Глава 21

Знание редко даёт ответы на вопросы, оно лишь меняет одни вопросы на другие.

(Хранитель Первого Оплота Лайоллин)

Под сгущающимися облаками, плывущими на запад, Сильванский лес постепенно темнел. Перед глазами путников висела серая завеса дождя, промозглая сырость давно просочилась под плащи и упорно прорывалось сквозь намокающую одежду к телу. Малозаметную тропинку пересекали вздувшиеся узловатые корни, под ногами чавкала размокшая земля, а запах влажного мха и хвои давно уже стал привычным.

Непостижимым образом продравшись тогда через болото, Игнис бежал с Мастером на плечах, пока изнеможение не свалило с ног, заставив сделать привал. После небольшого отдыха он намеревался подняться, но так и не смог, силы покинули его окончательно. Они заночевали в гуще леса и следующим утром двинулись дальше на запад. Сон пошёл обоим на пользу, но всё равно, внутри поселилось тягостное чувство.

— Игнис, давно ты потерял веру? — в окладистой бороде старика появились новые седые вкрапления, на лице отражались тяготы изматывающего бегства, однако взгляд по-прежнему оставался проницательным и собранным.

— А что? Вы тоже, Мастер, как мне кажется, не так и крепки в собственной вере.

— Может и так…

— Зачем вообще людям вера? Оплот — это только сила для сражения с врагами, не больше.

— Не только. В жизни каждого человека должен быть Оплот. Это помогает не скатиться в бездну, во тьму. За Оплот можно уцепиться, когда падаешь. Он нужен каждому.

Игнис стряхнул с края капюшона нависшие капли и плотнее запахнул промокший насквозь плащ.

— Вон Капитан тоже производит впечатление потерянного. Оплот, видать, не сильно помог ему.

— Да, в этом безверии вы похожи, но в остальном вы разные. Ты как будто потерялся в жизни и сам в себя перестал верить. Капитан же… У него что-то отобрали и он не может это вернуть. Он жил в своём уютном мирке, но его разрушили. Новый создать он не в силах.

— Я слышал, три года назад что-то произошло в крепости. Комендант предпочёл оставить это внутренним делом ночной стражи. Думаю, это связано с нашим стрелком.

Мастер закашлялся, а потом несколько раз чихнул. Простуда донимала его уже второй день.

— Я тоже слышал подобное. Причина теперь не так важна. Оплотом Капитана был его устоявшийся мирок. Он готов был его защищать, не щадя себя. Лунный свет — это покой и умиротворение. Весь Капитан в нём. А ты огонь, непоседа… Вот скажи, ты когда-нибудь проводил в крепости больше двух недель кряду?

Игнис задумался и чуть не споткнулся об очередной выпирающий корень.

— Нет… Не помню такого. Постоянно были различные поручения. Все деревни севера объездил. Успел лошадей полюбить, возненавидеть и снова полюбить.

— Вот видишь.

— Мастер, не я один озабочен переживаниями и вопросами веры. Ведь вы тоже должны были стать Хранителем. Почему вы отказались?

Старик снова зашёлся сухим кашлем. Вопрос остался без ответа, и лишь надоевший, не желающий смолкать дождь шумно разговаривал со всеми подряд. Где-то на вершине тянущегося справа лесного холма слышались крики ворон. Казалось, их очень много, голоса птиц сливались в однородный продолжительный звук.

Путники перебрались через располневший от дождя ручей, что пересекал тропинку под углом. Мелкие листья и палочки мчались в мутном потоке, собираясь в кучки, иногда приставали к берегам, затем снова отчаливали и продолжали путешествие к ближайшему глубокому оврагу.

— Почему ты захотел стать воином Оплота? — спросил Мастер.

— Так ведь вы усмотрели во мне Оплот, и дальше у меня не было выбора. Пошло сплошное «ты должен».

— Ты тоскуешь по отнятому выбору?

— Нет, — отрезал Игнис. — Я жалею, что у меня не забрали его полностью. Изначально. Тогда бы я не наделал глупых ошибок. Я думаю, именно выбор мешает человеку. Он колеблется, поддаётся слабостям и всё теряет.

— Человек же не постоянно ошибается, — возразил Мастер, пригибаясь под нависшей веткой.

— Да, не постоянно. Но иногда достаточно одной ошибки, и остальные правильные решения утратят смысл.

— Беда тоже может помогать… Ты знаешь историю Норина?

— Все солдаты знают его историю, тем более мы. Нас же в честь него назвали Стылыми.

— Да, но ты знаешь, почему его прозвали Стылым?

Игнис отрицательно мотнул головой, и Мастер продолжил:

— Когда Норин был маленьким сорванцом, он залез высоко в Поющие горы. Прыгал по камням и упал в расселину. Никто не знает, как он выбрался. Вернулся он грязным и изодранным на следующий день. Отец вымыл его и спросил, боялся ли он. Будущий великий военачальник сказал, что ему не было страшно. Его страх застыл и остался в той расселине. Вылез он уже без него.

Тропинка завела путников в небольшой овраг и вынудила спускаться по предательски размокшему склону. Мастер два раза поскользнулся и едва не плюхнулся на спину, Игнис поддержал его, хотя и сам чувствовал себя здесь не очень уверенно. Дождь продолжал накрывать их влажной сетью, тарабаня по капюшонам и отзываясь в ушах мерным шелестом.

Мастер громко чихнул, и от резкого движения капли полетели с капюшона:

— Ты не думал, почему ты до сих пор жив? Почему дрался со многими и побеждал?

— Я не знаю. Я просто сражался.

— Вот именно. Тебе всё равно. Хранитель Лайоллин называл это «силой пустоты».

— То есть я хочу умереть? — вяло хмыкнул Игнис.

— Нет, ты не хочешь умереть. Ты стараешься победить. И эта сила помогает тебе. Ты так завис в этой пустоте, что…

— Откуда вы это знаете? — перебил его Игнис. — Я же могу призывать Оплот, значит он во мне есть. Я помню, вы говорили — Оплот не терпит пустоты. Где есть одно, не может быть другого.

— Я всматриваюсь в тебя и вижу лишь тусклость. Думаешь, тебя зря твои же прозвали Стылым Огнём?

Три сосны вплотную обступили тропинку, вынуждая Игниса развернуться боком и протискиваться между ними. Прошуршав по коре, мокрый плащ собрал на себя целую коллекцию её чешуйчатых частичек.

— Не знаю я ничего об этой силе пустоты, — после минутного молчания буркнул Игнис. — У меня наоборот, моя сила мне всё больше кажется пустой. Чувствую себя придатком к мечу и не больше. Я не вы, мыслить не мой удел, но… Не знаю, думал, есть что-то большее.

— А оно и есть. Оплот не может быть пустым. Ты правильно сказал — он не приемлет пустоты. Он может наполнить каждого из нас, если мы позволим ему это. Нужно верить. Верить и стремиться познать его.

— Познать? — удивился Игнис. — А зачем?

— Зачем? Это страшный вопрос. Как только человек его себе задаёт, всё начинает рушиться.

— Почему?

— Потому что этот вопрос показывает всю неприглядную правду. Познание приносит одиночество. Оно далеко от простого человеческого счастья. Оно не даёт радости и не несёт никаких житейских благ. Лишь радость самого познания может быть тебе отрадой. Жить так можно только не задавая вопросов. Идти вперёд и не думать о смысле всего этого.

— Неужели этот вопрос так страшен? — удивился Игнис.

— Да. Он способен уничтожить вообще всё. Поставь его рядом с любым делом, мечтой, верой… Они враз покажутся глупыми и пустыми. Великие люди как раз и были теми, кто делал многое, не задаваясь вопросами. Поэтому они достигли величия в делах. Это как идти по тонкой жёрдочке через пропасть. Как только глянул вниз — равновесие потеряно.

Игнис убрал с пути нависающую над тропинкой ветку:

— И вы задались этим вопросом?

— Я сделал свой выбор, стал Мастером. Потом узнал много… разного. И теперь должен жить с этим.

— О чём это вы, Мастер?

— Неважно.

Они продолжили молча шагать по тропинке и через полчаса выбрались на обширную полянку, заполненную пожелтевшими сосновыми иголками и пожухлой травой. Земля не желала больше принимать падающую с небес влагу, и к ночи лужи грозили собраться в одно немаленькое озеро. С чавкающими звуками под сапогами путники выбрались на центр прогалины, Мастер неожиданно остановился.

Игнис потоптался на месте.

— Что-то случилось?

Старик обернулся, настороженный взгляд его выдавал волнение.

— Ты раньше сталкивался с вликами?

— Нет, только слышал. Они вроде в самой глуши водятся, — Игнис спохватился после собственных слов и обшарил взглядом окружающие полянку деревья.

Ветки многих сосен обсели пернатые создания, с длинной шеей и крючковатым клювом. Сложенные вдоль массивного туловища крылья служили им защитой от непогоды, а когтистые лапы даже с расстояния в тридцать шагов выглядели хищно и устрашающе. Влики охотились стаями на любую крупную живность, при этом предпочитая не носиться по лесу, а тихо выжидать добычу в таких вот местах.

— Они кажутся сонными, — тихо вымолвил Игнис. Затем снял плащ, забросил его на плечо и высвободил эспадон. Капли дождя застучали по пластинам доспеха.

Мастер подавил неуместный приступ кашля.

— Движемся очень медленно.

Настороженно озирающиеся беглецы успели сделать ровно четыре шага. Лес вокруг мгновенно ожил, ветки заколыхались, и две дюжины хищников ринулись на добычу так быстро, что спасаться бегством не имело смысла.

Словно выпущенная стрела, с ближайшей ветки к ним подлетел первый влик, норовя впиться острым клювом прямо в лицо. Игнис подался в сторону и с силой махнул мечом, отсекая голову от тела. Вмиг издохшая тварь шлёпнулась в лужу, разбрасывая крупные капли.

Вторая птица пронеслась в опасной близости от плеча Мастера. Он качнулся влево, уклоняясь сразу и от третьего хищника. Пока спасала только многочисленность летунов: мешая друг другу, они давали возможность людям вовремя уходить из-под когтей и клювов.

Игнис поднял голову и увидел, как новые влики опускаются с неба. Их жёсткие крылья издавали сердитые, хлопающие звуки. Прямо на него летели по меньшей мере девять созданий. Скорее для острастки, он принялся бешено крутить мечом над головой, забирая то левее, то правее. Внезапно в спину врезалось что-то тяжёлое. Боль волной промчалась от лопатки к пояснице. Игнис повалился на землю и откатился в сторону. Живо вскочил на ноги и поднял двуручник для рубящего удара. С дождливого неба упали новые создания, неслись они безобразно стремительно.

Мастер резко выпрямился. Рука его поднялась вертикально и сделала три оборота над головой. Тотчас водная пыль закружилась вокруг его пальцев размазанным вихрем. Маленький смерч взмыл в небеса, прихватывая с собой восьмерых тварей. Остальных расшвыряло в стороны как сухие листья. Трое столкнулись, задевая друг друга когтями и острыми клювами, рухнули на землю.

Придя в себе, все выжившие хищники возмущённо захлопали крыльями и возобновили атаку. По лесу разнёсся их пронзительный крик.

Замерев в крупной луже, Мастер развёл руки в стороны. Голова его запрокинулась, будто он желал уловить всю дождевую влагу. В следующую секунду он начал совершать непонятные движения пальцами, словно перебирая чётки. Мигом собравшиеся вместе капли вытянулись в серо-голубые нити и подобно арканам оплели длинные шеи вликов. Мастер рывком опустил руки, и дождевые верёвочки послушно дёрнулись вниз, увлекая за собой почти всех птиц. Упитанные хищники со всего разгону грянулись оземь, взметнув брызги из луж.

Игнис отшатнулся от рухнувшего рядом влика и с размаху обрушил на него эспадон. Крылья птицы безвольно растянулись в стороны, тёмная кровь быстро насытила лужу собственным цветом.

Мастер снова вытянул руки в стороны, и, повинуясь водным арканам, живучие твари поднялись высоко в воздух. Серо-голубые нити натянулись прочными струнами, и через секунду новое движение старика отправило летунов вниз.

Перед глазами Игниса мелькнули пернатые тела, и птицы на бешеной скорости врезались в землю. На этот раз он заблаговременно отступил к краю поляны, избегая столкновения.

Влики буквально воткнулись в мокрую землю и больше не трепыхались. В воздухе кружились длинные перья, приходящий в нормальное состояние дождь спешно прибивал их к земле. В живых остались только трое хищников. Они метались над деревьями, издавая противные крики и раздумывая о нападении. Зачатки разума всё же подсказали им убираться подальше, и совсем скоро летуны растворились в дождливой мгле.

Ссутулившийся посреди лужи Мастер слегка пошатывался, однако в остальном выглядел вполне здоровым. Капюшон упал на спину, с волос и бороды скатывались частые капли.

Игнис выкрутил плащ, облегчив его раза в два, и снова закутался в шерстяную ткань. Руки подрагивали, как после небольшого отката, спину жгла нещадная боль. Бехтерец защитил от когтей и клювов, но обидно малое количество пластин в той части доспеха не позволило смягчить удар до нужной степени.

Пнув напоследок дохлого влика, Игнис приблизился к старику.

— В этот раз вы сохранили больше сил.

Мастер поднял голову, взгляд его стал сосредоточенным.

— Я снова воспользовался тобой как источником. Лёгкий откат у тебя из-за этого. К тому же, я начинаю привыкать к такому использованию силы, — он невесело усмехнулся. — Практика даёт свои плоды.

Оставив полянку, они нырнули в лес и продолжили движение на запад.

— Всё больше поражаюсь вашим способностям, — заметил Игнис. — Почему никто не видел ничего подобного раньше?

Мастер нахлобучил капюшон чуть ли не до кончика носа и снизошёл до ответа:

— Это опасно. Многие неумёхи поплатились за это жизнью. К тому же, со времён Братьев Хранители неустанно следили за чрезмерными порывами Мастеров. Это как бы и не запрещалось, но мало кто горел желанием так вот использовать силы Оплота.

Под сапогом Игниса хрустнула гнилая палка, погружаясь в земляной кисель.

— А что, теперь уже можно?

— Запрещать больше некому. А угроза заставила пренебречь осторожностью.

— Некому? Но может Хранитель выжил.

— Нет. Его уже нет. Теперь я последний из северных. А западные мне не указ.

Они шли по бору до глубокой темноты, пока видимость не ухудшилась до предела. Тропинка исчезала во мраке буквально под носом, переплетающиеся над головой ветви скрадывали даже неверный свет луны, и лишь прекращение дождя можно было считать хорошей новостью.

Попавшаяся на пути прогалина мгновенно получила статус места ночной стоянки. Костёр удалось разжечь с большим трудом, огонь сильно дымил, влажные палки трещали и шипели. От сохнущих на распорках плащей исходил пахнущий лесом пар. Комары донимали лишь сначала, затем ретировались, напуганные клубами дыма. Желудки обиженно урчали, моля о пище. Котелок остался у Юса, поэтому путникам пришлось довольствоваться скудными запасами вяленого мяса и чёрствого хлеба, что сохранились в сумке у Мастера.

Игнис умостился поверх снятого доспеха.

— К слову об источниках. Зачем я вам как источник в ваших делах с силой Оплота?

Мастер придвинулся ближе к огню, грея руки.

— Ты вообще знаешь, зачем мы пользуемся источниками? В чём их смысл?

— Нет. Думал, так надо — и точка. Разве можно по-другому?

— Можно. Силу можно черпать и напрямую из Луча. Но её там слишком много. Она легко раздавит человека. Поэтому мы берём её через источники, так она идёт в меру.

Игнис поворошил палкой костёр, подсунул откатившиеся головешки:

— Я думал, Мастера напрямую обращаются к Лучу.

— Это не совсем так. Мы как посредники. Ходим по краю. Можем обращаться к Оплоту через других. Только Братья могли делать это напрямую. Вот они и создали Лучи. После них никто не мог.

— Если Оплот — это дар нам, откуда эти откаты?

Мастер пригладил бороду большим и указательным пальцами:

— Откат… Сила проходит через тебя. Ты можешь ею управлять, но потом тело расплачивается за это. Такое перенапряжение не может пройти бесследно. Мы все сделаны из плоти и крови. Вот и я решаюсь особым способом использовать Оплот только через тебя и других. Если я буду всё пропускать через себя одного… Это быстро закончится.

Дрова в костре продолжали потрескивать и периодически плеваться искрами. Одна из них попала Игнису на штаны, и он поспешно смахнул её.

— Но ведь отмеченные Оплотом воины, а тем паче Мастера, имеют с ним естественную связь. Почему мы расплачиваемся за дарованные нам силы? Это как-то… ну не знаю, неестественно, что ли.

Обрамлённые множеством морщин глаза Мастера устремились на яркое пламя. Молчал он долго, затем тихо буркнул:

— Никакой избранности Оплотом не существует.

— Как?! — оторопело выпалил Игнис.

— Так. Это миф. Людям нужна вера, Мастера им её дают. Во все времена так было. Люди думают, что главное — это быть отмеченным Оплотом, но суть в другом. Когда мы всматриваемся в вас, молодых и полных сил солдат, мы ищем только стойкость к перенапряжению. Важно понять, можете ли вы выдержать силу Оплота, не убьёт ли это вас.

Игнис замер с палкой в руках, буравя Мастера широко раскрытыми глазами.

— То есть ни в ком нет Оплота?

— Есть. Но в равной мере. Никакой избранности. Оплот есть в каждом, но мало кто может использовать его силы и выживать после этого.

Шумно выдохнув, Игнис со злостью переломил палку и швырнул её в костёр.

— То есть я и другие Стылые… Мы… мы просто самые крепкие бочки? В нас можно влить больше, чем в остальных?

Мастер передёрнул плечами:

— Можно и так сказать. Звучит жёстко, понимаю…

— Да не то слово!

Старик несколько раз кашлянул и потрогал сушащийся плащ. Разговор явно угнетал его.

— Есть крепкие люди. Они способны выдержать силу Оплота. И есть слабые. Они призовут Оплот и сразу умрут. И тут не столько даже физическая сила решает. В Стылые мы, конечно, выбираем сильных и телом, и духом, но главное — это умение выживать, когда сила Луча пытается разорвать тебя изнутри.

— То есть, — ужаснулся догадке Игнис, — неудачные ритуалы Слияния…

— Это наши ошибки как Мастеров. Когда мы посчитали человека достаточно крепким, а он не смог выдержать первого призыва Оплота.

Игнису понадобилось более десяти минут, чтобы собрать воедино мечущиеся в голове мысли:

— Почему вы говорите мне это сейчас? Если вы и все Мастера… — ему очень хотелось сказать «врали», но засевшее в сознании уважение к мудрому старику взяло верх. — Если вы говорили другое все эти годы. Столетия! Это ведь может убить веру в Оплот.

Мастер неотрывно смотрел на пляшущие над костром искры. Танец ярких точек приносил небольшое успокоение, но его не хватало. Никакого успокоения не хватит. Сдавленно кашлянув, он обронил:

— А ты и так потерял веру в себя, и в Оплот по ходу тоже. Сейчас в тебе говорит не поруганная вера, а обида. Ты не тщеславен, но сознавать себя одним из самых избранных приятно. Прости, что забрал у тебя это. Ты по-прежнему сильный и умелый воин. Этого у тебя никто не отнимет, даже я. Тебе надо отыскать свою веру.

— И где мне её найти?! — грубо вырвалось у Игниса.

— Не знаю.

— То есть вы сейчас рассказали мне правду, и это должно помочь мне обрести веру?

— Нет, — Мастер устало помассировал пальцами переносицу. — Это никак тебе не поможет. Я это сказал исключительно ради себя. Мне стало чуточку легче, я выговорился.

— А если я расскажу об этом всем — что тогда?

— А у тебя появилось такое желание?

Игнис сглотнул вставший в горле ком и отвернулся. Вытягивание новых веток из кучи помогло заполнить пробел в разговоре. Подбросив в костёр влажных дров, он тихо заключил:

— Если я расскажу об этом — всё может рассыпаться. Как я могу так поступить? Оплот Севера захвачен, враги хлынут нынче со всех сторон, мы вступили в самую большую войну. Я буду молчать.

— Вот видишь, теперь и ты понимаешь, каково жить с таким грузом.

Действуя совершенно безотчётно, Игнис перевернул сушащийся плащ на другую сторону:

— А что важно для кандидатов в Мастера?

— Не захлебнуться.

— Чего?

— Не захлебнуться, — медленно повторил Мастер. — Умение удержаться от желания впустить в себя все силы Оплота. Погубить и себя, и других. Ваши жизни ведь в наших руках во время каждого ритуала. Естественно, нужны также ум, стремление к познанию и прочее, но это менее важно. Сила Оплота может пьянить почище мирсовского вина. Она зовёт, тянет. Этому нужно уметь сопротивляться.

— И как, — осведомился Игнис, — у вас получается?

— Получалось. Но после обильного использования силы в последние дни, я в этом уже не так уверен.

— Склонность к разным источникам — это тоже… не полная правда?

— Нет, тут всё правда. В людях есть склонность к тому или иному источнику. Мы её и выискиваем. Это, возможно, единственное наше истинное знание. И я думаю, именно в этом кроется ключ к пониманию сути Оплота. В тебе, например, очень силён твой источник. Вопрос только в правильном взгляде на него. В тех ощущениях… У тебя ведь появляется это ощущение близости?

— Да, — уверенно подтвердил Игнис. — Я с рождения чувствую огонь. Сколько себя помню, меня неодолимо тянуло к нему. В детстве я постоянно ходил с ожогами. Мать прятала от меня масляные лампы. Потом я научился сдерживаться, но тяга осталась.

Мастер плавно провёл рукой над костром, и языки пламени на несколько секунд склонились влево, следуя за его пальцами. Игнис тут же ощутил прилив сил, перед мысленным взором всплыли узоры, что запечатлелись ещё в селении, когда старик огненными копьями убил тех Межников.

— Почувствовал? — понизил голос Мастер.

— Да. Что… что мне с этим делать?

— Не призывай Оплот. Это не то. Попытайся… м-м-м… обнять огонь. Пусть он говорит с тобой, но не смей ему приказывать. Верни себе веру хоть на секунду, и ты поймёшь.

— Может вы всё же объясните подробно, что именно я должен делать?

— Нет, — махнул рукой Мастер, будто отгонял навязчивую муху. — Ты ничего не поймёшь, если кто-то ответит на все твои вопросы. Главное я тебе уже сказал. Понимание — это внутренний рост, а не внешнее добавление. Пробуй или не пробуй. Это путь для одного, а не для толпы.

Игнис обречённо провёл рукой по лицу, касаясь шрама на щеке, затем поднялся на ноги. Непонятно почему, но ему именно это положение представлялось наиболее подходящим. Костёр бодро потрескивал у ног, дым валил теперь не такой густой, подсохшие дрова изредка выстреливали в стороны отдельные искры. Сквозь полотняные штаны ощущался жар пламени, выставленные вперёд ладони нагрелись в считанные секунды. Смежив веки, Игнис предельно расслабился. Спустя полминуты из пыльных закоулков памяти проступили картины далёкого детства…

В восемь лет они с друзьями забрались в лесок близ Войла. Очень скоро в небольшой ямке выросла огромная куча дров, пламя взметнулось ввысь, освещая полянку и сгрудившихся на ней подростков.

Настоящим проявлением мужества считалось прыгать именно через такой костёр. Пролетать при этом требовалось через самый центр, а опалённые волосы и одежда служили подтверждением смелости испытуемого.

Даже старшие на два года ребята завидовали успехам Игниса. Во время очередного прыжка один из мальчиков незаметно положил палку в намеченное для толчка место. Остальные промолчали, желая увидеть неудачу зарвавшегося товарища.

Игнис и правда сиганул очень скверно, влетел в самый центр костра и выбраться смог далеко не сразу. Тогда он впервые ощутил силу пламени, и страх сгореть заживо по сути остановил его сердце. Красные полоски огня потянулись к нему, послышался непонятный шёпот. Звучал он очень тихо и пропал мгновенно, разобрать слова так и не удалось. В тот раз пламя пощадило его, жаркие языки опали под действием неведомой силы, и мальчуган спокойно выбрался на свободу, сопровождаемый ошеломлёнными взорами товарищей.

Странный сон потом приходил к нему каждую ночь на протяжении двух месяцев. Будущий Стылый раз за разом беседовал с пламенем, они заговорщически перешёптывались. Это начиналось как кошмар, но быстро переросло в бушующее море ощущений, переживаний, чувство тепла и защищённости. Что-то необоримо сильное и необъятное пребывало с ним, поддерживало, направляло, дарило мужество и веру в себя…

— Ты хочешь сжечь пол-леса? — вторгся в воспоминания голос Мастера.

Игнис встрепенулся и, открыв глаза, растерянно уставился на колышущийся столб огня. Выросшие на три человеческих роста красные языки пламени обвились вокруг его тела точно гигантские змеи. Они лизали одежду, тёрлись о кожу, но опаляющего жара не чувствовалось. Ветки на границе леса колыхались под действием волн горячего воздуха, Мастер предусмотрительно убрал оба плаща подальше.

За считанные секунды буйство пламени прекратилось, и костёр перестал походить на расправившую крылья огненную птицу. Мастер придвинулся ближе, а Игнис как в тумане опустился на доспех.

— Ну, что скажешь? — с прищуром спросил старик.

— Да… я… не знаю. Отката нет, ощущения странные. Что это было — не пойму. Воспоминания нахлынули, больше ничего, — Игнис до сих пор не мог прийти в себя, ошеломлённый взгляд его перескакивал с Мастера на костёр и обратно. — Вы же говорили, нет никакой избранности?

— А её и нет. Но есть умение, есть выбор и есть вера в Оплот. Можно отказаться, можно пробовать дальше понять. Тут только мы решаем. Оплот — это не примитивная сила. Это мы примитивные. Сможешь выйти за эти границы, заполнить пустоту — станешь чем-то большим.

— А почему нет отката? — Игнис упорно выискивал на рукавах стёганки обгорелые участки, но ничего не находил.

— Откат — это наказание. Мы призываем Оплот насильно и платим за это. Мы дорвались до этой силы, но не понимаем до конца её сути. Думаешь, если бы я всё знал, то мучился бы откатами? Я тоже не знаю. Сам ищу ответы.

Игнис подсунул к увядшему пламени толстую ветку.

— Сотни лет, множество Мастеров, а вы так и не поняли Оплот?

— Да, не поняли. Скорее наоборот, столетиями мы отдалялись от правильного ответа.

— И вы думаете, удастся понять мне?

— Нет.

— Спасибо за веру в меня, — раздражённо буркнул Игнис.

— А зачем тебе моя вера? Верь сам. Или найди того, кто готов будет безраздельно верить в одного тебя. Тогда его вера будет значить многое. А моя вера тебе ничего не даст.

— Почему я тогда должен верить в вас?

Мастер прокашлялся, прикрывая рот кулаком:

— А ты и не должен, но ты веришь мне и в меня. Я для тебя — символ пока живого Оплота Севера. Даже потеряв веру, ты держишься за этот символ. Я знаю это. Иначе бы ты не утащил меня на себе там, на болоте. При этом ты по сути бросил остальных на верную смерть.

Игнис понурился и с силой сжал лежащий под ним бехтерец.

— Вы думаете, они…

— Не переживай, Капитан жив. Я чувствовал, как он призывал Оплот рано утром. Паренёк, думаю, с ним. А вот Юс и Мия… — старик молчал на протяжении минуты, поглаживая бороду. — Если у меня не будет твоей веры и веры других, пропадёт всякий смысл. Зачем тогда мы пробираемся в Оплот Запада? Чего мы хотим?

— Отбить крепость, — смутился Игнис.

— И что дальше? Зачем тут я? Ты думаешь, Мастера Запада не смогут проводить ритуал Слияния с Лучом Оплота Севера? Чушь. Легко. Ну, может не легко, но смогут. Я важен как символ. Оплот Севера не уничтожен полностью… Последний Мастер станет Хранителем… Всё можно возродить… Наш север будет прежним… И такое прочее.

Игнис подровнял палкой костёр, шёпот в голове пропал окончательно.

— Да, я понимаю. Всем нашим нужна вера.

— Степняки потому так отчаянно и стремятся убить меня. Они хотят воевать со сломленными духом людьми, лишёнными надежды всё вернуть. Понимаешь? Сломленными и подавленными. А символ… Если в него не верят — он теряет саму свою суть.

— Но зачем вам именно моя вера?

— А ты видишь здесь кого-то ещё? — обвёл рукой полянку Мастер. — Ты был прав, я тоже потерял свою веру, поэтому сейчас пользуюсь твоей. Ты и Капитан — больше рядом нет никого из Оплота Севера. Там, на западе, он для них не родной. Он не был их домом, их центром мира. А для нас был… И остаётся.

Игнис смерил старика понимающим взглядом.

— А чем вы заполняете всю эту пустоту? Что есть Оплот для вас?

— Мастера давно не могут её заполнить. Поэтому мы и являемся лишь жалкими тенями того, чем были раньше, в эпоху Первого Оплота.

— Почему мы всё-таки оставили Первый Оплот?

— Ты же знаешь, — отозвался Мастер, — нам нужна была защита от Ассулта и нордов. Вот Ранд и Чейниш и увели людей. Основали Оплот Севера и Оплот Запада, создали новые Лучи.

— И это все причины?

Старику захотелось без утайки рассказать историю Братьев. Нет, только не сейчас. Если крушение принципа избранности подтачивает веру в Оплот, то знание свершённого Братьями изменит взгляд людей на войну с кочевниками и подорвёт сами основы Корсии.

— Да. Это все причины. Давай спать, — Мастер поспешил завернуться в частично высохшее, пахнущее дымом одеяло. Он быстро погрузился в сон, и к нему пришло извечное сновидение, а точнее — его полное отсутствие.

Игнис же долго ворочался, одолеваемый сумбурными мыслями. Подступившая дрёма в итоге умиротворила и его, но она не принесла с собой привычных образов капельки, вместо них явились искорки, множество искорок…