Глава 23

Отыщи слабость в силе человека и используй её.

(Внутренний трактат Лиги «О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых»)

В послеполуденной небесной синеве солнце зажигало немногочисленные облака. Равноединый в этот осенний день баловал величайшую империю отменной погодой, словно желая наградить людей за праведность, выказать им толику милости.

Еншая на редкость неспешной походкой прогуливался по улице Трёх Ключей. Он вернулся в столицу только поздним вечером накануне и решил сегодняшний день посвятить небольшому отдыху. Привести в порядок мысли и настроиться на предстоящую тяжёлую работу по выявлению предателя в рядах Лиги.

Справа и слева от него медленно тянулись белокаменные дома, часто попадались лавочки, предлагающие домашнюю утварь, ткани, ювелирные изделия, а какой-то купец даже вывесил объявление о продаже торговой галеры. Обоняние иногда улавливало запах свежей сдобы или мясных вкусностей. В людском потоке слышались задорные выкрики извечно улыбчивых виночерпиев предлагающих прохожим прямо на ходу утолить жажду фахилским или маюжским нектаром.

От размышлений Еншая отвлёк ненавязчиво поравнявшийся с ним мужчина. Белый с золотой каймой хитон, всегда воспалённые красные глаза с тёмными кругами под ними, обвислые щёки. Красавцем его не назовёшь, но всё же прошедшие пять десятков лет без небольшого отнеслись к нему мягче, чем к Еншая, наградив меньшим количеством морщин.

– Ирлиф, двое людей одной организации идут рядом по переполненной улице. Разумно ли это?

– Знаю. Прости, но сейчас не до чрезмерной осторожности. Много всего произошло.

– Слушаю.

– Речь об Улхизе.

– Это же твой бывший воспитанник? – Еншая как бы невзначай окинул взглядом прохожих, убеждаясь в отсутствии повышенного интереса к двоим видным достойным.

– Да. Лучший из всех моих воспитанников. Он немного выпил с другим нашим молодым мастером. Потом они умудрились найти неприятности в районе Западных ворот. В общем… в драке убили троих гвардейцев.

Дальше можно было не продолжать. Такой проступок – это совершенно ясные последствия. Не так и жалко молодых и горячих дураков, но Лига потеряет двух преданных членов. При этом один из них обещал стать настоящим мастером Влияния.

– Что со вторым? – кратко спросил Еншая.

– Его сильно ранили. Умер, не дотянув до врачевателя.

– Подобное было месяц назад в Дузре. Не говоря уже о городах Ликольдского серпа. Что-то такие случаи зачастили. Наша молодёжь и раньше любила выпить и покутить, но драками с гвардейцами это не заканчивалось. Я уверен – их спровоцировали. Это целенаправленное истребление. Тебе не кажется?

– Кажется, – подтвердил Ирлиф. – Об ответной стратегии Лиги давай подумаем чуть позже. Сейчас важно его вытащить.

– Ты хочешь Повлиять на судью? – удивился Еншая, скосив глаза на Ирлифа, и чуть не столкнулся с тощим ремесленником и двумя его подмастерьями. От резкого запаха пота нос достойного невольно сморщился.

– Да, хочу. Ты только приехал с юга и многого не знаешь. За эти дни в разных городах убили или схватили семнадцать наших. Шестерых осудили. В основном это молодые.

На и без того твёрдом лице Еншая напрягся каждый мускул:

– Он начал активно действовать.

– Кто?

– Предатель в наших рядах. Он, скорее всего, тоже из молодых. Мы запрещаем воспитанникам и молодым мастерам тесно общаться, но всё без толку. Многие знают друг друга в лицо и по имени. Часто собираются вместе.

– Тогда он не из Паноя, – уверенно заключил Ирлиф. – Почти всех наших хватают в других городах.

– Или он умён и острожен. Не хочет навести на себя подозрения.

– Улхиза взяли гвардейцы, – задумчиво протянул Ирлиф. – А один из их килиархов – родственник Старого Мерзляка.

– Именно. Я давно перестал верить в такие случайности. Суд будет завтра?

– Да. У нас только сегодняшний вечер. Плюс в том, что я знаком с судьёй. Встречался с ним раза три-четыре. Правда, Влиять не пытался. Не было нужды, – в голосе Ирлифа слышалась и гордость за полезное знакомство, и расстройство из-за отсутствия наработанного Влияния.

Это уже кое-что, подумал Еншая. Хотя успешно воздействовать на просвещённого человека, тем паче судью, за один день практически невозможно. При этом необходимо не просто слегка направить в нужную сторону – требуется мощное Влияние, способное подвигнуть на оправдание или, по крайней мерее, на замену казни штрафом, пусть и очень крупным.

Взяв правее, Еншая заскочил в известную посудную лавку. Пробыв там ровно минуту, он вернулся к нетерпеливо переминающемуся на улице приятелю и торжественно вручил ему покрытую лаком узорчатую миску. В дневном свете она показалась чрезмерно вычурной, заставив усомниться в её практической ценности.

Они продолжили движение по улице, на невысказанный вопрос спутника Еншая ответил:

– Лучше нам производить впечатление двух гуляющих достойных. Не знаем, куда деть свободное время. А то шепчемся о чём-то и выглядим как заговорщики. Через два квартала будет замечательная пекарня. Вот ты туда зайдёшь и купишь мне рогаликов с мёдом.

– Почему именно рогаликов? – с лёгким недоумением осведомился Ирлиф.

– Я их люблю… Ладно, ближе к делу. Что за человек судья? Принципы, слабости?

– За шестьдесят. Стал судьёй лет тридцать назад. Жена умерла. Сын пошёл по стопам отца и сейчас работает Поддержкой у другого судьи, – Ирлиф силился придумать, куда деть миску. На ум мало что приходило: вручить какому-нибудь бедняку, разбить, вернуть дарителю.

– Может его подкупить? – размышлял вслух Еншая.

– М-м-м… не выйдет. Тут особый случай. Воздействовать тоже будет тяжело. Его отец был выходцем из Ври. Хоть судья родился и вырос в Паное, воспитали его в традициях горцев.

Это сильно всё усложняет. Врианцы – крайне твёрдый в своих убеждениях народ. Пытаться поколебать их – дело по сути бессмысленное. Такая принципиальность иногда доходит до крайности, уверенно переходя в фанатизм. Выражения «врианская честность» и «врианская непоколебимость» не на пустом месте возникли. Три года назад Лига пыталась подкупить одного такого сановника на севере, так это едва не привело к суду, и дело удалось замять с большим трудом. Еншая вообще плохо представлял, как Лига работает во Ври – очевидно, они там выработали особые подходы. При случае нужно будет поинтересоваться.

Они ненадолго остановились и разошлись в стороны, пропуская пятёрку Длани Ордена, прущую по центру улицы. Наглые выражения лиц так и кричали: «Всем расступиться! Мы от Равноединого!». Как ни странно, самые недалёкие и ничего не значащие человечки часто мнят себя столпами всего мира, в то время как люди просвещённые чрезмерно тушуются, понимая свою ограниченность и призрачность знаний.

Еншая вернул мысли к текущей задаче. Сведений явно мало и для выстраивания полноценной линии Влияния пары часов совершенно недостаточно:

– Как его зовут?

– Судья Орвиж. Район Западных ворот. Он сейчас дома, я узнавал. Мы можем свернуть здесь, выйдем на Караванную улицу. Там недалеко.

– Нет, – отрезал Еншая.

– Почему?

– Рогалики.

– Треснуть и расколоться! – громче, чем следовало, воскликнул Ирлиф. К счастью, прохожие остались равнодушны к этому всплеску эмоций. – Как можно привыкнуть к твоим наклонностям?!

Еншая тем временем вспомнил одно интересное дело четырёхлетней давности, связанное с данным судьёй. Можно ли на этом построить линию? Мысли и различные варианты воздействия сновали в голове, точно косяк рыбёшек, но слаженной картины выстроить так и не удалось.

– Мало времени, – покачал головой Еншая. – Этот монолит мне не расколоть. Тебе и подавно.

Всё же приятно, что он может открыто это заявить. После одного случая, имевшего место шесть лет назад, Ирлиф признал за приятелем более сильные способности. При этом решающую роль тогда сыграл именно Взгляд, а Влияние – как Еншая и утверждал давно – выступило лишь придатком, поставившим финальную точку в заранее подготовленной и безупречно реализованной линии. Еншая сравнивал это с работой ювелира. Искусный мастер долго и пристально изучает камень, а затем одним чётким ударом раскалывает его точно в нужном месте.

Мимо них, подпрыгивая на брусчатке, прокатилась доверху заполненная персиками тележка. Небрежно смазанные колёса издавали противный скрип, хотя владельца фруктового сокровища звук, по всей видимости, не беспокоил.

– Да, ты прав, – согласился Ирлиф. – Ты ничего здесь не можешь сделать. Я тем более не могу, но… может получиться у нас двоих.

Еншая остановился и плавно развернулся к собеседнику:

– Ты говоришь о Сплочении?

Ирлиф не отвёл взгляд воспалённо-красных глаз:

– Улхиз – сын достойного. Его не будут пытать до суда. Но если его осудят, Орден может заполучить его. Я не уверен, что у него хватит отваги остановить своё сердце. Он многое может рассказать… К тому же, это хорошая проверка пределов наших способностей. Не согласен?

Еншая ничего на это не ответил. Ирлиф увидел лишь палец, указывающий на пекарню по правой стороне улицы. Над входом этого дома теста и сдобы красовалась деревянная вывеска в форме гигантской булки. Уже за добрый десяток шагов Еншая ощутил манящий запах свежих рогаликов, и скопившаяся во рту слюна подсказала разуму, чем следует озаботиться в первую очередь.

Слегка закатив глаза, Ирлиф нарочито возмущённо всплеснул руками, но всё же проследовал в указанном направлении, и низкий проём дверей проглотил его целиком.

Еншая воспользовался небольшим перерывом и перебрал в голове все возможности Сплочения. Два мастера могут объединить усилия по Влиянию в единый поток, что даст огромный прирост в силе воздействия, но также повлечёт за собой и дополнительные опасности.

Во-первых, считается, что это может пагубно отразиться на разуме обоих, сказаться на способности к Влиянию. Во-вторых, крайне сложно действовать, когда нужно настраиваться ещё и на партнёра. Это мало кому под силу. Тем паче привычки открываться для чужого Взгляда у членов Лиги нет. Ни у кого. Внутри всё буквально восстаёт против такого «обнажения». В-третьих, возможность провала повышается в разы, и все усилия могут пойти прахом из-за малейшего просчёта. Из этого всего Еншая давно сделал простой вывод: чтобы воздействие оказалось успешным, точек Влияния должно быть две или три. Ни в коем случае не четыре или больше.

Ирлиф закончил с покупками и вышел из пекарни. Одной рукой он удерживал подаренную миску с двумя рогаликами, а второй с недовольным видом отряхивал бело-золотой хитон от приставшей муки. Подойдя, он отдал миску со сладостями и продолжил чистку уже двумя руками.

Еншая с аппетитом уплетал горячие рогалики с мёдом, и в серых глазах его светилась беззлобная усмешка. В голове стрелой пролетела озорная мысль, что Ирлифу тут только хорошая стирка поможет. Ну ничего, зато люди на улице обрадуются: «Смотрите, достойный замазался». Он дал приятелю полминуты на возню с одеждой, и они пошли дальше по улице Трёх Ключей. Миска снова вернулась в руки законного владельца.

– Хорошо, мы попробуем, – сообщил Еншая о принятом решении. – Но только на моих условиях.

Изогнув бровь, Ирлиф тут же бросил на него настороженный взгляд. Он явно не рассчитывал на возникновение каких-либо дополнительных условий.

– Мы будем действовать очень осторожно, – принялся перечислять Еншая. – Линию Влияния определять буду я. Ты будешь реагировать на все мои знаки без возражений. И ещё, постарайся не столько Влиять на судью, сколько усилить Взгляд. Дополняй мой поток, не более того.

– Хочешь обезопаситься за счёт полного Сплочения? – едко спросил Ирлиф. – Убрать любую мою инициативу?

– Да, именно. Ты с этим не согласен? Можешь обратиться за помощью к Авину.

– К этому напыщенному борову? – фыркнул Ирлиф. – Какое там Сплочение. Не потянет он его. Только и может, что всех поучать. Замучил он меня фразами в духе «Я тут столп всей Лиги в Паное, а вы давайте, суетитесь по мелочи».

Еншая только сейчас осознал, что они давно свернули на маленькую улочку и прошли её насквозь, огибая вереницу горожанок, несущих корзины с виноградом. Из окна углового дома потянуло копчёным окороком, вернув мысли к рогаликам. Два – это очень мало.

Шаги беседующих стали шире, и они выбрались на Караванную улицу.

Редко приходилось бывать в районе Западных ворот, и расстройства от этого Еншая не испытывал. Ничего примечательного тут, в общем, и нет: типичные для Паноя двухэтажные, покрытые белой известью дома, группа казарм стражи, густо натыканные мастерские ткачей, столяров, винные погреба, склады торговцев. Народ в основном суетился по хозяйственным делам: корзины с продуктами кочевали от торговой площади к домам, стучали молотки на крышах ремонтируемых жилищ, резвые ребятишки приставали к родителям в надежде выпросить любимых сладостей.

Ирлиф улучил возможность и избавился-таки от порядком надоевшей миски, сделав щедрый подарок симпатичной женщине с маленькой девочкой на руках.

Мимо прошагал патруль стражи. Лица вояк говорили об удивлении: двое праздношатающихся достойных – нетипичное явление для этого района. Декурион учтиво предложил сопровождение, но Еншая вежливо отказался.

Совсем скоро они подошли к намеченной цели, и Ирлиф указал на дом судьи. Даже если бы Еншая не знал заранее, то лишь по одному фасаду распознал бы в этом здании овеществлённый дух горцев. Двухэтажный особняк не имел никаких новомодных украшений, вся конструкция была выполнена по принципу максимальной прочности и долговечности. Покатая крыша, узкие рамы окон и сплошной серый гранит вместо горячо любимого в столице белого камня. На уровне второго этажа виднелась какая-то надпись (вероятно, девиз рода), но разобрать её так и не удалось.

Ирлиф уже обретался у входа, и его бухающий в дверь кулак рождал глухой раскатистый звук. Очевидно он считал, что более слабые удары по такой массе дерева не смогут привлечь хозяев.

Дверь открыл старый слуга – несомненно, также из горцев – и, учтиво отойдя в сторону, пригласил гостей в дом.

Еншая проследовал за приятелем в небольшой атриум без малейшего намёка на мрамор, с полукруглым очагом и алтарём, украшенным бронзовой фигурой Равноединого. Приятно удивил лишённый назойливых благовоний запах свежести. Дом часто проветривали, держали в чистоте и порядке, что опять-таки убеждало в принадлежности владельца к роду выходцев из Ври. Миниатюрная служанка умело омыла руки и ноги гостей розовой водой и засеменила обратно в помещение для слуг.

Хозяин не замедлил спуститься к ним через минуту. Перед Еншая предстал невысокий мужчина, с седыми, аккуратно зачёсанными назад волосами. Тело слегка высушено годами, но живость и решительность просматривались в каждом движении судьи. Лёгкий гиматий бледно-серого цвета смотрелся непривычно на достойном. В руках Орвиж держал ворох бумаг и песочные часы, больше смахивающие на увесистый молот. Всю эту кипу он передал слуге, и тот поспешил унести её прочь.

– Достойный Ирлиф, какая чудесная неожиданность! Прошу, прошу!

– Я тоже рад вас видеть, уважаемый судья Орвиж. Позвольте вам представить моего давнего друга и партнёра, достойного Еншая года Суда.

– Года Суда? Надо же, – заинтересовался судья, затем всплеснул руками и зачастил. – Ну что же мы стоим! Пойдёмте наверх, уважаемые. Может, вина?

– Нет, просто травяного отвара, – в один голос ответили представители Лиги. Пить вино, когда предстоит тонкая работа? На это могут пойти только зелёные новички, переполненные самомнением.

Судья отдал распоряжение вовремя появившемуся слуге и вместе с гостями поднялся на второй этаж.

Традиции горцев всё же крепко засели в этой семье – об этом говорило и отсутствие в триклинии привычных в империи лож с подушками и валиками. Вместо этого размещаться пришлось в креслах, стоящих вокруг потемневшего от времени стола. В остальном помещение представляло собой более-менее обширную комнату с небольшим количеством мебели и довольно новым ковром с коротким ворсом на полу. Лёгкий запах чернил, исходящий от шкафчика неподалёку, указывал на хранящиеся там бумаги. Хозяин, очевидно, часто занимался делами прямо за едой.

Тем временем слуга принёс три высокие кружки с дымящимся отваром.

Ирлиф собрался начать разговор, но Орвиж избавил его от этой обязанности, вступив в беседу первым:

– Года Суда, говорите? Да, я помню этот год. Я тогда был совсем юн. Мало что понимал в делах города. Помню лишь эту громкую историю. Разоблачение целой шайки грабителей. И действовали они не где-нибудь, а в районе Первого холма! В ходе дела выяснилось, что главой шайки и её наводчиком был достойный. Представляете, достойный?! Как же его звали?..

Ирлиф понял, что судью нужно вернуть в русло текущей действительности, и поспешно вставил:

– Ну, если вы не помните его имени, то что говорить о нас. Ясно одно – он позорил само звание достойного.

– Да, были времена… Хотя сейчас тоже много разного. Думаю о некоторых событиях и радуюсь, что мой отец их не видит.

Еншая упёр локти в подлокотники и соединил пальцы в замок. Внимательно слушая, он попутно устанавливал прочную связь с Ирлифом и настраивался на внутренние переживания судьи. Все порывы старика, доступные Взгляду, пока полностью согласовывались с начальным впечатлением. Уважаемый Орвиж – человек старой закалки, да к тому же врианец по воспитанию – невероятно цельная личность. Тут в лоб действовать глупо.

Еншая взялся за кружку и сделал пробный глоток. Отвар у потомка горцев оказался отменным: листья земляники, корица, шиповник.

– Я не так близок к судебным делам в столице как вы, уважаемый Орвиж, – вступил в разговор Еншая. – Однако я убеждён, что Паной сейчас намного чище. Если сравнить с годами вашей юности. Всё это благодаря ежедневной работе таких людей как вы. – Чтобы лесть не звучала так грубо, он мигом дополнил. – Драки, кражи, выяснение прав собственности – этого не изжить. Они были и будут. Но вот о преступлениях со стороны достойных я уже давно не слышал.

Хоть судья и не подал вида, но от Взгляда не укрылась возросшая в нём гордость за беспорочную службу во благо Ассулту.

Сплочение меж тем достигло требуемого уровня, и настало время ввести главную тему визита. Ирлиф добавил в голос как можно больше горечи и произнёс:

– К сожалению, судья, несчастья иногда порочат имена даже честных людей. Я имею в виду тот вчерашний случай в вашем районе. Эта глупая драка, трое погибших гвардейцев.

Еншая тут же отчётливо уловил, как настроение судьи резко изменилось. Никакие эмоции вроде ненависти и гнева в нём не читались, а вот непоколебимая решительность разгорелась особенно ярко. Вершитель закона прямо светился твёрдой верой в неотвратимость справедливой кары для убийц, посмевших напасть на военную гордость империи.

Еншая подал новый знак Ирлифу, и тот с печалью в голосе продолжил:

– К ещё большему моему сожалению, судья, задержанный приходится мне племянником. – Словно в смущении от проявленных эмоций, он повернул голову к окну, веки его, подрагивая, опустились.

Взгляд Еншая дал картинку нарастающего беспокойства судьи. Последние слова Ирлифа всколыхнули в старике множество эмоций и переживаний. Орвиж поёрзал в кресле и внутренне настроился на отпор всем просьбам и замечаниям со стороны гостей.

Ирлиф снова повернулся к горцу и проговорил с тяжеловесной грустью:

– Мы считаем, что мой племянник…

– Несомненно виновен, – быстро закончил за партнёра Еншая.

Глаза старика сузились, и к ним сбежалась целая паутина морщин. Еншая Увидел, как в данную секунду удивление полностью вытесняет в горце окрепшую решимость. Ирлиф с не меньшим изумлением таращился на партнёра, невольно ослабив Взгляд и поставив под удар саму суть Сплочения, чем и вынудил Еншая одёрнуть его знаком. Нужная связь была восстановлена в течение считанных секунд. Ирлиф притих, осознав, что в дальнейшем разговоре участвовать вряд ли будет.

Еншая потянулся к кружке и послал судье печальную улыбку:

– Вы должны простить моего друга. Эмоции из-за случившегося переполняют его. Хотя я его понимаю. Речь не о моём племяннике, но обидно мне не меньше. Трудно представить, что молодой человек причастен к такому… тёмному делу. Поверьте, мой партнёр хотел закончить ту фразу именно так, как закончил её я. Ему трудно было это произнести, и я помог ему.

Судья ощутимо расслабился и сделал два маленьких глотка из кружки, удивление в нём сменилось интересом.

– Я хочу уверить вас в нашей порядочности, – сдержанным тоном заявил Еншая. – Родство, не родство – это дело такое. Мы умеем отделять справедливый суд и интересы Ассулта от наших личных переживаний. Как нам ни жаль, но юноша виновен. Тут нечего обсуждать.

Орвиж выпрямился в кресле и поводил ногой, как бы поглаживая ковёр:

– Я рад, что в наши дни ещё остались настоящие достойные. Люди, которые понимают всю значимость справедливого суда. Ведь неизменно возникает желание воспользоваться положением и связями. Надавить на судью. Если бы вы только знали, уважаемые, скольких просителей мне приходится отваживать каждый день! Все твердят о невиновности своих знакомых, детей, мужей, родственников.

Еншая ещё сильнее сосредоточился на эмоциях судьи и обнаружил значительно возросшую к ним приязнь, а также полное отсутствие каких-либо сознательных барьеров для Влияния. Очень важное обстоятельство для любого мастера Влияния. Глупо создавать преграды, а потом преодолевать их, затрачивая уйму сил. Искусство как раз и заключается в умении обойти такие заслоны без применения способностей и только потом «бить» по незащищённым местам.

Сцепив руки в замок и покрутив большими пальцами, Еншая откинулся на спинку кресла:

– Знаете, судья, я давно заметил, что в нашем неустойчивом мире мало постоянства. И его становится всё меньше. Всё непрерывно меняется. Люди часто отказываются от убеждений, с которыми жили долгие годы. Традиции угасают. Молодёжь позволяет себе выходки, которые в моё время было невозможно даже представить. Я уже не говорю о времени вашей молодости.

Спаянный в единое целое Взгляд двух представителей Лиги к этому времени проник буквально во все уголки разума судьи, поднимая на поверхность самые глубинные переживания и затаённые порывы.

– Меня успокаивает только одно, – вымолвил Еншая.

– И что же это? – склонил голову набок Орвиж.

– Что ещё есть люди твёрдой воли. Люди, готовые выступить для империи опорой неизменности. Стать монолитом правдивости!

Еншая подался чуть вперёд, и глаза его встретились с глазами судьи:

– Мы с вами не были до этого знакомы, но я знаю вас именно как твердыню справедливости и честности. Вы, возможно, удивитесь, но я в курсе многих ваших дел и решений. – Еншая и вправду Увидел в судье лёгкое удивление и поспешил объяснить на примере: – Я помню дело о разграбленном складе с пряностями. Все говорили о мелкой банде из Низины. Только вы настояли на новом дознании. Благодаря вам удалось изобличить охранников этого склада.

Судья кивнул, а Взгляд поведал о всколыхнувшейся в нём гордости за проявленную решительность. Полезно всё-таки помнить громкие дела. Имени судьи Еншая тогда, конечно, не знал. Об участии Орвижа судил только по месту. Раз дело было в районе Западных ворот, значит и судья был соответствующий.

Горец приосанился и немного выпятил грудь, демонстрируя гостям крепкий торс. Отец в своё время, несомненно, гонял его безо всяких послаблений. Не те люди эти врианцы, чтобы позволять детям расти тщедушными и субтильными.

Полностью восстановив в памяти нужные дела, Еншая бойко продолжил:

– Также я помню дело пьяного землевладельца. Зарезал жену и пытался всё свалить на уличные драки. Люди тогда были на стороне этого хнычущего бедолаги. Только вы смогли распознать ложь в его слезах и вынести справедливый приговор.

– Это было тяжёлое дело… Два года уже прошло…

Ирлиф буквально слился с креслом, внимательно слушал беседу и даже звуком дыхания не вторгался в диалог. Лишь иногда попивал из кружи и кивал в знак одобрения. Присутствие его теперь нужно только для Сплочения. По сути, нужен не он сам, а лишь его разум.

Не сбавляя темпа, Еншая перешёл к следующей истории:

– Так вот, мы говорили о честности и справедливости. Думаю об этом, и сразу вспоминаю яркое дело «лжедостойного». Никто тогда не мог поверить, что человек может без зазрений совести присвоить чужое имя и выдавать себя за достойного. Разве могло такое остаться без наказания?! До сих пор не могу понять, как у вас хватило отваги обвинить его без веских оснований. Множество достойных тогда ополчились против вас. Это же какое давление обрушилось тогда на вас!

– Я давно привык к подобному. Только на заре моей карьеры это тяготило меня. Годы укрепляют стойкость и мужество отстаивать свои позиции, – уважаемый Орвиж сидел неподвижно, только правая нога поглаживала ковёр.

Еншая глотнул душистого отвара, наслаждаясь его вкусом и Виденьем безграничной гордости, что всецело заполнила горца. Когда десятки лет посвящены судейству, это чувство становится обязательным спутником жизни.

– Но из всех ваших решений, – с предельным уважением заверил Еншая, – я особенно восхищён приговором по делу дочери ростовщика. Четыре года назад, помните? Все отказывались верить в виновность этой юной и хрупкой девушки. Как она могла заколоть отца? Поддалась соблазну получить богатое наследство раньше природного срока.

Хватило бы и более слабого Взгляда, чтобы увидеть целый вихрь захлестнувших судью эмоций: разочарование, досада, немало жалости к себе и безграничный стыд. Хищными птицами эти волнения кружили в его голове, нестерпимо болезненно впиваясь в живую плоть сознания. Орвиж мгновенно напрягся, нога его, перестав поглаживать ковёр, плотно прижалась к ножке кресла.

А ведь есть из-за чего переживать. Еншая не только помнил этот случай, он лично знал замешанного в деле человека. Партнёр того ростовщика, находясь под Влиянием одного из членов Лиги, умертвил тогда своего старого друга ради денег. Свалить всё на дочь было не сложнее, чем съесть рогалик. Еншая также прекрасно помнил, как после казни девчонки случайно всплыли кое-какие обстоятельства, дошедшие и до судьи. Несомненно, он повторно прокрутил весь ход дела в голове и осознал чудовищность совершённой ошибки, но исправить что-либо было уже невозможно. Заново же начать дело и во всеуслышание объявить о небывалом просчёте не решился даже такой принципиальный человек, как достойный Орвиж.

Впервые за текущую встречу Еншая освободил силу Влияния. Давно выжидающий Ирлиф мигом присоединился, и к одному потоку добавился второй. Они не прибегали к Сплочению почти год, и эйфория многократно усиленного воздействия стала забываться. Подобное чувство сладостного упоения Еншая ощущал только в молодости, когда весь мир представляется покорным твоей воле простором; когда разум переполняет пульсирующая сила, способная в одну секунду раздавить самую несокрушимую волю, если таковая станет на пути; когда способности переходят границы возможного и вершат дела сущностей высших, недоступных пониманию простых смертных.

Стыд и смятение буквально удесятерились в судье. Еншая на секунду показалось, что от такого шквала чувств у старика случится сердечный удар. Пришлось сбавить натиск – Ирлиф, ощутив это, также умерил пыл.

На скукожившегося в кресле старика было по-настоящему больно смотреть: мизинец левой руки подрагивал, плечи поникли, лицо осунулось, и даже участки кожи, не так сильно испещрённые морщинами, сейчас имели вид потрескавшейся от засухи земли. Дыхание его участилось, губы полностью пересохли, мертвенно-белые кисти вцепились в кружку с отваром. Уважаемый Орвиж перестал походить на несгибаемого потомка горцев, сейчас он напоминал лишь дряхлого, разбитого человека на склоне лет.

– Справедливый! – именно для текущей минуты Еншая берёг это традиционное обращение к судье. От услышанного старика передёрнуло, и кружка едва не выпала из его рук. – Я немного отвлёкся на воспоминания и за всем этим чуть было не упустил главную цель нашего визита.

– И какова же она? – тихий вопрос, безжизненный голос.

– Она также связана с этим тёмным делом, – Еншая решил, что такое словосочетание подходит лучше всего. – Мы обеспокоены усиленным давлением на нас со стороны гвардии. Они почему-то решили, что двое достойных будут из кожи вон лезть ради выгораживания виновного. Будто мы хотим помешать вам вынести справедливое решение.

Враньё, конечно, несусветное, но кто будет проверять? Имена людей гвардии не названы, обстоятельства и конкретные слова не приведены.

Вот оно! Судья, бесспорно, задал себе правильные вопросы: «Почему это гвардейцы так забеспокоились? Зачем теребить достойных, если в этом деле всё так просто и понятно?». Сформулировал судья, может, всё в других выражениях, но сомнения, возникшие в нём, безошибочно указывали на главное – вопросы себе он таки задал.

Решающая точка всей линии Влияния. Еншая почувствовал, как подобрался в кресле слева Ирлиф, и как чаще забилось его собственное сердце. Сомнение, даже такое слабое, требовалось подкрепить. Вобравший в себя способности двух мастеров и разросшийся до силы урагана поток Влияния накрыл судью. Сторонний наблюдатель – будь он сейчас в комнате – и обычным взглядом смог бы различить неподдельную боль, отразившуюся на лице старика. У Еншая очень давно не было практики Сплочения с таким мощным Влиянием. Внутри возникало непередаваемое ощущение всесилия, словно в нём заново рождалась погибшая лет двадцать назад вера в бесконечные возможности искусства Лиги.

На протяжении полутора десятков учащённых ударов сердца Орвиж, наверное, успел усомниться даже в отце и в названии родной страны, а не только в виновности «племянника» гостя.

Ирлиф излишне увлёкся давлением, поэтому Еншая пришлось не только частично ослабить Влияние, но и дать напарнику знак остановиться. Однако тот не заметил этого и только усилил натиск. Чувство тревоги громким набатом зазвучало внутри, подтолкнув Еншая к немедленным действиям. Он убрал часть Взгляда, направленного на партнёра, и попытался прикрыть старика от губительных последствий чрезмерного воздействия. Ирлиф не ожидал такого резкого смещения, и сила его Влияния, споткнувшись о внезапно возникшую преграду, хлынула на Еншая. Последний ощутил, как его беззащитный в данную минуту разум буквально взрывается, а сознание гаснет. Не видя другого выхода, он метнул в судью вспышку замешательства и разорвал Сплочение.

Пока Орвиж пытался сладить с кружащейся перед глазами комнатой и подступившим удушьем, Еншая на несколько секунд закрыл глаза и схватился за виски. Слева слышалось тяжёлое дыхание и покашливание Ирлифа.

Уже через пять секунд представители Лиги быстро переглянулись, сделали глубокий вдох и снова раскрылись, возобновляя прерванное Сплочение. Взгляд усиливали очень осторожно, по чуть-чуть отвоёвывая утерянные позиции.

– Справедливый, – заботливо произнёс Еншая, – на вас лица нет. Выпейте отвара, хоть он и остыл.

Горло судьи с усилием приняло небольшую порцию жидкости. Он скривился и поставил кружку на стол, чудом не разлив остатки отвара. За полминуты старик заметно восстановил пошатнувшееся внутреннее равновесие и немного пришёл в себя. Нога его отлепилась от ножки кресла и снова принялась поглаживать ковёр.

Ирлиф допил отвар и аккуратно вернул кружку на её прежнее место. Каждый из мастеров Влияния опасливо направлял Взгляд как внутрь самого себя, так и внутрь двух других участников встречи. Оба они с тревогой искали возможные последствия случившегося срыва. После десяти секунд такого напряжённого поиска они успокоились, так ничего и не обнаружив. Разум обоих работал, способности не ослабли, а у судьи не случился сердечный приступ.

Усилив Взгляд, Еншая глубже покопался в текущих переживаниях Орвижа. Очень хотелось верить, что они успели посеять в старике мощное сомнение. Такие колебания обязаны дожить до завтрашнего суда, ничуть не потеряв изначальной силы.

Еншая поднялся из кресла и скорбным голосом заметил:

– Как ни тяжело это говорить, но в завтрашнем суде мы уповаем на ваше справедливое решение.

Всё тот же не присутствующий в триклинии сторонний наблюдатель смог бы уловить чрезмерную поспешность их ухода, но судье было не до того. Безотчётно кивнув на прощание, он вернулся к тягостным раздумьям о свершённом четыре года назад. Завтрашний суд теперь не казался ему таким простым и обыденным.

Прохладный и освежающий вечерний воздух ринулся навстречу, как только представители Лиги вышли на улицу. Первые признаки надвигающихся сумерек уже вовсю проявили себя, и количество горожан на улицах поубавилось. Еншая сделал пару глубоких вдохов, чувствуя, как живительная свежесть вытравливает из утомлённого разума изрядную порцию напряжения. Размеренная прогулка по городу должна помочь ещё больше, но небольшую ломоту в висках окончательно уймёт лишь крепкий сон.

Созерцание оборвало замечание Ирлифа:

– Всё получилось неплохо. С точки зрения практики способностей – ценный опыт. Но… я не уверен в итоге. Чувство вины и сомнение – это не оправдание и даже не замена казни штрафом.

Еншая перевёл усталый взгляд на партнёра. Всё же Ирлиф не до конца понимал тонкости данного дела. Он до сих пор думал, что прямое Влияние, направленное на оправдание или замену жёсткого приговора штрафом – это лучший вариант. Нет, не в случае с этим судьёй. Да и не в том суть. Влияние, задействованное вот так в лоб, может иметь силу только при самом воздействии. Убери давление – и такой монолитный, убеждённый в собственной правоте человек как уважаемый Орвиж по большей части вернётся на прежние позиции.

Объяснять всё подробно напарнику Еншая не стал, а лишь процитировал вслух старое положение Лиги: «Если не можешь убедить – сбей с толку». Странно, но не только молодёжь забывает основы. Даже такие опытные мастера как Ирлиф многое упускают в стремлении к простому Влиянию.

– Тебе надо успеть поработать с Поддержкой, который будет завтра на суде, – проинструктировал Еншая партнёра. – Убеди его побороться, а не отступать, как обычно. Не дави на невиновность. Лучше добавь ему амбициозных порывов. Также полезно умерить его страх перед порицанием за излишнее рвение.

Ирлиф кивнул и только открыл рот, как Еншая быстро вставил:

– И не смей трогать помощника по сомнениям. Он не должен быть обескураженным и потерянным на суде. Пусть отрабатывает название своей должности. Судья должен находить в его чрезмерной уверенности подпитку для посеянных нами сомнений.

Они двигались по Караванной улице, сохраняя полное молчание. Еншая старался думать о способах поимки предателя, но мысли о судье не давали ему покоя. Внутри поселилось неприятное чувство, будто он жестоким Влиянием лишил мир частички чего-то правильного, стоящего, нужного. Его крайне редко терзали угрызения совести, но сейчас ему гадко было думать об оказанном на судью воздействии. Может раньше таких людей и было больше, но сейчас их почти не осталось. Честных, принципиальных, с твёрдыми убеждениями, не разъеденными ржавчиной взяток, мелочности и неуёмной тяги к власти. Почему им не попался типичный продажный судья, которого легко удалось бы прищучить сведениями о его грязных делишках или придавить тяжёлым кошелем? Еншая твёрдо пообещал себе не забыть об Орвиже на следующий выборах и помочь ему снова занять место судьи района Западных ворот или вообще провести его в префекты столицы.

Декурион проходящего мимо патруля не замедлил предложить сопровождение, но Еншая и на этот раз отказался. После продолжительного молчания он всё же нарушил тишину последним наставлением:

– На сам суд не ходи! Святоши точно там будут, только навлечёшь на себя подозрение.

– Думаешь, судья не осудит его? Просто назначит высокий штраф?

Помедлив с ответом, Еншая втянул носом благостную прохладу вечернего Паноя. Усталость уже чувствовалась не только в голове, но и в ногах. Пора заканчивать это обсуждение. Хорошо хоть темы срыва они не касаются.

Еншая помассировал виски и ответил:

– Не уверен. Мы сделали лучшее из возможного. Всё решат старые угрызения совести по делу ростовщика. Если судья тогда сильно корил себя за промах – у нас, скорее всего, получилось. Если же я переоценил его безмерное чувство справедливости, то…

– То есть мы не зря организовали убийство того ростовщика? – чуть ли не с весельем выпалил Ирлиф.

Еншая покосился на приятеля. Усталый разум нехотя подкинул мысль о том, насколько трудно определить последствия любого решения. Узнать, как твои действия отразятся на последующем ходе событий. Тут ничьих способностей не хватит. Так всё просчитать попросту невозможно.

– Кстати, – оживился Ирлиф, – как прошло с пиратом?

– Вполне удачно.

– А почему ты тогда вернулся?

– Я решил не плыть. Попросил заняться этим нашего человека из Юмирви. Он на биреме присоединится к пиратам. Если там всё будет благополучно – я не понадоблюсь. А поимкой предателя нужно заняться в первую очередь.

Они прошли до конца Караванной и свернули на Три Ключа. Опомнившись, Ирлиф завертел головой в разные стороны:

– Почему мы опять идём по этой улице?! Нам ведь не сюда!

– Влияние на судью отняло у меня все силы. Я проголодался.

– И что?!

– Как что? – задорно бросил Еншая. – Пекарня ещё может быть открыта.

Ирлиф не испытал от насмешки никакой радости. Старые обиды с новой силой заворочались внутри, и уязвлённое шесть лет назад самолюбие напомнило о себе. Он всегда испытывал уважение к Еншая, но в данную минуту окончательное решение принял не в его пользу. Пора наконец потеснить зарвавшегося приятеля. Давно подготовленный план действий перестал казаться Ирлифу излишне авантюрным. Самое время вводить в игру Виша года Кузнецов.