Глава 15

Умей использовать молчание. Это заставляет собеседника тревожиться: кто знает, что у притихшего на уме? Люди, как правило, говорят без умолку и не владеют языком молчания. (Внутренний трактат Лиги «О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых»)

Шаткое море отличалось сегодня на редкость благостным спокойствием. Луна мостила дорожку света на водной глади, свежий ветер придавал сумеркам терпкий привкус, ноздри щекотал солоноватый запах морской влаги. Где-то вдалеке парили чайки, оглашая бескрайний простор редкими криками, но с каждым часом их становилось всё меньше — по мере того, как судно забирало мористее.

Трирема «Колыбель» шла на приличной скорости, рассекая мощным тараном упругие волны и вздымая в воздух целый веер сверкающих в лунном свете брызг. Заблаговременно установленные мачты высились над палубой, уверенный пассат наполнял паруса, и вместе с тем гребцы мерно работали вёслами.

Около пятидесяти шагов в длину, более семи в ширину, с командой в двести семьдесят человек — «Колыбель» являла собой грозного морского хищника, способного пустить на дно практически любой корабль (особенно учитывая легендарное мастерство триерарха). Штурмовой трап-«ворон» в поднятом состоянии выглядел устрашающе, словно в любую секунду готов был упасть на вражескую палубу и выплеснуть команду отчаянных рубак. Впрочем, и на расстоянии два скорпиона и баллиста могли побаловать противника неприятными, пламенно-колющими подарками.

Опёршись на фальшборт, Еншая стоял на корме и в задумчивости любовался тёмной гладью, очерченной лунным светом. Особого напряжения он не чувствовал, тем не менее лицо его оставалось неизменно сосредоточенным.

— Понимаю вас, — разрушил умиротворение голос триерарха. — За все эти годы я тоже не смог налюбоваться на эту красоту. Успокаивает, не правда ли? — Он подошёл совсем неслышно и теперь стоял по левую руку, держась за крепёжный канат.

— Да, мне не часто доводилось видеть открытое море ночью. Обычно мои триерархи спешат на ночь пристать к берегу. У вас, я вижу, другие правила.

— Немножко, — рассмеялся триерарх.

Еншая редко доводилось встречаться с таким типажом людей. Гайжан весь состоял из безупречных манер, любезности и улыбок. Глаза же оставались ледяными и настороженными, указывая на твёрдую волю и решительность. Ладно сидящая одежда цвета липового мёда выглядела неброско, но в ней явственно чувствовался вкус. Особенно в глаза бросался широкий белый кушак на поясе и обвязанный вокруг шеи белый же шёлковый платок.

— Это принадлежало моему деду. Семейная реликвия, — заметив интерес к своему кольцу, поведал Гайжан. — Улыбка с его лица ненадолго сошла, и он продолжил более деловым тоном. — Признаться, я был удивлён, когда получил через нашего общего знакомого предложение встретиться.

— Почему?

— Мне казалось, последний мой разговор с вашей… м-м-м… организацией не обрадовал вас.

— Да, не обрадовал, — ровным голосом подтвердил Еншая. — Мягкосердечным вас не назовёшь. Я слышал, вас прозвали Белой Петлёй. Любите вешать людей на белом шнурке.

— Я не рад этому прозвищу.

— Почему же нашего человека вы просто не повесили? К чему это варварство?

— А я его и повесил. Но надо было его вам вернуть. Малость переборщил, согласен, — Гайжан виновато улыбнулся. — Тут я должен извиниться. У меня тогда был сложный период. Я потерял много людей в одном неудачном деле. Настроение было скверное.

Еншая прекрасно понимал неискренность этих слов. Пират никогда не действовал по настроению, это было ясное сообщение: «со мной шутки плохи».

Скрепя досками палубы, мимо протопал коренастый матрос с мотком верёвки на плече, справа моряки подтягивали парус, вёсла за бортом взлетали и опускались, взлетали и опускались.

— Вижу, вас сильно задел мой поступок, — Гайжан поправил шейный платок и плавно провёл рукой по планширю фальшборта, будто сметая пыль.

— Это так, но вы живы.

— Мне показалось, или я слышу угрозу? — триерарх повернулся к собеседнику. На лице его светилась вежливая улыбка, и только ледяные глаза не вязались с ней и с мягким тоном.

— Я не угрожаю, а действую — если необходимо. Вы думаете, флоту Ассулта неизвестны ваши тайные бухты? Думаете, имея желание, тяжело снарядить пару квадрирем, выследить вас и потопить? Сказать вам, где вы были месяц назад? В каких водах плавали, где продали товар? — Еншая в немалой степени блефовал, но слова его не шли так уж сильно вразрез с истиной.

Гайжан склонил голову набок, обаятельная улыбка не сходила с лица:

— И почему это флоту гоняться именно за мной? Нас таких много.

— Желания гоняться за вами нет, но оно могло бы появиться. В море вы многое можете, а я могу многое на берегу.

Триерарх задумался, по лицу его едва зримо скользнуло негодование, но тотчас вернулась дежурная улыбка:

— Нам лучше пройти в мой навес и продолжить беседу там. Луна никуда не денется.

На корме всех судов устанавливают небольшой навес, однако Гайжан предпочёл заменить его капитальной надстройкой с единственным окном в потолке. Внутри освещённое двумя масляными лампами помещение выглядело вполне уютно. Все предметы находились строго на своих местах, беспорядка хозяин однозначно не терпел. Деревянную панель напротив двери занимала по-настоящему большая карта, под ней разместился сундук. Левее поблёскивали четыре абордажных ножа и короткий меч, прилаженные к стене изящными креплениями.

Еншая остановился напротив висящего на стене изображения битвы Горящей воды. Искусному художнику очень хорошо удалось передать масштаб крупнейшего морского сражения между Ассултом и Бактуном. Саму воду рассмотреть удавалось с большим трудом: повсюду горели корабли, заполняющие пространство между ними обломки также пылали. Сквозь огонь просматривались мелкие фигурки людей, и воображение мигом дорисовывало ужас в их глазах. И всё это венчал пламенеющий над морем закат.

Сбоку замер Гайжан, скрестив руки на груди и нацепив задумчивый вариант улыбки:

— Он слегка перебрал с пламенем, но суть передал верно.

— Откуда вы знаете?

— Мой дед участвовал в этом сражении. Он был выдающимся триерархом. Картина мне досталась от него, вместе с перстнем.

Еншая пристальнее посмотрел на триерарха. На вид пирату можно было дать под сорок, хотя на самом деле ему не так давно перевалило за тридцать. В жёстком окружении годы быстрее старят человека.

— Почему же вы не служите на флоте, как ваши предки?

Гайжан грустно улыбнулся и жестом пригласил гостя разделить с ним ужин. Еншая одним плавным движением переместился на ложе и устроился там: локоть упёрся в подушки, пальцы переплелись в замок.

Триерарх разлил вино из кувшина по чашам.

— Моя бабка была родом из Бактуна. Кто-то донёс на деда. Люди тогдашнего наварха принялись копать. При желании многие поступки можно трактовать как предательство. Деда осудили и казнили. Так мой отец, а потом и я, стали…

— Пиратами, — закончил Еншая.

— Свободными моряками, — с улыбкой поправил триерарх. — Отец плавал больше двадцати лет, пока его не потопили у островов Таслих.

Гость и радушный хозяин прервались и пять минут посвятили трапезе. Низкий столик, втиснутый между двумя ложами, предлагал на выбор оливки, вареное мясо кальмара, креветки и запечённого без каких-либо специй губана. Воздух пропитался запахом лимона, что ещё больше подстёгивало аппетит.

Попробовав всего по чуть-чуть, Еншая пригубил вино:

— Ум-м-м… Интересный букет.

— Ах! Лусолское. Вина из Фахила и Маюжи нынче испортились. Зазнались, мешают лишнее. А это вино небольшого виноградника Лусола. О нём мало кто знает. Один из немногих продуктов, которые я покупаю, — Гайжан засмеялся и слегка покачал чашу в руке.

Еншая давно смог всецело проникнуть в переживания пирата, но Взгляд пока не давал ничего важного — настороженность, лёгкое недовольство, живой интерес. Позой же Гайжан выражал расслабленность и даже праздность. Он возлежал на ложе, согнув одну ногу в колене, положив сверху руку и изящно удерживая двумя пальцами чашу с вином.

Неожиданно улыбка исчезла с лица триерарха:

— Сразу хочу предупредить — я в курсе ваших штучек. Мой отец сталкивался с такими как вы. И я тоже, как вы знаете. Я сумею распознать ваше давление. Эти внезапные желания, смена настроения, мимолётная головная боль. Если вы попытаетесь на меня воздействовать…

— Закончу как мой предшественник? — поспешил скрыть волнение глотком из чаши Еншая.

— Именно, — блеснула улыбка пирата, являя два ряда ровных зубов. Стальные нотки ушли из его голоса, и он изрёк уже обыденным тоном: — Да и вообще, простите, но вам не кажется это кощунством — залезать в голову человеку? Это какой-то… не знаю, неравноценный диалог, что ли.

— Скажите, вы когда-нибудь брали на абордаж торговые галеры?

— Ну да, много раз.

— А не кажется ли вам это неравноценным боем? Может вам отказаться от превосходства в скорости и людях?

— Хм… С вами тяжело спорить… Так что вы от меня хотите?

Еншая съел пару оливок и остановился на креветках, они показались ему особенно вкусными. К вину он прикасался лишь для вида, но родившаяся в голове идея побудили его на большой глоток терпкого напитка.

— Я покажу наглядно, — он неспешно поднялся и шагнул к закреплённой на стене карте. Она отображала южные границы Ассулта, все значимые порты и многие десятки мелких и средних островов Шаткого моря.

— Отсюда идут морем все товары из городов Ликольдского серпа, — указал пальцев на юго-западный участок Еншая. — Золото и серебро обоих приисков также переправляют по морю.

— Здесь же сосредоточены наибольшие силы флота. Многие глупцы пошли там на дно. Я не против золота, но получить пробоину тоже не спешу.

— Верно. Но если знать даты, маршруты, расположение крупных соединений флота… Галера с золотом — огромный куш. Они ходят редко, но ходят.

— Интересно, — Гайжан пригладил левую бровь.

— Можно сделать так, что высшее командование флота не будет проявлять особого рвения в вопросе патрулирования этого района. В пределах разумного, конечно.

— Не хочу показаться недоверчивым, но для примера дайте сведения о движении одного каравана.

Еншая ткнул пальцем вниз, затем медленно повёл на северо-восток:

— Через месяц из крупнейшего прииска выйдет караван с серебром. Официально там будет пшеница. Они погрузятся на корабль, дойдут до Гилтаны, поднимутся по Слуфи, сделают небольшую остановку на землях Зуврата.

— Это не Зуврат ли года Посевов? — улыбка сползла с лица триерарха, на лбу обозначилась хмурая складка. От Взгляда Еншая также не укрылось волнение, родившееся внутри пирата.

— Да, именно он. Крупный землевладелец. Он сейчас очень стар, но процветает. Владеет обширными землями севернее Гилтаны.

Приняв нарочито расслабленную позу, триерарх промочил горло глотком вина:

— И чем же он нажил такое состояние?

— Удачно женился на одной из дочерей семейства Жамхаров. Мы, то есть купцы, не сильно жалуем это семейство.

— Отчего же?

— Они обогатились на скупке собственности погибших в битве Горящей воды триерархов. Слишком уж грязно это выглядит. Но дело доходное. Жамхары и соблазнились.

— Ладно, — махнул рукой Гайжан. — Выходит, вы знаете маршрут каравана, даты погрузки и отправки и можете указать расположение патрулей флота?

— Да. Кроме того, Лига выделит вам сто золотых. Тогда вы успеете закончить постройку второй триремы.

— Хм… Возможно вы и не преувеличиваете вашу осведомлённость.

Закончив разбираться с картой, Еншая вернулись на ложе и отщипнул кусочек сочного мяса губана. Триерарх попивал вино, пребывая в любимой позе: нога согнута в колене, рука покоится на ней, два пальца обхватывают чашу. Плавно проведя рукой по столику, он сбросил мелкую крошку.

— Это всё, естественно, меня заинтересует. Вы хитрый человек. Рассказали о вкусностях, подогрели мой интерес. Переходите к условиям.

Еншая выжал лимонный сок на кусочек рыбы, наслаждаясь запахом:

— Люди с талантом должны его использовать. У вас талант топить корабли. Это не лесть. Иначе меня бы тут не было… Четвёртого числа из Юмирви выйдет трирема и поплывёт на Присоединённые острова. Её надо потопить. Наша бирема поможет в этом.

Гайжан опустил чашу на столик и перевязал шейный платок. Заговорил он только через три минуты:

— Дело не в товарах. Дело не в торговом соперничестве. Дело не в деньгах. Дело в каком-то человеке… Кто будет на этой триреме?

У Еншая закралась мысль соврать пирату, однако он тотчас отбросил её. Судно будет плыть под соответствующим флагом. Завидев его, Гайжан всё поймёт и откажется от затеи.

— На борту будет глава Ордена Равноединого.

— Ух ты! — лицо триерарха вытянулось. — Ожидал всякого, но такое… Военная трирема с кучей боевых машин, кишащая Дланями. Свободные моряки захватывают и пускают на дно всякие суда, но против Ордена никто не рискует идти.

— Я знаю, — Еншая утопил нежное мясо губана в лимонном соке и забросил кусочек в рот. — Но никому из… свободных моряков не делали предложения, которые сделал вам я.

Гайжан надолго погрузился в раздумья, колыхая вино в чаше и украдкой бросая на собеседника косые взгляды. Он явно ожидал давления и прислушивался к собственным ощущениям, стараясь уловить в себе малейшие изменения.

Следящий за порывами пирата Взгляд извещал о возросшей до предела настороженности. Влияние отдыхало за ненадобностью, хотя страха быть уличённым Еншая не испытывал. Живописная картина собственного тела, раскачивающегося на белом шнурке, нарисованная воображением, даже чем-то забавляла. Жуткая смерть, но какая лучше?

Сделав небольшой глоток, Гайжан промокнул губы шёлковым платком:

— Если у вас такие связи на флоте — зачем вам какой-то вольный моряк?

— Флот живёт по законам империи. Орден — часть Ассулта. Ни один триерарх не выступит против святош. А для вас этих законов нет.

— Вынужден отказать. Распри с Орденом — это плохой курс для меня, губительный, — внешне оставаясь расслабленным и улыбчивым, внутренне пират напрягся до предела.

Влияния не последовало. Налегая на губана, Еншая потягивал вино и наслаждался ароматом лимона.

— Как-то вы не выглядите озадаченным, — искренне удивился пират.

— Я не в первый раз слышу отказы. Если бы Старого Мерзляка было так легко убить, мы бы давно это сделали.

— Похоже, для вас Орден — это не просто помеха на пути к власти. Личные мотивы?

Еншая задумался над вопросом, и губы его невольно сжались, лицо затвердело:

— Да. Старые долги. Я думаю, вы меня понимаете.

— Понимаю. Всё же вы жестокий человек. Ради одного старика готовы загубить жизни двух сотен людей. Или для вас нет невиновных?

— Я не сею жестокость по прихоти. Всё подчинено цели. У меня она есть… А вот вы, когда топите корабли, приближаетесь к своей цели? И не говорите о давлении обстоятельств. Осудили вашего деда, а не вас. Вы могли плавать триерархом на торговой галере. Честно, спокойно, уважаемо.

Теперь настала очередь Гайжана задуматься над услышанными словами. Он откинулся на подушки и медленно водил пальцем по чаше, улыбка его померкла.

— Вы прямо настоящую пробоину в моей жизни проделали. Низвели меня до алчного…

— Свободного моряка? — подсказал Еншая со сдержанной улыбкой.

— Да… И какова же ваша цель?

— Посмотреть, как далеко я могу зайти. И рассчитаться со старыми долгами. А ваша?

— Посмотреть, как далеко я могу заплыть. И рассчитаться со старыми долгами.

Взгляд говорил о вернувшемся к Гайжану спокойствии — не только внешнем, но и внутреннем.

— Вы считаете меня жестоким, — вымолвил Еншая, доливая себе вина. — Я залезаю в чужой разум, копаюсь там. Но давайте взглянем на это с другой стороны. Мои действия исходят из интереса к людям. Да, да, не удивляйтесь. Я искренне хочу и стремлюсь их понять.

— А другие не хотят понять?

— Другие, — хмыкнул Еншая. — Другие плевать хотели на всех остальных. Они интересуются исключительно собой. Они не умеют ни смотреть, ни слушать… Большинство людей с радостью примет любого, кто придёт в их жизнь. Неважно, что он принесёт. Пусть только придёт.

— То есть копаться в головах можно, и люди этому рады? — хохотнул Гайжан.

— Никто, конечно, не хочет, чтобы в его голове копались. Но люди рады любому интересу. Тогда жизнь кажется чуточку менее серой. Если никто о тебе не знает, никто не интересуется, то ты понимаешь, чем является твоя жизнь — пустышкой.

Триерарх покачал чашу двумя пальцами, глядя, как вино плещется по стенкам:

— И в чём же, по-вашему, смысл жизни?

— Жизнь имеет смысл, когда мы сами её наполняем смыслом. Если ты не реализуешь себя — смысл уйдёт. Он может присутствовать изначально, но без реализации он испарится, растает… Вы слышали историю о древнем бойце?

— Нет, — признался пират. — Что за история?

— В древности был великий воин. В поединке никто не мог его одолеть. И вот, его соперник пришёл к старому мудрецу за советом. Старик подумал, и предложил найти для этого непобедимого бойца женщину. Соперник устроил это. Воин полюбил женщину, и она полюбила его. Через месяц он погиб в поединке.

— Почему? — заинтересованно спросил Гайжан.

— У бесстрашного воина появился страх и опасения. Раньше ему нечего было терять. А теперь появились его чувства и его женщина. Он не мог действовать с прежней решительностью. Он стал уязвим.

— То есть нельзя поддаваться глупым соблазнам? — с натянутой улыбкой произнёс триерарх.

— Нет, наоборот. Он всё понимал, но пошёл на это. Мало стоит жизнь того, кому ничто не дороже этой жизни.

В помещении установилась тишина. За бортом шлёпали в воду десятки вёсел, деревянный корпус триремы постанывал, с нижней палубы доносился приглушённый «топот» барабана, отмеряющий ритм. Через забранное решёткой окно в потолке втекал лунный свет и мгновенно растворялся во власти двух масляных ламп.

Гайжан с некоторым трудом поддерживал на лице улыбчивое выражение, чаша в его руке плавно колыхалась в такт барабанному бою. Еншая так и подмывало задействовать Влияние, однако он волевым усилием прогнал это желание и занялся креветками, щедро окропляя их лимонным соком. Всё это время он не мог понять, нравится ему больше вкус или запах.

Наконец триерарх очнулся от раздумий и, смахнув пылинку с рукава, одним глотком осушил чашу:

— Скажите, вашего влияния на суше хватит для уничтожения Зуврата года Посевов?

— Прямо уничтожения?

— Вы не так поняли. Его смерть меня не интересует. Я хочу лишить его доброго имени. Разорить его. Сломать хребет всей его семье. Старые счёты, вы должны понимать.

Еншая пережевал креветку и задумался. Он давно отыскал удобное положение среди подушек, ладони его сцепились в замок, а большие пальцы совершали вращательные движения друг вокруг друга.

— Это возможно. Сейчас у нас начинается борьба с незаконной торговлей с Бактуном. Подозрение падёт на Зуврата. Все знают о жадности и беспринципности людей, связанных с семейством Жамхаров. В его виновность легко поверят. Веские доказательства тоже появятся. Он и его семья лишатся имущества, положения, от них все отвернутся.

Триерарх кивнул, примеряя на лицо чуток хищную улыбку:

— Я потоплю для вас корабль Ордена. Вы же растопчете для меня Зуврата. От сотни золотых я также не отказываюсь.

— Кто из нас тут купец? — хмыкнул Еншая. — Деньги будут. А вот сведения о караване с серебром я пока придержу. Об этом мы поговорим с вами после… м-м-м… работы с триремой Ордена.

— Идёт.

— Наша бирема подойдёт к вам второго числа. Четвёртого или пятого вы должны пустить святош на дно. Мне нужно ваше слово.

— Вам будет достаточно одного слова?

— Да. Или я ничего не понимаю в людях.

— Хм… Я даю вам слово потопить эту трирему.

— Отлично. Я, с вашего разрешения, выйду на палубу подышать. Ночь чудесная, жаль её упускать. — Еншая поднялся с ложа и одёрнул примятые складки хитона.

Уже в дверях его остановил напряжённый голос Гайжана:

— Вам таки удалось на меня повлиять.

— Разве? Я не использовал никаких способностей. Белая петля на шее меня не обрадует. Вы предупредили — я внял.

Пират резко вскочил на ноги и придвинулся вплотную к Еншая.

— Вы знали, — глаза его сверкали. — Вы знали о моей семье. Знали, что мой дед выступил против скупки Жамхарами собственности погибших триерархов. Знали, что Зуврат был другом моего деда. Я не знал, что Жамхары совратили его женитьбой и богатым приданым. Вы мне сказали об этом, дабы я понял, что именно он предал моего деда.

Еншая спокойно, не отводя глаз, выдержал гневную отповедь:

— Может и знал. Но я ни о чём не врал.

— Не врали, не врали, — триерарх поиграл желваками на скулах, часто дыша через нос. — Вы сознательно завели разговор о цели в жизни, о её смысле, о старых счётах. Нарочно разбередили семейные раны. Заставили меня схватиться за возможность отомстить Зуврату.

— Я не использовал способности. Не врал и о своих убеждениях. Вы отказываетесь от данного слова?

— Нет, — процедил Гайжан, гнев его быстро затухал. — Вы же знаете, что я не откажусь от данного слова… Скажите, у вас бывают разговоры с кем-то без желания управлять человеком?

— Не знаю. Я и сам часто не понимаю, — ответил Еншая и ступил на затянутую ночной темнотой палубу.

Спокойное море, напитанный солёной влагой воздух, луна, дорожка света на воде, звёзды, движение вёсел — всё по-прежнему. Покой и умиротворение. На волю — как это часто было с ним в таких случаях — просились слова из трактата «О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых»: «Может статься, что о ваших способностях проведают. В случае этом не старайтесь напрямую обхитрить настороженного человека. Пока он тщится оградить себя от вашего Влияния, обратитесь к его подлинным ценностям. Дайте ему себя настоящего, и он ответит вам тем же. Взывайте простыми, но откровенными словами к самой его сущности. Подвигните его самого себя убеждать. Не изменяйте, а направляйте!».

Всё верно. Осталось лишь понять, были ли его слова откровенностью, или он давно стал вместилищем одного только холодного воздействия. Когда ты постоянно Влияешь на других, как много тебя настоящего остаётся?

Луна взирала на него с полным равнодушием — если она и знала ответы на все вопросы, то не желала ими делиться.

***

Гайжан сидел под кормовым навесом, превращённым в полноценное закрытое помещение, и изучал карту центрального побережья. Он уже который день пытался выбрать наилучшее место для атаки триремы Ордена. Один план сменялся другим, а подходящий вариант так и не удавалось отыскать. Пришлось даже незаметно побродить по Юмирви, дабы оценить стоящую на якоре трирему «Разящая стрела» и её вооружение.

Дневной свет проникал через окно в потолке, падал на расстеленную карту. С одной стороны бумагу прижимала затушенная масляная лампа, с другой — навигационные инструменты. Триерарх склонился над расчётами, записал данные о течениях и рифах. Задумался и невольно поправил шёлковый платок. По всему выходили трудности. Надёжное укрытие дают лишь средние Искристые острова. Бирема этих копателей в мозгах должна ввязаться в бой и заманить судно Ордена прямо в ловушку. Ему же лучше всего воспользоваться западным течением и на полной скорости влететь в борт противника. Долгие кружения и обмен метательными снарядами не принесут ничего хорошего.

Подойдя к сундуку, Гайжан отпер его замысловатого вида ключом и достал старую, покрывшуюся пылью карту Искристых островов. Третья и последняя вещь, оставшаяся от деда. Тщательно изучив её, он сопоставил отмеченные там наиболее частые направления ветра с местом будущей засады. Широкая улыбка и ощущение отлично проделанной работы стали наградой за долгие часы раздумий и подсчётов.

Дверь за спиной отворилась, и в помещение вошёл старший помощник, командующий абордажной командой. Старый приятель одним внешним видом наводил трепет на врагов. Широкие плечи едва проходили в дверной проём, коллекция шрамов на лице и руках выдавала в нём бывалого бойца, в ухе покачивалась золотая серьга.

Шагнув к командиру, он прохрипел:

— К нам приближается судно. На нём флаг Ордена.

Гайжан тут же схватил короткий меч со стола, карта мигом вернулась в сундук.

— Всех гребцов на вёсла! Мы должны оторваться от них! — он развернулся за доспехом и увидел, как остриё длинного абордажного ножа вышло из груди. Глаза его сузились, он покачнулся и рухнул поверх стола.

— Прости, старик, но решение идти против Ордена — отличный повод для бунта, — старший помощник рывком выдернул оружие из спины командира. Затем размахнулся и с силой метнул нож в картину битвы Горящей воды. Клинок встрял прямо по центру и мелко задрожал. Подойдя к настенной коллекции оружия, Сахим вытянул самый крупный абордажный нож и заткнул его за пояс.

— Принципы твои говёные, честь рода… Смех.

Он выбрался на палубу и, щурясь от яркого солнечного света, проорал:

— Слушайте все! Гайжан спятил. Решил пойти против Ордена. Он больше не наш триерарх. Отныне я за главного.

Зная о произошедшем заранее, доверенные головорезы абордажной команды сгрудились вокруг вожака и злобно зыркали на разинувших от удивления рты моряков.

Три человека с криками кинулись на них, ожидая поддержки остальных. Звонко запела сталь, полетели яростные крики, затем они сменились воплями. Множество гребцов, бросив вёсла, выскочили на палубу и остановились как вкопанные. Три тела распростёрлись на досках, под ними растекались багровые лужи. Вскоре восемь десятков моряков столпились напротив абордажной команды, удерживая расстояние в пять шагов.

Сплюнув за борт, новоявленный триерарх «Колыбели» выступил вперёд:

— Вы меня знаете. Рыпнетесь — ляжете все… Будем плавать как раньше. Я договорился со святошами. Мы получим их покровительство и золото.

На десять мучительных секунд повисла гнетущая тишина, моряки переминались в нерешительности. Палуба постанывала под весом большого количества людей, хлюпающие о борта волны, казалось, требовали какого-то решения.

Сквозь толпу протолкался низкорослый гортатор, ведающий гребцами:

— Гайжан был дельным триерархом. Это было ошибкой, но будь по-твоему, Сахим. Но если ты нас подведёшь… будешь кормить рыб вместе со своими мордоворотами. Так и знай.

Большинство моряков возбуждённо закивали. Сахим провёл рукой по изрезанной шрамами щеке и снова сплюнул за борт:

— Расходимся! Мне надо поболтать со святошами… И золотишко наше забрать.

Моряки медленно возвращались по местам, пятеро матросов принялись сворачивать паруса, гребцы спешно втягивали вёсла внутрь.

Трирема под флагом Ордена подошла вплотную к левому борту и плавно опустила штурмовой трап-«ворон» на палубу «Колыбели».

Стараясь как можно быстрее войти в роль, новоявленный триерарх уверенно прошагал по палубе, во все стороны летели его хриплые команды. За ним по пятам следовали семь бойцов с рожами отъявленных головорезов.

Велев подельникам оставаться на месте, Сахим перебрался на борт соседнего судна. Настороженные взгляды десятка Дланей проводили его до кормового навеса. Возле тента двое здоровяков в светло-коричневых хитонах безо всяких церемоний отобрали у него меч и абордажный нож. Сахим попытался сохранить бравый вид, возмущённо оскалился, но приставленное к горлу лезвие быстро охладило его пыл.

Глава Ордена Равноединого сидел в невысоком кресле с наглухо прикрученными к палубе ножками и зябко кутался в шерстяной плед. Его раздражала морская сырость, поблизости не было никакого стоящего источника тепла, и даже горячий глинтвейн в руке не помогал в должной мере. Заострённое лицо старика повернулось к вошедшему моряку, костлявая рука с чашей указала на свободный стул.

Приняв сидячее положение, Сахим вперил недоверчивый взгляд в агрессивный профиль старика.

— Я всё сделал. Теперь я триерарх, — слова эти придали ему немного уверенности, потому как в данную минуту идея тесных взаимоотношений с Орденом не казалось ему такой удачной. Он до сих пор не мог понять, откуда у него взялось такое сильное желание поднять бунт. Мыслишки занять место Гайжана появились давно, но в реальность их претворять он в ближайшее время не собирался.

Глава Ордена допил подогретое со специями вино и уставился на моряка, не пытаясь скрыть пренебрежение во взгляде:

— Ты знаешь, что тебе надо сделать?

— Да. Они подойдут на биреме, и я их потоплю.

— Никто не должен уйти. Если получится — бери их на абордаж. Мне нужны главные. С остальными делай что хочешь.

— Хорошо, но золото вперёд, — набрался смелости Сахим.

Старик презрительно скривился и махнул рукой в сторону ожидающих в углу мешочков. Моряк делано неторопливо поднялся и сгрёб кошели покрытой шрамами рукой.

— Я подам весть, как пущу их на дно, — хрипло бросил он и с радостью покинул навес. Сославшись на занятые руки, Сахим со злобной усмешкой заставил бойцов Длани заткнуть ему за пояс меч и абордажный нож. Затем перебрался на «Колыбель» и немедля взялся лихо раздавать поручения. Моряки слушались нехотя, у многих чесались руки расквасить наглую рожу, но два ряда головорезов абордажной команды прикрывали вожака от любых посягательств.

Глава Ордена плотнее закутался в плед и мысленно посетовал на необходимость лично участвовать в этом деле. Кому тут его поручишь — кругом одни тупицы.

С поставленного спинкой ко входу кресла встал молодой подтянутый мужчина. Жидкие усики никак не придавали его облику дополнительной солидности, хотя он и рассчитывал на это. Надменное выражение буквально въелось в его лицо, в этом отношении он превосходил даже высокомерного старика. Поправив пояс с длинным кинжалом, он заявил:

— Он не будет их захватывать. Протаранит — и дело с концом. Вы же не пообещали ему за это дополнительно золота.

— Пусть так… Проклятая сырость меня доконает. Надо приказать этим лентяям живее грести к берегу.

Молодой мужчина умостился в кресле, предварительно развернув его к собеседнику:

— Видите, я не зря поработал с этим головорезом в трактире Юмирви. Пойти против триерарха мало у кого хватает духу.

— Да, да, — буркнул старик. — Лучше сдайте нам всю Лигу. Что толку гоняться за отдельными людьми?

— Мелочёвку в других городах я вам сдам. Я же говорил. Со столицей сложнее. Я знаю всего четверых мастеров Влияния.

— Сдайте нам резиденцию, и мы их накроем.

— Тихо разгромить резиденцию не выйдет. Шумное же убийство достойных навлечёт на Орден гнев Басилевса. К тому же, там редко бывает одновременно больше двух мастеров Влияния. Ну схватите вы их, и что это даст? Вы ведь уже вылавливали людей Лиги. Или вы думаете их сердца случайно останавливались при пытках?

— Так это правда? — с лёгким волнением спросил старик.

— Да, каждый мастер Влияния может остановить своё сердце усилием воли… А так корабль потонет. Во всём будут виноваты гнусные пираты. С Ордена никакого спроса.

— И что дальше?

— Есть три ключевых человека. Их необходимо убрать в первую очередь. Один из них будет на биреме. Остальных надо так же осторожно вывести из игры. Я не хочу действовать поспешно. Если меня выявят, вам с этого толку не будет. Тут нужна тонкая работа. Позвольте мне действовать по-моему.

— Хорошо, — проворчал старик, сделав усилие над собой. — Но если мы не разберёмся с этим в ближайшее время — вы сдадите резиденцию Лиги в Паное. — Спрятав озябшую руку под плед, он велел ожидавшему при входе слуге приготовить новую порцию глинтвейна. Затем подумал немного и передал указание гортатору грести к берегу как можно быстрее. Проклятая сырость его доконает.