Часть 1 глава 9

Темные, пустые коридоры здания Комитета гулко отзывались эхом неторопливых шагов. Изредка в конце бесконечных галерей появлялись и тут же исчезали тени постовых. Приближаясь в двери оперативного штаба, Иван Сергеевич замедлил шаг.

Одиноко светила лампа дневного освещения, выполнявшая в этом углу коридора функции дежурного фонаря. На гладком, древнем паркете, второй год дожидающемся своей очереди на ремонт и замену, проступали свежие царапины. По всему видать бойцы Медведева перетащили в штаб и оставшиеся кушетки, брошенные здесь у стен в ожидании все того же ремонта и долгожданного обновления мебели.

Ловчиц приоткрыл дверь в покрытый глубоким сном штаб. В лицо ударила духота и слабый храп. На полу темной комнаты едва проступали силуэты спящих людей. В данный момент все здесь напоминало армейскую часть, расквартированную на ночлег в какой-нибудь школе.

— Кто тут? — жестко прошипел кто-то у самых ног.

— Лов — чиц, — произнес по слогам Иван Сергеевич.

— Все отдыхают, товарищ подполковник….

— Ну, и ты, заодно.

— Неправда. Я вас еще в коридоре слышал. Спросил так, для порядка, да и для того, чтобы вы на меня не наступили.

— Ну-ну. Будем считать, что ты за словом в карман не полез, а начальник — дурак. Бог с ним, скажи-ка ты мне лучше, где спит Волков, Алексей который?

— А вон, в углу. Возле Ходько и дамы из «Интерпола». Сегодня все здесь. Вы же сами звонили, что мы были на месте…

— Звонил, это верно, но ты мне другое скажи, исполнительный мой, как бы это мне в темноте добраться до Волкова? Хотя, нет, поступим иначе. Разбуди-ка ты мне его сам, а я в коридоре подожду. Путь выйдет, мне пошептаться с ним надо.

— Есть, — ответил боец, поднялся и тихо исчез где-то в темноте.

Ловчиц аккуратно прикрыл за собой дверь, подошел к подоконнику и, выложив на него список желаний Волкова, сигареты и зажигалку, стал ждать. Волков появился быстро, заспанный и хмурый, кутаясь в накинутое на плечи синее армейское одеяло.

— О, — решил подбодрить и настроить на должный лад своего собеседника Иван Сергеевич, прикуривая и морщась от поплывшего к потолку дыма, — сразу видно, наш человек. Легок на подъем. Работа научила?

— Она, родимая, — простецки потягиваясь, ответил Волков. — Какой у нас в дежурке сон? Есть время ночью — спишь, а нет — нет.

Ловчиц протянул Алексею сигареты. Тот отрицательно покачал головой, и легонько хлопнул себя по животу. Под его одеждой что-то глухо тенькнуло, наполняя пустой коридор, характерным звуком стеклянной посуды.

— Пиво, — пояснил Волков, — поговорим?

— Поговорим, — согласился Ловчиц, — сгребая в сторону курительные принадлежности. — А откуда «дровишки-то»? — спросил он, хитро глядя на то, как Алексей извлекает из-под одежды, одну за другой, две бутылки «Лидского».

— Мы тут воспользовались добротой вашей, виноват. …В общем, брюнеточка помогла, а Андрюха проспонсировал. Благо ему вернули и деньги, и документы…

— Эх, — тяжко вздохнул Иван Сергеевич, — учи их, учи, все равно — одни двойки. Всех уволю нахрен, — добавил он, шутя. — А охрана, как пустила?

— А что охрана будет ее досматривать?

— Ну, да. Ладно, открывай….

Бутылки охотно псыкнули, наполняя воздух густым, ярким запахом. Иван Сергеевич с удовольствием причмокнул, сопровождая первую порцию напитка, благодатно покатившуюся к желудку.

— Хорошо, — заключил он и, переводя взгляд куда-то в окно, задумчиво спросил. — Ты, кажется, сказать что-то хотел?

Волков набрал в грудь воздух, на миг задержал дыхание и выдохнул:

— Мы с Лукьяновым согласны лететь. И, это, …то, что я там писал, порвите нафиг и выбросьте.

— А что так? — не скрывая удивления, осведомился Иван Сергеевич.

— Да как вам сказать? Надоело все, что ли? Ну, в общем, жизнь не сахар. Я, конечно, понимаю, кому сейчас легко? В семье у меня бардак, на работе — мрак, да и вообще… У Лукьянова не легче.

— Легче, — не согласился Ловчиц. — У него нет жены и сына.

— Жена, — задумчиво произнес Волков, после чего приложился к горлышку бутылки и сделал несколько глотков. — Жена, сегодня она твоя, а завтра, …чья угодно. Вот сын — это да. Жена будет тебя любить и уважать только до тех пор, пока ты вкалываешь и деньги приносишь. Без них ты и как личность, и как мужчина мало ее интересуешь. Байки все это про любовь до гроба. Пока работаешь на даче, дома, пока несешь «пятаки» и, не дай бог не припрятал где-то на что-то, ты молодец, а нет…

Вот сын, пока еще маленький, другое дело. Он любит тебя потому, что ты папа, а не потому, что ты ему на «покушать» зарабатываешь. Но это, наверное, пока не вырастет. Потом тоже начнется. Хотя, вы знаете, для него сейчас, чем батя как все, что пьет беспробудно и ничего в этой жизни не может ни заработать, ни поделать с собой или с тем, что вокруг него творится, лучше уж совсем без отца. Кто от безголового «сегодня» не запьет?

— А я слышал, что вы, Алексей, совсем не пьете?

— Это я по милицейским меркам почти не пью, — ответил Волков, — но чувствую такое счастье ненадолго.

— Мрачно рассуждаете, батенька, мрачно. Вы молоды, у вас еще все впереди.

— А что впереди? — улыбнулся Волков. — Мои однокашники, вон, старлеи, капитаны, а у кого не спроси: «что дальше в твоей жизни?», ответят — «майор». Что это по-вашему, жизнь?

— Никак вы, господин Волков, своим согласием решили погеройствовать, или в ящичек красиво сыграть? На романтику потянуло?

— Можете и так считать, — согласился Алексей. — Даже не можете, а считайте так. Главное, что мы согласны. Без условий, платы и пути отхода. Андрюха остается, мы его уломали, а остальное уже детали. Мы уже с Сергеем…, как его?

— Если вы про Медведева, — уточнил Ловчиц, — то Георгиевичем…

— Ну, да, с Георгиевичем, в ваше отсутствие пошептались. Они с Лукьяновым сгоняли в лабораторию, приволокли какие-то хитрые приборы. Леха вон до ночи что-то паял…

Ловчиц допил пиво и поставил, на пол пустую бутылку. Волков говорил что-то еще, а Иван Сергеевич прикурил от не погасшей сигареты другую и погрузился в мысли.

Перед глазами уже стоял аэродром с заказанным в «Белавиа» ИЛом-76 МД. БТРы, команда, полет, высадка. Марш-бросок, бой…

А почему обязательно бой? — Ловчиц нервно выдохнул, хмуро глядя на весело рассказывающего что-то собеседника. — А ведь без боя, наверняка, не обойдется, а раз так, значит, кого-то обязательно «бабахнут». М-да. А с настроением: «Красиво в ящичек сыграть» далеко не уедешь…

Бойцов, конечно, жалко. А если кто из заложников или этих «проводников» навернется? Придется группу срочно «нычить», да так, что б ни слуху, ни духу. А как их спрячешь на чужой стороне? Хотя, есть, конечно, план «Б», и «В»…

Заложники, загадочная девушка «N». Если с ними что-нибудь случится, все теряет смысл. Да, — вздыхал про себя Ловчиц, — вокруг сплошной туман и какая-то фигня на постном масле. САМ об этом знает, генерал знает, я знаю, да и каждый боец, наверняка, догадывается. И эти — камикадзе тоже! И все равно прут, пусть даже с «гнилой» страховкой в лице Волкова младшего. Она, конечно, не сработает, кто ж ей даст это сделать, но… Сумасшедшие, все сумасшедшие, да и я тоже.

А что, если отступить, подать в отставку? Назначат другого, пошумят, генерала спихнут на пенсию, а эти доморощенные самураи все равно полетят под моей командой или под командой кого-нибудь еще. А ведь я не отступлю, нет. Что зря столько лет «упирался»? М-да, «упирался». А что дальше? Как там говорил Волков? «Дальше — «майор»? С моей-то работой нынче про «дальше» лучше и не думать.

— …И все жены так, — тихо смеялся Алексей в запале рассказа, — что, скажете, нет? Кого не спросите….

— Подожди, — не дал ему договорить Иван Сергеевич, — не трещи. Вот! Бумажка твоя, правленая генералом. Я тебе скажу откровенно, дело предстоит нешуточное, сам понимаешь, не маленький. Согласны вы с Лукьяновым, спору нет, оформим все, как положено. Сможете, как в той сказке: «и в молоке, и в кипятке…» без конька-горбунка обойтись, быть вам красными молодцами, а нет — голова с плеч». Там, — Иван Сергеевич кивнул вглубь темного коридора, — тем более! У бандитов сейчас стало модным головы неверным отрезать…

Ты знаешь, лично я даже не представляю, как можно это дело «провернуть», но есть одно маленькое «но». Это может вас немного стимулировать. Если вы оттуда вернетесь и все получится, то по квартире и тебе, и Лукьянову генерал обещает твердо. И к этому еще кое-чего. — Ловчик постучал пальцем по записке Волкова. — Скажу честно, так обещает он редко, но если уж обещает, то делает. Это, — указал Иван Сергеевич на тонкие строчки, испещрившие лист красными чернилами, — все написано лично им.

Ты, Алексей, из провинции. Не обижайся я, кстати, тоже не местный и потому знаю, что для тебя вопрос о квартире № 1. Но отвлекись от этого на секундочку и подумай не только о себе.

Бумажка-то эта не официальная, силы она не имеет. С одной стороны — она, с другой — жена и сын, твоя жизнь. Мне, например, не хотелось бы, чтобы мой ребенок чужого дядю называл папой. Я, Алексей, в разводе. Знаю, каково это.

— Что-то я вас не пойму, — удивился Волков. — То, крутили — вертели, уговаривали, пугали, а то сами же отговариваете?

— Я сам себя не понимаю, — Иван Сергеевич зло выругался. — Не понимаю, нахрена мне это, а уж тебе тем более.

— Не мучайтесь вы попусту, — вдруг переменившись в лице, странным голосом сказал Волков. Ловчицу даже показалось, что в коридоре дохнуло холодным, колючим осенним ветром. — Понимать тут нечего. Мы согласны и, если вам все еще это надо, — мы готовы. А «призы» эти, потом, если понадобятся.

— Дело твое, — вздохнул руководитель «Аркана». — Время «пи» отложено. Генерал сейчас на консультациях. Приедет и, вполне возможно, «горнист сыграет «сбор!»». Если понесется эта телега с горы, уже не остановишь. Оба контракта, их копии и эти самописные бумажки останутся здесь в Комитете. Понимаешь, о чем это говорит?

— Догадываюсь.

— То-то. — Иван Сергеевич растоптал окурок и тихо сказал Волкову, — иди, отдыхай, экстремал. И подумай. До «сбора», возможно, остались уже даже не часы, а минуты. Сейчас, — Ловчиц нажал подсветку часов, — два, тридцать три…

… — сейчас пять пятьдесят девять. — Ловчиц пребывая в глубокой задумчивости сел на ящик у открытого грузового клапана самолета, но его тут же согнали, а ящик унесли наверх и погрузили в БТР.

«На дорожку» присели прямо на взлетную полосу. Руководитель «Аркана» был зол и хмур:

— Старший группы, — перекрикивал гул турбин Ловчиц, — Медведев Сергей Георгиевич! Соответствующие инструкции и полномочия он имеет. Повторяю, что б ни забывались. Все с его разрешения, даже туалет! Никаких трений и самовыпендриваний. С этой минуты, ребята, вы на войне! Вперед!..

Молчаливая, пятнистая команда, рысью взбежала по транспортному трапу, занимая места вокруг стоящего в хвосте самолета БТРа. Переднюю из двух бронемашин продолжали поковать под энергичным руководством Медведева.

Летчики убрали «каблуки» и гигантский дюралевый клапан медленно пополз вверх. Сергей Георгиевич лениво махнул, исчезающему из вида Ловчицу. — Прощай, Ваня, — тихо шепнул старший группы…

Двадцать шестого мая 1999 года, в десять часов пятнадцать минут, в кабинет начальника Заводского РУВД города Минска вошла молодая женщина в светлом плаще и дурном расположении духа.

— Я по личному вопросу, — заявила она с порога, глядя на то, как полковник Найдин сосредоточенно читает какой-то документ.

— По личным вопросам, гражданочка, — не отрываясь от чтения, пробубнил полковник, — по вторникам и четвергам. Сегодня, — добавил он, спокойно переворачивая прочитанный лист, и мельком оглядывая посетительницу, — среда. Приходите завтра, в это же время.

— Нет уж! — твердо стояла на своем дамочка. — Вы меня примете сейчас, иначе, я такого шума наделаю!

— Найдин отложил в сторону бумагу и на этот раз внимательно ощупал взглядом хулиганящую мадам. Красивая, молодая…, чего ей шуметь?

— Не пугайте меня шумом, — урезонил он красавицу. — Не люблю я этого. Сам могу пошуметь, но, боюсь вам, это не понравится. Вы представляете, сколько в Заводском районе столицы проживает людей, включая приезжих, командированных и всякого рода залетных? Что ж это будет, если каждый из них, начнет приходить в кабинет начальника милиции, когда только этого захочет, да еще с непременным желанием пошуметь?

— Я вам не «каждая»!

— Ого! — улыбнулся Найдин, откидываясь на спинку кресла, — уж не Пугачева ли ваша фамилия?

— Нет, — не реагируя на шуточный тон начальника милиции, упрямствовала темноглазая гражданка. — Моя фамилия Волкова, и я пришла заявить о пропаже моего мужа…

На лицо Найдина упала едва заметная тень.

— У него на работе, — продолжала Волкова, — их начальник, сказал, что все вопросы к вам.

— Он правильно сказал, — смягчаясь, ответил Найдин. — Вы проходите, садитесь…

Полковник вышел из-за стола и, ухаживая за дамой, отодвинул стул. — А шуметь не надо. Ваш муж не пропал, он в командировке…

— В командировке, — зло повторила за ним Анна Сергеевна. — Все неверные мужья прикрываются этими словами. Милиционеры, так на двести процентов, а их начальники, из солидарности с однополыми, «покрывают» все их похождения. Я и на вас, и на начальника ГОМ-2 буду жаловаться так и знайте.

— Это ваше право, — спокойно согласился Найдин, — жалуйтесь. Я только одно скажу, что быстрее от этого он не вернется. Вы знаете, все это секретная информация и вам, так просто, я, увы, ничего не могу сказать.

— Ну, конечно, — съязвила Анна, а он, в это время, где-нибудь нежится в теплой постельке с… Немедленно скажите, где он?

— Анна Сергеевна, — обратился Найдин к даме по имени отчеству, и она откровенно этому удивилась, точно зная, что не представлялась. — Да, да, — продолжал полковник, — вы думаете: «сухие и черствые начальники, ничего не знают о жизни подчиненных и только то и умеют, что прикрывать их любовные похождения». Ошибаетесь. Про вашего супруга я рассказать могу, но, как я уже заметил, «не так просто». Есть условия.

— К-какие условия? — съежилась Волкова, предполагая, что полковник сейчас предложит что-то интимное.

— Условия? Они не сложные, — продолжал Найдин, копаясь в ящиках стола, — где же это? А, вот. Ну что ж, госпожа Волкова, если вы готовы оформить подписку «О неразглашении» должным образом, то я вам охотно, но кратко поведаю, куда отправился ваш супруг?

— Подписку?

— Ее самую. Сведения секретные. Знаете, какую сумму готовы выложить бандиты за малейшую информацию про «это»? Мы не газета и не журнал. У нас свои, знаете ли, подписки и методы работы, так что вам решать.

Найдин вопросительно и хитро смотрел на Анну Сергеевну, явно находившуюся в состоянии легкого ступора. Она колебалась, хотя было видно, что чаша весов склоняется в нужном полковнику направлении. Наконец, Анна подняла от пола полные непонимания глаза:

— Что я должна подписать?

— Не подписать, а написать. Ну, потом, конечно, еще и подписать. Вот, — Найдин протянул ей сверкающий белизной лист бумаги с верхним угловым, печатным штампом и подписью некого должностного лица снизу. — И во-о-от, еще два. Пожалуйста, ручка… Пишите на первом листе, снизу: — «С моих слов записано верно, мною прочитано»… Число, подпись. …Так. Двадцать шестое…, хорошо. Теперь здесь. — Найдин перевернул лист. — Подпись…. Там, где «галочка», та-а-ак. Дальше… На обороте этого бланка, где объяснения….

— Объяснения?!

— А как вы думали, это так просто? Пишите-пишите. 26.05.1999 года, я, такая-то, проживающая там-то, …так, комнату не указали…, вот, хорошо. Обратилась в Заводское РУВД города Минска, …хорошо, …по поводу пропажи мужа, Волкова Алексея Владимировича, какого он у вас года рождения? Ах, да. Пишем дальше...

— А зачем это? — совершенно расстроившись, спросила Анна.

— Что зачем? — не сразу понял Найдин. — А, «это» зачем? Затем, уважаемая Анна Сергеевна, что все посещения начальника РУВД фиксируются. Кто приходил, чего хотел? Пишите, вы ведь обратились?

— Да.

— Ну, все правильно. Видите, и штампы стоят, прокуратуры и всех, кого надо подписи имеются. Это для того, чтобы я вам не врал, даже если захочу. Все будет отображено на бумаге. Что вы там написали? Так, «…рождения», ага, о месте…, пишите-пишите….

Анна пожала плечами и послушно продолжала выводить аккуратные буквы под диктовку полковника Найдина:

— «…о месте нахождения мужа не знаю», ведь не знаете?

— Нет.

— Пишите дальше, «…о его делах и контактах не имею никакого представления». Написали? Число и подпись, и на последнем листе, вот здесь, тоже число и автограф. Снизу пишите текст: «С моих слов записано верно, мною прочитано», подпись…, отлично…

Найдин сложил листы в папку:

— Ну, что ж, Анна Сергеевна, теперь я спокойно сообщу вам, что Алексей, в составе группы сопровождения убыл в Россию. Наши ребята задержали гомельских бандитов. Эти негодяи сбежали, прятались во Владивостоке. На них висит 17 убийств. Надо же кому-то их сюда привезти?

Путь не близкий. По железной дороге недели две только в одну сторону. Сами понимаете, самолет мы себе позволить не можем.

— Интересное кино, — вяло запротестовала Анна, — что холостых, или других нет. Почему Лешу?

— Холостые есть, — согласился Найдин, — но в этом деле нужны опытные люди, а Алексей по службе характеризуется положительно, служил в «горячих точках» и, знаете, он сам, в доверительной беседе, попросился в командировку, сказав, что вы с ним последнее время …немного ссоритесь. Это правда?

— Да, — тихо шепнула молодая женщина…

— Ну, вот. У него теперь достаточно времени во всем разобраться. А так он, знаете, сгоряча сколько мог бы наговорить вам, или натворить, не дай бог! Семьей дорожить надо. Такие «горячие» слова, совсем не цементируют отношения, а затраты семьи мы компенсируем. Командировочные получат — будь здоров! Мы их и от райуправления поощрим, выпишем материальную помощь, в размере месячного оклада…

Ну, что ж, — поднялся Найдин, — не смею вас больше задерживать. Будем держать в курсе дел, в том смысле, э-э, когда они обратно. Не беспокойтесь, — подталкивал Анну к двери Найдин, — все у вас в семье нормализуется. Я сам поговорю с Алексеем, когда он вернется. Ну, до свидания, уж извините, не могу вам уделить больше времени, у меня много дел…

Тяжелая дверь тихо щелкнула замком. Анна спустилась по лестнице, прошла возле «аквариума» дежурной части и вышла во двор, одолеваемая абсолютно полярными ощущениями от закончившейся только что беседы.