Глава девятая. Волк

Светало. Тихо шуршали поблескивающие в свете факелов, влажные листья клена под копытами тяжеловозов. Покачивалась на повозке огромная клетка, плыли в двух шагах от них стены широкой арки выхода с внутреннего двора. Холодили спину железные прутья.

— Убьют, убьют, — как заклинание повторяла сидевшая рядом с Дагом девушка. — Съедят, убьют… звери… мы для них звери.

Даг спокойно посмотрел на спину ведущего тяжеловозов оборотня. Кто еще из них звери? Твари! Уроды! Людоеды и убийцы!

— Не плачь, — положил на руку девушки ладонь сидевший рядом с ней старик. — На охоте убивают быстро, милостиво. И когда они кусают, совсем не болит…

Не болит, даже в свои пятнадцать Даг точно знал, что не болит. Еще с самого детства, когда его впервые порвал оборотень — шрамы на плече остались до сих пор. Когда отец тварь убил, с плеча свисали ошметки мяса, белела в ране кость, но крови почти не было и совсем не болело, ни тогда, ни потом, хоть и врезалась в живую плоть игла с вдетой в нее жилой. Да и плечо зажило быстрее обычного, даже не загноилось. Твари эти оборотни… и раны от их укусов странные. Все в них ненормальное, нечеловеческое.

Ненавидеть оборотней Даг научился еще в детстве. Именно благодаря этим тварям приходилось его семье прятаться по лесам, именно благодаря ним временами кто-то из клана пропадал, и в лесу находили объеденные останки со следами зубов на костях. Благодаря ним появились в лесах «дикие» люди, которые и сами жили как звери. Убивали себе подобных, ели сырое мясо, почти разучились разговаривать и издавали какие-то странные, похожие на мычание, звуки. Но гораздо хуже диких были одичавшие оборотни… более сильные, более опасные, более жестокие. С такими временами и трое взрослых мужчин не могли справиться, а уж один Даг, хоть и был он быстрее, сильнее и упрямее своих сверстников, тем более. Но было время, когда он думал иначе.

В то проклятое утро седмицу назад Даг взял свой боевой лук и выбрался в лес. Хотел доказать всему клану, что и он, как и его отец, может справиться с оборотнем в одиночку. Брел по березняку, кидающему под ноги золотые листья, предвкушал, как принесет домой голову чудовища, как бросит ее к ногам отца… и тщедушного младшего брата, что так часто подтрунивал над Дагом. Всем докажет, что он сильный.

На оборотня Даг вышел почти сразу. Цепочка крупных следов тянулась по берегу ручья, доходила по грязи до воды и вновь пропадала в медово-желтых листьях орешника. Шишка, принюхавшись, счастливо взвизгнула. Многозначительно посмотрела на хозяина, радостно ударила хвостом по темно-бурым, покрытым курчавой шерстью бокам.

Даг обрадовался, как ребенок. Если Шишка возьмет след, но уже не упустит. Забыв, казалось, и о молодом хозяине, и обо всем мире, Шишка, опустив нос, заскользила по опавшей листве, рыжей тенью метнулась по укутанному в утренний туман лесу. Отец не любил ее за эту вот молчаливость. Говорил, что гончая должна подавать голос, «слышать» людей, что Шишка, хоть и хорошо распутывает следы, для охоты на крупного зверя совсем не годится и однажды, когда охотники за ней не успеют, разъяренный зверь доберется до нее первым.

Даг очень хотел успеть, честно хотел, но когда он выбежал на испуганный всхлип Шишки, было уже поздно. И убегать — поздно. Да и не мог он. На лесной поляне, во все мир, существовали только он и огромные, черные глаза, горящие голодным огнем. Капли Шишкиной крови, падающие с оскаленной пасти. Опущенная голова, прижатые уши, перекатывающиеся под иссиня-черной шкурой мышцы. И тихое, едва слышное рычание, бегущее по крови протяжным рокотом.

Даг знал, что надо сопротивляться. Знал, что надо обнажить кинжал, хотя бы попытаться выжить. Знал, а все равно беспомощно пятился к лесу, не в силах оторвать взгляда от голодных, агатовых глаз. Зверь был красив. Гораздо более красив, чем тот, убитый отцом. И слишком… слишком силен.

Зацепившись ногой за корень, Даг беспомощным мешком упал на спину. Ему казалось, что по лесу уже струятся прислужники смерти, что они ближе, ближе, и еще чуть… Как все ближе неспешным шагом приближающийся оборотень…

Второй появился неожиданно. Даг даже испугаться всерьез не успел, когда из кустов вылетело что-то серебристое, и оба зверя сплелись в один рычащий и скулящий комок. Закончилось все так же быстро, как и началось — ворохом взвились над оборотнями листья, медленно кружась в воздухе, опали на светло-серую, казавшуюся серебряной, шерсть волка. Огромный, Дагу до пояса, зверь отряхнул с передней лапы ярко-красные капли крови, и, бросив косой взгляд в сторону лежавшего с разорванной глоткой оборотня, повернулся к Дагу.

Серые глаза, похожие на расплавленный жемчуг, казалось, о чем-то спросили. Потом посмотрели насмешливо, и зверь ловко скользнул в кусты малины, оставив Дага лежать на куче листьев.

Пронесло? Его пронесло, Шишку нет. В горле запершило, на глаза запросились слезы, и впервые Даг понял, что его брат был прав. Не одолеть ему в одиночку оборотня, совсем не одолеть. Да и кому, боги, одолеть, такое чудище?

— Люди столь несмелы, — раздалось из кустов малины.

Мужчина с серебристыми, прямыми волосами и жестким, неприятным лицом, подошел к Дагу и подал ему руку:

— Ну же, вставай. Я спас тебе жизнь, теперь ты принадлежишь мне.

— Я никому не принадлежу! — выкрикнул Даг раньше, чем сообразил…

«Спас жизнь»? Этот незнакомец тоже зверь? Даг впервые видел «разумного» оборотня. Смотрел на стоявшего перед ним оборотня и видел в нем человека. И только глаза… холодные, безжалостные глаза хищника, были как у того волка. Лишь встретившись с этим взглядом, Даг поверил.

— Съешь меня? — срывающимся голосом спросил он.

— Дурной тон есть людей, — оборотень подошел к убитому зверю, достал из-за пояса кинжал и начал ловко снимать с него шкуру.

Волк перевернул мертвого оборотня на спину, нож его прошелся по черной, с рыжими пятнами, шкуре от низа живота вверх, до самой челюсти. Даг много раз видел, как это проделывали другие мужчины, но в первый раз ему стало страшно и тошно. Потому что подумалось вдруг, что и убитый зверь, возможно, был когда-то вот так же похожим на человека. Слишком похожим.

— А этого? Этого есть не будешь… — срывающимся голосом спросил он, и вдруг поймал себя на мысли, что очень хочет услышать ответ «да!» Будто хочет сам перед собой оправдаться в ненависти к этим…

Незнакомец усмехнулся, разрезая шкуру на внутренней стороне лапы. От подошвы до подмышки, вспомнил так некстати Даг слова отца.

— Хищник не ест хищника, — ответил незнакомец. — Не стой так, пособи. А вздумаешь сбежать, — голос незнакомца задрожал неприятной сталью, — не стоит. Покалечить не покалечу, ты мне живой и здоровый нужен, но больно будет, обещаю.

Сбежать Даг все равно попытался. В следующую же ночь. И даже пару шагов не успел сделать с поляны, как резкий толчок бросил его на землю, заставив в очередной раз попробовать горьковатый вкус опавших листьев. Сопротивляться было бесполезно — внешне похожий на человека оборотень был ощутимо сильнее любого взрослого мужчины.

— Я ведь предупреждал, — сказал оборотень, скручивая ему запястья и лодыжки веревкой. — Но ты не понял… скоро поймешь.

Оборотень достал из-за пояса маленькую берестяную коробочку и вытряхнул из нее что-то за ворот рубахи Дага.

— Теперь как повезет, мальчик…

Всю последующую ночь Даг даже дышать боялся. Он чувствовал, как по его спине медленно передвигается что-то мохнатое, обжигающе холодное, и стоило ему только дернуться, как под кожу врывалось жало и холодное вспыхивало огнем. Боль была страшной. А пошевелиться, даже застонать, нельзя — новый укол награждал еще большей мукой.

Утро встретило его столь же обжигающим, выметнувшем все из души облегчением — мохнатое насекомое добралось до ворота рубахи, и, скользнув по коже, скатилось в траву. Простонав, чувствуя себя полностью опустошенным и еще более беспомощным, Даг перевалился на другой бок, чуть ли не зарыдав от счастья.

— Проснулся? — насмешливо спросил волк.

И все же оборотни нелюди. И все же ненавидеть их это правильно.

Выспавшийся, свеженький оборотень опустился перед Дагом на корточки и несколькими уверенными движениями развязал веревки:

— Надеюсь, ты все понял, и больше не захочешь от меня сбежать?

— Да, господин, — выдохнул Даг.

Даг хотел сбежать, но не осмеливался. В лесу он брел за оборотнем, как привязанный, когда же они подходили к городской стене, волк застегнул на его шее шипастый по внутренней стороне ошейник, прикрепив к нему тонкую, поблескивающую металлом цепочку. Наверняка, немало стоит. Впрочем, столько денег, сколько отвалили оборотню у ворот за шкуру «дикого», Даг в жизни не видел. В соседнем клане за такие можно было купить хорошего коня, если не больше.

— На редкость крупный красавец, — присвистнул стражник, любовно проведя по черной шкуре. — Господин обрадуется. Будет чем перед королем похвастаться.

Волк лишь пожал плечами и направился к воротам. Даг послушно поплелся следом, чувствуя, как пронизывают его насквозь насмешливые взгляды стражников. Он раб, боги, он превратился в раба!

Город ошеломил толпой, звуками и запахами. Столько шума Даг не слышал никогда. То и дело он останавливался, оглушенный, и тогда цепь напрягалась, и маленькие, затупленные шипы по внутренней стороне ошейника врезались в кожу. Боль каждый раз отрезвляла, становилась все сильнее, шею саднило, к вороту рубахи скользнула тоненькая, горячая струйка. Оборотень, внезапно обернувшись, принюхался, его серебристые глаза метнули молнии гнева:

— Идиоты. Даже строгий ошейник не могут сделать как надо. Иди сюда!

Он толкнул Дага в подворотню, снял с него ошейник и, прошептав:

— Не шевелись, — лизнул горящую болью рану.

Даг вздрогнул, стало противно, но царапина прекратила болеть так сильно, а металлический ошейник сменил кожаный. Хоть и врезался он в шею, когда оборотень одергивал Дага, хоть и схлестывал дыхание, но все же было легче.

— Прости… — Даг не мог понять, почему оборотень отдает вдруг конец поводка толстому торговцу. — Но мне нужны деньги. Много денег.

— Ничего… я знаю, куда пристроить мальчика…

Пристроить не получилось. Даг быстро пришел в себя и сразу же дал всем понять, что не позволит из себя сделать хорошенького раба. Уже тем же вечером слуга нового хозяина взвыл, прижимая ладонь к сломанному носу, и Даг подумал уже, что его убьют, как хозяин приказал:

— Покажите его дворецкому в замке. Может, подойдет… для забавы.

А теперь вот эта клетка. Испуганные, дрожащие люди: старик, девушка, и два юноши. Один худой, верткий, с настороженным взглядом. Другой — тихий, будто прибитый к дну повозки каким-то странным горем. Мерное покачивание повозки, успокаивающий треск факелов, и тихие всхлипы все так же плачущей девушки.

Они выехали на небольшую площадку перед замком. Темнота взорвалась светом многочисленных факелов, повозку окружили смеющиеся, переглядывающиеся радостно мужчины.

— Славная будет охота, — засмеялся оборотень в желтом плаще, чьи волосы в свете факелов казались золотыми. — Девчонка нежная… должна быть на моем столе к вечеру. А мальчишка… мальчишке не дайте умереть так быстро. Слишком хорош для этого…

И облизнул тонкие губы. Страх, захлестнувший Дага, был настолько сильным, что его затошнило.

— Как пожелаешь, мой король, — протяжно обещал ему более молодой спутник.

Дагу почему-то сразу стало лучше, будто холодный голос незнакомца влил в него серебристую силу. Плащ этого оборотня был настолько белоснежным, что глазам казалось больно, спускался на спину столь же белоснежного коня аккуратными складками. Глаза большие, темные и пронзительные. Наверное, такие должны быть у истинного жреца. Волосы, чуть вьющиеся, скрепленные тонким, серебряным обручем с прозрачным, крупным камнем. Интересно, как он выглядит в облике зверя. Да какое, к богам, интересно!

— Ну ты и вырядился на эту охоту, Риан, — засмеялся золотоволосый.

— Никогда не знаешь, когда тебя настигнет смерть, — ответил мужчина в белоснежном плаще, стягивая перчатки и подавая их вышедшему из тени слуге. — Когда выбегаем за ними?

— В полдень. Пусть наши трофеи хотя бы попробуют выжить, так даже интереснее.

— Могу ли я до этого времени удалиться, мой король?

— Да. Отдохни на славу, Риан. Охота слегка… выматывает.

За их спинами вспыхнул смех, который, тем не менее, Риана, казалось, и не тронул. Будто не над ним смеялись.

— Ненавижу… — сам того не ожидая, прошипел Даг.

Король вновь засмеялся, мужчина в белоснежном плаще коротко ответил:

— Знаю.

Даг вздрогнул, когда взгляд незнакомца душу в нем выжрал, до самого дна. Впервые в жизни Даг до конца почувствовал, что значит быть жертвой, за которой спешит охотник. Проклятие! Он не хочет умирать!

На лес спускался вечер. Сон ускользал неясными образами. В шкуре зверя было хорошо и удобно. Волк медленно понял голову с передних лап и посмотрел вниз, туда, где с крутого обрыва так хорошо просматривался березовый лес. Красиво осенью. Ошеломляюще красиво. С едва слышимым шелестом падают на землю медово-желтые листья, разливается между деревьями солнечное марево и все вокруг кажется таким теплым, умиротворяющим.

Хотелось спать. Он не спал уже две ночи. Рыскал по городу, сыпал деньгами, пытался подкупить, осторожно выяснить… Говорил со многими, узнал многое, а нужного так и не нашел. На поиски ушло все серебро, добытое за этого недомерка-мальчику. А еще приходилось прятаться от городской стражи, потому что стоит ему только попасться…

Мальчишку жаль. Толстый торговец-бобр уверял, что сопляка продадут хорошему хозяину, но разве угадаешь? И разве можно доверять торговцам? И разве можно жалеть недомерков, сказал бы старший брат. А кого можно? Оборотней, которые, не задумываясь, убили старшего брата за мешочек с золотом? Разбойники, они, увы, не только недомерки.

«Где же ты, Сван?» — в очередной раз тоскливо спросил он.

Тихое шуршание ветра в ветвях березы успокаивало. Журчал рядом ручеек, срывался с каменной стены тоненькой нитью водопада и разбивался о гладь похожего на круглую чашу пруда. Волк поднялся, напился воды, вновь улегся на склоне, наблюдая за лесом. Спать не хотелось. До конца дня он должен добраться до города и попытаться еще раз… и еще раз… и еще. Пока не найдет…

Острое зрение выхватило в желтом мареве две тени. Одну белоснежную, вторую — столь же медово-желтую, как и листья берез, с черными полосками. Волк оскалился, чувствуя, как поднимается на холке торчком шерсть. Тигр. Один из гвардии короля, может, даже телохранитель.

Надо бежать! За спиной что-то зашелестело. Волк, мигом обернувшись, упругим прыжком опрокинул на спину тонкую мальчишескую фигурку.

«Опять ты», — застыл он над гибким мальчишкой с характерными, врезавшимися в память ярко-рыжими волосами и рассыпавшимися по светлой коже веснушками.

Мальчик не услышал. Как и любой необоротень, мыслями он разговаривать не умел. Как и любой недомерок, затравленно смотрел на волка и дрожал от страха:

— Не отдавай меня им, не отдавай! — шептал он. — Прошу… он сказал, что медленно… что меня будут убивать медленно…

Убивать? Волк пообещал себе прибить этого торговца. Мальчишку отдали на королевскую охоту, сделали из него жертву… впрочем, ему какое дело?

Ульф знал, что оба охотника уже взяли след. Знал, что, если оборотни доберутся до мальчишки, а они точно доберутся, то почувствуют и запах Ульфа. Начнут преследовать оборотня-волка, посмевшего появиться в охотничьих лесах короля. Проклятие! Только этого ему и не хватало! Если бы тигр был один… хотя…

Под испуганным взглядом мальчишки оборотень быстро обернулся человеком, наскоро, привычно натянул одежду, потянулся за спрятанным за выступом скалы боевым луком. Натянул стрелу, выбирая жертву. Тигр или снежный барс? Говорили, что последний недавно спас жизнь королю, так может… Но тигр все же скорее…

Петляющие по лесу оборотни приближались к обрыву. Еще немного и найдут тропинку наверх… еще немного и…

Пальцы выпустили тетиву на волю. Радостно запела стрела, устремившись вниз, пробила спиной хребет огромного зверя, и тигр кувыркнулся в листьях, заливая все вокруг свежей, ярко-красной кровью.

Знакомый, сладостный запах, прилетевший на крыльях ветра, взбудоражил кровь, рука молниеносным движением скользнула за спину, к колчану, и новая стрела запела, ускоряемая ударом тетивы. Белоснежный зверь метнулся, прыжком уходя с линии выстрела, и вдруг взмыл вверх, барахтаясь в объятиях невесть откуда появившихся сетей.

Волк опустил лук, поняв, что не один король охотится в этих краях. Барс застыл в ловушке, неподвижно повиснув в воздухе. Небось понял, что сопротивляться бесполезно, потому просто выжидал.

— Юна! — радостно закричал за спиной волка Даг, сбегая по тропинке вниз, к невесть откуда появившейся столь же рыжеволосой, тонкой девушке. Как только шею себе не сломал, придурок!

Волк не спешил идти за мальчишкой. Стрелять тоже не спешил — снежный барс все равно в сетях, а стрелять в недомерков… он их и без того одолеет, если будет нужно. А пока, вроде, и не нужно.

Внизу Даг бросился на шею Юне, из кустов бузины вышел взрослый недомерок-мужчина, стряхивая с плаща налипшие желтые листья. Он нагнулся над убитым оборотнем, после смерти вернувшимся в человеческий облик, и с уважением посмотрел наверх, на волка.

— Ты спас моего сына, — сказал он. — Может, хотя бы на день перестанем быть врагами?

Волк кивнул, подвесил лук за спину и, не меняя человеческого облика, чтобы не раздражать людей, спустился вниз. Он подошел к лежавшему на земле оборотню, осторожно повернул его голову и скользнул взглядом по татуировке на правой стороне его шеи. Телохранитель, пропела душа, когда пальцы коснулись бегущей по шее черной кошки. Это хорошо. Удачно сложилось. Уже третий… но как много их еще осталось.

— Почему? — прошептал за его спиной Даг. — Почему он стал человеком?

— Потому что он не «дикий», — милостиво ответил Ульф, поднимаясь. — После смерти мы принимаем ту форму, в которой большей частью находились, когда жили. Этот оборотень был больше человеком, чем зверем.

«Так почему ты его убил, брат? — тихо прошелестел в голове Ульфа голос барса. — Или не знаешь, что за это можешь попасть на виселицу?»

«Виселица, законы, это все не для меня, оборотень. И не брат ты мне. Приспешники короля мне уже давно не братья».

— У тебя такая же татуировка, — тихо сказал Даг, всматриваясь в то место, которого недавно коснулись пальцы Волка. Ульф вздрогнул. За это ему придется убить мальчишку, и остальных — тоже убить. Не хотелось, но…

— Не спеши, — сказал голос откуда-то сверху.

Волку на мгновение показалось, что барс читал его мысли. Бред. Да еще и человеком придурок в сетях переметнулся. Ну и зачем? Обнаженный, не обращая внимания на удивленный вскрик Юны, барс сказал отцу Дага:

— Если ты так усиленно платишь спасителю своего сына, может, спасителю этой девчонки тоже заплатишь…

— Не смей так говорить о моей дочери! — вспылил мужчина-недомерок, и волк решил погодить с убийством. Ему стало интересно, чем это все закончится.

— Дочери, — протянул барс. — Вот как. Посмотри, на мое лицо, Юна! Скажи, что ты меня узнала! Или меня так просто забыть?

Девушка оторвалась от плеча отца, кинула взгляд в сторону барса, густо покраснела и, отвернувшись, прошептала:

— Это ты.

— Это я. И это мой человек спас тебя тогда на сеновале, а я помог тебе сбежать. Не ради тебя, ради влюбленного Рэна… но разве это что-то меняет? Отпусти меня, старик. Даю слово, что я вас не трону.

— Что мне слово какого-то оборотня!

Барс лишь улыбнулся.

— Ну да, что тебе слово оборотня, который рисковал всем ради твоей дочери? Ты знаешь, что мне было, узнай, что я так просто отпустил девку-недомерка? Чужую рабыню?

— Смерть, — ответил за него Ульф. — Они слишком опасны.

— И непредсказуемы. Так отпустишь меня? Или это сделают мои слуги?

Люди дернулись к лесу, Ульф потянулся к луку, но было поздно — на поляну медленно вошли четыре белоснежных барса. Стольких им не одолеть. Поняли это и люди, и оборотень. Легким движением волк вытянул из-за пояса кинжал и метнул его в удерживающую сеть веревку — он не хотел умирать, он не имел права.

Барс в облике человека мягко приземлился на березовые листья. Один из барсов бесшумно прошел мимо волка и приблизился к незнакомцу, ткнувшись носом в его ладонь. Все так же улыбающийся, обнаженный барс снял с его спины сверток, натянул белоснежную тунику, штаны и того же цвета сапоги, накинул на плечи легкий, но теплый плащ.

— Это ты! — прошипел Даг, выхватывая из-за пояса сестры кинжал. — Ты был тогда с королем!

Незнакомец лишь улыбнулся. Барс, принесший одежду, встал между ним и разъяренным мальчишкой и угрожающе зарычал. Даг вздрогнул, опуская оружие. Молодец, мальчик, что сдался. Этих тебе не одолеть.

— Думаю, нам лучше разойтись, — сказал оборотень людям, глянув мельком на убитого телохранителя. — Я скажу, что нашел его в лесу. А ты… — оборотень посмотрел на волка. — Думаю, нам надо поговорить по душам, брат.

— Кто ты такой, чтобы я с тобой разговаривал?

«Я объясню, кто я такой, когда мы останемся одни».

«Ты слишком неосторожен… — волк понимал, что сейчас власть не в его руках, что сейчас он будет вынужден сделать все, что ему прикажет этот оборотень, до поры, до времени, — люди нас могут выдать. Ты же знаешь, что их надо убить. А вместо этого подвергаешь себя опасности, сначала пощадив девчонку, а теперь и этих».

«Слишком скор ты на убийство, в то время как…»

«В то время как что? Вокруг нас война. Мы вынуждены убивать, чтобы выжить!»

«Для тебя убийство это единственный выход?»

«А как еще мне заставить их забыть…»

«… о татуировке».

Волк оскалившись, зарычал. Даг дернулся, и Ульф почувствовал его страх. Безумный страх человека перед диким, необузданным зверем. Да, он волк, а не собака, и не позволит какому-то барсу надеть на себя ошейник!

«Не пугай людей, — метнулся к нему разгневанный взгляд оборотня. — Разве они в чем-то виноваты?»

Ульф сразу же успокоился. Этот барс и прав, и не прав одновременно. И сейчас Ульф не может спорить… и не будет. Он вернется и убьет людей позднее.

Тем временем странный незнакомец внимательно посмотрел на одного из своих людей и приказал: «Позаботься об этом, Айвэ. И выведи их из леса, да так, чтобы их никто не смог выследить».

«Как скажешь, вождь. Они ничего не будут помнить и охота до них не доберется».

Ульф лишь про себя улыбнулся. Не родилось еще такой жертвы, до которой он не мог бы добрался. Жаль мальчишку. И сестру, и отца его жаль. Но если люди короля узнают о татуировке.

«Люди короля не узнают», — вмешался в его мысли холодный голос.

Волк вновь зарычал, пугая людей:

«Ты читаешь мои мысли, барс?»

«А если и так…»

Ульф вдруг опешил, едва слышно заскулив. Какие холодные темные, почти черные глаза у этого незнакомца. Как много в них затаенной силы и… какой-то мудрости. Такая была в глазах вожака, которого Ульфу пришлось оставить. Много что пришлось оставить.

«А ты пойдешь со мной», — не попросил, приказал барс.

«Даже не подумаю…»

«А кто сказал, что я прошу? Хватит ерепениться, волк! У нас слишком мало времени, чтобы его еще тратить и на уговоры!»

Шею Ульфа стянул невидимый поводок, к горлу поднялась волна горького, неведомого доселе страха. Нагрелся на груди защитный амулет, и Ульф понял, что пропал. Маг. Боги… этот человек — маг? Откуда в Ларии маг, способный обойти силу амулетов?

«Ты та сволочь, что помогает Далаю,» — выдохнул он.

«Я та сволочь, что хочет помочь тебе и твоему принцу, телохранитель, — холодно ответил вождь. — Ведь татуировка на твоей шее — татуировка телохранителя, не так ли? И ты не можешь принадлежать Далаю, ты принадлежишь пропавшему принцу… Вирес, Эллис, пойдете со мной… Рэн…»

Маг посмотрел на чуть менее крупного, чем остальная четверка, барса, льнувшего к рукам рыжеволосой девушки, вздохнул, и, повернувшись к Ульфу, продолжил:

— …поможешь Айвэ.