Глава восьмая. Повелительница

Арман глазам своим не поверил. Ему показалось, что он попал не в покои повелительницы, а в храм смерти. Толстый, цвета плодородной земли, ковер скрадывал шаги. Спускался по стенам тяжелыми складками того же оттенка бархат. Стремились по тонким колонам к утопающему во мраке сводчатому потолку какие-то странные растения с темными, глянцевыми листьями и ярко-черными, испускающими сладковатый аромат смерти, цветами. Этот аромат мешался с запахом увядающих лилий, которые стояли перед драпированной тем же бархатом, огромной, во всю стену, картиной. Свет свечей отражался от удерживающих тяжелую ткань подхватов, а на картине…

Арман обомлел. Все еще не веря, шагнул вперед, к казавшемуся окном в иной мир полотну, по другую сторону которого сидел…

— Как будто живой, — вторил его мыслям чужой голос.

И действительно, как живой. Черные, огромные глаза, наполненные задумчивостью, блуждающая по пухлым губам, мечтательная улыбка. Вечернее солнце, делающее воду похожей на жидкое, ласковое золото и застывший за озером в медовом мареве сосновый лес.

— Да, — выдохнул Арман. — Как живой. Но таким я его не помню.

Брат сидел в плывущей по тихому, лесному озеру лодке и смотрел куда-то в даль, в сторону всходившего над лесом солнца. Легкий ветерок, казалось, ласкал его темные волосы, трепетал вышитый ворот белоснежной, простой туники. Тонкие руки брата с широкими, кожаными браслетами на запястьях, лежали на коленях, придерживая букет только что сорванной, еще покрытой росой сирени.

Боги… Арман уже и забыл, что брат был таким… Виссавийцы они все такие — тонки в кости, хрупки с виду, с огромными, почти лишенными белка глазами. Сильные до неприличия маги, столь же до неприличия упрямы, временами наивны и подвластны сильным, неудержимым эмоциям. Они любят неистово, они так же неистово ненавидят. И они убивают равнодушием. Рэми был истинным виссавийцем. Обожаемым наследником вождя, который упрямо ушел за грань вслед за чужим, кассийским, принцем.

— Я его таким помню, — сказали за спиной. — Таким он был там, в лесу. Таким я его полюбила…

Арман сглотнул, с трудом вернувшись мыслями в завешенную черным бархатом залу. Нельзя так. Рэми бы этого не хотел. Рэми бы этого не простил и не понял. Рэми посмотрел бы на брата с горьким упреком, спросил бы… почему его до сих пор не оставляют в покое? Почему не дают уйти за грань и при этом не чувствовать себя чудовищем, предавшим близких? Аланна этого не понимает. Арман понимал слишком хорошо, потому и нашел в себе забыть прошлое и жить дальше. Умерших надо уметь отпускать.

— Аланна… — прохрипел дозорный. — Он умер. Понимаешь? Умер…

Арман и сам не понимал. Думал, что справился с болью, но стоило только взглянуть на эту проклятую, слишком хорошо написанную, картину, как рана раскрылась и вновь засочилась кровью. Запросились к губам горькие слова. Захотелось окликнуть, заставить Рэми оглянуться, встретиться с ним взглядом. Захотелось схватить его судорожно за ворот туники и выкрикнуть наконец-то в лицо то, что Арман не сказал раньше. Рэми мог выжить. Мог не пойти за Миранисом за грань. Мог, но не захотел! Проклятье! Нельзя так о мертвых.

— Я хочу умереть вместе с ним, — прошептал за спиной тихий, спокойный голос.

Арман не хотел. Арман уже давно научился жить без брата. Сердце Армана болело, но не просилось вслед за Рэми за грань. Он глава северного рода, у него люди, за которых он отвечает. У него есть, ради кого жить, за кого бороться.

У Аланны, повелительницы Кассии, — тем более.

— Ты не можешь умереть… ты повелительница, — прошептал Арман, чувствуя себя страшно уставшим.

Он знал, что сейчас врет. Что заставляет в Аланне проснуться тому самому чувству долга, что ему самому давало теперь силы. Только… у Армана власть никто не отнимет. А у Мираниса есть сын… и когда наследник родится, когда обрастет телохранителями, Аланне придется уйти с трона. Хоть сама она об этом еще не знает.

— Потому я живу, Арман, — сказала вдруг повелительница. — Потому я еще не пошла за ним, не понимаешь? Потому что я повелительница.

— Ну так и веди себя как повелительница, — воскликнул Арман, оборачиваясь, и осекся… боги, во что она себя превратила?

— Так плохо выгляжу…

— Не так и плохо, — выдохнул Арман.

Вернее, не совсем плохо. Тот же, уже остопротивевший, черный бархат, скрывающий ее фигуру бесформенными складками. Волосы, собранные в строгий пук и скрытые под черной сеткой, впалые щеки, тени под глазами. И ни следа привычной вязи рун на щеках… Она жила и не жила одновременно.

— Даже Рэми на картине…

— …живее? — одними губами, мимолетно улыбнулась Аланна и вымученно продолжила:

— Для меня он живет. Я так часто вижу его во сне, слышу его голос. Чувствую, как касаются моих губ его губы. Просыпаюсь… и хочу заснуть снова. Но… мне не дают. Я должна, я должна, я должна. Они это повторяют так часто…

— … а ты все равно не веришь…

Арман старался заставить свой голос звучать как можно мягче. Он понимал Аланну. Но и понимал, что дальше так нельзя… совсем нельзя. Слишком много крови уже пролилось из-за этих страданий.

— Арман… я… я и так делаю слишком многое для этой страны, — выдохнула Аланна. — Я и так слишком многим для нее пожертвовала. Не будь Рэми телохранителем…

Она отвернулась, Арман про себя продолжил… он бы жил. Боль, заснувшая на время, вновь встряхнула душу туманом горечи. Боги, как часто Арман не спал ночами, все корил себя… что не досмотрел. Что позволил Миранису провести ритуал привязки и сделать своего младшего брата телохранителем.

Боги… а ведь стоило ему только воспротивиться. Стоило только воспользовался властью главы рода, приказать Рэми удалиться в один из замков северного рода… защитить брата от власти Мираниса и, может, все закончилось бы совсем иначе. Арман покачнулся. Воспротивиться воле Мираниса и повелителя он бы сумел, но как пойти против воли богов и воли упрямого брата?

— …от меня могут требовать жить, — продолжила Аланна. — Управлять страной, предавшей моего брата, отца и жениха они не имеют право…

… предавшей, усмехнулся про себя Арман. Сколь громкие слова, как много в них горечи и обиды. Но в редкие мгновения слабости разве Арман не думал так же? Как многое он отдал Кассии, не слишком ли много? Отца, брата… теперь вот и сестру. Мать наследника…

— Не делай вид, что тебе есть дело до смерти брата! — воскликнул он. — Ты не знала почти Мираниса. Не знала, каким он был…

… лучший друг. И опасный. Дружба властьимущих всегда опасна. Никогда не знаешь, где так граница, которую можешь перейти в искренности и не оскорбить при этом дерзостью. Арман научился находить эту границу с капризным, разбалованным наследником трона. С подругой детства он уж тем более справится.

— Я знала Рэми, который отдал жизнь за Мираниса, — зло парировала Аланна. Злость это хорошо. Злость значит пробуждение. — Разве этого не достаточно? Мы нашли тела моего отца и брата, достали их из-под руин тронного зала. Мы нашли тела почти всех телохранителей моего отца… но скажи мне, Арман, где его тело?

Арман тихо ответил:

— Пойми, Рэми был наследником Виссавии. Мне сказали, что его похоронили в клане рядом с его дядей… Аланна, это его дом… гораздо больший дом, чем тут.

— Неправда! — вскричала повелительница, сжимая кулаки. — Он ненавидел Виссавию, он не хотел там оставаться!

— Аланна… это не так, — Арман сглотнул, тяжело ему давались эти слова. — Он ее слишком любил… он разрывался между кланом и долгом перед Миранисом… но не между Виссавией и Кассией…

И зло добавил:

— Ты должна понять. Не одной тебе больно.

— Мне все равно.

— Ты нужна этой стране.

Глупые, излишне пафосные слова. Но других теперь не находилось.

— Я подарила им свою жизнь, хотя каждый прожитый без него день для меня — мука, — Аланна подняла на Армана сухой, воспаленный взгляд. Лучше бы она плакала. Видят боги, лучше бы она плакала. — Большего я дать не могу. Страной правят советники… Я…

Арман вспыхнул гневом. Видел он, как они правят. Получив в руки власть, советники в первую голову захотели приучить высших магов. Напрасно. Гордых и обидчивых, высших оскорбил один только намек, что они должны склониться перед выжившими из ума, зажравшимися стариками. Прозвучало много слов, наверное, большинство из них лишних, разразился скандал, столица осталась без магической защиты.

Чем это закончилось, Арман вчера испытал на собственной шкуре. И знал, к сожалению, слишком хорошо знал, что когда город укутается ночной тьмой, маги темного совета продолжат убивать, перебив остатки и без того поредевшего дозора, единственной защиты арханов и власти. Что будет позднее, Арману думать не хотелось. Какое, к богам, позднее? Им бы эту ночь прожить…

Только вот… только сейчас, посмотрев на убитую горем Аланну, Арман так некстати понял. Она ничего не может сделать. Увы, Аланна не была повелительницей, хотя она думала и иначе. Даже удивительно, что магическая защита замка еще ее не выдала, даже удивительно, что она еще жива. Даже удивительно, что советники еще ни о чем не догадались. Может, не хотели догадываться? Повелителя Кассии всегда окружала аура силы, а Аланна… Аланна была слаба. И смеет ли Арман от нее требовать…?

Аланна, казалось, не замечая внезапной задумчивости Армана, повернулась к изображению Рэми, взгляд ее посветлел. Она шагнула к сверкающему теплым золотом озеру, коснулась картины ладонью, погладила край нарисованной лодки, как бы не решаясь скользнуть пальцами выше… к его полускрытым букетом сирени коленям.

— Эту картину художник написал, заглянув в мои воспоминания. Рэми тогда собрал эти цветы для меня, — прошептала она. — Он любил меня, правда?

— Очень любил, — подтвердил Арман.

— Но моего брата любил больше… ушел за ним. А меня даже не позвал. Ни разу… будто забыл. Он забыл обо мне там, за гранью. И если я туда пойду за ним, может… он меня уже не ждет?

— Аланна, это безумие! — вскричал Арман.

— И? Безумие так приятно… когда ты безумен, душа больше не болит. Правда, Арман?

— С меня хватит! — сорвался мужчина.

Там дома, охваченные огнем. Там умирающие люди. Там бунт… а она стоит и погружается в дурацкий, никому не нужный и опасный теперь траур. Боги, он тоже любил брата. Боги, он тоже о нем скорбил! Но не топил же в скорби весь окружающий мир… Ей плевать? Арману не плевать. Рэми тоже было бы не плевать.

Не выдерживая более ее отчаяния, он грубо схватил повелительницу за руку и потащил к дверям. Может или не может она что-то сделать… но они хотя бы попробуют. В отличие от нее, Арман так просто не сдастся.

— Отпусти! — вскричала Аланна. — Отпусти! Или прикажу страже…

— Тронь хотя бы волос на твоей голове, и он никогда тебя не простит, — прошипел Арман. — И если будешь плакать у его портрета, он, как ни странно, тоже тебя не простит.

— Что ты делаешь! — закричала Аланна, когда Арман поднял ее на руки и ударом ноги распахнул ведущую в соседнюю комнату дверь. Как и ожидалось, в спальне тоже было темно. Арман бросил повелительницу на кровать, подошел к шторам, дернул их что было сил. Ярко-черная ткань затрещала обиженно, обвалилась на пол уродливыми складками. Карниз, не выдержав, сорвался, резанул по лицу тяжелым, украшенным резьбой наконечником.

— Арман! — закричала Аланна.

Ее пальцы коснулись лица, холодные, прошлись по щеке, стирая платком липкое тепло.

— Кровь… — шептала она, — боги, сколько крови…

Арман упивался ее тревогой. Она еще жила. Испуганная, забывшая на время о своем горе, она звала харибу, безуспешно пытаясь унять бегущую по щеке Армана кровь. Значит, ей еще не все равно.

Все так же глупо улыбаясь, даже не пытаясь ее успокоить, Арман позволил хрупкой харибе усадить себя в кресло, молчал, когда девушка осыпала его горькими упреками, отирая кровь с его лица намоченной в холодной водой тканью.

— Ничего страшного, — шептала она дрожащей, как осенний лист повелительнице. — Всего лишь царапина. Но, боги, неужели вы не можете быть более осторожным!!! Так тянуть этот проклятый карниз, смерти своей хотите!

— Не хочу, — остановил ее крик Арман.

Девушка потупилась и отвернулась, поняв, наконец-то, что сказала лишнее. И не раз.

— Простите, — прошептала она. — Я знаю, что не имела права…

И умоляюще посмотрела на повелительницу, явно надеясь, что та не гневается.

Аланна не гневалась. Она вообще их не слышала. Стояла на безжизненной груде черного бархата и, не отрываясь, смотрела в огромное, во всю стену, окно. А там, вдалеке, горел пожарами город. Там стелился над столицей дым, скрывая черным туманом робкое, пытающееся подняться над домами, солнце.

— Откуда дым? — спросила она.

Арман, оттолкнув Лили, начал рассказывать. А она слушала, на этот раз внимательно, не перебивая. А когда Арман закончил, Аланна дрожащими руками стянула с волос сетку, позволив тусклому золоту кудрей хлынуть на плечи, и прошептала:

— Боги… Рэми мне действительно такого не простит…

Арман не стал отвечать. Даже успокаивать ее не стал, ведь Аланна говорила правду. Рэми мог простить все, что угодно, но безответственность, стоящую людям жизни, он прощал редко.

Свой траур Аланна и так уже омыла кровью. Куда уж более?

— Лили, прикажи Эдлаю собрать совет, — неожиданно холодно сказала Аланна.

Арман, поняв, что больше ему тут делать нечего, медленно поднялся.

— Куда собрался, Арман? — догнал его властный голос.

Воистину, усмехнулся Арман, она истинная сестра Мираниса. Несомненно. Так быстро из убитой горем женщины превратиться в повелительницу. Но ослушаться дозорный на этот раз не посмел. Чутьем, которое так хорошо развил в нем Миранис, почувствовал — теперь даже ему нельзя ослушаться. Остановился у дверей, поклонился своей повелительнице, ожидая приказаний, и даже не удивился, услышав:

— Твое место при мне… советник.

Именно этого Арман и боялся.

— Да, моя повелительница, — еще раз поклонился он, проклиная все и всех вокруг.

Неужели во всем замке нет другого идиота, который бы мог поставить советников на место? Почему всегда именно он? Да и получится ли у него?

А дальше для Армана началась работа. Если служба в дозоре приносила удовольствие, то полузабытые придворные хлопоты только раздражали. Арман уже давно знал, что власть приносит радость только безответственным, а теперь лишний раз в этом убедился.

Солнечный свет лился через огромные окна. Повелительница к совету выйти не изволила. Повелительница была занята. Повелительница лично разговаривала с верховным жрецом Радона, подготавливаясь к сложному ритуалу.

Арману осталось немногое… получить разрешение совета. И дозорный, который был ощутимо моложе всех советников, совсем не справлялся. Советники спорили, советников вполне устраивало, что повелительница сидела в своих покоях, не лезла к власти и позволяла править совету. Советникам плевать было на охваченную бунтом столицу, потому что чернь побесится и перестанет, потому что бунт ее смешен и ни для кого не представляет опасности. Надо только переждать, укрыв драгоценный совет в неприступным даже для высших магов замке повелителя.

— Не для всех, — ровно напомнил Арман. — Повелитель и наследник все же погибли… и именно в замке. И именно от руки мага.

— Алкадий не имеет к бунту никакого отношения, — резонно ответил мужчина с острым, неприятным взглядом. Арман даже имени его не мог вспомнить, а спросить боялся. Не стоит так оскорблять старика. Пока не стоит… хотя, видят боги, сдерживался Арман с трудом. Вот чего он не любил, так самоуверенной глупости.

— Удалось одному, может, удастся и другому, — ответил Арман, стараясь не выдать голосом сжигающего его раздражения. — А мы больше не можем рисковать. Мы должны заставить высших магов вернуться…

Если нужно, даже умолять, хотел добавить Арман, да не решился. Даже сказанного было слишком много. Совет взбаламутился криками, от которых у Армана мгновенно разболелась голова. Не, о недавнем скандале и обоесторонних оскорблениях вслух никто не вспомнил, но подумали все. Зато вспомнили многое другое. И что странны эти высшие маги, и что договориться с ними нормально нельзя. Дипломатии они лишены начисто, чувства такта, умения поставить себя на место простых людей — тем более. И что чувства ответственности у них совсем никакого и понять их совершенно невозможно. Ни чего они хотят, ни что в следующий момент выкинут. И что думают высшие только о своей проклятой магии, о своем удобстве, а ни в коей мере не о власти повелителя.

Арман вздохнул. А ведь он когда-то думал так же, ровно до тех пор, пока в его жизнь не вернулся младший братишка. А потом оказалось, что Рэми видел людей гораздо лучше, чем большинство немагов, оттого их и сторонился. Попробуй тут не сторонись, когда видишь таких, как эти советники, насквозь. Когда читаешь их как открытую книгу и ужасаешься прочитанному. Когда знаешь, о чем они думают, чего они хотят, порой гораздо лучше их самих. Однажды Рэми сказал, что каждого можно исправить, если найти для него нужное слово. А потом добавил… к сожалению, даже его сил на всех не хватит, потому и помогает он далеко не всем, а только тем, кому считает нужным помогать.

— Совет не поддержит дозор, — услышал, наконец-то Арман. — Мы не призовем высших магов. Это слишком опасно. Мы не знаем, на самом деле, кто опаснее — бунтари в столице или высшие.

— Повелительница может решить иначе, — ответил Арман. — Повелительнице нужна ваша помощь. Совет это не власть, совет это поддержка власти, не забывайте.

Советники вновь взбаламутились, но против основного постулата Кодекса возражать не стали. Попробуй тут возрази, подумалось Арману. Но даже напоминание о Кодексе рокового решения не изменило:

— Верховный жрец Радона не проведет ритуал призвания высших магов без согласия совета. Мы справимся без них.

— Но вы не справляетесь! — воскликнул Арман.

— Я слышал, что дозорные вполне успешно отбили сегодняшние атаки, — ответил все тот старик, и Арман уже не знал — смеяться ему или плакать. Они сами верят в то, что говорят? Впрочем, наверное, верят… в то, во что хотят верить.

— Темный цех получил по носу и потерял главное преимущество — внезапность, — продолжал нести откровенную, но правильную на словах чушь советник. — Если даже сегодняшние атаки повторятся, мы сможем их отбить как и предыдущие.

Арман вспомнил, каким чудом уберег свой отряд ночью, вспомнил о раненных, вспомнил о простых, не обученных воевать людях, которых им приходилось защищать. И понял… новой атаки отряд не выдержит. Он уже открыл рот, чтобы возразить совету, попытаться еще раз объяснить, как на его плечо легла тяжелая рука и тихий, властный голос, которому Арман когда-то привык подчиняться, сказал:

— Совет принял решение. Совет на сегодня окончен. Прошу проследовать за мной, Арман.

Рука сжала плечо сильнее, направляя ошеломленного Армана к небольшой, спрятавшейся за колонной двери. Тонкий, как стрела, коридор за ней клубился бегающим от огня факелов полумраком. Ходили по стенам сквозняки, тревожили висевший на стенах темно-красные с золотом гобелены, полошили чадящее дымом пламя.

Арман стряхнул с плеча чужую руку и, гневно обернувшись, встретился взглядом с холодными, серыми глазами бывшего опекуна:

— Понимаешь, что этой ночью они нас в порошок сотрут?

— Еще как понимаю, — ответил Эдлай, увлекая Армана в нишу и опуская над ними щит, чтобы уберечь от лишних ушей. Армана то, что их могут услушать, уже не волновало. Не время было беспокоиться о таких мелочах.

— Потому тебя и остановил, — холодно ответил болезненно худой, высокий советник, которому недавно перевалило за сорок. Еще один, по мнению советников, слишком молодой, чтобы здесь находиться. Но умерший повелитель Кассии думал иначе. И теперь Арман начинал понимать, почему:

— Думаешь, переубедишь совет? Даже Деммиду удавалось не всегда, а у нас нет времени.

— Мне объясняешь? — прошипел Арман. — Я день на этих старых уродов угрохал! Как только стемнеет…

— …темный цех нападет снова. Ночь их время.

— Так почему не даешь попробовать еще раз! — вскричал Арман. — Высшие нам нужны! А без согласия советников Аланна бессильна! Не понимаешь?

По глазам опекуна Арман прочитал… понимает. Еще как понимает. Значит, эта война и в самом деле проиграна.

— Впрочем, не важно, — Арман вышел из-под щита. Зачем прятаться? Завтра для них все равно не будет. — Я не умею и никогда не умел играть в ваши придворные игры. Уже вечереет. Мне пора идти к моим людям.

— Ты теперь советник, Арман, а не дозорный, — властно ответил опекун. — Ты нужен здесь.

Арман лишь горько улыбнулся, слушая, как хрустит огонь в факелах. Зря он вытянул Аланну из ее болота, ой зря… может, тогда ей было бы легче умереть? Не чувствуя горечи проигрыша? Не видя, насколько ее окружение погрязло в своей дури?

— Зачем я здесь нужен? — тихо сказал он. — Чтобы отсиживаться? Ждать чего-то? Там умирают мои люди. Если им суждено погибнуть, то я погибну вместе с ними. Не понимаешь, что мне так легче? С мечом в руках… не в осажденном замке. И что этим все закончится, ты тоже не понимаешь?

— Пусть так. Не мне тебя удерживать.

Слишком быстро сдался, насторожился Арман, сразу же почувствовав неладное. Резко обернувшись, он не увидел ничего интересного — лишь низко склонившегося перед ним хариба опекуна. Впрочем, сейчас не время искать причину столь внезапной сговорчивости Эдлая. Совсем не время. Отпускает? Более не спорит? А и слава богам. Теперь Арман может делать то, что ему действительно кажется правильным.

— Я поеду с тобой, — внезапно заявил Эдлай.

— Опекун? — прошептал Арман. — Не ты ли говорил…

— … я тоже не хочу умирать в этом замке, — улыбнулся Эдлай, вновь положив руку на плечо Армана. — Я бывший дозорный и понимаю, что ты чувствуешь… А если более не встретимся… я передам Алану, что горжусь его сыном.

— Уж не собрался ли ты за грань, друг мой, — съязвил Арман. — Не рано ли тебе?

— Все собираются… у кого голова на плечах осталась, — пожал плечами Эдлай, — может, и мне стоит. Знаю, что ты спешишь. Знаю, что поедешь на Искре и даже на моем Демоне тебя не догнать… но не умирай слишком быстро. Дождись и меня… Лишний меч тебе не помешает, не так ли, Арман?

— Не помешает, — согласился Арман, направляясь к выходу из замка.

Летя по коридорам, Арман послал приказ своему харибу. Нар услышал. К тому времени, как Арман вышел из замка, его конь был уже оседлан. Ларийский красавец, пугая снующих вокруг слуг, высекал искры в мраморе внутреннего двора замка. Рядом с ним стоял не менее нетерпеливый, не менее огромный Демон. Боевой конь Эдлая играл упруго перекатывающимися под черной шкурой мышцами. Взращенная магией бестия, теряющее силы лишь со смертью хозяина. Когда-то Арман хотел получить такого же, пока Миранис не подарил ему Искру.

— Выпейте, — хариб протянул не спавшему этой ночью Арману чашу с зельем.

Обычно дозорный не терпел бодрящих напитков, но сегодня ему были нужны все силы. Завтра… завтра уже может и не быть…

Напиток оказался на диво неприятным на вкус, отозвавшись в желудке изжогой. Поняв, что он голоден, еще как голоден, Арман скривился. Сегодняшний день был потерянным. Для них всех. Зря он поехал в замок. Зря тревожил тени прошлой жизни. Зря пытался что-то изменить… если что-то и можно изменить, то точно не здесь.

Еще погода совсем не подходящая ни для смерти, ни для хорошей драки. Стало намного холоднее, поднялся пронзительный ветер. Над замком сгустились тучи, пряча солнце в густо взбитой, зловеще-серой массе.

— Арман.

Арман ушам своим не поверил, мгновенно узнав голос. Как вкопанный, застыл посреди двора, пока тонкая женская фигурка, укутанная легким плащом, сбежала по ступенькам и… неожиданно прижалась к нему, спрятав лицо в складках его плаща.

— Сделай вид, что это не я, — властно прошептала она, укрываясь в его крепких объятьях от любопытствующих взглядов слуг.

— Моя повелительница, — едва слышно выдохнул Арман. — Неужели ты пришла со мной проститься?

— Когда-то ты звал меня Аланной. Зови и теперь. Прошу. Ты мне очень нужен…

— Но я ничем не могу здесь помочь, Аланна. Я должен быть со своими людьми. Ты должна понять…

— …понимаю, — мягко ответила она. — И потому я поеду с тобой.

— Аланна…

Она не понимает, что будет мешать, а не помогать? Что защищая ее, Арман не сможет нормально драться?

— Я приказываю.

Вот так всегда с этими принцами, да принцессами. Сначала лаской, а если не помогает — властью. Но на Армана это подействует вряд ли. Все так же прижимая к себе девушку, он посмотрел на подоспевшего опекуна:

— Забери ее. Ты же знаешь, что женщине не место в битве.

— Как раз этой женщине и место, — холодно ответил Эдлай. — Повелительница может позвать высших магов лишь с согласия совета, эта правда. Но у Аланны нет телохранителей. И если опасность будет грозить именно ей…

— … она может призвать на помощь любого из высших…

— … а призовет всех.

Арман похолодел… одно дело попытаться призвать высших в безопасном храме, другое — в пылу битвы. Тем более, что Арман знал — у нее может не получиться. А если не получится…

— … я не смогу ее защитить. Не от магии черного цеха, ты же понимаешь…

— Прошу… — прижалась к нему невеста брата, почти сестра. — Прошу, помоги мне. Помоги, Арман…

Надо попробовать, говорил долг. Убереги ее, дай ей возможность выжить, просила любовь к брату. Так долг или любовь? Вновь этот паршивый выбор там, где выбора нет.

— … или же она поедет со мной, — вдруг продолжил Эдлай. — Выбирай, Арман. Каким бы ты не был магом, но защитить ее сможешь лучше, чем я. Тем более, верхом на Искре.

В этот миг Арман почти возненавидел Эдлая, хотя и понимал — опекун прав. Еще как прав. И другого выхода, увы, нет.

Ветер ударил новым порывом, всколыхнув искры на гриве ларийского коня. Эдлай взял у своего хариба лист бумаги и подал его Аланне. Без тени поклонения. Хорошо играет свою роль. Ни один из слуг не догадается. Всего лишь два архана, в полголоса беседующие во внутреннем дворе замка. И девушка, жмущаяся к какому-то архану. В их смутные времена — ничего особенного…

— Ты сам хотел призвать высших магов, — продолжал уговаривать Эдлай, хотя оба знали, что решение уже принято. За Армана. Может, и правильное решение… но все же? — Теперь ты можешь это сделать, так к чему сопротивляешься? Или не понимаешь, что другого выхода нет?

Аланна, безжалостно сминая, сжала в руке листок бумаги.

— Здесь список всех высших магов Кассии, девочка, — сказал Эдлай почти ласково. — Не забудь ни единого из них. Потому что другого шанса у тебя не будет. Если хочешь поставить совет на место, если хочешь взять власть в Кассии в свои руки, ты должна призвать себе на помощь всех высших знаков. Ты должна быть сильной…

И вдруг пошел снег. Арман, глядя на опекуна, понял, что в этом огромном замке может рассчитывать только на этих двух. Аланну, невесту своего брата. И Эдлая, человека, который его вырастил. И другого выхода… нет. И другой возможности призвать высших магов, укрепить трон наследника Мираниса, не будет. И если сейчас Арман оставит Аланну в замке, то наследнику больше некуда будет возвращаться… Советники могут воображать что угодно, но черный цех найдет способ уничтожить и их, и всех арханов.

— Пусть будет так! — Арман вскочил на Искру, требовательно протянул руку повелительнице.

Эдлай подсадил девушку, помог ей устроиться на огромном коне за спиной дозорного, и Арман почувствовал, как обнимая его за талию, Аланна дрожит от страха.

— Не бойся! — одними губами прошептал он, хотя шепот был таким слабым в завываниях все более усилившего ветра.

Демон, подчинившись руке хозяина, встал на дыбы, долбанул воздух огромными копытами и помчался к арке выхода из двора. Искра полетел за ним: ларийский конь терпеть не мог, когда кто-то был впереди. Не сдерживаемый хозяином, он стрелой обогнал Демона, устремился к распахнувшимся ему навстречу воротам парка и, не обращая внимания на разбегающихся из-под копыт людей, врезался в городскую толпу.

На улицах царил хаос снега, ветра и страха. Люди боялись. Люди пытались сопротивляться, пытались защитить свои дома. Люди сомневались, Арман это чувствовал. Может, власть черного цеха не хуже власти повелителя? Может, не стоит так сопротивляться?

Арман же не сомневался ни на миг. У него был за спиной северный род, род арханов. У него был дозор. Люди, который цех в этой войне точно не пощадит. У него была жмущаяся к его спине, испуганная девушка. Подруга по играм в детстве, еще недавно невеста брата. У него был целый квартал возле казарм, пылающий в пожарах. Это все должно исчезнуть? Даже если исчезнет, Арман так просто не сдастся.

Возле казарм уже никого не было. Люди бросили дома, сбежали в другие части города помня, что здесь творилось прошлой ночью и зная, что этой ночью будет не лучше.

Арман уже почти достиг заветных ворот, уже хотел окликнуть часовых, как Искра вдруг резко затормозил, скользнув копытами по мостовой. С трудом удержавшись в седле, Арман было выругался, но осекся, вспомнив о все так же прижимавшейся к нему Аланне, и замер… Пропал. Они оба пропали.

… в нескольких шагах от них стоял совсем молодой с виду мужчина, с горящими синим, ненавистным огнем глазами. Маг, еще и высший. И в то же время знакомый до боли мальчишка-рожанин, который так часто пел для гостей в Доме Веселья. Хорошо пел, за душу брало. Хозяин его берег и лелеял, не давал даже самым знатным гостям волоса тронуть на голове драгоценного мальчишка, а Арман ему в том помогал. С местным старшим же мало кто осмеливался связываться. Тем более, с главой северного рода.

— Ты, старшой, убил моего брата прошлой ночью, — совсем спокойно ответил маг. Как же его звали? Лиан… вот как его звали. — За это пойдешь вслед за ним.

Аланна, продолжая трястись, вцепилась в Армана, наскоро, срывающимся голосом начала читать заклинание. Хорошо, что хоть от страха слова не забыла. Еще дайте боги, чтобы она чего не попутала. Потому что тогда будет плохо, очень плохо.

— Столь слабый, — усмехнулся маг, двинувшись к Арману. — А я должен был перед тобой лебезить. Почему? Потому что тебе повезло родиться арханом, а мне нет?

— Ты высший маг, а я — нет, — ответил Арман, скорее надеясь потянуть время, чем переубедить. Этот не пощадит, по глазам видно… но если Аланна успеет прочитать заклинание, может, все и обойдется. — Тоже ведь несправедливо, каждому свое.

— Каждому свое, — усмехающимся эхом повторил Лиан и сбросил с плеч тяжелый плащ.

Отблески огня, уже перебросившегося на соседние дома, отражались от бархата его верхней туники. Паривший в воздухе снег таял на нагревшейся мостовой, придавал камням матовый, золотистый блеск. Это же красноватое золото бесилось в окнах, полыхало на шкуре встревоженного, почуявшегося опасность, Искры, кипятило кровь и разливалось по душе Армана тихим шепотом надежды.

Лиан двигался медленно, будто ему некуда было спешить. Слишком самоуверен, слишком жаждет растянуть миг собственного триумфа и мести. Дурак, усмехнулся Арман. Убивать надо сразу, а не играться, завораживая взглядом и шаг за шагом приближаясь к исходившему дрожью Искре. Смерть… Арман никогда не чувствовал, чтобы она подходила так близко.

Аланна за спиной Армана едва слышно бормотала заклинание. Благо, что все еще не угомонившийся ветер и треск пожара заглушали ее слова. Благо, что маг их не слышал, продолжая тянуть кота за хвост. Действительно идиот… Арман слышал, как Аланна развернула листок бумаги и начала читать имена. Пламя пожара выдохнуло на мостовую безмолвные тени в длинных, темных плащах, со скрытыми под капюшонами лицами. Арман чуть расслабился, чувствуя, как смерть отходит, радуясь отсрочке. Маги слышали. Маги явились на зов повелительницы. А Лиан перестал вдруг улыбаться, почуяв, наконец, дыхание опасности.

— Прекрати! — крикнул он Аланне.

Щит над Искрой тихонько зазвенел, отражая атаку. Лиан упал на колени, выплевывая на мостовую из легких сгустки крови. Армана захлестнула радость. Кто-то из магов их защитил. Это хорошо…

— Кто теперь из нас слаб? — спросил Арман. Он не любил издеваться над проигравшими, но, помня улыбку мальчишки миг назад, не мог удержаться.

— Эррэ…

Арман вздрогнул, почувствовав неладное. Заклинание, еще миг назад сильное, развеялось вместе с фигурами высших магов. Смерть вновь шагнула на мостовую, усмехаясь в всполохах пожара.

Лиан поднялся с колен и от его взгляда Арман вмиг взмок. Теперь, скорее всего, мальчишка перестанет издеваться. Теперь он будет действовать. И смерти, ни Аланны, ни Армана, наверное, не будет легкой.

— Почему он? — тихо спросила Аланна. — Он же умер? Почему его имя было в том списке?

— Читай заклинание, — горьким шепотом выдохнул Арман, уже понимая, что бесполезно. Она не успеет. Уже не успеет. Второй раз своей ошибки Лиан не повторит.

— Ты действительно слаб, Лиан, — вмешался вдруг еще один голос. — Только слабые используют свою силу подобно тебе.

Арман выдохнул, почему-то сразу узнав вчерашнего спасителя. Маг, имени которого Арман до сих пор не знал, шел по нагретым камням мостовой и неожиданно тонкая, странно незнакомая ткань его белоснежного плаща тихо шуршала, соприкасаясь с камнем. Лица Арман вновь не разглядел, его скрывала тень опушенного мехом капюшона.

— Вчера я убил твоего брата… сегодня, вижу, вы так и не усвоили урока, — сказал маг, — сегодня мне некогда возиться… потому я убью вас… всех!

Взорвались стекла в окнах, осыпая мостовую осколками. Поднялся на дыбы Искра, закрывая грудью всадников от пронесшейся над городом волны, и все равно Аланна за спиной болезненно всхлипнула, а по венам Армана растеклась липкая боль. Огромный конь упал на колени, неудержимо валясь на бок. Арман соскочил с его спины, увлек за собой теряющую сознание Аланну и, устроив ее на камнях мостовой, бросился к умирающему в быстро расплывающейся луже крови коню:

— Ты с ума сошел! — крикнул он магу в белом плаще. — Убить нас хочешь!

Искра захрипел, из последних сил потянувшись к ладоням хозяин. Ласкается. Хочет умереть чувствуя запах Армана…

— Вы просто были слишком близко, — ответил маг, перешагивая через агонизирующее тело Лиана.

Даже не заметил… как будто и не было его. Чем этот незнакомец лучше Лиана? Так же убивает мимохом… не задумываясь. Боги! Кому вы даете власть над этим миром?

Маг подошел к Искре, опустился перед ним на корточки, не замечая, как стремительно набухает, впитывая кровь, белоснежная ткань его плаща. Ласково прошел рукой по гриве, провел ладонью по мускулистой груди Искры, лаская ее льющимся с пальцев серебристым, обжигающим взгляд сиянием.

— Ты молодец, — прошептал этот странный спаситель в белоснежном плаще. Почти нежно прошептал, как любимому ребенку, и от тона его голоса и на душе Армана вдруг просветлело.

Искра всхрапнул, поднялся на ноги, опустил голову, тычась мордой в милостиво протянутую ладонь мага.

Арман глазам своим не верил… только с ним конь был так преданно ласков, и еще с Рэми… Но Рэми мертв, а этот маг слишком жив.

— Кто ты? — прошептал Арман.

Маг ничего не ответил, поднял намокший листок бумаги с именами высших магов и начал распевно читать заклинание. Арману хотелось подбежать к незнакомцу, сбросить капюшон плаща на его плечи, увидеть его лицо… но впервые в жизни он не осмелился. Даже возразить, что читать такое заклинание может лишь повелительница, не осмелился.

Высшие маги, вновь появившиеся на мостовой, без слов падали перед незнакомцем на колени. Арман не понимал. Кто этот человек, почему обладает такой властью? Почему ни один ему не воспротивится, хотя высшие маги и болезненно свободолюбивы. Почему ни один не спросит, кто это такой, будто они и без того знают… знают, вдруг понял Арман. И лишь двое на этой улице не понимают, что происходит — он и начавшая приходить в себя Аланна.

— Вы не обязаны подчиняться совету, но вы обязаны служить Аланне и… — и без того ошеломленный дозорный вздрогнул, когда маг протянул руку и показал… на него, — Арману. Если еще раз ослушаетесь, если не явитесь по первому их зову… умрете, как умерли те, кто осмелился залить улицы столицы кровью.

— Ты так легко их всех убил? — Эдлай как всегда появился неожиданно, как всегда вовремя. Он спокойно спешился с Демона, прошел мимо коленопреклонных магов и обратился к человеку в белоснежном плаще:

— Всех, у кого были золотистые татуировки и хоть немного магического дара?

— Дальше столицы даже мне достать, — ответил маг. — Потому, увы, не всех.

Арман вновь вздрогнул. Он настолько силен? И настолько жесток…

— Даже невинных? — выдохнул кто-то из высших магов.

— Это ваша вина, — ответил человек в белом. — Я не могу оставаться здесь долго… вы — не захотели драться. Освойте урок. Если хотите, чтобы умирали лишь виновные… убивайте сами. Возвращайтесь в замок. И ждите, пока я вас снова позову. Мне надо поговорить с Арманом.

На мостовой остались только озирающаяся испуганно Аланна, которой помогал подняться Эдлай, два застывших неподвижно огромных коня, и маг в залитом кровью плаще, неожиданно тепло спросивший:

— Ты ранен, Арман?

Услышав вопрос, Эдлай обернулся. Посмотрел задумчиво сначала на мага, потом на Армана, потом перевел взгляд на бледную повелительницу.

— Выживу, — ответил дозорный, — всего лишь порез. Здесь слишком много стекла.

А еще слишком много снега, который уже не таял, огня, который понемногу догорал, и проникающего до самых костей холода. А еще полумрака, разгоняемого снежной белью, в котором светился белоснежный плащ незнакомца, омытый кровью искры.

— Дай мне руку.

И вновь Арман не смог не подчиниться, хотя чувствовал себя глупо. Крови много, это да, но рана действительно пустяшная. Лучше бы Аланной занялся. Просто так сознание даже ранимые арханы не теряют.

Маг, будто не замечая недовольства дозорного, скользнул пальцами за ворот плаща Армана, нашел шелковую нить, и, достав подвешенную к нити, отполированную ветвь, дернул. Шелк не выдержал, черная ветвь с бардовыми прожилками осталась в руке мага, а Арман гневно выкрикнул:

— Верни немедленно!

— Она тебе так дорога? — тихо спросил маг. — Не волнуйся, сейчас верну.

Арман не нашелся, что ответить. Об умершем брате, который подарил ему эту вещичку рассказывать не хотелось. Маг тем временем вытянул из-за пояса кинжал с неожиданно темным лезвием и полоснул себя по запястью, заставив упасть на амулет паре капель крови. Арман прикусил губу, выхватил впитавшую кровь ветвь и гневно посмотрел на собственного спасителя:

— Ты всегда делаешь то, о чем тебя не просят?

— Я всего лишь хочу знать, когда тебе грозит опасность, — неожиданно ответил маг. — И дать тебе возможность меня позвать. Но не делай этого слишком часто, я все же надеюсь, что дальше ты справишься сам. Не теряй амулета, заряженного моей кровью, не давай его никому в руки… и береги повелительницу.

Улица вдруг опустела, покрываясь хлопьями первого снега. Арман медленно обернулся, встретившись взглядом с задумчивым взглядом Эдлая. А город, еще недавно охваченный пожаром, оживал, то и дело вспыхивая скорбными, оплакивающими мертвых стонами.

— Отвези повелительницу в замок, — тихо сказал Эдлай.

— Ты знаешь, кто он?

Аланна посмотрела на опекуна столь же оценивающим, вопрошающим взглядом. И влажным, как от непролитых, просящихся на глаза слез.

— Знаю, — неожиданно ответил Эдлай. — Но не могу поверить… боюсь верить. Нет, не так, боюсь разочароваться… и что это не он.

Опекун боится? Забавно. Арман посмотрел на раскрывающиеся ему навстречу ворота казарм и вдруг понял… прошлая жизнь закончилась. И это уже не его отряд. Он — советник дрожащей за его спиной повелительницы. Он ее поддержка. Он — ее защитник. Наверное, именно этого от него и хотел тот странный маг в белоснежном плаще. Хотя Арману сейчас было все равно, чего именно хотят от него другие. Он сам этого хотел.

Свечи то и дело гасли, встревоженные сквозняком. Лана тряслась на кровати. Айвэ легко поднял погруженного в сон вождя и перенес его с постели в кресло. Смотреть на кровать, где белоснежные простыни были окрашены красными пятнами, почему-то не хотелось. На безнадежно испорченный плащ, который Эллис вместе с постельным бельем смахнул на пол, тоже.

— Сколько крови, — прошептал Рэн. — Не его?

— Не его, — Айвэ вздрогнул. Он знал, что не его, а все равно неприятно. Да и цепи, медленно, но верно исчезающие с тела вождя, были слишком явственны. Риан сегодня убил. Очень много кого убил. — Но я боюсь думать, где он пропадал.

— А я бы хотел знать, где сегодня пропадал целитель судеб… — протянул Вирес, пока Дериан залечивал царапину на запястье вождя. — Но когда он проснется, он вновь ничего не вспомнит, не так ли? Не смотрите так на меня. Скажите спасибо, что он вернулся.

Айвэ про себя говорил спасибо. Вместе с Эллисом он переодел Риана, погруженного в тяжелый, казавшийся беспамятством, сон и вновь перенес вождя на кровать. На следующее утро Риан проснулся уставшим и разбитым.

— И почему охота именно сегодня? — прошептал он, выпивая вторую чашу бодрящего зелья. Судя по его опустошенному взгляду, это почти не помогало.