толстый слой пыли покрывал самые невостребованные свитки; на приютившейся у стены кровати валялось несколько фолиантов, не возвращённых пока на законное место; длинный кинжал и чаша с сильно разбавленным маюжским вином дежурили на столе возле правой руки.

С самого утра засев за книги, Еншая погрузился в чтение и утратил всякое ощущение времени. Между тем за стенами резиденции Лиги утро сменилось днём, день — вечером, и сейчас ночь вплотную подступила к столице.

Еншая перебрал уже четыре плана, разослал в крупные города множество предписаний, два раза попробовал заманить предателя в ловушку, но всё оказалось напрасным. Не видя другого выхода, он решил обратиться к мудрости былых веков и целый день посвятил чтению старых книг.

Его комната давно превратилась в целую библиотеку со множеством старых и сравнительно новых трактатов, но никто пока не создал более полезной книги нежели «О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых».

Отпив вина из чаши, Еншая с шорохом перевернул пожелтевшую страницу и приступил с чтению новой главы: «В случае со скрытным человеком никогда не показывайте своих знаний. Выпячивание собственного ума — провал для мастера. С равными или более сведущими не откровенничают. Займите позицию слегка глуповатого обожателя. Тогда он примется наставлять вас, учить премудростям жизни. Черпать же поучения он станет из собственного опыта, и вы постигнете многое о нём. Умножая его самомнение и желание явить превосходство над прочими, вы тем самым побудите его к откровению».

Взяв палочку для письма и макнув её в чернила, Еншая сделал очередную пометку в личном дневнике: «Изменить стратегию взаимоотношений Дамиля с иерархами Ордена. Попытаться лестью и угодничеством выведать у знающего человека полный состав Закрытого совета Ордена. Схватить кого-то из совета и выпытать имя предателя». Подумав немного, он добавил: «А если имя знает один Старый Мерзляк?». Ещё через три минуты в дневнике появилось дополнение: «Узнать о новой поездке С. М. Нанять банду лучших головорезов и попытаться напасть. Риск в данном случае оправдан».

Сделав новый глоток из чаши, Еншая добрался до следующей главы трактата: «Если вы жаждете столкнуть слабого с сильным, то усильте страх первого до крайности. В большинстве случаев именно небольшой страх сковывает все желания и порывы слабого. Малый страх не дозволяет действовать. Лишённый мужества продолжает уповать на случай и дожидается верной минуты. Заверьте его в ненадёжности вечного ожидания. Выхода нет, он неминуемо падёт жертвой. Сильный обычно презирает слабого. Не рассматривает и возможности выступления слабого против него. Верит в силу страха. Однако он не ведает о силе запредельного страха. Не сознаёт поразительную решительность загнанного в угол человека. Веря в неминуемую гибель, даже малосильный пойдёт на самые отчаянные шаги и поставит на один удар всё. Это способно даровать ему победу».

Подняв глаза на книжные полки, Еншая долго смотрел в одну точку, затем погладил предельно напряжённый подбородок, и палочка для письма снова заскребла по бумаге: «Использовать страх отдельных святош перед С. М. для создания заговора внутри самого Ордена… Привлечь Дамиля? Нет. Рисковать единственным важным соглядатаем недопустимо. Привлечь его к выявлению ярых противников С. М. Выбрать из них самого влиятельного и решительного. Помочь ему создать вокруг себя целую группу. Заставить их вступить в открытое противостояние и расколоть монолит Ордена изнутри».

Сзади послышались приближающиеся шаги, и на пороге комнаты показались Ирлиф и Авин. Толстяк не решился проникнуть в неприемлемо маленькое для его объёмного тела помещение, остался при входе. Ирлиф же протиснулся мимо пузана и уселся на кровать, отодвинув книги в сторону. Воспалённо-красные глаза, обведённые тёмными кругами, бегло обозрели трактаты на столе, бумаги, сопутствующие предметы и, наконец, задержались на сосредоточенно-твёрдом лице хозяина комнаты:

— У нас не очень приятные новости.

— Я не удивлён, — спокойно ответил Еншая. — Все новости последнего месяца — неприятные.

— Это другое. Речь о старом положении Лиги «О Поединке сомнения».

— И что с ним?

— Как ты помнишь, любой мастер Влияния вправе подвергнуть сомнению действия и заслуги другого мастера.

— Да, я помню, — подтвердил Еншая и промочил горло глотком вина.

— Так вот. При наличии оснований назначается Поединок сомнения. Если выступивший с сомнением докажет в нём свою правоту…

— Он займёт место проигравшего, — закончил Еншая. — Потерпевший же неудачу будет признан недостойным быть членом Лиги… Я знаю. Зачем ты мне это говоришь?

— В тебе сомневаются, — сообщил Авин, поправляя белоснежную хламиду на брюхе.

— И кто же во мне сомневается? Уж не вы ли?

— Нет, не мы. Виш года Кузнецов.

Еншая ощутил подступающий к горлу липкий комок, и губы его предельно сжались, вытягиваясь в тоненькие ниточки. Залпом осушив чашу, он ровным голосом осведомился:

— Какие основания для сомнения?

— Провал захвата триремы главы Ордена, — отчеканил Ирлиф. — Погибло два мастера и более ста простых моряков. Основания более чем весомые.

Закрыв личный дневник и внутренний трактат Лиги, Еншая отодвинул их на край стола.

— То есть я должен убеждать вас, что это действия предателя в наших рядах? Может вы считаете предателем меня?

— Нас не надо убеждать, — Ирлиф встал с кровати и отряхнул хитон. — Мы знаем о предателе. Хотя ты… мы его так и не поймали. В любом случае, это была твоя задумка, твоё решение об отправке биремы — следовательно, и твоя ответственность. Это серьёзные основания для сомнения. Да и сомневаемся в тебе не мы же, а Виш. Или ты предлагаешь наплевать на трёхсотлетние устои Лиги?

Еншая вздохнул и поднялся со стула:

— Ладно. Вы вдвоём выступаете официальными наблюдателями, я правильно понимаю?

— Да, — пропыхтел Авин, отодвигаясь от входа. — Кто, как не мы?

— Подозреваю, всё у вас уже готово?

— Напиток готов, — поведал Ирлиф, выходя из комнаты. — Особое помещение внизу также подготовлено. Ты сегодня и вчера не применял способности. Оснований для предоставления отдыха нет. Мы должны спуститься прямо сейчас.

Покинув тесную комнатку, они втроём прошли по коридору до самого конца. Авин повозился с замком и отпер старую дверь в подвал. Закреплённые вдоль стены масляные лампы бросали полосы света им под ноги и за спину. Из глубины прохода тянуло сыростью, холодом и плесенью. Наваленные тут с незапамятных времён старые бочки и потрескавшаяся мебель затрудняли продвижение. Авин пыхтел и отдувался, пробираясь между ними, белая хламида его быстро испачкалась.

Безразлично поглядывая на комичные потуги толстяка, Еншая всеми силами старался подавить объявшее его смятение. За исход Поединка сомнения он совершенно не переживал. За последние двадцать лет он редко испытывал настоящий страх. Даже когда два раза чуть не погорел на неудачном применении способностей; даже когда его галеру застиг ужасный шторм на Шатком море, и они с трудом дотянули до ближайшего островка; даже когда Длань Ордена налетела на него в Гал-Чагасе…

Как Виш мог решиться на это?! Ему всего двадцать пять и он только год назад заработал звание мастера Влияния. Да, он выказывает значительные способности, но выступить с Поединком сомнения… Откуда столько смелости, враждебности, желания? Неужели все эти годы он ненавидел его и ждал лишь повода?

Размышления Еншая прервала скрипнувшая ржавыми петлями дверь.

С темнотой в крошечном помещении боролся свет единственной масляной лампы, стоящей посреди длинного, но узкого стола. С обоих торцов этого старого, изрезанного трещинами изделия поставили два кресла с высокими спинкам. От каменных стен их отделял совсем небольшой зазор. Там мог протиснуться Ирлиф, но никак не Авин. Запах сырости и вековой затхлости обещал долгие часы «приятных» ощущений.

Пройдя вдоль стола, Еншая опустился в кресло и положил руки на столешницу. Мизинец тут же провалился в трещину, и показалось, что так и жизнь сейчас трескается и лопается, превращаясь в труху. Монолит дал трещину, подумал он и грустно усмехнулся собственной мысли.

Вскоре в дверном проёме появился неизменно подтянутый Виш года Кузнецов. Жидкие усы за четыре месяца, что Еншая не видел его, не стали гуще, однако выглядели ухоженными. Надменности в выражении лица прибавилось. Казалось, он в любую минуту может плюнуть в собеседника. Плотный шерстяной гиматий явно был рассчитан на то, чтобы оградить владельца от навязчивого холода и влажности подвального помещения.

Авин указал молодому человеку на единственное свободное кресло и предусмотрительно забрал у него длинный кинжал.

Ирлиф встал у центра стола, опёршись на него руками.

— Вы оба знаете условия. Но как официальный наблюдатель я должен их повторить, — в маленьком помещении его слова звучали предельно сухо и сдавленно. Он прокашлялся и принялся рубить фразы. — Вам будет дан особый напиток. Он многократно усилит ваши способности, но ослабит защитные барьеры разума. Вы будете оставлены здесь наедине. Крики ничего не дадут. Во избежание физической расправы вас обоих привяжут к креслам. Это понятно?

Оба участника Поединка кивнули, Ирлиф продолжил:

— У выступившего с сомнением есть время до утра, дабы подтвердить свою правоту. Доказательством выступает длительная потеря сознания мастером, в котором усомнились. Последнему же достаточно попросту продержаться до утра. В этом случае он будет объявлен победителем и сможет решить участь побеждённого, вплоть до смерти.

Убрав руки со столешницы, Ирлиф прервался на пять секунд, затем вымолвил менее официозно:

— Как вы знаете, Поединок нередко заканчивается полным выжиганием способностей проигравшего или даже смертью. Также вы помните, что использование вспышек замешательства считается неразумным. Непонятно почему, но в сочетании с напитком они приносят наибольший вред тому, кто их использует.

Ирлиф присел и достал из-под стола закупоренный кувшинчик. Вытянув пробку, он наполнил две кружки бурой жидкостью.

Понюхав дурно пахнущий напиток, Еншая скривился и выпил его тремя большими глотками. Кислый, горький, противный и холодный. На другом конце стола Авин бдительно следил за Вишем, убеждаясь в полном осушении кружки.

Снова присев, Ирлиф вытянул моток пеньковой верёвки, и через две минуты крепкие путы притянули руки Еншая к подлокотникам, а щиколотки — к ножкам кресла.

— Упу-пу-пу, — с другой стороны доносилось пыхтение возящегося с Вишем Авина. Толстяк с огромным трудом опустился на колени, а встать смог только схватившись за край стола.

— Всё. Уходим, — изрёк он после того как отдышался.

Дверь со скрипом захлопнулась, громыхнул наружный засов. Участники Поединка остались наедине, разделённые длинным столом, верёвками и масляной лампой. Затуши этот крохотный огонёк, и мир изменится навсегда, его поглотит тьма, свет больше не вернётся.

— Как вам удалось Повлиять на судью Орфижа и в итоге выиграть суд? — поинтересовался Виш. — А то Ирлиф как-то сбивчиво всё рассказал, — голос его звучал мягко и спокойно. В умении скрывать эмоции ему не откажешь.

— Это Ирлиф надоумил тебя на этот глупый шаг?

— Неважно, я и сам давно об этом думал.

Еншая шумно выдохнул и попытался устроиться поудобнее. Тугие путы жёстко врезались в тело, грозя нарушить нормальное кровообращение. Проклятый Ирлиф слишком сильно его связал. Неожиданная догадка солнечным лучом вспыхнула в голове Еншая.

— Это ты! Ты нас предал! Столько наших людей погибло. Кровь и мрак! Ради чего всё это? Мы были так близко с этим кораблём. У нас появилась реальная возможность раздавить Орден. Впервые за три сотни лет.

Виш ухмыльнулся, изогнув линию жидких усов:

— У меня свои причины. Хочешь — покричи об этом. Вдруг они тебя услышат.

— Займусь этим утром.

— До утра ещё дотянуть надо.

— Я постараюсь… Ирлиф с тобой заодно?

— Зачем мне этот осёл, — фыркнул Виш. — Я лишь воспользовался его неприязнью к тебе. Ты многим не нравишься. Уж слишком ты лучше их. Опасно так выделяться.

Еншая почувствовал небольшое головокружение, стол перед глазами качнулся — напиток оказывал первое воздействие. Через минуту пришло ощущение лёгкости, словно тело истончается, стремится оторваться от земли и повиснуть в воздухе. Нельзя поддаваться эйфории. Потеряешь власть над разумом, отдашься иллюзорности — и потонешь в ней.

Еншая тряхнул головой, и сознание немного прояснилось. Он немедля использовал Взгляд, ныряя максимально глубоко в переживания соперника. Хотя обрушенные горькой настойкой преграды в сознании Виша больше не стояли на пути, Разглядеть в нём что-либо интересное не удалось. Лёгкое безразличие, немного опасения, настороженность и нечто смахивающее на решительность.

«Так не пойдёт. Надо для начала что-то накопать».

Еншая бросил на исполненное надменности лицо противника быстрый взгляд:

— Как у тебя дела с поиском нашего человека в рядах Ордена? Святоши, наверное, рвут и мечут. Или они думают, что выловили всех?

Глаза Виша превратились в узкие щёлочки, а внутрь выплеснулась изрядная порция раздражения и неприязни.

— Видать, такой монолит тебе не по зубам, — заметил Еншая. — Оставь это занятие.

Медленно, но верно в сознании Виша зашевелились сомнения в собственных силах. Напуская на себя предельно уверенный и надменный вид, молодые люди чаще всего и стремятся прикрыть эти сомнения. Спешат крикнуть всем и каждому о беспредельном мужестве и отсутствии страха, пока их не уличили в обратном. Сорви с лица пренебрежительное выражение — и что останется? Опыта нет, выдающихся заслуг тоже, а одних заявлений мало. Открыто же признавать свои слабости могут только по-настоящему мужественные люди.

Еншая крепко ухватился за сокрытую в глубине разума Виша неуверенность и одним коротким всплеском насытил её мощью Влияния.

Подбородок Виша невольно дёрнулся, глаза закрылись, челюсти сжались. Пронёсшийся в голове смерч едва не лишил его сознания, перемешав в кашу относительно спокойное море эмоций и переживаний.

«Так-то лучше».

Зная горячность молодых мастеров Влияния, Еншая не сомневался в скором ответном выпаде. Напиток не только увеличивал силу, но и подавлял возводимую годами естественную защиту разума от чужого вторжения. Кое-какие преграды ещё оставались, но полагаться на них точно нельзя. В данных условиях лучший способ оградить себя — это отдаться во власть приятных ощущений.

Еншая постарался предельно расслабиться, выгнать все тревожные мысли и заполнить себя чём-то приятным, ненавязчивым.

«Какой замечательный сегодня был обед! Нежное маюжское вино, освежающая кислинка бежит по горлу и добирается до желудка. Сладкий инжир, ощущение сладости во рту. Жареный сазан с луком. Сочный, нежный, тающий во рту, с удивительным соусом. М-м-м...» Важно не только думать, но и верить в это. С чем не было совершенно никаких затруднений.

Еншая мимоходом отметил в себе слабый всплеск каких-то порывов. Точное название им он даже при большом желании не смог бы дать. Может какая-то крупица настороженности, смятения, неприятное чувство потери. Неважно! В любом случае, возложенные на этот удар надежды Виша обернулись пустышкой. Пусть и дальше старается прорываться через гастрономические пристрастия.

Комната сейчас казалась ещё меньшей. Отсветы слабого огонька колыхались на стенах, сырой и затхлый воздух противным вкусом стоял во рту. Но хуже всего — путы, сжимающие тело и позволяющие холоду атаковать беззащитные ладони и ступни. Кончики пальцев уже почти не ощущались, из головы ушла былая лёгкость, оставив место гнетущей сонливости. Казалось, холод и сырость, напротив, должны прогонять любую тягу к дрёме, но она подступала, предательски просачиваясь в уставший разум.

Вряд ли Виш успокоится после первой неудачи, он будет напряжённо искать любые достаточно сильные и предельно неприятные порывы. Лучше дать ему «пищу» прежде, чем он действительно накопает нечто важное. Чувство вины! Отличный порыв. Совершенно не присущий членам Лиги, а оттого могущий быть расценённым как настоящая слабость.

«Как он мог так оплошать со Старым Мерзляком? Отправил бирему без должной уверенности. Сам же побоялся там присутствовать. Не колеблясь послал более ста человек на заклание. Погибли двое мастеров из Юмирви. Хорошие, верные люди. Как он это допустил?»

Еншая и вправду было жаль старого знакомого из портового города. Погибший был его ровесником, они вместе выросли в Тиаре. Если в Лиге и существовало нечто отдалённо смахивающее на дружбу, то именно это было между ними.

Еншая почувствовал, что становится на скользкую дорожку, которая угрожает привести его к ненужным воспоминаниям и переживаниям. Встряхнуться помогло взлетевшее до предельной отметки чувство вины. Соперник, несомненно, вложил в эту атаку всю силу Влияния, умноженную в разы действием напитка.

Перед глазами запрыгали назойливые точки, огонёк масляной лампы утратил чёткость и расплылся, в горле запершило и пересохло. Закрыв глаза, Еншая медленно приходил в себя, но старался внешне выказывать максимум болезненных ощущений. Задвинув чувство вины на второй план, он стиснул зубы, издал страдальческий стон и часто задышал. Не убирая мученическое выражение с лица, Еншая предельно сосредоточился на Взгляде и отправил его в самые глубины разума соперника. Кроме торжества, в Више ощущалась безграничная уверенность в победе. Откуда у него такая вера в собственные силы? Чем она подкреплена? Поединок сомнения — это скорее испытание для того, кто сомневается. Продержаться ведь всяко легче, нежели одержать верх. Ничейный исход Еншая полностью устроит, а дальше он потребует должного наказания для зарвавшегося соперника, предавшего Лигу.

«Держись. Время работает на тебя. За стенами, должно быть, уже глубокая ночь. Сколько осталось до утра?»

Еншая чуть поёрзал в кресле, жмурясь от боли. Проклятые верёвки! Вне всяких сомнений, Ирлиф специально его так сильно связал. Хотя с другой стороны, возможно, боль не даст уснуть. Откуда вообще эта чрезмерная утомлённость? Да, он работал с книгами целый день, все последние недели выдались напряжёнными. Усталость даёт о себе знать, но не до такой же степени. Возможно, дело в напитке. Что мешало Ирлифу включить в состав не только положенные травы, но и добавить немного сонной настойки? Вряд ли Авин следил за этим, ленивому толстяку претила любая мысль о лишних движениях.

Внутри опять заворочались какие-то переживания, Виш упорно продолжал копаться в эмоциях, вытягивая потаённые страсти и порывы. От внезапного напора Влиянием Еншая невольно передёрнул плечами и скривился от причинённой верёвками боли. Нужны правильные, успокаивающие мысли. Срочно.

«Спокойное, безграничное море. Вечер. Луна. Звёзды. Плещущиеся о борт триремы волны… Нет, это не то… Утренний Паной, размеренная прогулка по городу. Лёгкая прохлада с ночи, ветерок. Запахи сдобы из пекарни, бойкое тарахтение тележек надельников и ремесленников, неторопливо плывущие по небу осенние облака...»

Еншая очнулся от того, что его подбородок стукнулся в грудь. Сонливость сжимала разум в цепких объятьях всё теснее с каждой минутой, заставляя воевать сразу на два фронта. Заснув, он окажется полностью беззащитным, и кошмары буквально раздавят его. Больше чрезмерно успокаивающими образами увлекаться нельзя.

Следующие минуты Еншая всецело посвятил работе со Взглядом. Он перебрал дюжину мельчайших эмоций и порывов соперника, пока не откопал засевший предельно глубоко и сокрытый множеством незначительных переживаний страх, особый страх.

Человек может боятся всего чего угодно: смерти, опасности, нищеты, трудностей, предательства, неоправданных надежд, одиночества… Но для таких людей как Виш существует отдельный страх — не превзойти соперника. Даже когда ты одержал верх и достиг поставленных целей, тебе остро требуется понимание превосходства в способностях. Не так важно быть умнее, хитрее или дальновиднее. Необходимо стать лучшим во Влиянии. Без этого победа будет неполной, и ты не сможешь насладиться ею в должной мере.

Чувствуя ломоту в висках, Еншая вцепился в теплящийся на задворках сознания Виша страх и дал ему окрепнуть силой Влияния. Ужасно осознать себя посредственностью, бездарностью, жалким предателем и больше ничем.

Спина Виша мигом выгнулась, однако он не зажмурился. Вместо этого взгляд его с ненавистью впился в Еншая, буквально прожигая дыры в хитоне. Оправился от потрясения соперник удивительно быстро, лишь капельки пота заблестели на лбу в свете масляной лампы, выказывая предельное напряжение.

Но как же чешется нос! Еншая сейчас треть жизни отдал бы за возможность на секунду освободиться от пут и почесаться, выпрямить изнемогающее тело, потянуться, размять затёкшие руки и ноги.

Виски ломило со всё возрастающей силой. От использования способностей пока необходимо воздержаться. Нужна передышка.

Еншая решил перейти к приятным, но предельно активным образам. В сознании в мгновение ока всплыли детские годы в Тиаре. С его широкими улицами и шумными площадями. Гурьба детворы, носящаяся по окрестностям; невинные шалости со старым смотрителем кладбища, когда они наряжались поднявшимися из могил мертвецами и завывали у его сторожки; вкус спелых персиков; первый поцелуй… Затем он встретил её, и все остальные юные красавицы отошли на второй план.

Еншая сделал три вдоха и выдоха, гоня от себя опасное продолжение этих воспоминаний. Он понимал, куда они могут его завести.

Губы с интересом наблюдающего за ним Виша тронула кривая улыбка. Он плавно подался вперёд до предела, пока верёвки не остановили его, вдохнул как можно глубже и с силой дунул. Огонёк масляной лампы резко изогнулся, мучительно заметался из стороны в сторону и… погас. Кромешный мрак в ту же секунду заполучил абсолютную власть над маленькой комнаткой, деля правление лишь с холодом и сыростью.

Еншая ожидал от соперника самых изощрённых уловок, но к такому простому и действенному приёму не был готов.

Полчаса они сидели, окутанные непроглядной темнотой, не издавая ни звука. Окружающий мрак только сначала казался совершенно однородным, но совсем скоро Еншая смог выделить в нём разнородные участки. Более светлые и более тёмные, подвижные и застывшие, предельно густые и не очень плотные. Он подготовился к агрессивным действиям Виша, но тот ничего не предпринимал.

Еншая закрывал глаза, потом снова их открывал; трусил головой; пел про себя дурацкие песенки, непонятно где услышанные; подробно раскладывал в уме дальнейшие действия после наступления утра; тщетно пытался шевелить затёкшими пальцами; разминал шею наклонами… Сонливость не проходила. Всё ближе подбираясь к нему, она просачивалась в сознание, противно шептала на ухо, гадко хихикала. Мрак виделся теперь во всех оттенках, он жил отдельной, непостижимой жизнью, перетекал с места на место, клубился. Перед глазами вздымались замысловатые фигуры животных и людей, но они не были пугающими, а походили скорее на драматическое представление заезжей труппы. Вскоре разыгралась целая постановка, с множеством актёров и небывало яркими декорациями. Люди пели и пританцовывали, толпа зрителей их поддерживала топотом и хлопками.

Еншая поднял сынишку и посадил его себе на плечи. Стоящая слева Ясира теснее прижалась к мужу, смеясь при виде особенно потешной мины актёра. У снующей в людском потоке молодой девушки он купил медовых сладостей и повернулся к жене, протягивая лакомства.

Рядом никого не было.

… Вечерний сумрак заполнял тесную улочку Тиара, мешаясь с запахом нечистот окраинного района. Еншая стоял в узком проходе между двумя рядами увечного вида домишек и буравил взглядом замершего в трёх шагах от него высокого мужчину. За спиной слышалось дыхание двоих бойцов Северного братства, ещё один прислонился к стене слева, приставив нож к горлу Ясиры. Четверо.

Высокий блондин лучезарно улыбнулся и промурлыкал елейным голоском:

— Ну-с, уважаемый. Я надеюсь, вы принесли список. Мы в Северном братстве давно мечтаем познакомиться со всеми членами Лиги.

— Я вам говорил, — процедил Еншая, — я знаю немногих.

— Для начала хватит. Нам список, вам жена… Не надо так на меня зыркать. Мы её и пальцем не тронули. Мы же не дикари.

Еншая резко прижал руку к поясу и рывком выдернул длинный кинжал из ножен. Вместе с этим соперник, удерживающий Ясиру, пискнул и повалился на землю без сознания, схлопотав вспышку замешательства.

— Ясира, к стене! — крикнул Еншая и бросился вперёд.

Кривой кинжал сверкнул в руке блондина и расплылся в стремительном выпаде. Еншая отпрянул влево, уклоняясь от удара, и с силой вогнал клинок блондину в печень.

Двое других противников атаковали слаженно. Один взял на себя отвлекающую роль, второй — ударную. Левую руку Еншая обожгло болью. Скользнув в сторону, он пырнул врага кинжалом в живот и тотчас отступил. Раненый соперник согнулся пополам и рухнул на землю. Второй замахнулся мечом, но пошатнулся от короткой вспышки замешательства. Еншая чуть пригнулся, саданул кулаком в солнечное сплетение и добил противника ударом клинка меж рёбер.

Виски нестерпимо ломило, левая рука почти не слушалась. Кровь струилась из носа, частые капли падали на землю. Еншая стремглав метнулся к последнему противнику и забрал у него жизнь одним стальным росчерком.

Ясира сидела на земле, упираясь спиной в стену и широко открыв глаза. В темноте они казались неимоверно яркими и удивлёнными. Запах крови и нечистот на секунду отступил, боль чуточку улеглась.

Еншая отшвырнул оружие и опустился на колени перед женой. Обнял её предельно крепко, шепча на ухо слова успокоения и тысячи различных обещаний счастья, мира и тепла.

Только через две минуты он понял, что она никак не реагирует на его речи и вообще не шевелится. Рука его скользнула вниз по спине любимой и наткнулась на нож, засевший под лопаткой. Наихудшее не должно было случиться, однако это произошло. Он чувствовал рукоять, но разум его отказывался верить в произошедшее. Объятья Еншая стали самыми крепкими во всём мире, он перестал что-либо видеть от слёз, а губы продолжали изливать в сумрак обещания:

— Всё хорошо, хорошо. Мы пойдём домой. К сыну. Всё уже позади. Они больше не придут. Я тебе обещаю. Слышишь, мы пережили — это главное.

Она не отвечала. Она не могла ответить. Но он не соглашался отпустить её. Их сомкнувшиеся в объятиях тела начали раскачиваться из стороны в сторону, из стороны в сторону, из стороны в сторону…

Вот тогда он и ощутил сокрушительную боль утраты. Она пришла быстро, в одно стиснутое до предела мгновение. Вся и сразу. Еншая захрипел и потерял сознание. Голова его безвольно упала на грудь, он стал заваливаться набок, но прочные верёвки удержали его. Изо рта шла пена, пачкая кремового цвета хитон и чётко свидетельствуя о выжженных раз и навсегда способностях.

Крохотный огонёк теперь потух и внутри, мир изменился навсегда, его поглотила тьма, свет больше не вернётся.

Виш усмехнулся в усы и тихо проговорил:

— Я ведь тоже читал «О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых». Может ты не все главы помнишь, так я напомню. — Он облизнул пересохшие губы и процитировал: «Человек одарённый более других подвержен внутренним смятениям. С годами переживания и горести о том, чего не возвратить, множатся. Особо крепки те страхи и воспоминания, кои он сам не желает воскрешать. Сдаётся, годы могут врачевать раны, но они лишь приглушают боль и помогают тревогам шириться в тайниках самого существа человека. Осилите воскресить умершее — подавите живое» — Закончив декламировать, Виш громко рассмеялся, а темнота, холод и сырость маленькой комнатки вторили ему.