Глава 24

Вырвавшись из злополучного болота, Капитан и юнец долго пробирались по Сильванскому лесу. Пять дождливых дней были всецело посвящены движению по чаще, и только на утро шестого погода смилостивилась над потрёпанными беглецами, одарив их сравнительно ясным небом и солнечным теплом. Лес всё более редел, ближе к обеду путники оставили за спиной успевшие надоесть дебри и вышли к старой крепости времён Второй войны с Ассултом.

Триста лет назад Одис-Квист был самым северным форпостом Корсии, призванным сдерживать непомерные амбиции воинственного соседа. Отзвучала битва у Двуликих холмов: страна получила необходимую победу, враг был отброшен, а граница продвинулась далеко на запад. Вследствие этого, небольшая пограничная крепость утратила своё стратегическое значение, а использовать в другом качестве оторванную он крупных поселений твердыню не додумались.

На небольшом холме высилась пришедшая в упадок крепость с зияющим проходом главных ворот. Покосившиеся, точно пьяные башни стали пристанищем для ласточек, голубей и летучих мышей. Осенний ветер обдувал покрытые лишайником укрепления, швырял сухие листья на седые гранитные блоки. Стены змеились трещинами, сколами и выбоинами, оставленными тяжёлыми осадными орудиями; по ним карабкался плющ, находя любые проходы; две арки осыпались, и только груды камней напоминали о том, как они могли выглядеть более трёх сотен лет назад.

Взорам путников открылась прямоугольная площадка внутреннего двора, вымощенная брусчаткой; сквозь неё в большом количестве пробивались сорняки, что год за годом побеждали в борьбе за пространство. В одном углу громоздилась куча ржавого железа, и теперь даже сложно было предположить, чем она была ранее.

Статуя Лайоллина — выдающегося Хранителя Первого Оплота старых времён — сурово взирала на пришедших: нос отбился, рука отвалилась, от головы до плеча предприимчивые пауки навили колышущейся на ветру паутины, но всё равно изделие скульптора, чьё имя потонуло в веках, внушало уважение и благоговейный трепет.

Пройдёт ещё сотня лет, подступающий лес окончательно поглотит старую твердыню, и тогда в водовороте времени исчезнет последняя память об этой странице истории Корсии.

Капитан прикоснулся к холодным и шероховатым на ощупь гранитным блокам, на секунду закрыл глаза и представил топот солдатских сапог во дворе; запах мясной похлёбки и свежего хлеба из кухни, призывно обещающий накормить голодную ораву защитников; обветренное лицо часового на башне, напряжённо всматривающегося в даль в ожидании увидеть любые признаки надвигающейся опасности со стороны напористого Ассулта; гортанные окрики офицеров, извечно недовольных скоростью и точностью исполнения команд, но тихо гордящихся выучкой подчинённых…

Может это всё память, на века застывшая в камнях, или просто разыгравшееся воображение? Кто-то много лет назад говорил ему о желании каждого солдата идеализировать прошлое — мол и война тогда была чище, и люди сильнее, и устремления более возвышенные. Ерунда, конечно, но так хочется верить. Историю ведь нужно наполнять теплотой, только так она даст силы смотреть в будущее, подчас пугающее своей разрушительной неопределённостью.

Капитан вернул мысли к более приземлённым делам и повернулся к юнцу:

— Разожжём костёр. Игнис огонь если и не увидит, то почувствует.

— Вы думаете, он жив, да?

— Да. Он и Мастер плосконосым не по зубам.

Капитан ожидал нового вопроса о судьбе Юса и Мии, но, очевидно, паренёк тоже догадался о постигшей молодую пару участи. Хотелось, конечно, верить в счастливый исход той болотной сечи для всех, но звуки и крики, что доносились тогда с восточной оконечности островка, навевали печальные мысли.

Вдвоём они споро навалили перед давно не существующими воротами разнородную кучу из палок, сухих листьев и веток, затем разожгли костёр. Клубами повалил дым, неся с собой запах прелости и гнилой древесины, буро-красное пламя мгновенно набрало силу, а налетающий ветер только помогал огню разгораться ещё ярче.

— Пока хватит, — заключил Капитан. — Будем периодически подкидывать новых дров.

Резвым прыжком встав между костром и офицером ночной стражи, паренёк затараторил:

— У нас много времени. Мы всё равно ждём их. Вы можете меня тренировать. Вы обещали!

Капитан вздохнул и смерил оценивающим взглядом застывшего в ожидании юношу. Веснушчатое лицо немного раскраснелось от костра и волнения, блестящие глаза светились надеждой и опасением услышать обычную отговорку. Худощавый и сутулый, с правым плечом ниже левого, да к тому же в замызганной одежде, он походил на брошенного в подворотне щенка.

Капитану захотелось отмахнуться привычным обещанием заняться этим в более подходящих условиях, но внутренне он не нашёл никакого оправдания для такого ответа. Странно, но ему показалось, что после всего пережитого вместе за эти дни он попросту обязан приложить хоть чуточку усилий и научить юного сорванца обращаться с оружием. Возможно, смысл даже не в самом умении сражаться — пареньку необходимо получить хоть что-нибудь полезное для себя, уцепиться за это и держаться, ощутить свою малюсенькую значимость, уйти хоть на шажок с обочины жизни. Лишить человека этой крохотной уверенности в себе — верх жестокости. Скорее всего, юноше никогда не стать выдающимся воином, но разве стране нужны только такие солдаты? Разве Корсия зиждется только на сотне Стылых? Разве пролитая кровь лучшего бойца более значима чем кровь среднего вояки без капли сил Оплота?

Капитан встретился взглядом с блестящими глазами паренька, и на долю секунды офицеру ночной стражи почудилось в них нечто большее чем обычный задор и надежда. В них он смог разглядеть безграничную веру в него, чистоту помыслов, незамутнённых взрослыми пороками, юношеское преклонение перед сильным и опытным воином Оплота и… ещё нечто. При этом последнее казалось чем-то невыразимым и способным вместить всё остальное.

— Пойдём, — услышал Капитан собственный голос, и он показался ему чужим. Вытерев взмокший от непонятного волнения лоб, он повёл паренька на подходящий для тренировок внутренний двор крепости.

— Просто подержи его в руках, — проговорил офицер ночной стражи. Короткий меч выскользнул из ножен и перекочевал в руки паренька эфесом вперёд.

Юнец крепко обхватил рукоятку и помахал клинком перед собой. Вышло коряво, но получивший статус наставника Капитан сделал первые выводы:

— Не надо сжимать его так сильно. Рукоятка сухая — не выскользнет. Вытяни меч вперёд и держи сколько сможешь.

Послушно выпрямив руку с оружием, паренёк сцепил зубы и с нордовской решительностью вознамерился стоять так до новой команды. Короткий меч не отличается изрядным весом, особенно если сравнивать с другим оружием, но для юноши без какой-либо подготовки даже он оказался тяжеловатым. Через несколько минут рука паренька начала подрагивать, на лбу выступили капельки пота, веснушчатое лицо перекосилось от напряжения.

— Хватит, — велел Капитан. — Мы поступим иначе… Ты знаешь, чем знаменит Мирс?

— Вином, хлопком. М-м-м… там тепло и хорошо. Вы рассказывали, я помню.

— Верно. Но кроме того, там лучшая в Корсии школа кинжального боя. Техника лучей, слыша о такой?

— Нет.

— Молниеносные, короткие удары, призванные быстро решить исход поединка. Такие приёмы не отбивают, от них нельзя уклониться, они неслышны и внезапны. Может старых наставников вдохновили наши Лучи Оплота, не знаю… Ты видел как луч солнца утром падает на пол? Нет, не итог, а процесс? Вот его нет — и тут он появляется. — Юнец отрицательно помотал головой. — Вот то-то и оно. Пока противник делает один удар, ты делаешь три. Лучше всего два движения и один луч. Можно два луча и уход. Понял?

— К-к-конечно. Но меч лучше, да?

— Это как посмотреть. Большому и сильному солдату подойдёт секира или меч. Кинжал же создан для небольших, вёртких и сноровистых. У него есть свои плюсы, — Капитан выудил из сапога тщательно наточенный как раз перед бегством из Оплота Севера кинжал, называемый дирком, и взвесил его в руке. Лёгкий, надёжный, с шероховатой рукояткой из чёрного рога, клинок удобно помещался и за поясом, и за сапогом. Узкое, треугольной формы лезвие с глубокими долами и дополнительно закалённым остриём позволяло пробивать лёгкую кольчугу, не говоря уже о кожаных доспехах.

Капитан передал кинжал юному воспитаннику.

— Его делал один из лучших оружейников юга. Только врианские искусники с ним сравнятся. У дирка нет гарды. Какой вывод ты можешь сделать?

Паренёк повертел оружие в руках:

— Нет гарды… Я не могу отбивать им удары врагов, да?

Капитан задал вопрос сугубо в наставнической манере, и никак не рассчитывал на смышлёность паренька:

— Правильно. Он только для удара. Противник ожидает, что ты будешь отдаляться, уходить от его длинного оружия, а ты наоборот сближайся. Если надо, уходи вбок или вниз, но не назад. Главное — вера врага в несерьёзность кинжала. Он ведь смешон по сравнению с мечом или секирой. Соперник не ждёт напора. Он думает, ты будешь только защищаться. А ты нападаешь. Избегай долгих схваток. Убить одним незаметным движением — вот вершина техники лучей… Тренируйся бить прямо перед собой.

Капитан продемонстрировал пару выпадов с дирком и вернул оружие пареньку.

Юноша тотчас принялся наносить множество колющих ударов, поражая сотни невидимых врагов. Лицо его ещё больше раскраснелось, истёртые сапоги сминали пробивающуюся между камнями траву, а он всё продолжал с завидным рвением колоть и смещаться вбок, колоть и смещаться…

Через десять минут Капитан остановил тяжело дышащего паренька:

— Ты так совсем себя загонишь, хватит пока.

Пот к этому времени пропитал одежду юноши, блестел на носу и подбородке.

— У меня… получается, да?

— Да, получается, — вернув себе дирк, Капитан перебросил его из правой руки в левую. — Главный недостаток кинжала — это даже не его размер, а малый вес. Лёгким клинком трудно пробить серьёзную броню. Да, если повезёт, им можно пробить и кольчугу, но важно другое…

— Бить мимо кольчуги? — паренёк размазал грязной ладошкой испарину по лицу.

— Да, целить в уязвимые места. Ты в любое время должен оценивать положение с ходу. Действовать первым, бить внезапно, — дирк рассёк воздух прямо возле носа юноши, хотя перед этим оружие покоилось за голенищем.

— Здорово! — улыбнулся паренёк.

Отработка режущих ударов заняла около получаса. Капитан неспешно ходил вокруг рассекающегося кинжалом воздух паренька, периодически отпуская короткие замечания, подбадривая и обращая внимание на главные недочёты. Юноша разогрелся и, верно усвоив базовые движения, демонстрировал заметный прогресс с полного нуля до зачатков крепкого базового уровня. Его неказистость и сутулость в данном случае не бросалась в глаза так сильно. Конечно, движения паренька отличались излишней порывистостью и ему катастрофически не хватало физической подготовки, но на данном этапе это окупалось напористостью, пристойной реакцией и неплохой координацией. Вообще все его дёрганья выглядели скорее привычкой, въевшимся годами рефлексом шарахаться от всего подряд, чем изначальной природной склонностью. К тому же паренёк был неглуп и живо ухватывал суть.

Капитан присел на корточки у чудом сохранившейся двери арсенала крепости и неотрывно следил за стараниями подопечного:

— Передохни. Там у костра остались толстые ветки и листья. Подбрось их. Сделай это одной рукой. Во второй пусть всё время будет кинжал.

Запыхавшийся паренёк вернулся буквально через полминуты:

— К-к-костёр горит. Я подбросил.

С кряхтением Капитан поднялся на ноги и выпрямил затёкшую от долгого сидения спину.

— Хорошо. Ты запомнил: сближаешься, бьёшь быстро, уходишь вниз или вбок, используешь вторую руку и ноги… Теперь перехваты, — он забрал у паренька дирк и вытер скользкую от пота рукоятку о штаны. — У кинжала по сравнению с мечом есть ключевое преимущество…

— Перехваты, — юнец уцепился за услышанное перед этим слово.

— Да. Их также называют переводами. Держать можно прямым или обратным хватом. Тут важно понять, когда какой лучше, и уметь менять хват прямо в движении.

Переступая через позеленевшие от лишайника куски гранита, Капитан вышел на середину внутреннего двора и показал три основных перехвата. Восхищённые глаза подростка неотрывно следили за этими завораживающими пассами, не моргая даже под слепящими лучами солнца. После ряда медленных повторов юнец получил возможность попробовать переводы самостоятельно. Дирк раз десять звякал о брусчатку, выпадая из недостаточно подвижных пальцев, и Капитан счёл за благо переместиться наружу. Пусть лучше кинжал падает на траву чем на камни.

Оружие снова оказалось в руке Капитана:

— Держать можно жёстко, а можно мягко, неполным хватом. Вся суть тут в плотности обхвата рукоятки и в положении большого и указательного пальцев. Для перехватов и секущих ударов используй неполный мягкий хват. Вот так. Видишь, указательный и большой пальцы идут вдоль рукоятки, не обхватывая её. Пробуй.

Шумно сопя и периодически облизывая пересохшие губы, паренёк взялся терпеливо и вдумчиво отрабатывать показанные переводы. Рукава плотной суконной куртки защищали его от опрометчивых движений.

Капитан наблюдал за подопечным некоторое время, а затем остановил его жестом:

— Подожди минутку. Передохни. Ты напоминаешь мне резкие порывы ветра. Это тоже можно использовать, но сейчас важно другое. Закрой глаза. Да, закрой, закрой. Представь себе водный поток. Неспешный, плавный. Он движется, перетекает из одного места в другое. Чувствуешь?.. Вот так тебе нужно действовать. Скорость оставь на потом. Пока нам важна плавность и размеренность.

После этих наставлений юнец, похоже, уловил саму суть движений с кинжалом и перехватов. Он больше не пытался действовать рывками, дыхание его выровнялось, и дирк падал теперь значительно реже, да и то сказывалась элементарная усталость.

Наказав юному подопечному продолжать действовать в том же духе, Капитан отправился на поиски воды. Крепости принято возводить недалеко от источников, и хоть колодец внутри пересох, где-то поблизости должен быть родничок.

Тонкие солнечные лучи скользили по овитым плющом стенам Одис-Квиста, вытягивая башни в длинные тени и направляя их на восток, к дальней границе леса, где плотными тучками вилась мошкара. Из-под наполовину сгнившей балки угловой башни выглянула ласточка и умчалась на охоту, паря низко над землёй.

Капитан добрался до сосняка, но отыскать родничок оказалось занятием не таким уж и простым, однородная растительность не спешила с подсказками. Наконец он забрался в самые густо-зелёные заросли крапивы, где вдоволь напился холодной воды из подземного ключа и наполнил до краёв прихваченный мех.

Вдруг где-то справа хрустнула ветка, затем звук повторился. Капитан безотчётно потянулся к луку за спиной и… ничего не нашёл. Оставленное на том треклятом островке оружие сейчас стоило больше, чем золото всех ассултских купцов. Кроме короткого меча уповать теперь можно было только на удачную засаду.

Интересно, скольким Теворским Горлорезам удалось выбраться из болота? Стоит ли вообще высовываться или лучше пересидеть тут? Будь паренёк сейчас вместе с ним — он, возможно, и затаился бы; а так, если враги выйдут из леса, то упражняющийся подле костра юноша будет у них как на ладони.

Капитан осторожно выглянул из-за обжёгшей ладони крапивы и прищурился. Подозрительных движений не наблюдалось, хотя каждый порыв ветра и шевеление в ветвях он мог в данных условиях расценить как признак потенциальной опасности. Лес явно не место для офицера ночной стражи, не его стихия.

Краем уха уловив движение слева, Капитан прыгнул, не раздумывая. Противник метнулся вбок, а стоящий за ним подельник раскинул руки в стороны. В тот же миг неведомая сила стеганула воздухом и сосновыми иголками по лицу. Капитана отшвырнуло к ближайшему дереву и стукнуло затылков о ствол, свет перед глазами померк. Увидеть он успел лишь тянущийся к нему длинный меч врага…

Игнис вернул эспадон на перевязь и склонился над теряющим сознание товарищем:

— Мастер, сильно вы… Я, правда, его тоже не сразу узнал. Видать, мы сейчас все слабо похожи на людей.

— У него вода в мехе. Полей ему на лицо, потом снова наберём.

Окативший Капитана холодный поток мигом привёл его в чувство. Открыв рот подобно рыбе, он захлопал глазами:

— О… А… М-м-м… Не спать мне вечность! Думал, конец.

— Ты с костром дельно сообразил, — Игнис опустился на корточки и указал на запад. — Там крепость, верно? Я её по старым картам помню. Одис-Квист.

— Да. Я… Мы там… с пареньком. В общем, вышли днём. Он там, у костра. Я за водой пошёл.

— Очухался?

— Да, вроде. Только затылок раскалывается.

Заросли крапивы зашевелились, и из них показался Мастер, в одной руке он держал вновь наполненный водою мех.

— У вас еда осталась?

Капитан неторопливо встал, кривясь от головной боли и не отрывая ладонь от затылка:

— Есть только чуток мяса. Может немного хлеба. Хотя это уже не хлеб, а покрытый плесенью камень. Вроде всего восемь дней прошло, но влажность…

Дав ушибленному товарищу пару минут на окончательное приведение себя в боевое состояние, троица отправилась к крепости.

Паренёк дорвался до таких желанных занятий и не отлынивал от работы с кинжалом ни на секунду. Вялые от усталости, плохо слушающиеся пальцы раз за разом роняли потяжелевший дирк, но юнец упорно подымал его и продолжал усердно тренироваться. Завидев приближающихся людей, он радостно вскрикнул и помчался к ним навстречу.

Мягко, но настойчиво забрав дирк у сорванца, Капитан вернул оружие в засапожные ножны, а вместо этого паренёк получил мех с водой.

Покончив с приветственными формальностями, все четверо укрылись от заметно похолодевшего ветра во внутреннем дворе крепости. Через полчаса скудные запасы провизии уменьшились в объёме ровно наполовину. Голод это окончательно не прогнало, но уняло урчание в животе.

Мастера сразу же привлекла подпорченная временем, но по-прежнему величественная статуя Лайоллина. Подойдя вплотную, старик прикоснулся к холодному и гладкому на ощупь камню постамента, смёл мелкий мусор, убрал паутину. Застывший в каменной суровости древний мудрец взирал на живого собрата с прохладой и укоризной. Казалось, глаза Хранителя видят царящее кругом запустение, сердце сжимается от боли, а губы хотят обругать потомка, наставить его на правильный путь.

— Почему ты молчишь? Да, посмотри на нас. Скажи, что нам делать, — в эту секунду Мастер отдал бы всё, только бы оказаться сейчас во временах Лайоллина, заглянуть ему в глаза, поговорить с ним, испросить совета. Великие люди и великие времена Первого Оплота, когда всё было проще и понятнее; Корсия, пусть не такая большая и сильная, не запуталась ещё во внутренних дрязгах; Мастера были мудрыми наставниками для людей, стояли к сути Оплота ближе и не успели превратиться в кучку ворчливых стариков, трясущихся над гнусными тайнами. Хотя ложь была и тогда. Её не было так много, но зёрна погибели, наверняка, всходили параллельно с ростом мощи державы и развитием клики Мастеров.

Можно ли возродить страну, не погубив её и веру в Оплот? Должны ли Мастера открыть правду, принять на себя удар и уступить место кому-то другому? Молодым, полным надежд, честным и решительным поколениям. Могут ли быть такими люди или власть неминуемо приведёт к вырождению и лжи?

Хранитель по-прежнему возвышался перед Мастером, сжимая в руке каменную книгу, и в глазах его не читался ответ, а только всё та же прохлада и немая укоризна.

***

Стоя на стене, у выщербленных снарядами катапульт зубцов, Игнис созерцал опускающийся на западе солнечный диск. Налетающий порывами ветер трепал полы измазанного и местами порванного плаща, шуршал в ползущих по камням растениях, гонял мелкие листья внизу.

Настырные воспоминания исподволь выбрались из глубины сознания, но от размышлений Игниса оторвал знакомый голос.

— Опиши мне закат, — Мия стояла прислонившись к угловой башне, и тонкие губы её излучали улыбку, способную осветить самую тёмную ночь. Ветер развевал подол её платья, играл в золотистых локонах волос.

Игнису совершенно не хотелось гнать прочь это видение, поэтому он продолжил остолбенело рассматривать прекрасное марево.

— Опиши мне закат, — повторила Мия.

— Почему ты не попросишь об этом Юса? — Игнис так и не понял, произнёс ли он эти слова вслух или только подумал.

— Я прошу не его, а тебя. Опиши мне закат.

Он повернулся лицом на запад и снова обозрел багровеющий горизонт:

— Как обычно, он бесподобен. Яркий, слепящий… Будто сжигает верхушки деревьев. Солнце касается длинными лучами стен крепости. Серые камни теперь не такие унылые. Даже на ржавом железе видны чудесные блики…

В течение пяти минут Игнис напряжённо взывал ко всем имеющимся у него описательным способностям, будто в него вселился настоящий сказитель. Напряжение ушло, внутри поселилась необычная лёгкость и приятное ощущение дома. Всё происходящее казалось сном, разум предлагал встряхнуться и отринуть причудливое видение, но что-то противилось этому, заставляя слова рождаться одно за другим. Наконец, он остановился и бросил взгляд на лицо Мии.

— Я его не вижу, но у него есть тепло… У заката, — указала она рукой на запад. — Мне нравится его ощущать. Солнце садится, но каждый раз обещает вернуться. Всё потерянное тоже может вернуться. Помни об этом.

— Но… Я… Зачем тебе было моё описание заката?

— Оно необходимо было не мне, а тебе.

Видение развеялось, оставив после себя растерянного Игниса, чьё сознание до сих пор отказывалось понимать произошедшее. А нужно ли вообще пытаться понять? И без этого марева жизнь в последние годы казалась ненастоящей, словно кто-то создал всё вокруг, а он лишь наблюдает, не в силах не только изменить что-либо, но и понять.

***

Капитан остановился у входа в арсенал и тщательно осмотрел обитую ржавыми полосками железа дверь. Сколоченная из дубовых досок массивная преграда упорно сопротивлялись натиску времени, и даже влага и жуки не смогли за три сотни лет пробиться внутрь.

Он навалился плечом и попробовал прорваться, но заржавелые петли и огромный вес отбили первый штурм. Подзадоренный стойкостью преграды, Капитан набрался праведной злости и принялся с разгона лупить в неё плечом, морщась от боли. После девятой попытки раздался противный скрежет, сверху посыпалась каменная крошка. Дверь поддалась, открывшись наполовину, в нос ударил запах пыли и затхлости. Капитан протиснулся внутрь и всмотрелся в уходящий вниз проход — сплошная темень. Вытянув укреплённый на стене факел из держателя, он сбегал к костру и вернулся уже с полноценным источником света. Убирая рукой густую, наполненную пылью паутину, он спустился по ступенькам. В нос ещё сильнее шибануло запахом тлена и затхлости, спёртый воздух так и выталкивал наружу своей непригодностью для дыхания.

Арсенал представлял собой обширное прямоугольное помещение с низким потолком и кривоватым полом. Гнездящиеся в углах клочки мрака не позволяли рассмотреть его полностью, факел выхватывал лишь небольшое пространство вокруг. Тени метались по старым камням будто призраки, шепчущие проклятья в адрес непрошенного человечишки. Дополненная тишиной, холодная тьма в помещении казалась абсолютной.

Подойдя к стене, Капитан зажёг по очереди два факела. Из сумрака выступили затянутые паутиной щиты, стеллажи с копьями и мечами, пять каких-то непонятных бочек, мотки полуистлевшей верёвки, пара сундуков. Вскоре загорелись три новых факела, и яркий свет смелее разогнал мрак, заставив тени притаиться в углах.

Сняв паутину с волос, Капитан пробрался в дальний конец арсенала. Под ногами неожиданно что-то хрустнуло. Он посмотрел вниз и увидел сломанное его сапогом ребро. Пол усеивали человеческие останки. Покрытые пылью скелеты лежали возле стеллажей, в центре помещения, у стен. Под проржавелыми кольчугами угадывались изломанные кости, из одного доспеха торчал наконечник копья, большинство изжелта-белых рук по-прежнему сжимали нечто похожее на мечи. Побоище произошло очень давно — от обуви остались лишь отдельные догнивающие кусочки подошв, более тёмная пыль вокруг скелетов говорила об истлевшей одежде, оружие превратилось в бесполезный хлам.

— Что же у вас тут произошло? — озвучил Капитан крутящийся в голове вопрос.

— Сюда ворвались ассулты, — раздался сзади голос Мастера.

— Это во вторую войну? Что-то я не слышал о битве за Одис-Квист.

— А об этом не принято упоминать.

— Почему?

Отодвигая руками паутину, Мастер подошёл ближе:

— Тут когда-то был тракт вдоль Цепкого кряжа. Десять тысяч бело-золотых двинулись по нему. Хотели обойти нас с севера. Основные войска пошли южнее, на Мирс. На пути же этих десяти тысяч был Одис-Квист. Наши военачальники решили пожертвовать крепостью. Это сковало больше трети войск противника. У Двуликих холмов мы в итоге победили. А тут…

— Сколько они держались?

— Почти пятнадцать дней. Три сотни храбрецов подарили нам победу, но легли все как один. Может этой крепости и нашлось бы применение после войны, но о ней сознательно не хотели вспоминать. Разумом можно обосновать это стратегически верное решение. Любой офицер это скажет. Но людей попросту бросили. Это трудно понять и простить.

В горле Капитана неприятно запершило, а взгляд задержался на скелете в дальнем углу:

— Они сражались каждый день… Верили — помощь близка… Караульный на башне высматривал наши флаги… А наших не было.

— Да, их не было. Все наши собрались у Мирса… Тебе обидно за погибших, я понимаю. Но не думай, что за страну умирали только солдаты, — Мастер продрался сквозь паутину к стене и указал на распростёршийся на полу скелет. — Видишь, без кольчуги. Посмотри на серебряный перстень. Это Мастер. Здесь погиб один из величайших Мастеров в истории Корсии. Почти такой же великий, как Лайоллин. Ему прочили место Хранителя Первого Оплота.

— У него кинжал между рёбер, — заметил Капитан.

— Да, я вижу.

— Я другое хотел сказать. Он упал лицом вниз. Рукоятка лежит поверх костей, а не под ними. Его убили в спину.

Лоб Мастера заполнили хмурые складки, он закашлялся, прикрывая рот кулаком.

Капитан присел на корточки и осторожно коснулся покрытых бледно-жёлтым налётом времени останков…

***

— Давай!!! — проорал офицер охрипшим голосом. Суетящиеся на башне солдаты подались в сторону, один дёрнул спусковой рычаг, и увесистый болт устремился к позиции неприятеля.

— Заряжай! — гаркнул офицер. — Шевелись, шевелись!

Четверо подчинённых лихорадочно крутили ворот баллисты, двое бросились устанавливать в пазы длинное древко с зазубренным железным наконечником.

На фоне заходящего солнца показались десятки снарядов — ассултские боевые машины сделали ответный залп. Несколько камней шарахнули в башню, один счесал верхнюю часть зубца на стене, унеся с собой двоих солдат; прочие со страшным грохотом врезались в гранитные блоки, вышибая каменное крошево, оставляя выбоины.

Следом взметнулись сотни стрел. Воины на стене присели и схватились за щиты, один вскрикнул и полетел вниз. Вскочив, лучники защитников огрызнулись двумя десятками срезней; четверо копейщиков отталкивали приставные лестницы, оставшиеся с недавнего приступа; двое забрызганных кровью мечников волокли по ступенькам раненого офицера.

Сплюнув горькую слюну, комендант выкрикнул предупреждение и нырнул за наполовину разбитый зубец. Разнеслись глухие удары камня по камню. Снаряд врезался в укрепления чуть левее, возле уха прожужжали осколки. Комендант резко выпрямился и повернулся к командиру мечников. Старый товарищ лежал на спине, из шеи торчало каменное лезвие, а кольчугу заливала тёмная кровь.

Спустя минуту упали новые снаряды, запущенные катапультами врага с южной стороны. Камни саданули по надвратной башне, один угодил в ворота, створка прогнулась, древесина треснула. Шум больно резал слух, отдаваясь в голове сплошным звоном. Прижатое к зубцу плечо периодически ощущало вибрацию от ударов.

Комендант махнул рукой, подзывая скрючившегося у башни солдата:

— Сбегай за Мастером! Живо!

С западной стороны готовили штурмовые лестницы тысячи воинов противника. Лучи заходящего солнца высвечивали наконечники копий и железные ряды кольчуг, ветер полоскал бело-золотые знамёна. В отдалении гарцевали лошади готовых ворваться в крепость ассултских всадников.

Мастер бойко взбежал по ступенькам и присел подле коменданта:

— Что я могу сделать?

— Мы держались, пока они не соорудили тяжёлые осадные орудия. Стены им не пробить, но нас уже очень мало. Они сейчас пойдут на штурм с этой стороны. Мы их не удержим. Вы можете что-то сделать?

Мастер осторожно высунулся из-за зубца и пробежался взглядом по рядам неприятеля:

— Могу, но это будет только раз. Потом… Даст Оплот, буду дышать.

— Делайте! Иначе к ночи они нас раздавят.

По знаку коменданта к ним подскочили двое мечников, и овальные щиты прикрыли от стрел последнюю надежду Одис-Квиста.

Мастер выпрямился, упруго расставив ноги, и вытянул вперёд согнутые в локтях руки. Пять секунд вообще ничего не происходило. Потом ладони стоящего с закрытыми глазами старика медленно поплыли одна навстречу другой. До слуха докатился непонятный гул, и все защитники сжались за спасительными зубцами. Рокочущий звук нарастал с каждой секундой, затем грянул оглушающий всплеск, заставляя людей зажать уши.

За стеной на расстоянии полусотни шагов земля неожиданно вздыбилась, поднимаясь двумя огромными валами в пять человеческих ростов. Пойманные в ловушку между этими холмами враги с воплями ужаса прыснули в разные стороны, но было уже поздно. Стена под ногами защитников мелко и часто вибрировала, с башен сыпалась пыль; справа на камнях дребезжал обронённый кем-то меч, пока не допрыгал к краю и не свалился во двор.

Земляные волны неслись навстречу друг другу, прихватывая на ходу кусты, каменные снаряды, вражеские катапульты, мечущихся в панике лошадей, толпы орущих людей. Всё это мешалось, перемалывалось и спрессовывалось в один бесформенный комок.

Наконец волны встретились. Донёсся гром чудовищного по силе удара, похожий на звук крошащейся гигантской скалы. От войск Ассулта с западной стороны ничего не осталось.

Другая же часть осаждающих не только не оробела, но и пришла в неописуемую ярость. Вражеские катапульты заработали с удвоенной силой, снаряды лупили по надвратной башне. Через двадцать минут один камень с треском пробил створку ворот насквозь, расшвыряв обломки по всему внутреннему двору. По округе пронёсся торжествующий крик, и противник ринулся на штурм.

— Отходим в арсенал! — проревел комендант и бросился по ступенькам вниз. За ним бежали двое мечников, на руках их висел бессознательный Мастер.

— Отец! — из дверей казармы выскочил паренёк. Отступающие солдаты подхватили его и буквально затолкали в проход.

Последние защитники крепости закрылись в арсенале. Несмотря на массивные двери, хлипкий внутренний засов вряд ли даст им больше пяти минут.

— Отец, я с тобой, — голос юноши слегка подрагивал, но лицо оставалось твёрдым, рыдать он не собирался.

Мастер сидел прямо на полу, упёршись спиной в стеллаж с копьями. Тяжёлые веки с трудом разлепились, ладонь легла на плечо сына, и старик произнёс слабеющим голосом:

— Да… Я вижу. Я не хотел тебя брать с собой… Ты не должен быть тут… Ты… ты у меня один…

— Отец, отец, я ни о чём не жалею, — парень стоял на коленях и периодически подносил к губам родителя мех с разбавленным вином.

Со стороны входа послышался грохот, звон оружия, крики сражающихся.

Рядом выросла фигура коменданта.

— Мастер, они уже тут, — голос ветерана оставался спокойным, бывалый воин смирился с неизбежной смертью. Из рассечённой осколком щеки тонкой струйкой сочилась кровь. — Нас только двенадцать. Двое с Оплотом. Когда они упадут — всё будет кончено.

— Помогите мне встать. Я не должен попасть к ним в руки. Они не должны узнать…

— Что я должен делать? — с готовностью выпалил комендант.

— Кинжал… Я не должен попасть им в руки.

— Отец, нет!

— Так надо. Отвернись.

Звуки схватки звучали совсем близко. Обречённые защитники отступали вглубь помещения, умирая один за другим.

Пошатываясь на нетвёрдых ногах, Мастер развернулся спиной к ветерану:

— Давай!

Комендант колебался всего секунду, затем вогнал кинжал в спину старика по самую рукоятку.

— Отец!!! — юноша рухнул на колени перед упавшим ничком Мастером.

— Прости, малыш, — тихо обронил комендант и с лязгом вытянул меч из ножен. — Ты тоже не должен попасть им в руки. — Клинок поднялся высоко над головой, и… ветеран резко дёрнулся, выгибаясь дугой, и повалился на оружейный стеллаж. Множество мечей со звоном разлетелись по каменному полу.

Из спины коменданта торчал метательный нож. Сила броска позволила лезвию пробить кольчугу и нырнуть глубоко в тело.

Схватив валяющийся у ног клинок, паренёк выпрямился и впился взглядом в приближающихся врагов.

Нападавшие смяли последний очаг сопротивления защитников в лице дюжего бойца с Оплотом. Вперёд выступил широкоплечий воин с выглядывающими из-за пояса метательными ножами. Невзирая на грубое, украшенное шрамом на лбу лицо, в глазах его читались ум и холодная расчётливость. Он переступил через убитого, и собранный взгляд его остановился на застывшем с коротким мечом в руке пареньке.

— Я не боюсь тебя, — твёрдо заявил юноша.

Воин пристальнее всмотрелся в глаза паренька. Там он действительно не увидел страха, отчаяния или мольбы о пощаде. Вместо этого их переполняла решительность, несгибаемая воля, и гордость, граничащая с надменностью.

Сильный малый, подумал воин и жестом остановил порывающихся кинуться вперёд подчинённых. В памяти ассулта всплыло лицо его собственного сына, умершего четыре года назад от тифа. Ему было столько же, может на год или два меньше.

Глупо скрывать правду от себя же самого. Воину понравился этот готовый на всё паренёк, и сходство с сыном только усиливало симпатию, но главное всё же заключалось в другом. Кроме всего прочего, было во взгляде юного коршуна что-то ещё, неоспоримо значимое и могучее, притягивающее и фактически отдающее приказы. Следом пришло понимание — паренёк видит и ощущает в нём то же самое.

Юноша опустил меч и сделал уверенный шаг вперёд.

Протянув загрубевшую от мозолей руку, ассулт изрёк незнакомым для себя голосом:

— Пойдём.

Сквозь застывшие в ожидании ряды захватчиков протолкался плюгавый крючконосый старикан:

— Убей его! Это отродье Мастеров. Убей немедленно!

Воин неторопливо развернулся и сгрёб широченной ладонью визжащего человечка:

— Слушай сюда, орденская морда, мальчик будет жить. Это мой штурм. Это мои воины. Я здесь командую. Где был ты и твой Равноединый, когда земля заживо хоронила моих людей?

— Ты ответишь за это! — брызгал слюной старикашка. Ноги его практически болтались в воздухе, лицо стало пунцовым. — Ты ответишь перед Орденом! Перед Равноединым!

Приказав убрать «этого червяка» с глаз долой, ассулт снова протянул руку юноше и повторил заметно потеплевшим голосом:

— Пойдём!

***

Капитан отдёрнул руку от останков, словно ошпаренный кипятком. Лоб его покрывали капельки пота, во рту пересохло, по спине пробегала непонятная дрожь. Спёртый, насыщенный пылью и запахом тлена воздух мешал нормально отдышаться. Выпрямляясь, он едва не вскрикнул от пронзившей колени боли — напряжение неудобной позы давало о себе знать.

Заложив руки за спину, Мастер с интересом смотрел на взволнованного офицера ночной стражи:

— Сильно тебя проняло. Увидел что-то важное?

Капитан бросил на старика ошарашенный взгляд:

— А… Я… Да нет.

Немного придя в себя, Капитан спешно покинул арсенал и с наслаждением вдохнул пьяняще-свежий вечерний воздух. Сумрак постепенно окутывал всё вокруг, на небе вовсю проступали звёзды, как яркие огоньки костров вдали.

Надышавшись вволю, Капитан обвёл взглядом внутренний двор и только сейчас заметил разбросанные тут и там своеобразные камни. Раньше он принимал их за части разрушенных арок и зданий, но теперь понял истинную природу этих кусков гранита — снаряды катапульт. Казалось, он и сейчас слышит команды офицеров, крики солдат, щёлканье баллисты, страшный грохот врезающихся в стену камней; чувствует запах крови и отчаяния; видит истерзанных и раздавленных тяжёлыми снарядами людей, утыканные стрелами тела, перекошенные болью лица…

Ветер по-прежнему с шорохом и равнодушием шевелил мелкие кусочки ржавчины в воротном проёме, а сквозь зияющий проход в свете горящего костра виднелся упражняющийся с палкой юнец. Нарушив указания об отдыхе, он прыгал с места на место, деревянное оружие в его руках переходило из одного положения в другое.

Вид сорванца напомнил Капитану о жене и «дочери», но в воспоминаниях уже не было прежней боли и невыразимой тоски. Несостоявшаяся семья осталась лишь краткой строкой в истории его жизни. Не стоит грустить о прошедшем, лучше просто улыбнуться приятным воспоминаниям.

Капитан приблизился и перехватил руку юного воспитанника:

— Погоди, присядь. С тебя точно хватит на сегодня. Мы теперь будем тренироваться на каждой стоянке. Ты всему успеешь научиться.

— Правда?

— Правда. У тебя хорошо получается. Дальше мы пройдёмся по всем видам техники лучей. Их немало: кистевая, локтевая, маховая, рывковая, толчковая и техника плети, — Капитан хлебнул воды из меха. — Слушай, а как тебя вообще зовут? А то «паренёк», да «юнец».

— Эвой.

— Хм… Странное имя. Это ведь означает «брошенный». Как можно так назвать ребёнка?

— Не знаю, — пожал худыми плечами паренёк. — Отец так назвал.

Капитан сделал новый глоток освежающей родниковой воды, а в голове крутились крамольные мысли. Если бы норды не убили бессердечного отца Эвоя, он бы лично задушил гада.

Юноша с энтузиазмом забросил в костёр длинную палку:

— Мастер сказал, что во мне нет Оплота… Но Оплот может проснуться позже.

— Мастеру виднее. Оплот — это важно, однако он не будет сражаться вместо тебя. Умение, тренировки и опыт — куда важнее. Ты можешь стать хорошим воином и без Оплота… А потом он может действительно проснётся.

Лицо Эвоя посерьёзнело, губы поджались:

— Я буду тренироваться, буду. Он увидит это и придёт.

— Кто?

Паренёк воззрился на собеседника как на несмышлёныша:

— Оплот, к-к-конечно.

К уголкам глаз Капитана сбежались мелкие морщинки, и он с улыбкой кивнул:

— Конечно. Экий я недогадливый… Сколько тебе вообще лет?

— Четырнадцать.

— Четырнадцать, — Капитан удивлённо покатал это слово на языке. — Четырнадцать. Хм… На вид — так не больше двенадцати. Ну ничего, со временем возмужаешь. — Он взъерошил волосы Эвоя. — Только не сутулься. Вот так, выпрями спину.

Увлечённые беседой, они ещё долго сидели у костра, пока глубокая ночь не опустилась на Одис-Квист, заполняя мраком выбоины, полуразрушенные стены и остовы казарм.