Глава шестнадцатая. Гнев

Пыльный полумрак пропитал коридоры подземелья, мешая рассмотреть маленькие, похожие на клетки, камеры по обе стороны прохода. Топить здесь, вестимо, никто и не собирался, оттого было холодней, чем на улице. Дыхание вырывалось с паром, сквозняк приносил запах заплесневевшей соломы и испражнений. Света здесь почти не было — лишь блеклое свечение специально выращенной на стенах коридора плесени, да отблеск танцующего пламени на факеле идущего впереди гвардейца.

На выхваченных светом из полумрака лицах отражалось то равнодушие, то неприкрытая ничем ненависть, то молчаливое отчаяние. Вирес привык к таким сценам — будучи телохранителем повелителя, ему частенько доводилось посещать темницы. Измены, интриги, глупые заговоры — чего только не сделают арханы, чтобы заполучить еще больше власти, денег, а временами и просто от скуки. А если был достаточно родовитым, то разбираться в их провинностях приходилось самому повелителю, вернее, его телохранителям. Еще вернее, самому молодому из них, на плечи которого более старые сбросили всю черную работу.

Вот и присутствовал Вирес при долгих пытках, копался в воспоминаниях арханов и давно уже разочаровался в большей части людей. Он любил и уважал очень немногих, Риан же, хотя и видел слабости людей получше Виреса, увы, любил и пытался понять всех. Целитель, что б его.

И сейчас — вождь внешне холоден и спокоен, а ведь жалеет. Каждого в этой проклятой темнице жалеет. Дай ему волю и спасать начнет, хотя невинных здесь почти нет — на руках этих людей кровь, чужая боль, а то и похуже.

«Будь добр, не забудь, зачем мы сюда пришли», — не выдержал Вирес, когда Риан в очередной раз дернулся в ответ на чужой стон.

«Я помню», — холодно ответил вождь.

А ведь действительно взял себя в руки. И походка стала тверже, и взгляд перестал скользить за решетки. Понял, наконец-то, что всем помочь все равно не сможет.

— Вот он… ваш, — остановился гвардеец, поднимая факел выше, чтобы лучше осветить столь же маленькую, как и остальные, клетушку.

Риан встал рядом с ним, повернулся к решетке. Вирес мысленно удивился хладнокровию ученика. Чувствовал же, как пылает буря в душе вождя Виссавии, а глаза его все равно остаются холодными и ясными, да и по лицу ничего не разберешь. Гвардеец вот пытался. Пожирал Риана пытливым взглядом, да и всю дорогу то и дело вставлял колкие фразы, незаметно, осторожно, подливая масла в огонь. Только почему? Потому что сам того хотел или потому что Далай приказал?

Хотя… какая уж разница-то? Вирес давно уже усвоил, что охрана частенько бывает похожей на охраняемого. До того, как Далай вошел на трон, в королевскую гвардию долгое время брали оборотней исключительно из клана волков. Гордые и сильные в зверином обличие, красивые и грациозные — в человеческом, волки всегда славились умом, ловкостью и верностью королю.

Но Далаю, когда тот взошел на трон, клан волков чем-то не угодил. Вернее, Далай им не угодил. Один за другим, ссылаясь кто на резко обострившуюся болезнь, кто на старость, кто на единственного наследника, воспитать которого некому, волки уходили со службы и отказывались давать клятву верности. Остались немногие. А как Далай начал набирать в гвардию оборотней из клана росомахи, так и вовсе никого.

Люди из клана росомахи были под стать тотему — хитрые, умные, с виду неуклюжие, но в бою — ловкие и опасные. В Ларии их не любили за излишнюю злость, неумолимость и нежелание кому-то подчиняться. Клан наемников, убийц, что готовы на все ради золота, и в то же время не принадлежат никому. Один из самых опасных и влиятельных кланов в Ларии, который при Далае вдруг резко дорвался до власти, что, судя по слухам, большей части ларийской аристократии не совсем понравилось.

Гвардеец, которого приставили к Риану, был истинным представителем своего клана. Резкий, умный взгляд, плотно сбитое тело, тяжелая голова и вытянутое лицо. Опасный противник, подсказало Виресу чутье, оборотень, которого так легко не обманешь. Верный соглядай в золотом плаще королевской гвардии, со столь непривычной вышивкой клана росомахи по подолу одежды. Не отказался до конца от своего рода, впрочем, от независимой росомахи иного и не дождешься. Зря Далай с ними связался. Как бы позднее сам не пожалел…

— Только недолго, — сказал росомаха, вновь осторожно пробуя на прочность терпение Риана. — Не охота мне здесь с вами торчать.

Прежний Рэми, наверное, бы уже взвился. Вождя Виссавии так легко было не взять — лицо его оставалось все так же спокойным, взгляд все так же отрешенным. Только и отвечать гвардейцу он явно не собирался… жизнь в Виссавии придала Риану придворного лоска, которого раньше у него не наблюдалось.

— Ну так иди прогуляйся, — ответил Вирес, отбирая у росомахи факел. — Кто ж тебя тут держит?

— Так приказано же, — хитро сузил глазки гвардеец, — глаз с вас не спускать.

И тотчас же добавил, поймав удивленно-презрительный взгляд Риана:

— Места здесь не очень хорошие. Люди обозлены… как бы тебе чего не сделали, вождь клана барса. Мой король очень о тебе беспокоится.

Риан криво усмехнулся, а Вирес лишь обрадовался столь нежданному подарку от Далая. Плохо, ой плохо знает король вождя, если хочет приучить его силой. Такие в ответ на силу лишь еще более упрямятся. А вот если бы Далай еще раз вздумал открыть душу виссавийскому целителю, как он это сделал в день смерти телохранителя, наверное, добился бы гораздо большего.

— Посвети, — тихо приказал вождь.

Вирес повиновался, плавно, по полукругу, подняв факел выше, потом, заканчивая круг, опустил его вниз. Огонь выхватил из темноты почти всю камеру. Небольшая, всего пять шагов в ширину и шагов семь в длину. На полу — все та же грязная солома. Пара людей в углу, не обращая на них внимания, перекидывается в свете лучины в костяшки. Один спит, прислонившись спиной к стене и кутаясь в грязный, помятый плащ.

Нашел Вирес взглядом и Рэна: повернувшись лицом к стене, сжавшись в комок, он лежал в углу камеры, полускрытый от них полумраком.

— Пустишь меня внутрь? — тихо спросил Риан, не отрывая взгляда от хранителя смерти.

Вирес слегка удивился и встревожился — слух у Рэна обычно был очень острым, а сон — чутким. А тут лежит и не двигается, будто не слышит. Но ведь слышит же — напрягся едва заметно, чуть сильнее сжался в комок, словно пытаясь укрыться от все более холодеющего взгляда вождя.

— Не приказано, — чуть язвительно ответил гвардеец.

Вирес явственно чувствовал, что Риан уже не сердится, Риан в ярости.

— А приказано не пускать? — холодно поинтересовался он.

Росомаха напрягся, чутьем зверя ощутив нарастающую опасность.

— А вот не пускать — приказано, — чуть громче, чем было необходимо, ответил он.

Риан сжал руку в кулак и тотчас разжал пальцы, уловив мягкий поток мыслей Виреса: «Спокойнее». Глаза вождя успокаивались медленнее, черты лица разглаживались, на губах появилась холодная, уверенная в себе улыбка, а росомаха, явно уже готовый к драке, слегка расслабился.

Подземелье ожило звуками. Закашлялся кто-то в соседней камере. Раздался глухой стук удара в стену, истошный голос заорал, что хочет как следует выспаться перед смертью. Тихий шепот мучительно попросил пить… спящий человек в камере Рэна отрыл глаза и, зевнув, перевернулся на другой бок.

Риан шагнул ближе к железным прутьям и позвал:

— Рэн.

Хранитель смерти вновь не откликнулся. По его напрягшимся, едва заметно трясущимся плечам Вирес понял, что не ошибся: Рэн давно проснулся и знает, что вождь ждет его у решетки, а все равно почему-то предпочитает все так же лежать на соломе и делать вид, что он спит.

— Рэн! — позвал вождь чуть громче. В голосе его появились властные нотки. — Не заставляй меня ждать, Рэн!

Двое, игравшие в костяшки, напряглись. Один из них бросил в сторону Риана ненавидящий взгляд, другой, что было духу, толкнул Рэна ногой в плечо. Виссавиец судорожно сглотнул, но вновь не поднялся.

Ради теней смерти, почему мальчишка упрямится?

— Оглох, что ли? Пришли к тебе! — засмеялся один из мужчин в камере. — Давай, давай, дружок, покажи господину свою мордашку.

Риан, видимо, тоже почувствовал неладное. Вцепился в прутья решетки так, что кости хрустнули. Глаза его так яростно сверкнули в полумраке, что сидящий у стены мужчина быстро поднялся, рывком заставил Рэна встать на ноги и толкнул его к решетке. Чуть было не упав, хранитель смерти с трудом удержал равновесие. Медленно, не поднимая головы подошел к решетке, и Вирес живо положил на плечо Риана руку, пытаясь сдержать гнев вождя, хотя его и самого трясло от ярости.

— Хорошо тебя раскрасили, — заставил себя пошутить Вирес, внимательно рассматривая опухшую правую щеку и едва открывавшийся взгляд Рэна. Неприятно выглядит, но, слава богам, вроде не смертельно. И двигается Рэн достаточно уверенно, свободно, хоть и кривится на каждом шагу от боли. С хорошими ранами так не поскачешь. Жить будет… а если совсем плохо, так виссавийцы подлатают.

Успокоившись, Вирес скосил взгляд на Риана. Заметив капельку пота, скатившуюся по щеке вождя и пробежавшую между бровей ученика морщину, он аккуратно, чтобы росомаха не увидел, саданул сапогом по ступне друга.

Вождь вздрогнул. Боль вытеснила из его взгляда огонь гнева, на губах появилась знакомая Виресу холодная улыбка ярости. Холодная ярость это хорошо. В ярости вождь глупостей не натворит… скорее напротив.

— Бить его тоже приказано? — мягко спросил вождь.

— Виссавийцев везде любят, — пожал плечами росомаха, — не наша вина.

— А могу ли я… — голос Риана стал еще мягче и спокойнее, — слегка поиграть с его соседями по камере?

Люди в камере придержали дыхание, мучительно прислушиваясь к их разговору. Вирес их вполне понимал. Как и понимал теперь, почему Рэн не спешил подходить к решетке. Хорошо зная вождя, хранитель смерти боялся его реакции.

«Вождь, я прошу, — взмолился Рэн. — Не стоит это того, прошу!»

— Не бойся вождь, не думаю, что ты причинишь этим людям больше боли, чем причинит король, — прошептал на ухо Риану росомаха. — Ты же помнишь свою первую ночь в замке? Помнишь, как король любит развлекаться. Боюсь, этих ждет нечто подобное… когда Далай увидит расквашенную морду Рэна, ему тоже не понравится. Он не любит, когда кто-то иной, без его приказа, трогает его жертв.

— Думаешь только им достанется? — ответил Риан.

Он просунул руку через прутья решетки, скользнул пальцами Рэну под подбородок и заставил его повернуть голову:

— Тело его, наверное, выглядит не лучше. Скажи мне, друг, что с тобой сделает король, если Рэн не доживет до показательных пыток? Ведь это ты должен был за ним следить.

Вирес про себя улыбнулся. А ведь метко же, браво, Риан. Оборотень-росомаха аж посерел, вечная улыбка сошла с его губ, в глазах появилась опасная для сокамерников Рэна задумчивость.

«Они всего лишь защищали Виссавию», — ныл хранитель смерти.

Рэн умоляюще посмотрел на Виреса, надеясь найти у него поддержку. Как же, это вы, виссавийцы, у нас добрые и всепонимающие, Вирес такими глупостями никогда не страдал. Это вождь может порадоваться, что Виссавию так сильно любят. Виреса же интересовало только одно — чтобы Риан раньше времени не сорвался. А пока вождь срываться и не думает, он и вмешиваться не собирается. Лишь понаблюдает.

Вирес насторожился, когда почувствовал, что вождь аккуратно прощупывает стены темницы, заставляя умолкнуть амулеты защиты: «Не вздумай использовать силу! В таком полумраке сияние слишком хорошо видно!»

Риан усмехнулся в ответ, и, резко выпрямившись, схватил хранителя смерти за шею. Рэн захрипел. Только Вирес видел, как сорвались с пальцев Риана и мгновенно впились в кожу Рэна белоснежные искры, уменьшив боль хранителя смерти.

— Ты дал себя побить? — прошипел Риан. — Я жалею, что столько времени терпел такого слабака, как ты. Рад, что ты, наконец-то, сдохнешь!

Росомаха, очнувшись от удивления, бросился к Риану, отшвырнул его в сторону и посмотрел испуганно на упавшего на солому, хрипящего Рэна:

— Убить его хочешь?

— Всего лишь наказать, — холодно ответил Риан, вытирая ладонь о плащ и натягивая тонкие, белоснежные перчатки. — Убить его хочешь ты. Рэн всего лишь разбалованный мальчишка, а ты его в камеру к этим идиотам, которым, как оказалось, еще и терять нечего. К вечеру они из него сделают кусок мяса… король будет очень рад. Виссавийцы, которым не дадут полюбоваться, как Рэн горит на погребальном костре — тем более.

— Пусть только осмелятся, — прохрипел гвардеец.

— Угу, — ответил Риан и резко приказал Рэну:

— Встань!

Рэн пошатываясь подчинился и вновь подошел к решетке. Риан заставил его повернуться к себе спиной, провел пальцами по узкой и тонкой прорехе в тунике, в которой красовалась линия кровавого, разодравшего кожу, следа. Рэн зашипел он боли.

— Это кнут, друг мой, — констатировал Риан издевающимся тоном. — Била его стража, не только эти… до вечера точно не доживет, приказывай ты или нет, слишком виссавийцев здесь любят. Хотя, — Риан бросил на Рэна внимательный взгляд, казалось, не заметив безнадежно испорченных дорогих перчаток, — может, оно и к лучшему. Меньше будет мучиться.

Он грубо толкнул Рэна в плечо, заставляя хранителя смерти упасть на солому, и только Вирес видел, что вождь наградил своего хранителя новым, очень сильным всплеском целительной магии. Рэн задохнулся от мгновенной боли, но уже через мгновение взгляд его просветлел, лишившись былого отупения.

«Поговорим завтра», — пообещал Рэну вождь, направившись прочь по коридору. Росомаха, бросив на сжавшегося в комок Рэна испуганный взгляд, выхватил у Виреса факел и бросился за ним.

На улице было солнечно и тепло. Шелестела вода в фонтане, гонял легкий ветерок по мостовой листья, суетились слуги, летел куда-то гонец со знаками рода лани на плаще. Риан остановился посреди внутреннего двора замка и приказал Эллису подать приготовленных для них лошадей.

— Ты не собираешься взять кого-то еще? — тихо поинтересовался Вирес.

— Скажи спасибо, что я тебя беру, — отрезал Риан, вскакивая на Ариса.

Пегас покосился на вождя, во взгляде его промелькнуло облегчение. Видимо, даже он знал о его недавней болезни.

«Прости друг, что оставил тебя одного так надолго», — Риан похлопал по белоснежной шее Ариса и холодно глянул на Виреса, которому достался молодой, иссиня-черный жеребец с длинными ногами и чуть печальными, ярко-черными глазами.

Риан все еще злился. Все еще отказывался разговаривать. Что гораздо хуже — вождь и ранее никому не объяснял своих планов, теперь же и вовсе замкнулся в себе. С трудом следуя за несущимся по дорожкам парка Арисом, Вирес слышал, как Риан холодно отдавал приказы Элану: «Делай что хочешь, но заставь Далая привести к Рэну целителей и перевести хранителя смерти в отдельную камеру».

«Мой вождь, почему ты не отдашь приказ Араму сам?»

«Потому что не хочу», — упрямо ответил Риан, напомнив Виресу того мальчишку, что всего год назад ворвался в жизнь наследного принца Кассии.

«Когда тебя ждать в замке?»

«После заката, — ответил холодно Риан. — После того, как я в ритуальной тунике полюбуюсь на мучения Рэна. И лучше… если после этого никто из вас мне не попадется на глаза. Даже ты, Вирес. Нет не так, тем более ты, Вирес!»

Вирес предпочел промолчать, да и тихий голос Элана в его голове умолял сделать то же самое. Как и все виссавийцы, он понимал, что Риана лучше не оставлять сейчас одного. Вопрос только — понимал ли это вождь? Или гонял Виреса за собой по какой-то неведомой приходи. Или, что еще лучше, — мести?

Знакомый город встретил их радостным возбуждением. Риан чуть придержал Ариса, пропуская груженную бочонками повозку, натянул капюшон белоснежного плаща, видимо, стараясь остаться неузнанным. Вирес сделал то же самое, грубо оттолкнув слишком назойливого мальчика-проводника. Кинув мелкую монетку нищему, он осторожно повел вороного коня через толпу, стараясь не упустить Риана из виду и в то же время не дать себе срезать тяжелый кошелек.

Продвигались они таким образом не так и долго. Риан повернул Ариса на боковую улочку, где людей и шуму было поменьше, проехал мимо домов, заснувших за высокими, овитыми ежевичником, заборами. Вновь свернул, на тонкую тропинку между домами, бегущую вверх по горке, а потом проехал по мосту мимо полного людей верховного храма и некоторое время постоял задумчиво у огромной статуи богов-близнецов. Ир и Яр — человеческое и звериное. Яр, который, казалось, сейчас взлетит в небо, сила и необузданность. Ир, простирающий благосклонные крылья над городом — мудрость и защита.

К удивлению Виреса, почитавший только свою богиню Риан кинул серебряную монету в чашу сидящего у статуи жреца. Развернул Ариса и направился по широкой улице, обсаженной с обеих сторон высокими каштанами, к главной площади.

Здесь тоже сегодня суетился народ. Раздавались то тут, то там, проклятия, кто-то тихо плакал, кто-то удивленно смотрел на окруженный гвардией короля постамент, где на огромном, крытым черным бархатом, ложе лежал хрустальный гроб. В гробу — по самые глаза укутанное в зеленые одеяния тело.

— Ольгион… — стиснув зубы прохрипел Риан.

«Красивое представление», — отметил Вирес, посмотрев на окружавших гроб хранителей смерти.

Тонкие, высокие, в присущих виссавийцам, скрывающих все, кроме глаз, черных одеяниях. Зрелищно и показательно, как раз так, как хотел Арам. И возгласы в толпе именно такие… Виссавийцы милостивы, а их так грубо. Виссавийцы не просто так не исцеляют убийц и насильников. Виссавийцы великолепны… барс и его господин должны умереть…

Дернулся испуганно ветер. Посыпались на площадь листья с каштанов. Прикрикнул стражник на слишком нахального паренька, и тонкая рука выскользнула из-под плаща, коснувшись бедра Риана. Вождь слегка повернул голову и незаметно взял что-то от человека, растворившегося в толпе.

Вождь незаметно кинул взгляд на маленький клочок бумаги и аккуратно всунул его за расшитый мелким жемчугом отворот перчатки. Нагнувшись к Арису, он что-то шепнул пегасу на ухо. Умное животное сразу же, не дожидаясь приказов хозяина, направилось к одной из улочек. Виреса всегда удивляла это особенность пегасов находить любое место по одному только намеку, но сейчас его занимало не совсем это… от кого Риан получил записку и куда они, во имя теней смерти, направляются?

Ехать пришлось недолго. Остался за спиной казавшийся ажурным мост над полноводной, спокойной сегодня Охрой, проплыли мимо торговые кварталы с крикливыми зазывалами, показался в конце улицы обширный постоялый двор, где частенько останавливались приезжавшие в город купцы.

Оставив коней мальчику с хитроватой улыбкой, они пробрались через разношерстную толпу наемников, охраняющих обозы, симпатичных служанок, толстых, неповоротливых купцов и казавшихся огромными носильщиков. Ржали обиженно и устало лошади, кудахтали в клетке на повозке куры, кричал что-то носильщику купец. Кисло воняло от лужи разлитого вина, которую расторопные служанки быстро присыпали свежим песком. Поскрипывала обиженно под все более усиливающимися порывали ветра вывеска с намазюканной на ней птицей… которой Вирес никак не мог узнать, да и не хотел узнавать.

Риан и Вирес поднялись по ступенькам расшатанного крыльца, вошли в общую залу и заняли один из стоящих в углу столиков.

Вождь опустил капюшон на плечи, заказал немного вина и стянул перчатки, бросив их на стол.

«Могу узнать, что мы тут забыли?» — осторожно поинтересовался Вирес.

Ответить Риан не успел — рядом с ними уселся поджарый, среднего роста мужчина в сером, не выделяющимся плаще и острым, неприязненным взглядом:

«Тебя просили прийти одного, Риан», — сказал оборотень из клана волка.

«Вот именно, просили, — ответил вождь, улыбнувшись принесшей вино служанке. — Ты забываешь, что это вам нужна помощь, а не мне. Забываешь и то, что твой друг меня недавно ранил… и что мой человек теперь за все это расплачивается. И еще смеешь от меня чего-то требовать?»

Вирес насторожился, брови оборотня поползли наверх.

«Насколько я понимаю, король не будет ко мне милостив, если узнает, что я вам помогаю, — продолжил Риан. — И другого выхода, как доверится мне, у вас нет… Вы следили за мной, вы знаете, что, помимо моего человека, никто за нами не следовал. Вы знаете, что я не мог успеть кому-то вас выдать. Так неужели тебе так мешает мой сопровождающий, что ты так и не скажешь, зачем?»

«Если ты нас предашь…»

«…я умру, — продолжил за него Риан. — Боги, давай не будем терять времени, оно для меня дорого. Объясни, что значит это?»

Риан осторожно достал из перчатки записку, и Вирес выхватил у него клочок бумаги, пробежав глазами по строчкам. Ульф, проклятие. Просит о встрече в этой таверне, хотя сидит напротив них вовсе не Ульф.

«Идите за мной», — смирился волк, отобрав у Виреса записку.

Их вывели через черный ход, забыв подать лошадей. Волк еще раз внимательно посмотрел на вождя и скользнул в неприметную калитку в заборе. За забором спал под ажуром виноградника казавшийся заброшенным дом. Когда-то ухоженные дорожки давно заросли, сыпали в траву листья зачахшие яблони и нестерпимо пахло гнилью и запустением. Проведя их по едва заметной в пожухшей траве тропинке, Волк скользнул в широко распахнутые, прогнившие двери и погреба и осторожно спустился вниз, не забыв предупредить: «Шею не сломайте».

В погребе было прохладно и пусто. Волк нашарил что-то в стене, подождал, пока с легким поскрипыванием отойдет в сторону створка потайной двери и зажег припрятанный факел.

По местами обвалившемуся потайному ходу шли они недолго. Потом поднимались вверх по стертым временем и эрозией ступенькам, вновь куда шли по разветвленным коридорам… Виресу, сказать по правде, уже успел надоесть этот полный сквозняков и мокриц лабиринт, как волк осторожно толкнул неприметную с виду дверь и они оказались в еще одном, на этот раз заставленным солениями, бочонками и провизией, погребе. Стащив по дороге томившееся в небольшом тазу моченное яблоко, Вирес, похрустывая, поднялся по крутым, скрипящим под их весом ступенькам и слегка поморщился от хлынувшего в глаза, показавшегося слишком ярким света.

На пустынной кухне они задержались недолго и все более спешивший волк вывел их в небольшую, пустынную залу. Подбежавший слуга помог им скинуть плащи, посмотрел на яблоко в руках Виреса и осторожно поинтересовался было, хотят ли гости перекусить, но, нарвавшись на суровый взгляд волка, растворился в одной из многочисленных дверей. Мягкий ковер на ступеньках пружинил под ногами, спальня на втором этаже была погружена в тихий полумрак, и нос Виреса быстро различил в застоявшемся воздухе запах крови, трав и гнили.

— Как долго он? — спросил Риан, поспешно подходя к кровати и откидывая одеяло.

Сидевшая рядом с больным девушка нервно встрепенулась, когда вождь одним коротким движением выхватил из-за пояса черный кинжал и начал резать пропитанную настройками и кровью повязку на животе лежавшего на постели Ульфа. Оборотень выглядел неважно — был погружен в тревожное беспамятство, дышал быстро и мелко, кожа его была бледна до серости и покрыта тонкой пленкой пота.

— Второй день… надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — одернул его волк. — Он слишком дорог для нас, чтобы так просто...

— Плохо, — присвистнул Вирес, бросив короткий взгляд на воспаленную, начавшую гнить рану на животе Ульфа. — Твоему другу чуть было кишки не выпустили… и чего ему в лесах не сиделось?

— Жить будет, — отрезал Риан. — Еще немного и опоздали бы…

Потом оторвался от Ульфа и бросил взгляд на ошеломленно глядящего на волка:

— Ты спрашивал, можешь ли ты мне доверять, друг? Боюсь, сейчас Вирес задаст такой же вопрос и тебе…

Вирес удовлетворенно улыбнулся. Первым делом он провел ладонью по глазам девушки, заставив ее погрузиться в тяжелый сон, устроил симпатичную волчицу поудобнее в кресле и, подойдя к волку, тихонько спросил:

— Будем учить слова магической клятвы?

— Ты… — волк испуганно посмотрел на льющийся с пальцев Риана белоснежный свет, потом вновь на Виреса, — что ты за чудовище?

— Чудовище, которое теперь спасает жизнь не только твоему другу, но и твоему истинному королю, не так ли? — устало ответил Риан, проведя кончиками пальцев по лезвию. Черный клинок на миг разогрелся докрасна, коснулся гнойника, поддевая кожу. — Боюсь, без боли даже мне тут не справиться… много дряни внутри набралось. Вирес, закончи с этим. Мне нужен кто-то сильный, кто его подержит. Я не могу сейчас терять слишком много сил.

Вновь нестерпимо запахло гноем и кровью. Вирес покосился на проступившие вокруг тела Ульфа жгуты цепей и повернулся к пятившемуся к стене волку.

Ну и почему эти оборотни, даже самые смелые, так боятся магии?