Глава первая. Боль

Воспоминания

Этой ночью, когда Виссавия погрузилась в предрассветные грезы, Дериан мечтал только об одном — отдохнуть. Покачиваясь от слабости, он ввалился в погруженную во тьму спальню, скинул на пол мокрый от дождя плащ и стянул закрывающую нижнюю половину лица ткань — показывать лица вне клана виссавийцам запрещалось дурацким обычаем. Сообразив через туман, что снять остальную одежду сил не хватит, он направился к кровати и вдруг остановился, дрожа от смеси разочарования и раздражения: в темноте комнаты он был не один.

— Ты действительно устал, если не почувствовал меня сразу, — в голосе брата послышалось легкая тревога. — Держи, выпей.

Дериан раздраженно передернулся — этой ночью его в покое не оставят. Позволив брату усадить себя в кресло, он дрожащими руками взял чашу и вдохнул знакомый с детства кисловатый запах. Стало сразу же легче, как раз настолько, чтобы преодолеть тошноту и заставить себя сделать глоток.

Эльзир, который в Виссавии заменял и еду, и питье, развеял слегка усталость, влил в жилы силу богини-покровительницы и принес долгожданное облегчение. Но Дериан знал, что легче стало ненадолго — магия магией, а вымотанному телу нужен отдых. И никакой эльзир сна не заменит.

— Чего тебе? — тихо спросил он, возвращая пустую чашу.

— Ты не отвечал на мой зов.

Дериан лишь кисло улыбнулся. Ответить на зов? Как будто у него других хлопот не было…

Рэн, будто не замечая недовольства брата, прошептал короткое заклинание. Немедленно отозвался круглый, прозрачный светильник в углу, наполняясь ярким светом. Сияние выхватило из темноты широкую кровать под балдахином, до которой Дериан так и не добрался, метнулось огнем по гладкой поверхности письменного стола, обострило тени на резьбе сундука и наполнило красками висевший на стене гобелен. Пробежав глазами по вытканным по тонкой ткани звездам, Дериан нажал пальцами на переносицу — свет резал глаза, разливаясь во лбу болью — и перевел взгляд на брата.

Рэн, темноволосый, как и большинство виссавийцев и несмотря на свои девятнадцать, похожий на несносного, темноглазого подростка, невинно улыбнулся. Он уселся в ногах брата и в глаза целителю не посмотрел — знал ведь, засранец, что наполненного тьмой взгляда хранителя смерти Дериан теперь не выдержит. Впрочем, упасть в обморок не так уж и плохо — хоть какое-то, а спасение.

— Рэн, ты далеко не ребенок, — начал Дериан. — Еще и советник вождя, так должен понимать. В Ларии мор, люди гибнут. Целителей слишком мало, мы не успеваем спасти всех, хотя стараемся… а ты еще и со своими хлопотами мне надоедаешь…

— Я все знаю, но вождь…

— Мне казалось, — столь же ровным, лишенным красок тоном продолжал отчитывать брата Дериан, — ты великолепно справляешься с вождем. Мне казалось, что ты — его друг и единственный, кого он слушает…

— Вождь меня слушает… но остальные виссавийцы… мол, молод я, да еще и хранитель смерти… как вообще такого в советники взяли, непонятно.

— Рэн, — Дериан устало вздохнул. — Опять же… там люди умирают. А ты всего лишь не можешь найти общего языка с другими советниками? Подождет… и советники подождут, и твои хлопоты подождут. Дай мне отдохнуть. Я на ногах не стою, три дня не спал, окутывая очаг мора сетью, а ты ко мне со своими «меня не понимают»…

— Справились? — неожиданно мягко спросил Рэн.

— Справились, — слабо улыбнулся Дериан. — Теперь уже справились. Хотя говорят, что мор — кара богов и это только начало. И что ларийцы будут еще умирать…

— Если мы ничего не изменим, умирать будут и виссавийцы… — так же ровно и спокойно ответил Рэн.

Дериан вздрогнул. Слабость как рукой сняло.

— Что случилось? — спросил он, и уже сам потянулся за второй чашей эльзира.

Только сейчас через пелену усталости до него начало доходить — если гордый Рэн обратился к старшему братишке за помощью, значит, дело и в самом деле плохо.

— Твой старший целитель идиот, Дериан, — ответил Рэн, поднимаясь. — Если вождь увидит, что он творит, в гневе прибьет старика. Да мне и не жалко, сам бы придурка за грань отправил, но вождь… Ты же его знаешь… раскаиваться будет, жалеть… себя жрать.

Дериан промолчал, проклиная забивший голову туман. Сейчас ой как бы пригодился ясный рассудок, но где его взять-то?

Рэн быстро продолжил:

— А вождь все порывается взглянуть на новую лечебницу, посмотреть, как ваши справляются. Ну не могу я, понимаешь, Риана вечно сдерживать… и старшему целителю не могу вдолбить, что именно он делает не так. Не слушает меня старик, может, тебя послушает…

— Что с той лечебницей?

— А ты сам погляди, — кисло улыбнулся Рэн. — Ты знаешь вождя так же хорошо, как и я. Вот и подумай… как обрадуется Риан, когда узнает…

Дериан оставил чашу и медленно поднялся. Отдых подождет… еще немного.

Ночь дохнула в лицо удушливо-сладким запахом жасмина. По безоблачному небу щедро рассыпались звезды, надкусанная луна углубляла тени и серебрила росу на высокой, до пояса, траве. Журчал рядом родник, сбегая в темноту, под сень орешника, надрывались в кустах цикады.

Некоторое время Дериан постоял вот так, наслаждаясь неожиданным, уже даже непривычным покоем. В Виссавии так тихо, а, значит, тихо и на душе у вождя, да надолго ли? Если Рэн прав…

Целитель вздохнул и перевел взгляд на небольшое поместье, укутанное в тень высоких, кустов жасмина. Сладкий аромат здесь был так силен, что вновь закружилась голова: напомнила о себе так некстати усталость.

— Идем, — прошептал Рэн, подталкивая брата к высоким ступеньках главного входа.

Дериан знал это поместье как своих пять пальцев. Помнил он столь же удушливую летнюю ночь десять зим назад. Помнил, как со страхом поднимался он по изрезанным временем каменным ступенькам, как стучался в эту дверь, все более набираясь смелости, и как дрожал от хлынувшего в лицо желтого света.

Сначала он услышал голос… тяжелый и скрипучий:

— Чего ты хочешь, мальчик?

Дериан вздрогнул и смело посмотрел в старческие глаза говорившего. Он окинул недоуменным взглядом затасканную до серости тунику хозяина дома, и вдруг выпалил:

— Я хочу спасать людей… мне нужны знания. Научи меня…

— Ты целитель, а хочешь, чтобы твоим учителем был желтый? — засмеялся старик и вдруг закашлялся, опираясь в бессилии на дверь. — Хранитель знаний… Это так неразумно, мой мальчик…

— Целитель без знаний — вот это и вправду неразумно…

Старик вытянул узкие губы в подобие улыбки и посмотрел на Дериана уже иначе — с легким любопытством и даже с тенью столь неожиданного, столь сладостного для мальчика… уважения.

— Ты понимаешь, что сказал? — спросил хозяин. — Понимаешь, что сказал более разумную вещь, чем эти надменные, забывшиеся в гордости старшие целители?

— Понимаю…

— Ну тогда заходи, если понимаешь…

А позднее Дериан днями не отрывался от книжек, а учитель приносил все новые и новые. Дериану было мало — он запоем читал и о травах, и о человеческой, сложной натуре, и о целебных камнях, и о действиях магических рун… он читал до изнеможения и не мог насытиться прочитанным. Он спал в библиотеке, так и не вставая из-за стола, а, проснувшись, наскоро выпивал чашу с эльзиром и вновь погружался в чтение.

Но однажды глубокой ночью в неярко освещенную, густо заставленную шкафами библиотеку, вошел хранитель смерти в черном плаще:

— Идем со мной, мальчик, — сказал он, протягивая Дериану руку.

— Я хочу дочитать книгу…

— Возьми ее с собой, — неожиданно мягко ответил незнакомый мужчина, от дара которого Дериану стало муторно.

— Но… — попытался возразить он и осекся, взвыв от боли: внутри взорвался фонтан пламени, наполняя внутренности огненной лавой.

Дериан помнил, как хранитель грубо стащил его со стула и прислонил к стене, окутав черным, липким туманом. И огненное пламя, миг назад невыносимо жгучее, вдруг опало, соприкоснувшись с черным огнем силы хранителя смерти. Дышать стало легче:

— Что это?

— Это смерть, мой мальчик, — мягко ответил хранитель, подталкивая Дериана к только что сотворенной им двери портала. — И твой дар, что сопротивляется извечному врагу. Ведь смерть твой враг, мой маленький целитель, помни об этом.

Днем позднее, укутанный лучами утреннего солнышка, Дериан с упрямо сжатыми губами стоял у дверей хранителя смерти и, на промелькнувшее в глазах мужчины удивление, прокричал:

— Хочу познать врага! Хочу стать твоим учеником…

Хранитель смерти не рассмеялся, не возражал, он вообще ничего не ответил, лишь посторонился, пропуская Дериана внутрь. Преодолев оравший внутри страх, целитель упрямо шагнул в темный, холодный дом, в котором и провел несколько следующих лет.

Позднее он узнал, что после смерти его первого учителя дом его так и остался пустовать. Что книги разобрали в свои личные библиотеки другие хранители знаний, а само поместье, за ненадобностью, закрыли.

Но дом бывшего учителя притягивал сохшего от бессонницы Дериана еще долго. Ночами он выскальзывал через окно в дышащий прохладой лес. А потом спешил по укутанному ежевичником сосняку, раздирая в кровь ноги, чтобы долго, почти целую ночь, стоять на лужайке перед поместьем и глядеть в пустые, пыльные окна.

— Вот куда ты убегаешь ночами, мой ученик, — легла на плечо Дериана тяжелая ладонь. — И зачем? Его тут больше нет. Я сам проводил его за грань.

— Там хорошо за гранью, спокойно? — неожиданно спросил Дериан, глядя, как отражается от темных окнах лунный свет.

— Да, мой ученик.

— Значит, смерть это хорошо? Это успокоение…

— Нет… — ответил хранитель смерти, — смерть бывает разной. Некоторые, как твой учитель, уходят за грань сразу, другие долго блуждают между мирами, пытаясь стряхнуть с себя тяжесть собственных проступков. Ты, мой ученик, и тебе подобные, продлевают жизнь, дают возможность исправиться…

— Либо стать хуже.

— И так бывает… — ответил учитель. — Но человек сам выбирает, какой дорогой ему идти. Целители лишь дают ему возможность выбрать правильно. Но выбрать за кого-то мы не в силах. А теперь идем.

— Я хочу остаться еще немного…

— Я не прошу, мой ученик, я приказываю. Возвращайся в мой дом и больше сюда не приходи.

А на следующий день в поместье хранителя смерти появились целители душ. И, окунувшись в поток искрящего изумрудного сияния, Дериан вдруг забыл и о боли, и о ушедшем учителе, и о бессонных ночах.

За эти годы поместье почти не изменилось, изменился сам Дериан. Ступеньки, казавшиеся тогдашнему мальчику огромными, теперь уже не внушали былого уважения. Да и статуи, поддерживающие перекрытие портика, уже не выглядели столь внушительными. И дверь, когда-то сдававшаяся неприступно-тяжелой, открылась неожиданно легко.

Только внутри изменилось все, и вместо теплого, желтого сияния силы учителя, дохнул в лицо Дериана нестерпимый смрад.

Целитель покачнулся. Рэн, подбежав к брату, подставил ему плечо и прошептал:

— Так плохо?

— Много чужой боли, — с трудом ответил целитель. — И эта вонь…

— Ничего не чувствую.

Дериан оттолкнул брата и, преодолевая отвращение, шагнул внутрь.

Небольшая зала скрывалась в полумраке. Крался через стрельчатые окна мертвенный лунный свет, отражался от базальтового пола и выхватывал из темноты стоявшую посреди зала клетку.

Дериан передернулся. В клетке, на настланной кем-то соломе, лежал, постанывая, обнаженный мужчина. По желтым татуировкам на запястьях Дериан сразу же догадался — кассиец. Убийца, подсказал ему дар целителя. Отсюда и смрад, исходивший от его тела, отсюда и сопротивление изумрудной силы внутри, отсюда и тошнота, подкатившая к горлу.

Кассийцу нельзя помочь, его нельзя исцелить, хотя и сжигает мужчину изнутри хворь, хоть и кашляет он кровью, выплевывая на солому куски легких. Недолго проживет, сразу понял Дериан. И очень сильно будет мучиться, умирая. Но жить хочет, цепляется за этот мир из последних сил, а сил этих осталось уже совсем немного…

Дериан шагнул к клетке, раздираемый противоречием. С одной стороны целитель внутри отзывался сочувствием, с другой слишком сильным было отвращение. Этот человек убил, нарушил закон богов, за что теперь и покаран. Смеет ли Дериан вмешиваться?

Но вождь говорил…

Человек в клетке, будто почувствовав, что в зале он не один, вдруг поднял голову и впился в Дериана опустошенным, полным боли и надежды взглядом. Целитель не выдержал. Внутри шевельнулась изумрудная сила и, знакомо откликнувшись на чужую боль, яростно запросилась наружу…

— Утихомирься! — одернул Дериана брат. — Не за этим мы сюда пришли.

Дериан вздохнул… Рэн прав. Если он осмелиться исцелить кассийца, то и сам заплатит богам за дерзость долгими ночами боли, а мужчину это не спасет. Все равно болезнь, ведомая богами, найдет дорожку к телу убийцы, все равно уведет свою жертву к грани. Так есть было и будет… и только вождь дам им надежду… быть может и получится? Позднее…

— Прости, — отвернулся от кассийца Дериан.

Мужчина в клетке пожал плечами и, все так же содрогаясь от кашля, сел на пол, прислонившись к брусьям клетки. Казалось, он уже и не замечал ни Рэна, ни сгоравшего от стыда Дериана. Целитель отвернулся. Это больно, когда хочешь помочь, а не можешь, не знаешь как.

— Не ожидал тебя тут увидеть, — одернул целителя знакомый голос.

Кассиец вздрогнул в клетке, и окинул стоявшего за спиной Дериана ненавидящим взглядом.

— Пришел посмотреть на нашу лечебницу? — спросил все тот же голос.

В зале сразу же стало светлее — светильники на стенах откликнулись на мысленный приказ старшего целителя. Дериан поспешно обернулся и опустился перед советником вождя на колени, глядя на край темно-зеленого плаща и выглядывающие из-под него кончики сапог. Старческие пальцы коснулись лба Дериана благословляющим жестом, и сухой, выцветший голос приказал:

— Поднимись.

Брата Ольгион будто и не заметил — они с Рэном не любили друг друга, а вот Дериан испытывал к старшему целителю что-то вроде восхищения. Ему нравилось, что, несмотря на свои за девяносто, Ольгион сохранил ясность ума, гордую осанку и плавность движений. Нравился и его вид: длинные, прямые волосы перетягивала в серебристый хвост тонкая лента, темно-зеленые, как и полагается целителю, одежды были всегда аккуратны и истощали едва ощутимый запах мяты, и аура его была чиста, безупречна. Не нравилось Дериану лишь одно: в синих, неожиданно ясных для старика глазах застыл, казалось, навсегда, холод.

Старший целитель обладал с рождения очень сильным магическим даром, и столь же сильным презрением ко всем, помимо виссавийцев. Он исцелял, потому что так приказала богиня, но никогда не вкладывал в исцеление душу. Сочувствие к больному Ольгион считал простительной слабостью, которую каждому целителю однажды придется перерасти. Дериан так не думал, но и не спорил — младшие целители со старшими не спорят. Старшие говорят, младшие уважительно внимают.

— Посмотри на него, — Дериан послушно перевел взгляд на клетку.

Теперь, когда залу заливал золотистый свет, он смог рассмотреть кассийца получше. Еще совсем молод, тридцати зим ему не минуло, таким рано умирать. Наверное, когда-то он был мускулист и силен, может, даже притягателен для женщин, но болезнь пожрала былую роскошь, оставив худобу и выпирающие наружу ребра. Высок, спину держит прямо, гордо. И даже теперь до конца не сломлен. Глаза золотистые, взгляд цепкий, умный. Волосы, давно немытые и нечесаные, тусклые, спутанные, какого-то темного оттенка, из-за грязи и не разглядишь. Если бы его вылечить, откормить, дать очухаться, то получился бы, наверное, сильный, выносливый воин… и еще один убийца.

— Цепей опять не видно, — задумчиво сказал Ольгион, подходя к клетке. — Этот человек тоже слишком упрям и не хочет нам открываться. Мы должны выбрать другого…

— Другого? — не поверил своим ушам Дериан. — Какого по счету?

Дериану показалось на миг, что в глазах мужчины в клетке промелькнул интерес. Глупости, такого быть не может. Ни один кассиец никогда не поймет языка виссавийцев. Разве что высокорожденный, маг. А этот, судя по желтому цвету татуировок на запястьях, таким не был.

— Пятого, — ответил за старшего целителя Рэн.

Дериан вздрогнул и недоуменно осмотрел на брата. Пятого? А как же остальные?

— Это не целители виноваты, — язвительно продолжал Рэн, — что вы не видите цепей, это виноваты больные… не так ли, Ольгион?

— Твое ехидство не к месту, хранитель смерти. Ты не целитель, да и слишком молод, ты не можешь понять…

— А что ты сделал с остальными? — выдохнул Дериан, сам не заметив, что непочтительно прервал Ольгиона. — Отправил их обратно? После того, что они увидели? Не верю…

— И правильно делаешь, что не веришь, — вновь вмешался Рэн. — Богиня милостива, золотистый напиток хранительниц дарит сладостный сон, из которого никогда и никто не просыпается. Не так ли, Ольгион? Нашему милому другу все объяснят. Еды больше не будет. Питья — тоже. Будет лишь болезнь, боль и чаша со спасительным напитком возле клетки…

Дериан задохнулся, раздираемый боровшимся внутри почтением к старшему целителю и негодованием. Да, Рэн прав. Риан разгневается, если узнает. А гнев вождя Виссавии вполне может убить, даже если Риан сам того не захочет.

Дериан лихорадочно начал подыскивать слова. Ольгиона надо переубедить. Переубедить прямо сейчас, пока старик не прибавил к числу своих жертв еще одну. Он уже открыл рот, чтобы начать, как его прервало тихое шипение за спиной:

— Вы обещали помочь! Вы поклялись, что поможете! Только потому я терпел и эту клетку, и это унижение…

Рэн вздрогнул от охватившего его дурного предчувствия, сразу же пожалев, что притащил в эту проклятую залу брата. Оказывается больной заморыш в клетке вовсе не был простым крестьянином, а магом, и очень даже хорошо понимал речь виссавийцев.

Ольгион совсем с ума сошел! Даже проверить не удосужился! А ведь стоило только попросить хранителей дара, тех-то не обманешь.

— Вы не сделаете этого! — прохрипел кассиец. — Вы дали слово!

— Мы дали слово, что сделаем все, что в наших силах, чтобы тебе помочь, — хрипло ответил Ольгион, и в голосе его не было былой уверенности, зато упрямства хоть отбавляй. — А помочь тебе мы можем лишь…

— … убив меня? — кассиец вцепился в брусья клетки и окинул старшего хранителя грозным взглядом.

Рэна передернуло от разгоравшегося внутри беспокойства. Зря Ольгион продолжает раздражать мага. Игра становится опасной. Но старший целитель, казалось, ничего не замечал, все так же ровно продолжая:

— Наши хранители смерти помогут тебе перейти через грань.

— Умереть я и сам могу, виссавиец… я жить хочу!

— Жить… а ты достоин жить? Убийца…

Маг замолк, дрожа от гнева, и Рэн понял, что Ольгион перегнул-таки палку, и спокойного разговора больше не будет. Хранитель смерти встал между клеткой и братом, приготовившись к битве. Вмиг потухли светильники, будто испугавшись, что-то начал говорить за спиной Рэна Ольгион, но хранитель смерти не слушал. Сейчас у него было другие заботы: в окутавший залу полумрак пронзило ярое синее пламя, загоревшееся в глазах кассийца.

Рэн всерьез испугался за брата и проклял собственную глупость. Надо было не жалеть старшего целителя, а доложить обо всем вождю и дело с концом, а теперь влипли, так влипли. Мало того, что кассиец маг, так еще и высший, с таким Рэну уже не справиться. А теперь роли жертвы и мучителя поменялись. И кассиец-маг охвачен праведным гневом, потому смерть их будет долгой и мучительной…

Что с кассийцем им не справиться и их убьют, Рэн не сомневался. Брат сильный целитель, но воин из него никудышный, а великий и грозный Ольгион и вовсе никогда не нисходил до боевой магии. Значит, рассчитывать на этих двух напрасно, в то время как на шее кассийца проступила вязь синей татуировки. Высший маг и воин охваченный гневом, который вознамерился убивать.

Мужчина в клетке молчал. Ни спорил более, лишь смотрел не отрываясь на все так же говорившего Ольгиона и улыбался. Странно улыбался, дико, и Рэна пробила дрожь от этой улыбки, и от тихих слов:

— Ну что же… пусть так… но один я за грань не уйду…

Рэн смотрел как завороженный, как вспыхнули огнем желтые татуировки на запястьях кассийца, как прутья в клетке, разрываемые невидимой силой, выгнулись наружу, затрещали и вдруг лопнули, раскрываясь подобно хищному цветку.

— Берегись! — вскричал Дериан, отталкивая от клетки застывшего в изумлении Ольгиона.

Что-то хрустнуло. Не веря Рэн смотрел, как один из брусьев клетки хлестнул Дериана по плечу, разрывая тунику и ломая кости. По зеленой ткани расползлось черное в полумраке пятно, и Рэн с ужасом подумал, что ему придется вести брата за грань, как Дериан застонал, пытаясь подняться и вновь в бессилии падая на пол.

— Дер… — вскричал Ольгион, бросаясь к брату.

— Вот как, — прошипел кассиец, выпрыгивая с клетки и грубо отшвыривая старика от Дериана. — Значит, ты все же умеешь чувствовать чужую боль? И боль этого виссавийца ты чувствуешь? А мою — нет!?

Рэн пытался кинуть к брату и отпрянул, наткнувшись на невидимую стену. И когда только маг успел опустить щит? И почему подходит к брату, пинает его в рану, заставляя стонать, раз за разом? Ему так нравится причинять боль? Ольгион… прав? Эти люди не стоят, чтобы за них бороться? Ни один виссавиец никогда бы не причинил другому столько боли…

— Если я умру, то и ему не жить, — горько усмехнулся маг. — Не хочу, чтобы ты радовался, целитель. Хочу чтобы в глазах твоих тоже мелькала боль. Кто тебе этот юноша? Внук? Может, поздний и горячо любимый сын? У меня тоже есть сын, но тебе ведь все равно. Ты уже все решил, правда?

Он опустился рядом с Дерианом на корточки и грубо дернул брата за раненое плечо. Рэн взревел, бросился на щит, и, вновь наткнувшись на невидимую преграду, закричал:

— Отпусти его!

— Больно, да? — прошептал маг, не спуская взгляда с дрожащего от напряжения Ольгиона. — И тебе, целитель, смотрю, так же больно, как и ему. Может, не будем мучить вас обоих? — маг протянул руку, и на ладони его появилась знакомая Рэну до боли чаша с золотистым, густым напитком. — Подарим ему дар, который ты хотел подарить мне…

— Нет, — прохрипел Дериан, сжимая губы.

— Нет? — ответил маг, ударяя Дериана по спине.

Брызнула на невидимый щит кровь. Рэн видел, как стекают по прозрачной преграде густеющие капли, видел, как вновь и вновь летят на щит брызги, и ничего не мог поделать… В бессилии он сполз по щиту на пол, дрожа от напряжения, и взмолился к единственному, кто мог сейчас помочь: «Пожалуйста… услышь меня».

Где-то вдалеке гнусаво заворчал гром. Рэн почувствовал, как что-то мягко коснулось его души, опробовало на вкус его отчаяние, и облегчило слегка боль… как раз настолько, чтобы вернуть утерянный было разум.

Рэн ужасе смотрел и не хотел видеть, как маг устраивает на коленях бесчувственное тело Дериана, как подносит к губам брата чашу с золотистым напитком, и как веки Дериана вздрагивают, открывая полный боли, затуманенный взгляд.

— Не пей, — хрипел Рэн, раз за разом ударяя кулаками в невидимую преграду. — Не пей… Не смей пить! Слышишь!!! Не смей!

— Пей, и боли больше не будет, — почти ласково вторил ему кассиец, все так же не спуская взгляда с Ольгиона. — Только не все пей… оставь и мне немного. И я уйду за тобой. Ты ведь этого хочешь, великий маг-целитель?

Губы Дериана слегка раскрылись, чаша наклонилась…

— Не пей, Дериан! — приказал холодный голос.

Губы целителя, откликаясь на приказ, сразу же сомкнулись. Рэн радостно выдохнул — Дериан не мог ослушаться, сила богини ему никогда бы не позволила. Брат упрямо отвернулся от чаши, а маг-виссавиец удивленно посмотрел куда-то за спину Рэна.

— Ты пришел… — голос хранителя смерти задрожал от напряжения.

— Ты вырвал меня из кровати, Рэн, — все также холодно ответили за его спиной. — Вижу, вам с братом не спится лунными ночами. Вижу, вы играете с огнем и уже доигрались. А теперь ты, маг, отпустишь моего целителя.

— А если я скажу нет? — засмеялся кассиец. — Да кто ты вообще такой, чтобы мне приказывать?

— Я? Я Нериан, наследный вождь Виссавии. И если ты продолжишь упрямиться, мой гость, то я на годы окуну тебя в боль, равной которой ты ранее не испытывал. Уж я на это способен, не сомневайся. И сила тебе твоя больше не поможет. Отпусти Дериана сам или я заставлю тебя это сделать.