Глава четвертая. Корона

Три дня прошли как в кошмарном сне. Айвэ не мог спать, не мог есть и единственное, о чем он мог думать — это та проклятая ветка на алтаре.

— Завянет же, — с ненавистью шептал он, — как пить дать, — завянет.

Это испытания? Айвэ со всего размаху шарахнул кулаком об стену. Ради богов? Не могли ему устроить хорошую драку, проверить его силу? Не могли, как у жрецов, провести через боль, через страдания? Да он на все согласен, только не сидеть бы в этой комнате и не ждать…

Ожидание, беспомощность убивали. Айвэ то и дело бросался на колени перед домашним алтарем, вглядывался в холодное, мраморное лицо богини и молился, молился так жарко, как умел. Но все равно чувствовал, что его не слышат.

— Боги никогда меня не слышали, — прошептал он, поднимаясь с колен. — Подонок ты все же, вождь… если хотел меня выкинуть из Виссавии, так и выкинул бы. Я бы понял. Ты заставил бы понять. Так к чему было выдумывать глупые ритуалы?

За эти дни, растягивающиеся в бесконечность, он обдумал и вспомнил многое. Вспомнил детство в глухой деревне, свою встречу в Хельгой, их радость, когда они перебирались в место побогаче, да получше. Вспомнил ночь рождения сына, когда бушевала над Кассией буря. Вспомнил огонь, которых безудержно жрал их дом, погребальный костер для его Хельги. Вспоминал бледное лицо сына, его непонимающие, воплощающие глаза и бешенную скачку в ночи. Когда ветер в лицо и уже не так и важно, куда летишь, зачем?

Сейчас тоже уже не важно. Прошлое, боль, яркие когда-то воспоминания постепенно уходили, оставаясь далеко за спиной, а все внимание Айвэ крутилось вокруг ветви на алтаре. Душу сжирали боровшиеся внутри страх и желание. Желание пойти, бросить взгляд на цветки, и страх, что они уже завяли, и надежды больше нет.

Последнюю ночь Айвэ провел на башне, любуясь усыпанным звездами небом. В Кассии он и забыл, что это такое — отдых, мгновения, когда ничего не надо делать, никуда не надо спешить. Когда время застыло и тянется медленно, а по телу не разливается отупляющая усталость. Когда море силы внутри глубокое, безмятежное, а не мелкое, вычерпанное до сна, как после долгой работы, исполняя очередной заказ цеха наемников. За защиту от жрецов в Кассии надо было платить. За безопасность собственного сына надо было платить. За то, что живешь и дышишь, надо было платить.

Айвэ закрыл глаза. Ему до смерти надоело прятаться, быть изгнанником. Здесь, в Виссавии, сила была бы благословением богини, там — изнуряющей ношей, проклятием, клеймом, от которого никогда не избавиться.

Сам того не заметив, Айвэ заснул, впервые за последние три дня. И снились ему залитые солнцем ржаные поля, снился звенящий смех Хельги и счастливая улыбка Йона.

Айвэ вздохнул во сне. После смерти матери Йон не улыбался и не произнес ни слова. Айвэ пытался пригласить для сына виссавийцев, но мальчик при виде зеленых плащей целителей начинал плакать, брыкаться и прятаться по углам.

— Он не может нам простить тебя, — сказал один из целителей, обращаясь к Айвэ. — Твой сын не хочет исцеления, пока не исцелят тебя, и мы не можем его заставить принять нашу помощь.

— Но меня вы не исцелите?

— Есть способ… — ответил виссавиец. — Но приятно не будет, предупреждаю сразу.

— Я тебе что, разбалованная архана, что ты пугаешь меня болью? — взвился Айвэ. — Как-нибудь переживу…

— Боль ты переживешь. А то, что считаешь унижением? Переживешь ли, перетерпишь?

— Что будет с моим сыном, если вы его не исцелите?

— Его душа заплутала в потемках. Не знаю, выберется ли он оттуда сам. Может, и да. Дети временами оказываются сильнее, чем мы о них думали.

— Временами? — переспросил Айвэ. — Я… согласен.

— Хорошо… я поговорю со старшим целителем.

На следующий день Айвэ, обняв в последний раз сына, отправился в Виссавию.

— Проклятие… — прошептал он в полусне, чувствуя, как затекли от неудобной позы ноги. Противное ощущение вырвало его из дремы, но Айвэ не спешил просыпаться до конца, предпочитая сгладить тягостное ожидание хоть каким-то, а сном:

— Ты как прекрасная девица, Виссавия, — прошептал он, сам не зная, зачем.

Разговаривать с богами это глупо. Так разговаривать с богами — глупо вдвойне. Могут и покарать… но еще сонный разум молчал, а что-то, рвущееся наружу, продолжало складывать слова в безумные, дерзкие фразы:

— Живешь себе спокойно, пока тебя не узнаешь, а как узнаешь, так и жить без тебя не можешь. Хотя характерец у тебя и паскудненький… и слуги твои, мягко говоря, странноваты. Умом понимаешь, что не надо оно, а душа, да сердце все равно к тебе тянутся.

— Может, заберешь ветвь-то? — ответил ему едва слышимый голос.

Айвэ, испугавшись не на шутку, вскочил на ноги и застыл посреди округлой площадки на вершине башни, испуганно оглядываясь.

Рядом никого не было. Ласковое с утра солнышко золотило капельки росы на растущем у башни клене — в Виссавии никто не заботился о безопасности замков. Не было тут ни рвов, наполненных водой, в которых жили жадные до человеческой крови твари, ни лишенной леса равнины вокруг, ни неприступных стен с бойницами. Даже магического щита над замком не было — чужие в Виссавии не водились, а своих они никогда не боялись.

Был легкий ветерок, что приглаживал запутанные вихри вековых сосен, была сорока, заливающаяся где-то неподалеку непрерывным стрекотом. Был белоснежный пегас, паривший где-то высоко в небе над замком. И тот особый, ленивый покой, когда нет никакой необходимости оглядываться за спину и прислушиваться к шорохам.

— Приснилось?!

Айвэ был уверен, что нет и решил подчиниться странному, незнакомому голосу. Три дня истекло, и он, наконец-то, узнает волю богини. Только вот хочет ли узнавать?

Волнуясь как мальчишка перед первым свиданием, он открыл кляксу перехода. Знакомое, отработанное много раз, заклинание удалось не сразу. Сила внутри, чувствуя страх и беспокойство хозяина, отказывалась подчиняться, не удавалось полностью сосредоточиться, оформить мысленно приказ, направить силу в нужное русло.

После нескольких попыток клякса вышла слабой и несколько неуклюжей, но поправлять терпения уже не было — Айвэ шагнул в переход и, выйдя в небольшом, знакомом до боли зале маленького храма, упал на колени на холодный камень.

— Смилуйся, милостивая богиня, — прошептал он медленно, очень медленно поднимая взгляд, запоминая на всю жизнь каждую трещинку на зеленоватом, с темными прожилками полу, каждую руну, вырезанную на боках алтаря, и неожиданно ярко-синие цветы на заветной ветви.

Цветы не завяли. Пролежав три дня на алтаре, они выглядели так, будто ветвь только что сорвали и положили на камень всего миг назад. Сердце радостно дрогнуло. Осмелившись, забилось быстрее, и радость, шальная, безумная, казалось, залила все вокруг ярким светом. Еще не веря своему счастью, Айвэ подбежал к алтарю, спохватившись, вновь упал на колени, и, жарко благодаря богиню, дрожащими пальцами взял ветку.

Не очень-то соображая, что делает, страстно желая броситься в ноги вождю и поделиться своей радостью, Айвэ вновь создал кляксу перехода, наскоро, небрежно, и застыл в смущении, вылетев по другую сторону.

Небольшой зал устремлялся вверх витыми колонами. От тяжелых дверей до самого трона пробегала ярко-красная ковровая дорожка. По обе стороны от дорожки, на расстоянии пары шагов друг от друга, стояли высокие треножники, удерживающие чаши с живым, золотистым огнем. Заканчивались ровные ряды треножников двумя чашами побольше со взлетающими на высоту человеческого роста фонтанами искрящегося пламени. Мерцающий, переливающийся свет выхватывал из полумрака белоснежный, увитый вязью рун высокий трон и застывшего на нем человеком, которого Айвэ узнал с огромным трудом.

Белоснежным потоком с тела вождя на ступени трона стекала тончайшая, похожая на паутину ткань, скрывая лицо Нериана до самых глаз. Отражался свет огня от браслетов с рунами власти на запястьях вождя, застыли по обе стороны от трона советники в таких же стекающих на землю, только ярко-синих одеяниях.

Хранители вести. Послы, скрывающие свои лица от чужаков, как скрывали свои лица выходившие из Виссавии целители. Те самые виссавийцы, гордые, неприступные, далекие и похожие на младших богов, что были привычны Айвэ с детства. И вождь, излучающий тугие волны силы, от которой перехватывало в груди дыхание и подкатывал к горлу комок страха. Всего этого было слишком много.

Перед троном стоял на коленях столь жалкий по сравнению с величием виссавийцев лариец в ярко-красных, расшитых золотом одеяниях посла. Услышав, о чем разговаривает лариец с вождем, Айвэ почувствовал, что со своей ветвью, увы, явился некстати.

— Мои люди проверили корону, — тихий голос вождя, усиленный магией, эхом разносился по зале и разбивался о стены серебристыми искрами, — и не нашли в ней изъянов.

— Мой король… — начал посол.

Айвэ попятился в темноту, молясь, чтобы его не заметили, и приготовился вновь осторожно создать кляксу перехода. Со своей ветвью он, пожалуй, придет позднее.

— …ваш король должен обратиться к богам, — холодно перебил говорившего вождь. — Именно они решают, кому носить корону, а кому нет. Не я.

Айвэ хотел было потихоньку смыться из залы, как на его плечо легка чья-то твердая рука, и тихий голос прошептал на ухо: «Останься.»

«Зачем?»

«Потому что он этого хочет.»

Неожиданно холодный, пронзающий взгляд вождя на мгновение оторвался от посла и скользнул к Айвэ, наградив его искрой тепла. Айвэ поклонился Нериану, почувствовав себя гораздо легче, и, подчиняясь указаниям стоявшего за спиной виссавийца, скользнул в тень колонны.

— Но корону создавали вожди Виссавии… — вновь начал посол.

— … по велению богов и для вашего верховного вождя. Не я, ваши боги выбирают короля. Повторяю, не со мной, с богами вы должны договариваться.

На плечи легла дымка неожиданно тяжелого плаща, и все так же остающийся в тени виссавиец привычными движениями поправил складки пышного капюшона, скрывая в его тени лицо Айвэ.

— Наши жрецы возносят к ним молитвы целыми днями, но боги нас не слышат… — продолжал где-то далеко посол.

— Боги гневаются на вас, — отвечал ему вождь. — Боги послали на ваши земли мор, а ваш неугодный богам король все равно упрямо стремится к власти.

— Мы лишь просим о помощи.

«Подойди к нему», — прошептали Айвэ на ухо.

Айвэ, отделившись от тени колонны, осторожно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, подошел к трону, чувствуя, как непривычно обволакивает его тело при каждом движении мягкая, струящаяся, но того же серого цвета ткань.

По знаку одного из советников, он медленно опустился у трона вождя на колени, и, повинуясь прозвучавшему в голове приказу, протянул Нериану взятую с алтаря ветвь.

Вождь, даже на миг не отрываясь от разговора с послом, скользнул по цветам кончиками пальцев. Как завороженный смотрел Айвэ на ярко-синие лепестки, медленно опадавшие на красный ковер, на вспыхнувшую между пальцами Нериана руну, на в одно мгновение почерневшую и завядшую ветвь.

— Нет, — выдохнул он.

Ладонь Нериана скользнула по ветви на пальцы Айвэ, даря успокаивающее, ласковое прикосновение и, вернувшись на подлокотник трона, застыла там в дымке белоснежной ткани.

«Сюда, — шепнули на ухо Айвэ, заставив его встать за троном вождя, — подожди, пока он закончит».

— Мы не знаем, куда пропал наследный принц, — продолжал посол, — не знаем, когда сможем его найти, а страной надо управлять уже сейчас. Без четкой власти кланы перегрызут себе глотки, без короны они откажутся повиноваться новому королю. Если ты откажешь нам в помощи, вождь, сила Ларии не подчинится Далаю, и мы будем бессильны против мора и нечисти, которая заполонила наши земли.

— Если вы считаете, что дело только в короне, — на знак Нериана из тени выступил виссавиец в желтом одеянии, с подушкой из пурпурного бархата в руках.

На подушке лежал тонкий золотой ободок с крупным, похожим на застывший сгусток крови, рубином. Сама корона Айвэ не заинтересовала, а вот камень заворожил, приковав к себе взгляд, и показалось на миг, что в темно-красной глубине клубится, переливается силой алый туман, зовет, манит и вновь отталкивает, напоминая, что Айвэ ему не хозяин, и хозяином никогда не будет.

«Не смотри на него», — предупредил вновь тихий шепот.

Айвэ послушно оторвал взгляд от камня и перевел его на виссавийца, опустившегося перед вождем на колени. Нериан взял с подушки ободок, и, казалось, не замечая силы камня, повертел его в руках:

— Я создал еще одну корону, — сказал он, — в точности такую же, как корона королей Ларии. Вы сможете возложить ее на голову Далая во время церемонии, и камень позволит королю управлять силой вашей земли. Но благословением богов она, увы, не одарит. Достаточно ли вам этого?

— Да, вождь, — выдохнул гонец. — Пока достаточно.

— Большего я дать не могу. Упрашивать богов дать вам благословение я не желаю, потому и не буду. Изменять руны настоящей короны короля Ларии я тоже буду. И эту я отдам вам с условием — оригинал останется в Виссавии и здесь будет ждать наследника или его смерти…

— Вождь это невозможно… — выдохнул посол.

— Еще как возможно, — ответив вождь, вернув корону на подушку. — Только я, мои советники и истинный наследник могут к ней прикоснуться. Только мы можем возложить ее на алтарь в вашем верховном храме. И я могу вернуть ее на место… но как вы объясните это своим людям? Ведь другая корона будет на голове Далая.

— Мы укроем ее в подземельях храма…

— В очередной раз попытавшись ее изменить? — холодно прервал его Нериан. — Как вы пытались и не один раз до сих пор? Сколько магов опрыскало своей кровью корону, прежде чем вы обратились ко мне? Или вы вообразили, что я этого не почувствую?

— Хорошо, — выдохнул гонец, — да будет по слову твоему, вождь. Корона останется в Виссавии до тех пор, пока не почернеет ее рубин…

— Или до тех пор, как наследник не придет к верховному вождю и не потребует надлежащей ему власти, — поправил его вождь. — И помните. Рубин настоящей короны расколется, когда моя богиня потеряет власть. Рубин на ее копии расколется, когда я уйду за грань. Так что молитесь своим богам, чтобы я жил дольше, чем Далай. И молитесь богам, чтобы они не разгневались за ваш обман.

— Не понимаю, вождь, твоих слов. Неужели ты думаешь, что мой король враг тебе?

— Очень хорошо понимаешь, — ответил Нериан, легким движением руки отпуская посла.

Когда гонец скрылся в приготовленной для него арке портала, один из советников спросил:

— Если не доверяешь Далаю, то почему ему помогаешь?

— Кто сказал, что я ему помогаю? — задумчиво ответил вождь. — Я просто тяну время и избавляю Ларию от нечисти. Что бы не сделал король страны оборотней, почему невинные жители должны платить за его упрямство?

— Мы не знаем, мой вождь, может они говорят правду, может, они действительно не знают где наследник и почему он исчез.

— Правду? За правду боги бы на них не гневались. Не видишь, что Далай идет против их воли, а, значит, и против настоящего наследника. Но не будем пока вмешиваться дела нашего несносного соседа. Скажи мне, Айвэ, — Айвэ встрепенулся, услышав свое имя. — Ты же любишь синий цвет?

— У меня нет любимого цвета, мой вождь… — честно ответил мужчина. — Выбирать любимые цвета — удел женщин.

— Какой резкий ответ, — усмехнулся Нериан. — Но с сегодняшнего дня тебе придется полюбить синий, мой хранитель вести.

Айвэ вздрогнул.

— Элан, — обратился вождь у тому виссавийцу, что недавно задавал ему вопросы, — вернешься в Кассию. И заберешь с собой ученика.

— У меня нет ученика, — тихо выдохнул виссавиец.

— Богиня решила, что есть, — вождь медленно поднялся с трона. — И зовут твоего ученика… Айвэ. Твое имя было в посланной ею руне.

— Он старше меня! — взвился Элан.

— Как-нибудь поладите, — ответил вождь, позевывая. — Айвэ, я хочу, чтобы твой сын как можно быстрее оказался в Виссавии. Тем временем как ты, — вождь сбросил на пол тонкую ткань, оставшись в привычной Айвэ белоснежной тунике, — пока останешься в Кассии. И не вздумай меня предать. Если сделаешь это, даже я не сумею тебя спасти от гнева богини. Будешь блуждать возле грани веками, так и не в силах ее перейти. Пути назад у тебя, увы, больше нет, и ты принадлежишь мне.

— Я никогда не предам тебя, мой вождь, — выдохнул Айвэ, опускаясь перед Нерианом на колени.

Вождь бросил на бывшего кассийца неожиданно задумчиво-грустный взгляд и направился к выходу из залы.

— Собирайся, — выдернул Айвэ из задумчивости учитель. — Уже вечером мы должны быть в Кассии.

— Да… — ответил Айвэ и, не сумев сдержать издевки, добавил:

— Учитель.

Уж в Кассии Айвэ развернется. Уж там-то он узнает, что скрывают от собственного вождя виссавийцы. А заодно наведается к друзьям контрабандистам и поспрашивает, что именно творится в стране оборотней.

Потому что не верил Айвэ этому послу. Не верил и Далаю, что всеми правдами и неправдами стремился к власти. Не верил и в наследника, который ни с того ни с сего, забыв о собственном троне, куда-то исчезает.

Такого не бывает… значит, исчезнуть были причины. И вождь, хоть и не признавался, а хочет их знать. А то, что хочет знать вождь, Айвэ для него узнает.

— Я не буду тебя неволить, — заметил вдруг Элан, глядя на Айвэ тепло, даже дружелюбно. — Я не буду тебя держать на привязи, ученик. Если Виссавия тебе верит, то и я верю. Позднее мы избавимся от этого. — Элан коснулся пальцами магических татуировок на запястьях Айвэ. — Только помни, кому ты теперь служишь. И не забудь навестить Дериана. Говорят, он уже проснулся. Ты, мой ученик, кое-что ему должен.

— Я помню, — уже серьезно ответил Айвэ, впервые почувствовав к учителю что-то вроде уважения.

Он опустил голову, позволяя Элану прочертить на его лбу благословляющую руну, и долго смотрел вслед исчезнувшему из залы виссавийцу.

Он теперь один из них? Айвэ не осмеливался в это поверить. Не осмеливался поверить и в то, что он создал-таки переход и оказался перед спрятавшимся в тени буков домом Дериана.

Стоявший на пороге виссавиец в черной тунике, кажется, его звали Рэн, окинул Айвэ неприязненным взглядом и отступил от двери, пропуская гостя внутрь.

— Да благословит тебя Виссавия, брат, — неожиданно прошептал Рэн на виссавийском слова приветствия, положив руку на плечо Айвэ.

— Да будет к тебе благосклонна наша богиня, — быстро ответил бывший кассиец подслушанной когда-то нечаянно фразой.

И все же эти виссавийцы странные.

Они его приняли? Даже Рэн?

— Прости, — выдохнул Айвэ. — Прости меня за раны твоего брата.

— Богиня простила, так и я прощу… чуть позднее, — слабо улыбнулся Рэн.