Часть 2 глава 6

В коридоре 13-й детской поликлиники города Минска в предобеденное время было довольно людно. Молодые мамы дожидались приема врача-педиатра пассивно взирая на страдающих от тоски детишек. Малыши знакомились, делились игрушками, а некоторые даже гонялись друг за другом по светлому, широкому коридору, откровенно наплевав и на собственную простуду и на недуг того, за кем устраивалась гонка. Уставшие от непрекращающегося процесса воспитания мамы изредка и неохотно пресекали их наиболее шумные выходки: «Юля! Аня! Сережа!» и следующей после этого многозначительной паузой, которой могли бы позавидовать многие актеры.

Открылась дверь заведующей педиатрического отделения. Из нее вышли трое: непосредственно сама заведующая (этого человека всякая уважающая себя мама в этом микрорайоне знала в лицо) и два высоких холеных типа, одетых в длинные демисезонные пальто, соответственно синего и черного цвета. Мамы сразу перестали скучать и впились оценивающими взглядами в их подтянутые, спортивные фигуры. Хозяйка главного на этом этаже кабинета была бледна и суетлива. Дрожащей рукой она с трудом пыталась попасть ключом в замочную скважину собственной двери.

Глядя на это, один из лощеных господ аккуратно нагнулся к уху заведующей и что-то ей шепнул. Разнервничавшийся медработник просительно подняла к потолку серые, полные скорби глаза, собралась, как могла и вскоре все же закрыла дверь своего кабинета на ключ, после чего в безоговорочной покорности обернулась к своим сопровождающим.

Они неспешно прошли в другой конец коридора, остановились у двери кабинета № 209 и, дождавшись момента, когда врач, ведущий прием освободится, без всякой очереди, под тихий ропот граждан, сидящих в коридоре, вошли.

Чувство негодования, всегда возникающее в обозленных очередями сердцах граждан смешалось с любопытством, ведь посетители, вошедшие в кабинет педиатра в сопровождении заведующей совсем не походили на тех, кому нужна справка или у кого жутко болеют многочисленные отпрыски.

Вскоре гудящий, словно улей коридор вовсе притих, поскольку в вышеуказанный кабинет зашли еще двое мужчин, главврач поликлиники и дяденька, чей внешний вид говорил сам за себя. Глядя на такого человека, сразу появляется желание каяться во всех содеянных и даже не содеянных грехах. Спрашивается почему, ведь подобные граждане не состоят на службе ни в одной из религиозных концессий? Впрочем, на службе-то они как раз и состоят.

Коридор затих, и присутствующие просто сгорали от любопытства, что же происходило в это время за дверью кабинета № 209?

А происходило следующее: в момент, когда туда вошли главврач и неизвестный гражданин, хозяйка кабинета Елена Сергеевна Довнар, врач-педиатр тринадцатой городской поликлиники, сидела за рабочим столом и, совершая некие нехитрые манипуляции с собственной шариковой ручкой, задумчиво рассматривала казенную мебель. Дождавшись момента, когда закроется дверь за вошедшими, она небрежно бросила шариковую ручку на стол и нервно сжала крохотные кулачки:

— Геннадий Викторович, — обратилась она к главврачу, и ее красивые пухлые губки сжались, превращаясь в тонкую полоску, — что все это значит? Что себе позволяют эти люди?

Руководитель тринадцатой детской поликлиники медленно набрал в легкие воздух, но, покосившись на стоящего позади него гражданина, вместо ответа совершил шумный и долгий выдох.

— Так что же, — продолжала Елена Сергеевна, — кто-нибудь мне объяснит все это?

Внимание всех присутствующих переключилось на этого невысокого гражданина в дорогом, ладно сидящем костюме. Он спокойно взирал на сцену выражения негодования госпожи Довнар и едва заметно улыбался. А она тем временем, воспользовавшись молчанием окружающих, продолжала «качать права», угрожая сначала вызвать милицию, а уж после этого дело дошло и до Конституционного Суда. Едва только зашел разговор об этой инстанции вышеназванный господин улыбнулся так, будто услышал то, что давно хотел услышать.

Он бросил короткие, оценивающие взгляды на главврача и на заведующую педиатрическим отделением, после чего сел на кушетку прямо возле рассыпающей налево и направо угрозы врача-педиатра.

— А что вас собственно так расстроило? — вкрадчиво спросил он, и Елена Сергеевна, оборвав свою затянувшуюся речь на полуслове, замолчала. — Вы думаете, что нам следует все сразу довести до Конституционного Суда? — развел руки в стороны цивильный гражданин, будто рентгеном просвечивая реакцию главврача и заведующей отделением. — То есть, вы так уверены, что дело, по которому мы вас побеспокоили, имеет настолько серьезный вес? Может быть, сразу нужно призывать на помощь «Юнеско, ООН» и межгалактические корабли штурмового космического флота?

После этих слов глаза заведующей отделением просто полезли из орбит, а очки главврача, как показалось присутствующим, запотели. Меж тем гражданин, заметив реакцию медперсонала, снисходительно улыбнулся и продолжил:

— Елена Сергеевна, — он достал из кармана пачку «антигриппина» фирмы «Wind East» и небрежно, так же, как совсем недавно она бросила шариковую ручку, швырнул ее на стол прямо перед ней. — Откуда «дровишки»?

В кабинете повисла мертвая тишина. Продолжалась она недолго.

— Наверное, из аптеки, — на удивление твердо ответила врач-педиатр.

— Ой ли? — улыбаясь, удивился «гражданин», простреливаемый отчаянными взглядами главврача и заведующей, которые в это время входили в мощнейший психологический ступор. — А вот и нет, — совсем уж по-ребячески продолжал он, — не угадали. Все это «добро» из вашего домашнего шкафа. Мы, знаете ли, на досуге, осмелюсь заметить, санкционировано, пошарили в квартире. Там этой фармацевтики …на пол страны хватит.

Гражданин кивнул одному из отмалчивающихся коллег, и тот извлек из своей черной папки несколько бумаг, густо покрытых рядами букв и печатей. Листки тут же перекочевали на стол госпожи Довнар.

— Это экспертизы, — пояснил «гражданин», — развернутая и специальная. Обратите внимание на подписи, печати, особенно на дактилоскопической карте с вашими отпечатками пальцев. Ваши пальчики на всех этих препаратах, а изъяты они из вашего же шкафа.

Примечателен последний листок. Это наш с вами договор о добровольном сотрудничестве. Следует ли говорить о том, что все уже доказано и все игры с нашей Службой просто глупая затея. Если мы с вами не придем к консенсусу в плане разговорчивости, я имею в виду вашей разговорчивости с нами по поводу всего этого лекарственного безобразия, то мы, как люди бесчестные, оставляем за собой право начать вас разоблачать прямо отсюда и с этой минуты, перед глазами всех этих милейших людей…

Если же консенсус у нас будет иметь место, подпишите последний лист, и мы поедем к нам для обстоятельного разговора, а в глазах коллег вы останетесь немного проторговавшейся медицинскими препаратами, и не более того…

Елена Сергеевна дрожащей рукой взяла со стола ручку, до синевы сжала прелестные губы и широко расписалась в последнем листе, скрепляя договор большими и горячими каплями слез, внезапно вырвавшимися из ее глаз...

Шило, как известно, в мешке не утаишь, но некоторые пытаются это сделать. Упорно пытаются. Уже дважды странный дедушка оставлял «с носом» караул объекта «L» и дважды об этом не докладывали начальству. И если первый раз подполковник Курилович махнул на странное появление старичка рукой и в прямом, и переносном смысле, то второй раз он имел продолжительный и нелицеприятный разговор со старшим оперативно-тревожной смены, майором Литвинчуком и его бойцами, сопровождавшими нарушителя. Пустяковое дело становилось серьезной проблемой. Подобные «дедушки» были либо плодом какого-то массового гипноза, либо результатом полной расхлябанности и безответственности его подчиненных.

Разговор проходил в два этапа. Второе вливание получилось как-то само собой, часа через два после первого. Михаил Михайлович Курилович просто долго не мог успокоиться, переживал, пока вторично не собрал личный состав и не продолжил ранее начатый «разгоняй»:

— Черте что, — сжимая большие кулаки, медленно отмерял он шаги вдоль стены своего кабинета, — какой-то дедушка. Уж не «пыхтите» ли вы в карауле какой-нибудь травой, Литвинчук?

— Я! — поднимаясь, отозвался старший оперативно-тревожной смены.

— Сиди. …Ты просишь усилить посты. Вот, скажи мне, а если и в третий раз появится «дедушка», ты прикажешь мне вызывать авиацию и танки?

Как я объясню начальству причину усиления, где я изыщу резервы, как раздую штат караула? Это ведь не автостоянка! Здесь государственная, серьезная работа, а мы ведем ее как раз на уровне охранников автостоянок. Да, господа, так и есть! Лениво наблюдаем за тем, как что-то происходит рядом с нами, так?

Присутствующие вдруг округлили глаза и задержали дыхание, глядя за спину Куриловича. Но начальник, не придав этому значения, продолжал:

— Сколько дней вам нужно для того, чтобы отловить и притащить ко мне этого деда?

— Это, какого такого деда? — услышал он за своей спиной голос директора строящегося Института.

Михаил Михайлович обернулся. Позади него стоял господин Лукьянов и первый заместитель Председателя Комитета госбезопасности Медведев. Отпираться и выкручиваться не имело смысла, начальник караула сам себе сварганил ловушку. Пришлось все рассказать.

История выходила настолько некрасивая и неправдоподобная, что Медведев и Лукьянов, не веря в происходящее, несколько раз передопрашивали присутствующих караульных и старшего ОТС майора Литвинчука.

Разговор затянулся до глубокой ночи. В конце концов, было принято решение на время усилить посты за счет бойцов «отбыстрей», расквартированных в Леснинске, а Медведев и Лукьянов отныне лично взяли на контроль эту ситуацию. И, самое главное, всем было разъяснено, что как только (не дай бог) снова появится этот «дедушка», его немедленно следует провести к старшему на стройке — Лукьянову и узнать, что же ему все-таки надо?

Странный старик объявился завтра же. Никто и не думал предпринимать что-либо без начальства. Едва только был получен сигнал от караульного о том, что в районе котлована снова появился объект «Д», тут же послали разыскать Лукьянова и Медведева. Ни говоря ни слова, старика провели в вагончик строителей и оставили ожидать начальство в окружении трех бойцов «отбыстрей» и плотного кольца караульных, поднятых по тревоге.

Медведев задерживался, а Алексей Владиимирович, появился только через пятнадцать минут. Не останавливаясь ни на секунду, он поднялся по лестнице и сразу вошел в вагончик.

Старик смирно сидел за окрашенным в серый, армейский цвет металлическим столом, прикрученным к стене. Бойцы «быстриков» расположились вокруг него так, что позади «гостя» была лишь глухая стена. Каждый из них чувствовал всю ответственность предстоящего момента, заставляя все свое внимание и реакцию звучать внутри себя, словно струна.

— Вы, уважаемый, — спросил с порога Лукьянов, — искали старшего? Даю вам честное слово, сейчас я старший на этой стройке…

Дед поднял взгляд от пола и пристально посмотрел на Алексея. Тишина стояла такая, что Лукьянов, как ему показалось, стал слышать звучание тех самых нервных струн каждого бойца. Наконец старик поднялся. Сидящие вокруг спецназовцы, готовые в любой момент сорваться с места, подались вперед.

— Ты наш, …але не той, хто нясе Агонь. Яго шчэ няма, …шкада. Трэ чакаць. Дзе ж ен, чаму не слухае час? Ох, чаму й Час нас не слухае?

С этими словами дед повернулся к стене и …исчез.

Короткий сигнал проезжающей мимо автомашины заставил Ингви вздрогнуть. Он запоздало махнул в знак приветствия рукой в окно своего авто и тяжело вздохнул, сворачивая к стоянке у редакции. Огромная зеркальная вывеска «Mirror World» над ее входом переливалась в лучах солнца всеми цветами радуги, бросая разноцветные блики даже на тротуарную плитку. Входя в здание редакции, все непременно щурились от этого яркого света, ну что тут поделать, этот блеск одинаково нервировал всех — и сотрудников, и посетителей.

Ингви, давно уже приноровился к этому неудобству. В солнечную погоду, входя в головной офис «Mirror World», он всегда смотрел в пол, рискуя, таким образом, не заметить кого-либо у входа, но, в любом случае, это было гораздо практичнее, нежели начинать строить рожицы окружающим, пытаясь восстановить контрастность и яркость собственного зрения, временно пострадавшего от отраженного света.

Так и в этот раз, не обращая внимания ни на кого, Ингви кивнул администратору и отправился к лифту.

— Мистер Олсен, — услышал он голос Элизабет и остановился. — Мистер Олсен, — повторила администратор, — будьте любезны, подойдите…

Ингви вздохнул, развернулся и лениво побрел к стойке.

— Элизабет, — произнес он нараспев, бросая недвусмысленный взгляд за скрывающий ее безупречное тело пластиковый барьер. — Просто блеск!!! Вы сегодня…, это что-то!

— Оставьте свои комплименты, Ингви. Через полчаса совещание у Патрона. Вы, Черри и Джефферсон приглашены лично.

— О? С чего бы это?

— Вот у него и спросите.

— А если серьезно?

— Как всегда, …командировка. «Жаркая».

— А что, кроме Джефферсона и этого Черри больше некого?

— Что вас не устраивает в Черри?

— Ну, с Черри, положим, я не очень-то хорошо знаком, а вот Джефферсон мне еще в Кувейте и Сирии — вот! — Ингви изобразил кистью руки движение, разрезающее воздух у самого горла.

— Все вопросы к мистеру Скотту, — беспристрастно ответила Элиз. — Я вам напарников не выбираю.

— Конечно, — согласился Олсен, — повернулся и снова отправился к лифтам.

Едва он собрался войти в открывшуюся кабину, как вновь услышал голос администратора:

— Мистер Джефферсон…!

Дверь лифта закрылась, и Олсен отправился наверх, так и не успев увидеть Дени Джефферсона, который как раз в это время подошел к стойке.

— Да Элизабет, — сказал он тихо, но тут же резко сменил тон, — о! Элизабет! Боже, какая ты сегодня…

— Оставьте Дениз ваши комплементы. Через двадцать пять минут совещание у Патрона. Вас, Олсена и Черри пригласили лично…

— Опять поездка?

— Ответ положительный…

— Куда?

— Ответ отрицательный, вернее ответа нет.

— Кто этот Черри?

— Молодой человек. Он только год у нас работает.

— А! Это такой высоченный, как чикагский Сирс?

— Все верно, мистер Джефферсон. Кстати говоря, он как раз из Чикаго, и, — Элизабет посмотрела в книгу персонала, — так же, как и башня Сирс родился в 1973 году, так что тут нет ничего удивительного.

— Удивительное есть, — вкрадчиво шепнул Дениз, нагибаясь к администратору, — удивительно, Элиз, что я снова еду с этим твердоголовым Олсеном. Еще две-три поездки и мне придется на нем жениться. Шучу, — тут же игриво добавил Джефферсон, уловив вопрос в глазах администратора, — да, шучу. Что ж, поеду наверх, спасибо.

Джефферсон удалился, а у стойки тут же появился высокий гражданин:

— Мисс Ливендок, — сказал он, глядя на надпись таблички на стойке, — в отделе мне сказали, что для меня тут есть информация...

— Да, я вас искала. Вы — Черри? — спросила для порядка Элизабет, попутно отыскивая пакет на его имя.

— Я Вильям Черри…

— Так, мистер Черри. Вот на ваше имя пакет из отдела информации и еще, вам надлежит немедленно подняться к Патрону…

— Я знаю, …поездка.

Черри спрятал конверт в папку для бумаг и, окидывая Элизабет оценивающим взглядом, сказал:

— Мисс Ливендок, вы выглядите просто…

— Что вам нужно, Черри?

— Скажите, …а эти Олсен и Джефферсон…

— Они просто — супер-пара, — тяжко выдохнула администратор. — Столько пережито вместе. Просто души друг в друге не чают. Полное взаимопонимание и уважение. Вам будет сложно. Они привыкли работать вместе. Я бы вам советовала больше надеяться на себя…

— Спасибо, мисс.

С этими словами и Черри отбыл к лифтам.

Вскоре началось и проанонсированное госпожой Ливендок совещание у хозяина журнала «Mirror World» господина Скотта. Приглашенные дружно заняли места за массивным столом и откровенно скучали, дожидаясь появления Патрона.

Господин Скотт задержался всего на четверть часа и по приезду, сразу от входа, пренебрегая такой формальностью, как приветствие, сообщил:

— Дамы и господа! Не мне вам рассказывать, что существует весомая разница между сбором «овощей» по телевидению и живой работой. Сбор информации для такого издания как наше, всегда производится непосредственно с места событий. На Земле осталось мало мест, получить информацию из которых нам крайне затруднительно. Что тогда вам говорить о всевозрастающем интересе наших сил к этим местам, недоступным и закрытым? Вам хорошо известно, что начинается, когда туда вдруг допускают журналистов. Мисс Кутервельд, — обратился он к присутствующей на совещании пресс-секретарю, — вы уже оформили документы на наших парней?

— Да, сэр.

— Что ж, тогда я попрошу всех покинуть кабинет. Останутся здесь только мистер Олсен, Джефферсон и Черри…

Кабинет быстро опустел. Господин Скотт медленно подошел к своему креслу и, усевшись в него, достал из деревянной коробки сигару. Он сделал внушительную паузу и, прикурив, откинулся на мягкую кожаную спинку. Журналисты внимательно смотрели на своего Шефа. Тот молчал, не решаясь сразу сказать что-то важное. Кабинет моментально наполнился дымом кубинского табака. Скотт вдруг встал, подошел к окну и открыл его створку.

— Господа, — сказал он собравшись. — Такое …необычное дело. Вас ожидает поездка, в Европу.

Мне, наверное, не следует вам рассказывать, что происходит сейчас в Беларуси? Эта страна, ранее известная всем только по страшным событиям, связанным с радиацией Чернобыля, теперь просто-напросто закрыта. Туризм, путешествия — все к черту! Всему виной «Леснин».

Информации нет не только у нас. Вездесущее ЦРУ и то на голодном пайке. В общем, господа, …дело такое. Правительство Беларуси, понимая, что долго держать подобный вакуум невозможно, пошло на встречу прессе и организует пресс-конференцию с выездом в святая-святых этой страны — секретный город Леснинск.

Само собой, для ЦРУ, ФБР и так далее никто не станет организовывать подобные поездки. Это я все к тому, черт…, — Скотт нервно отряхнул упавший на стол пепел от сигары, выдавая этим жестом незамеченное ранее чрезмерное волнение. — Вопрос состоит в том, что …э-э-э, всем вам надлежит посетить …один офис.

Ставки слишком высоки. На кону репутация нашего издания. Скажу вам откровенно, мне также, как и вам, неприятно делать что-либо подобное, но говорю с полной ответственностью, никто из журналистов не попадет в Беларусь, если они попутно не согласятся …оказать кое-какие услуги нашему Государству.

Прежде, чем кто-либо из вас мне что-нибудь ответит, знайте, едет всего десять человек. Семеро из Европы и трое вас.

Мне пришлось включить все свои связи и вот в результате мы — единственное издание США, которому выпала эта честь. Есть только одно «но», и это не просто «но!».

Если мы не пойдем на какие-либо условия спецслужб, они тут же найдут более сговорчивых писак. Конкуренция, сами понимаете, дело бесчестное. Да, вы, господа, вправе отказаться, но я надеюсь, что …самые лучшие журналисты, самого престижного издания отнесутся к этому с пониманием. Не заставляйте меня поручать это дело кому-то еще. Кроме вас никто не способен сделать все как надо.

Шеф умолк. Джефферсон, глядя ему в спину, нервно огладил небритый подбородок:

— А что они от нас хотят?

— Это, господа, вы узнаете только там, в том офисе. Одно скажу, за понимание этого сложного момента, премиальные вам гарантированы, мягко говоря, хорошие. Плюс не менее щедрая благодарность Правительства. Что вы скажете, Ингви?

Олсен вскинул брови:

— Я бы, конечно, хотел ответить на все вопросы и предложения уже после посещения вышеназванного «офиса», но боюсь, мне придется сделать это сейчас.

Я долго здесь работаю, и вы впервые за все это время обратились ко мне с такой щекотливой просьбой. Понятно, что и на вас не так часто давят сверху. Хоть мы и частное издание, но. …Мистер Скотт, мы немало поработали вместе, я вам доверяю, я согласен…

— Джефферсон?

— Почему нет, раз такие премиальные?

— Черри?

— Работа, есть работа. Почему бы там ни поработать?

— Значит, господа, вот вам адрес и время встречи с людьми из заинтересованной правительственной организации, — Скотт протянул Джефферсону пластиковую визитную карточку…

Глядя со стороны на Ивана Сергеевича, можно было подумать, что сидит на доске с гвоздями, а не на одном из самых мягких кресел в стране. В том, что загородная резиденция Главы государства была укомплектована мебелью достойной, можно было даже не сомневаться. Сердце шалило, отчего в теплом помещении страшно мерзли конечности. На самом деле вопрос, который будет поднят на встрече с Президентом, стоил того.

Ожидание не было долгим, все из-за той же важности и необходимости встречи. Президент появился за четыре минуты до назначенного времени, поприветствовал Председателя и, дождавшись момента, когда их оставят наедине, сел напротив. Иван Сергеевич положил перед ним толстый кожаный портфель, после чего не удержался и будто на морозе согрел теплым дыханием свои ледяные ладони.

— Я так подозреваю, — сказал Президент, — что наши предположения подтверждаются?

— …Все гораздо хуже, — честно ответил Председатель Комитета госбезопасности.

— Вы понимаете, Иван Сергеевич, всю ответственность того, что вы сейчас говорите?

— Понимаю, товарищ Президент. Но кто, как не я должен вам об этом сказать? Это моя прямая обязанность. От того, что мы станем что-либо умалчивать или «сглаживать углы» ситуация не станет легче. Она и так нарастает, как снежный ком и, боюсь, что контроль над ней уже не в наших руках.

— Не собираетесь ли вы сказать, что кто-то думает поднять лапки вверх и пойти на уступки?

— Я думаю, что вы, а с вами и я, это те люди, кто этого не сделал бы в любом случае…

— Оставьте…, — Президент на секунду закрыл лицо большими, сильными ладонями, шумно в них выдохнул и продолжил, — давайте все по порядку.

Председатель открыл портфель и вытащил из него большую стопку бумаг. Часть из них находилась в пластиковых «файлах», а часть — сшита скоросшивателем. Кое-где торчали уголки фотографий и каких-то документов. Одно фото было извлечено из стопки и предъявлено главе государства:

— Вот, — пояснил Иван Сергеевич, — это с российского спутника. Очерченный круг — это польская база, о которой мы с вами говорили в прошлый раз. Вот две латвийские, — Председатель госбезопасности подал еще три фото, — тоже, и с того же спутника. Это одна эстонская. Снимки позавчерашние…

Президент взял в руки фото и, откинувшись на спинку кресла, внимательно стал их изучать.

— Белые стрелочки, — пояснял Иван Сергеевич, — прибывшие за день до того самолеты. Красные — старые, что были раньше. Справа, у ангара контейнеры. Их стало заметно больше. В десяти из них просматривается слабое инфракрасное излучение. Скорее всего, какая-то электроника и люди, обслуживающие ее. Вот те же снимки, только увеличенные и с инфракрасной обработкой. Видите?

Президент молчал. Его крупные, длинные пальцы выдавали волнение. Снимки, количество которых росло, многократно сменяли друг друга, и если вначале он смотрел их медленно, то теперь просто нервно «гонял по кругу».

Председатель достал небольшой конверт, и положил его перед Главой государства:

— А это мы получили сегодня утром…

Казалось, что прошла целая вечность до того момента, когда последний из свежих снимков, после высочайшего просмотра был аккуратно возвращен в стопку, покоящуюся в центре каменного журнального столика. Мрачность Президента была просто пугающей. Он встал, подошел к окну и тихо сказал:

— Вы знаете, а ведь нам с самого начала следовало бы быть уверенными в том, что все приведет к этому. Плохо, что еще с царских времен «государевы люди» боялись что-либо нехорошее доложить царю или Генеральному Секретарю ЦК КПСС. Столько лет и мне окружение пело песни о том, что это только происки недоброжелателей. Теперь, — тяжело выдохнул Президент, — и скрывать ничего уже нет смысла… Вот вы и не скрываете. Да, ничего не поделаешь — мир, никогда не бывает вечным.

Но это все лирика, что вы скажете, Иван Сергеевич, о времени, которое у нас есть? Мне важно, как оценивают специалисты наш шанс успеть хоть что-то.

— Я думаю, что время еще есть. Не смогут они так обнаглеть, чтобы …как Гитлер. Уверен, что в Леснинске, как только заработает Институт, да с новым оборудованием, мы сможем многое успеть. Только нужно постоянно держать в уме, что если они хотя бы заподозрят, что наши работы с «Леснином» зашли так далеко, их уже ничто не остановит.

Мы анализировали разные векторы развития ситуации, даже то, что с нами захотят подружиться. Этот шанс был бы весомее, если бы мы могли быть уверены в защите Большого соседа, но я уже вам докладывал вчера, в приграничных с могилевской областью районах России тоже нашли следы залежей Леснина. Исходя из этого, теперь нельзя говорить с полной уверенностью о том, что соседи за нас вступятся. Они издревле относятся к нам, как к «хозяйственному двору». Если все подтвердится с их месторождениями, у них тогда полностью отпадет необходимость вести с нами переговоры о закупке «Леснина» по сходной цене. Да и дружить их рулевые с каждым годом хотят все меньше. Они же уже столетия считают нас прислугой. Кто дружит с холопами? Но это только мое мнение.

Раз мы становимся конкурентами, — рассуждал вслух Иван Сергеевич, — при перспективе наших финансовых оборотов, …мы уже никогда не будем братьями.

Те российские олигархи, что разбогатели на нефти и газе, сейчас начнут упираться, понимая, что «Леснин» в ближайшее время запросто вытеснит двигатели внутреннего сгорания. Начнется нешуточная борьба сфер влияния и интересов. Тот, кто поймает волну возможностей с новым веществом, станет самым серьезным игроком и вытеснит тех, кто держится за углеводород. Это, конечно, если и у них объемы «Леснина» достаточные.

Развивать его переработку с их возможностями намного легче. Они могут нас обойти в этом, но наш плюс в том, что здесь интересы их нефтяников не настолько ощутимы. Конечно, закладываться на сопротивление с их стороны нам обязательно надо, будут гадить на каждом шагу, но назад пути нет. Вот и выходит, что «Леснин», это наш враг и наш спаситель. Нам терять, по сути нечего, поэтому все ставки на него.

Вопрос об агрессии НАТО против нашего восточного соседа в связи с «Леснином» не стоит, а мы — другое дело. Так что для нас, что называется, теперь или пан, или пропал…

Президент, соглашаясь, кивнул и, наконец, заговорил:

— Вы правы. Вариантов просто масса. Но давайте решать возникающие проблемы по мере их поступления. Сейчас важнее — отвлечь внимание со стороны и закончить с Институтом. Комитет готов к операции по перемещению? Я имею ввиду, эту пресс-конференцию для отвода глаз…

Ловчиц, чувствуя облегчение от того, что закончил с неприятным докладом, невольно изобразил на своем лице что-то неопределенное:

— Их спутники «сверлят» наш еще не застывший бетон так, что заслон-экраны работают на всю силу, но! Я думаю, что мы справились бы со всем этим и без отвлекающего маневра с журналистами…

— Это сложная операция, — заметил Президент, — и я это прекрасно понимаю. Только прошу вас, не пытайтесь, как другие, сгладить углы. Сейчас я целиком согласен с тем, что вы говорили в самом начале всей этой эпопеи: «если хочешь что-то спрятать хорошо, спрячь под самым носом».

Не нужно размениваться на мелочи, включайте все наши ресурсы, главное — достичь цели. Кстати, вы не считаете, что нужна какая-то подстраховка? Что-то такое, что полностью выключило бы их внимание там, на встрече руководства Института и главы правительства с журналистами. Я, конечно, рад тому, что вы «надули» их спутники, но хорошо бы «надуть» и их писак.

Ловчиц замялся:

— Думаю, — заметил он, — что под видом этих самых писак к нам все же приедут люди из разведок?

— Я уверен, что так и будет, — спокойно ответил Президент. — Езжайте, Иван Сергеевич, в Леснинск. Лично там проследите за всем. Нужно будет подумать, как еще выиграть время, хотя… Кажется, я знаю, как нам выкроить его еще немного и сделать классную подстраховку операции. Я сам постараюсь быть там, как отвлекающий фактор. Уверен, вам это поможет.

Ловчиц задержал дыхание:

— Стоит ли так рисковать?

— Стоит, и не спорьте со мной. Вы же знаете, если я решил…

Михайловский ожидал Ивана Сергеевича возле машины.

— Подозреваю, — протягивая руку для рукопожатия, мрачно произнес Председатель, — раз ты явился прямо сюда, значит опять, что-то где-то сделалось нехорошее.

— Есть немного, — ответил Сергей Петрович, открывая дверь авто. — Об этом лучше в машине. Все равно нужно ехать быстрее…

— Откуда ты здесь нарисовался?

— Вы, как абонент «недоступны». Я позвонил водителю. Он сказал, где вы находитесь, вот я и прибыл. Ребята из «отбыстрей» подбросили.

— Ну, садись, раз подбросили. — Иван Сергеевич занял крайнее правое сидение, приглашая зама сесть с другой стороны.

— Говори, — выдохнул Ловчиц, когда Сергей Петрович захлопнул дверь, — все равно ведь не отвяжешься, пока не расскажешь, зачем явился.

— Не любите вы меня, — отшутился Михайловский.

— Не тебя, — уточнил Шеф, — а то, с чем ты обычно вот так появляешься. Ну, не тяни. Сразу и конкретно, что случилось?

— Миша, поехали! — скомандовал Михайловский, — как и договаривались!

Водитель только кивнул, а сидящий впереди «старший обеспечения охраны» вызвал по рации стоящую впереди головную машину ГАИ и передал: «Дунай выезжает. Обеспечьте «улицу» по маршруту № 4. Распоряжение подтверждено «Дунаем»…

Машины тронулись, а Иван Сергеевич бросил недвусмысленный взгляд на Михайловского.

— Ты, Сергей, шути, да знай меру. Что это? Ты знаешь, от кого я вышел? Сейчас нет времени для баловства. Куда мы едем?

— На Бельского.

— С какого хрена?

— Там нас ждут.

— Кто ждет, черт побери?! — Расходился Ловчиц. — таку-т твою мать! Нам надо ехать в Леснинск, сейчас же, и тебе, и мне! Это п…ец! Я сейчас все брошу и прямо от Президента поскачу с тобой по каким-то левым делам.

Только что САМ сказал, что лично приедет на пресс-конференцию! Ты понимаешь, что это такое? Нам с тобой теперь придется одной ногой стоять в лесу, на стройке, а другой и третьей, и четвертой, …и везде лично следить за всем происходящим. Медведев с Лукьяновым там носятся все в мыле, а ты…

— А домой, — перебил Михайловский, — домой, что, не поедете?

— Домой? — внезапно осекся разгоряченный Шеф. — Домой я, мой дорогой зам, сегодня даже еще не звонил.

— Ну и правильно, зачем? Наши жены давно привыкли к этому. Не нужно их баловать излишним вниманием, правда?

— Ты к чему это клонишь? …Да куда мы едем, черт подери?!

— Я клоню к тому, что кое-кто обещал народу большой пикник, а за делами и заботами совсем об этом забыл.

Иван Сергеевич бросил косой взгляд на сидящих впереди и как-то странно улыбающихся водителя и старшего охраны.

— Сукин сын, — сказал он, вдруг переменившись в лице. — Бельского. Там же роддом.

— Ай-яй-яй, — нараспев сказал Михайловский, — как не хорошо поносить мою мать, подъезжая к месту пребывания матери своего ребенка…

Ловчиц в порыве невроза со всего маху ударил кулаком по портфелю, лежащему на коленях и тут же, в бессилии поднял взгляд вверх и отчаянно выдохнул:

— Не простит… Она мне этого никогда не простит.

— Простит, Сергеич, — ответил Михайловский. — Ира позвонила утром, уже из роддома. Тебя не было. Перевели звонок в машину, потом прибыл я. Мы поняли, что пока Председатель занят, время у нас есть. Я уже сгонял туда и сообщили ей, где ты, Иван Сергеевич, и что первым тебя сегодня поздравил с ентим делом сам Президент!

— Ты что, сдурел?

— Все нормально, отец! Она ж не проверит. Дама все приняла и сказала, что ждет своего ненаглядного.

— Сергей, — спохватился Ловчиц, — давай! …Надо же цветы, конфеты, шампанское, что там еще? Одеяло, ленты, …коляску!

— Вот скажи мне, новоиспеченный высокопоставленный папаша, как ты собираешься покупать коляску, если до сих пор не знаешь, кто у тебя народился-то?

— Дочка? — ледяным тоном спросил Иван Сергеевич, словно зачитывал кому-то смертный приговор.

— Дочки только у «ювелиров» получаются. Далеко тебе до ювелира, сын у тебя. Четыре с чем-то кило — богатырь!

— Ого!

— А про остальное не беспокойся. Я же сказал, что нас ждут. Сам увидишь…

Площадка у городского роддома №2 была оцеплена и плотно упакована всякого рода транспортом Службы. Убранство разношерстной толпы встречающих скорее напоминало свадебный кортеж. Прибыли все! Замы, представители отделов и служб. Народу было столько, что Иван Сергеевич просто растерялся.

— Эдак, я сегодня за поздравлениями и до жены не доберусь…

— Не дрейфь, Сергеич, — подмигнул Михайловский, — этим ребятам ты пикник не обещал…