Глава восьмая. Оборотень.

За мгновение до того, как раствориться в иллюзорном мире, Риан сжал пальцы на запястье Виреса, и его втягивая в чужие воспоминания. Если пропадать, то вместе. Если умирать, но не одному…

Где-то вдалеке вскрикнул испуганно Элан. Встрепенулся щит вокруг гостевого зала, метнулись внутрь виссавийцы, и кто-то бережно подхватил у самой земли обессилевшее тело вождя, поднял его на руки и осторожно устроил на троне.

«Не смей уходить! — догнал Риана на грани создания тихий шепот Рэна. — Я тебя так просто за грань не отпущу.»

Тело Риана усмехнулось, крепче сжав пальцы на запястье Виреса. До боли. До ожогов на коже, когда воспротивилась прикосновению магическая татуировка.

Боль отдалялась, казалась все более чужой. Душу, опьяневшую от внезапной свободы, втянул тягучий водоворот, пережевал хорошенько и выплюнул на искрящийся, бьющий по глазам снег, между спящими в белоснежной шали вековыми елями.

— Проклятие! — выругался Вирес, выныривая из сугроба.

— Только не говори, что тебе не интересно, — беззлобно усмехнулся Риан, набирая полные пригоршни пушистого, только выпавшего снега, наслаждаясь тем, как белый пух обжигает его ладони. — Как здесь красиво… и тихо…

— … и холодно… — продолжил Вирес, поеживаясь и кутаясь в легкий, летний плащ.

— Здесь не может быть холодно, — резонно ответил Риан, хотя сам продолжал дрожал в тонкой тунике.

Он позволял себе обманываться. Он хотел прочувствовать до конца и морозную свежесть, и мягкость только выпавшего снега, и горьковатый запах мокрой хвои:

— Твое тело далеко и в тепле, — продолжал Риан, оглядываясь. Ему нравилось и это место, и мороз по коже, и разлитый вокруг покой. — А твоя душа чувствует лишь другой холод… Здесь — только иллюзия.

— Тебе ли меня поучать, — буркнул Вирес, но кутаться в плащ перестал. — Странные у Ниши видения. К чему нам этот лес? Эта зима… я думал, что старая знакомая оставила для нас нечто действительно важное.

— Никогда не видел столько снега, — не услышал его Риан, вглядываясь в неожиданно низкое, занавешенное тяжелыми тучами небо. Может ему повезет, и он увидит снегопад? Легкий пух, кружащийся в воздухе.

— Так уж и никогда, — переспросил Вирес.

Риан резко развернулся, уловив в словах кассийца сомнение, но ответить не успел — Вирес толкнул его в сторону ближайшей ели, встал между вождем и вылетевшим на поляну огромным зверем.

А зверь был красив. Огромная, грациозная кошка с медовой, темно-желтой шерстью, под которой перекатывались мышцы, с шикарной, спускающейся волнами до самой земли гривой и неожиданно умными, золотыми глазами.

— Оборотень, — прошипел Вирес.

— Оборотень-лев, — поправил его Риан, не сводя восхищенного взгляда со льва. — Посмотри на эту шкуру… на несвойственную настоящим львам шерсть. Приспособились к зиме?

От оборотня едва уловимо несло знакомой до боли силой, от которой перехватило в груди дыхание, закружилась голова и накатила вдруг какая-то странная тоска… по чему-то, чему Риан, как ни старался, а не мог найти названия. Впрочем, в последнее время с ним это случалось часто. Может, слишком часто.

— Значит, кто-то из королевской семьи, — задумчиво добавил Риан, изгоняя из души лишние сейчас ощущения.

Он подумает об этом позднее. Когда время будет. Сейчас самое главное — смотреть и наблюдать, запоминать каждую мелочь. Потому что Риан знал — умершие ясновидцы не оставляют своих видений просто так. Значит, вождь должен это увидеть. И понять должен.

— Мы в Ларии… — закончил Риан и резко повернулся к Виресу:

— Зачем ты меня толкал? Ведь он нас не видит. Никто нас здесь не увидит.

Вирес отвернулся, и Риан с удивлением понял, что маг смущен. Когда понял причину этого смущения, удивился его больше. Кассиец неосознанно пытался защитить вождя Виссавии? Человека, которого вчера еще и в глаза не видел?

«Ты слишком долго сюда шел, — прошелестел в голове Риана голос, отвлекая его на время от Виреса. — Я уже заждался.»

Сжав зубы, вождь медленно обернулся. Он знал этот голос. Откуда-то знал, и от всей души ненавидел этого человека в длинном, до самой земли плаще, скрывающим и его фигуру, и его лицо.

Так все же… почему вождя аж трясло от ненависти? Откуда страстное желание убить, прямо тут, размазав красную кровь незнакомца по белоснежному снегу.

— Стой! — удержал его Вирес. — Я все понимаю, но стой…

Вирес понимает? Почему Риан не понимал?

Но, встретившись с встревоженным взглядом кассийца, вождь пришел в себя и вовремя вспомнил… в ход чужих воспоминаний и видений вмешиваться нельзя. Как бы не хотелось.

Да уже и не хотелось. Жгучая ненависть нахлынула и отхлынула, оставив за собой тупое опустошение. Теперь Риан мог только сидеть и наблюдать. Ловить каждую мелочь, каждое слово, каждый оттенок эмоций этих двух — мага и оборотня.

«Тебе надоело жить, маг? — оскалил зубы лев. — Ты, недомерок, осмелился меня вызвать из замка?»

«Мне просто казалось, что ты не захотел бы хвастаться нашим знакомством», — спокойно пожал плечами маг.

Он вдруг сел перед зверем прямо на снег и опустил на плечи пышный, опушенный мехом капюшон. Риан вновь затрясся от ненависти. Он никогда не видел этого человека, но он его узнал. Узнал странного, синюшного оттенка кожу, выпученные, на редкость неприятные глаза разного цвета, тонкогубый рот, за которым прятались острые, похожие на акульи зубы.

— Алкадий, — выдохнул он, и Вирес вновь обернувшись, окинул вождя удивленным взглядом:

— Помнишь его?

— Позднее, — одернул его Риан, не желая пропустить даже слова из этой беседы.

«Говори, Алкадий, — вновь оскалился зверь. — Пока мое терпение не иссякло!»

«Мы все знаем, что твоему отцу осталось жить совсем мало.»

Глаза оборотня стали более спокойными и внимательными, оскал его вдруг исчез. Лев уселся на снег напротив человека, и внимательно слушая, бил по белому одеялу длинным, заканчивающимся кисточкой хвостом, поднимая вокруг снежную пыль.

«И мы оба знаем, что будет дальше. Для тебя — это конец хорошей жизни. На трон взойдет ненавидящий тебя котенок. Принц, который не сумел тебе простить смерти родителей.»

«Я не убивал брата и его жену…» — в золотых глазах льва мелькнул страх, и тот же страх волной окатил Риана, просочившись через магию висевшего на шее оборотня амулета. Значит боится панически, значит, и в самом деле виноват?

«Оставь сказки для легковерных придворных, — ответил Алкадий. — А я прекрасно помню и твой визит к моему бывшему господину, и цену, которую ты заплатил за смерть брата. Это была огромная цена, не так ли?»

«Но я ее заплатил честно, и ты не в праве требовать от меня новой платы… И не в праве меня шантажировать. Или ты не знаешь закона темного мира?»

«Шантаж? — усмехнулся Алкадий. — Что ты! Лишь невинное напоминание. О девушке-архане с поразительно сильным даром. Помнишь, как она кричала, когда ты ее насиловал на глазах у слуг моего господина? Мы все чувствовали твое удовольствие, чувствовали, как тебе это нравилось… А ты знаешь, что с ней было потом?»

«Мне это не интересно!» — ответил оборотень.

«А ты послушай, может, решишь что очень даже интересно. Твоя жертва родила крепенького мальчика с такими же, как и у тебя, золотистыми глазами. Красавца. С магическим даром, какого мало. Такие младенцы рождаются редко… очень редко. Мой господин сам растил его целых два года, а потом… твой сын медленно умирал на алтаре… Древний ритуал подарил моему господину силу. Много силы. А твоя жена приносит выкидыш за выкидышем, несмотря на помощь виссавийцев. Еще бы. Тебе никто не мог помочь… ребенок, рожденный для ритуала останется твоим единственным сыном.»

«Прекрати, — прошипел оборотень. — Твоего хозяина убили, так чего же ты от меня хочешь, раб демона?»

«Хочу тебе помочь. И цена моя будет гораздо меньшей, чем цена Шерена. Я дам тебе трон, дам крепкий союз с Кассией и Саламом, а ты мне подаришь… Виссавию.»

«Клан целителей? — всполошился оборотень. — Обитель богини? Ты с ума сошел…»

«До сих пор не знаешь? Если ты, избранник богов, тот, кто носит корону Ларии, поведешь войска на Виссавию, боги не будут вмешиваться. Не могут вмешаться. И вождю придется сражаться с тобой один на один. А воины из виссавийцев некудышние… Ваших боевых амулетов против них будет достаточно. Я тебе дам силу, много силы, для победы, Далай.»

— Нет, — вскрикнул Риан, чувствуя, как видение неумолимо ускользает.

Он хотел дослушать, но чужая реальность взорвалась всполохом снега и мелкими кусочками мозаики собралась в привычную до боли гостевую залу.

Тяжелая усталость пригвоздила Риана к трону. Некоторое время вождь сидел неподвижно, пытаясь унять разлившуюся по груди боль. Ладонь все еще жгло, и Риан разомкнул пальцы, отпустив запястье Виреса.

Кто-то поднес к губам Риана чашу с эльзиром.

— Не сейчас, — слабо пытался оттолкнуть его вождь.

— Сейчас, — ответил Рэн, упрямо суя в руки Риана чашу. — Обязательно было топать к грани? Нельзя было открыть видение как полагается, при помощи хранителей дара?

— Перестань, — сказал вождь, устало поглаживая виски. — Твое нытье утомляет.

Эльзир вождь все же выпил. И в самом деле стало легче — ушла куда-то усталость, а вместе с ней пропала зависшая перед глазами темная пелена. Стало легче дышать. В голове, где недавно клубился туман, прояснилось, и вождь обратился к стоявшему рядом, встревоженному Элану:

— Что мы знаем о Ларии?

— Очень мало, мой вождь, — быстро ответил Элан. — Оборотни не любят виссавийцев и чужаков, разговаривают с нами неохотно, на вопросы отвечать отказываются. Все, что мы знаем о Ларии — из простого наблюдения.

— Не можете послать туда шпионов? Прикинуться одним из них? — вспылил Риан.

— Не можем, — отвел глаза хранитель вести. — Магия преобразования не подвластна ни единому виссавийцу. А человек, который не может изменить свой облик… для ларийцев хуже животного. Таких убивают, даже едят, несмотря на их магический дар. А виссавийцам-целителям они не рассказывают ничего.

— Даже в обмен на исцеление?

— Они нас уважают, — уклончиво ответил Элан. — Но они никогда не будут нам доверять… Мне очень жаль, мой вождь, мы действительно пытались, и не раз.

— Ты помнишь ведь Алкадия? — неожиданно спросил молчавший до этих пор Вирес.

— Алкадия? — вождь перевел взгляд на бледного кассийца.

И все же выглядит он каким-то ослабленным, как после долгой, утомительной болезни.

— Выпей, — сказал Риан, создавая для Виреса чашу с эльзиром. Маг чашу принял. Недоверчиво понюхал зелье, улыбнулся, и осушил чашу одним глотком.

— Алкадий убил моего дядю, — ответил вождь на повисший в воздухе вопрос. — Никто не смеет трогать…

— … твою семью? — уже тише спросил Вирес. — Это все?

— Что с тобой, кассиец? — взорвался вождь. — Почему так на меня смотришь? Почему стараешься защитить? Чего вообще ты от меня хочешь?

— Чего ты хочешь? — резко парировал Вирес. — Скажи мне, Риан, чего хочешь ты?

— Враг моего врага мой друг, — сам удивляясь своей откровенности ответил вождь. — Я хочу найти «котенка», принца Ларии. Но, без помощи самих ларийцев, это невозможно. А ты слышал сам. Мой дар и дар моих людей тут нам не помощник.

— А ты уверен?

— Говоришь загадками, Вирес, — ответил вождь. — И уже не в первый раз.

— Я знаю человека в этом зале, кто владеет магией преобразования, — тихо ответил Вирес. — И этот человек может заставить преобразовываться и других. Он может стать тем, кого ларийцы примут за своего.

— Нет, Вирес! — одернул его Элан. — Ты не можешь…

— Тогда скажи кто? — Риан, проигнорировав безмолвный крик Элана, вскочил с трона, подошел к Виресу и заглянул в невозмутимые, ярко-синие глаза кассийца. Как же раздражали эти щиты вокруг мага! Как раздражала вынужденная слепота, когда не можешь привычно заглянуть в чужую душу, прочитать ее, как открытую книгу. Как душу Элана… который сейчас почему-то умирал от страха и беспокойства. Как душу Айвэ, в которой клубился интерес и любопытство. Как душу Эллиса, где тихо цвел… восторг? Чему этот мальчишка так рад?

— Кто? — едва слышно спросил Риан, все так же не отпуская взглядом Виреса.

— Ты, — невозмутимо ответил маг.

— Я? — засмеялся Риан, разворачиваясь к дверям. Ему безумно наскучила эта игра. — Ты бредешь, кассиец.

— Как брежу на счет твоего отца? Ларийца? — Риан резко обернулся, почувствовав укол сомнения.

Раньше он почему-то даже не задумывался, кем были его родители. Будто что-то внутри запрещало ему задавать себе вопросы. Или же… Нериан почувствовал, как кровь отливает от его щек и покачнулся.

Огромный луг, над которым заходит ярко-красное солнце. Горький запах пижмы, смешанный с особым, одуряющим запахом жары, потрескавшаяся от зноя земля, порхающая в красноватом свете солнца бабочка.

— Нам пора ехать, — тихий зов за спиной. И щемящее чувство тревоги, как будто Риан знал, что ехать не стоило…

— Мой архан, — позвал кто-то.

Риан понял, что стоит неподвижно посреди залы, уставившись в пол, туда, где каменную плиту прорезала тоненькая, ветвистая жилка трещины.

— Я тебя просил не называть меня так, Эллис, — выдохнул Риан. — Я не знаю кто ты, Вирес, но ты…

… душу мою переворачиваешь с момента, как появился в этой зале…

— … ошибаешься.

— Так ли?

— Я сказал, что ты ошибаешься…

… а если нет? То почему ты знаешь обо мне больше, чем я сам? Или не я вождь Виссавии?...

— Точно?

— Ошибаешься! — вскричал вождь, чувствуя, как взрывается внутри него долго сдерживаемый гнев.

Прожгла молния безоблачное миг назад небо. Потемнело. Поднялся ветер. Заплакали под его порывали деревья. Ударил тугими плетями в окна дождь, и стены содрогнулись от раскатов совсем близкого грома.

— А если нет? — спокойно спросил Вирес. — Ты даже не попробуешь… высвободить в себе зверя?

— Я попробую, — ответил вождь. — И если ты ошибся…

— … я отдам тебе свою свободу. Не богине. Тебе, вождь Виссавии. Навсегда. Ты ведь этого хочешь… тогда просто…

Вирес быстро подошел к вождю и, стремительно посмотрев ему в глаза, улыбнулся:

— … открой эту дверь.

Риан сглотнул, шагнув назад. Он вдруг увидел в своем сознании то, что раньше не замечал — тяжелую дверь из черного кровавика, с выступающими на ней серебристыми венами магических рун.

— Просто приоткрой… всего чуть-чуть, — настаивал Вирес, взгляд которого зажегся синим огнем магии.

— Нет, — крикнул Элан. — Ты поклялся, что не будешь ему помогать вспомнить.

— Вспомнить что? — прохрипел Риан, толкая дверь.

Гром бабахнул так, что замок зашелся в вибрации. Мышцы свело судорогой, подкатил к горлу панический страх. Риан упал на колени, чувствуя, как изменяющиеся кости раздирают его изнутри, нанося смертельные раны. И как сразу же раны заживают, одаривая его дополнительной болью.

— Не сопротивляйся, — догнал его в тягучей муке голос Виреса. — Иначе будет хуже.

— Будь ты проклят, — выдохнул Риан, — куда еще хуже?

И растворился в боли без остатка.

Айвэ нравилось происходящее. Рядом с Виресом Нериан казался каким-то другим. Живым, наверное? Спокойные до этого глаза вождя пылали теперь огнем — то неистово веселым, задорным, но ласково-задумчивым, то гневно-грозным. Вслед за настроением вождя менялось и настроение Виссавии, которую Айвэ теперь с каждым мигом ощущал все более явственно. Сила богини то легким ветерком перебирала пряди растущих за стенами замка сосен, то ласковым дождиком проносилась над лесом, а то, как и сейчас, билась в стены неистовым ураганом.

— Прекрати, Вирес! — закричал Айвэ. — Не видишь? Это заходит слишком далеко…

Вождь упал на колени. Не оборачиваясь, не отрывая от Риана взгляда, Вирес сказал:

— Уходите все, кроме Айвэ…

— Что? — изумился Рэн.

— Убирайтесь! Если он кого-то ранит, то будет жалеть об этом всю жизнь… нас с Айвэ ему не одолеть… Или вы мне не верите?

Айвэ больше не обращал никакого внимания на виссавийцев, приготовившись к схватке. В этом зале, во всем мире, остались только трое — он, Вирес, и медленно поднимающийся с вороха белоснежной одежды огромный зверь.

Барс, узнал Айвэ, пройдя взглядом по рельефным мышцам оборотня, но его горящим белоснежным огнем глазам, по оскаленной морде, с которой медленно капала на пол ядовитая слюна, оставляя черные следы на сером камне.

«Не рань его, — прошелестел в голове Айвэ голос Виреса. — Позволь мне его поймать в сеть. Позволь мне помочь ему очнуться.»

«Уж не сомневайся, — усмехнулся Айвэ, скидывая на землю плащ, — наш милый котик отделается парочкой синяков. Я не дурак злить богиню.»

Время вдруг остановилось. Потекло медленно, лениво, а потом взорвалось разворачиваясь по спирали.

— Иди ко мне, — позвал Айвэ зверя. — Ты же хочешь подраться, малыш… ну так получишь, чего хочешь…

Через миг Айвэ забыл о смехе. Барс дрался яростно, безумно. Пытался разодрать огромными когтями, добраться до горла, напиться крови. Айвэ чувствовал эту жажду убить, снести все на своем пути, чувствовал за этим боль и безумный страх, чувствовал, как Риан плачет в собственном теле, пытаясь вернуться обратно, и не может…

— Вождь, — закричал кто-то.

— Идиот, — Айвэ оттолкнул Рэна и в тот же миг почувствовал, как огромные когти рванули по его боку, вырывая куски мяса.

Сеть Виреса накрыла их неожиданно, обоих, и пролетела сквозь них, унося гнев и беспокойство. Вновь сквозь окна полился солнечный свет, и буря куда-то убежала, оставив за собой теплое опустошение.

Вождь тоже успокоился. Стихло рычание, улеглась шерсть на загривке, и глаза, до этого полные гнева, стали смотреть спокойно, даже ласково.

«Мой вождь», — выдохнул Айвэ, зажимая рану ладонью.

«Не шевелись,» — тихо потребовал Риан. Подошел к Айвэ, требовательно ткнул его мордой в окровавленную руку, заставляя оторвать ладонь от раны…

Боль вдруг ушла, сменившись разлившимся по боку теплом. Айвэ дернулся, когда понял — вождь зализывает его рану, пробуя его кровь на вкус, и перестал сопротивляться, встретившись взглядом с Виресом:

— Не мерь оборотней своими мерками, — холодно сказал он. — Риану надо учиться быть таким, как они… А слюна оборотня может либо исцелить, либо убить — в зависимости от их желания.

«Рэн, — вождь поднял окровавленную морду. — Тебе ведь сказали, уходить.»

Айвэ вздрогнул, почувствовав в голосе вождя нотки гнева.

«Мой вождь», — виновато протянул черноглазый хранитель смерти.

«Из-за тебя я ранил Айвэ, Рэн. И потому ты будешь первым, кого я попробую преобразить…»

Айвэ поднялся при помощи подоспевшего к нему целителя и даже не посмотрел в сторону упавшего на колени Рэна. Вождь прав, мальчишке не стоило путаться под ногами. А еще… Айвэ усмехнулся. Скорее рак на горе свиснет, чем он останется с Эланом в Кассии. Если вождь намылился в Ларию, то он пойдет с ним.

«Конечно пойдешь, — согласился Риан. — И ты, и твой учитель… и ты, Вирес, не так ли?»

— Еще бы, — усмехнулся кассиец, наблюдая за взлохмаченным, испуганным барсом с огромными черными глазами. — Надо же, Рэн вовсе не боится. Может, попробуешь и со мной, Риан.

В этот день Айвэ тоже впервые стал зверем. Без вождя он не смог бы преобразоваться. Но рядом с вождем он мог все.

А вечером, когда Айвэ стоял за вождем на вершине башни и наблюдал, как заходит над лесом солнце, за ним пришел сын:

— Идем домой, отец.

— Иди, — не оборачиваясь сказал вождь.

Увидев маленький домик, спрятавшийся под высокими каштанами, Айвэ впервые понял, что у него действительно есть дом. И что дома его кто-то ждет. Счастливый, спокойный Йон, протянувшая ему чашу с эльзиром молодая целительница душ, учитель сына.

В ту ночь Айвэ впервые со смерти жены спал не один. И впервые спал спокойно, крепко, как ребенок.