Часть 1 глава 10

Иван Сергеевич свернул от Мачулищей на затяжной съезд к Слуцкому шоссе. Покрытие дороги, угол ее поворота, ранний час, да и внутренний ритм начальника операции «Аркан», настроенный после военного аэродрома на ускоренный шаг, гнали служебную «девятку» Ловчица на повышенных тонах четвертой передачи к повышенным пятой. Разворачивающаяся впереди прямая до Минска позволяла это делать. Постовых ГАИ не было видно, а что еще надо?

Он включил автомагнитолу и отыскал в ее электронной памяти первую попавшуюся волну. Чудо буржуйской техники на секунду задумалось и гневно изрыгнуло в салон рекламную заставку какого-то радио. Иван Сергеевич убавил звук. Из неясного, ритмичного коктейля звуков вынырнул на удивление бодрый в столь ранний час голос диджея, который ни без удовольствия сообщил, что погода ожидается хорошая, настроение, что естественно, если вы на этой волне — тоже, а сейчас самое время для повтора вечерней программы, созданной исключительно по заявкам радиослушателей.

Ловчиц устало улыбнулся этому сообщению, думая про себя, кому это нужно в это-то время? Он немного сбросил скорость, вернул на место прежний уровень звука и на затяжном спуске пустил машину накатом.

— Для Сергея Петровича Стрижельского…, — замурлыкал ди-джей, как это обычно делают все уважающие себя ведущие подобных передач, — от его родителей, сестры, брата, в день его возвращения домой из рядов Вооруженных Сил Беларуси…

Для Геннадия…, просто Геннадия, от его подруги — Елены Завидовой. Для Игорька! Ого! Этого лучше не читать Игорьку, ведь он пока еще военнослужащий. Скажу только, скорей возвращайся, Игорек, тебя дома ждет что-то интересное! Итак, для всех, кто сейчас, как и Игорек, что называется «топчет сапоги» в караулах и нарядах, а также на боевых дежурствах: на волне нашего радио прозвучит песня Андрея Волкова и группы «Белый Запад» — «Дай мне руку, брат!»

Ловчиц с досады даже сплюнул. Включил четвертую передачу и жестко дал газ, не давая, таким образом, догнавшему его белому Форду «Скорпио» без боя себя обогнать. Сзади уже накатывал «КАМАЗ» с полуприцепом, еще бы, ведь стрелка спидометра только теперь, после того, как акселератор снова дал «девятке» жизни стала подползать к отметке 90 км/ч. «Скорпио», конечно же, не «Жигули» и поэтому легко заскочил вперед, будто его хозяину непременно нужно было заканчивать обгон до приближающегося впереди железнодорожного моста.

«Ну, козлище», — выругался Иван Сергеевич, всем своим сердцем ненавидящий тех, кто обгоняет, «подрезает», становится впереди метрах в пятнадцати, да еще и сбрасывает скорость. Ловчиц лихо «притопил», грозя «Скорпио» быстро вернуть свое лидерство, но тут, пыхтящий сзади «КАМАЗ», перестроился в левый ряд и самым наглым образом попер на обгон легковушек.

«И куда смотрит милиция?» — не без иронии сказал вслух Ловчиц, выжидая момент, чтобы юркнуть за грузовиком и «сделать» Форд. «КАМАЗ» в отличие от «Скорпио» не стеснялся приближающегося моста и шумно рассекал прохладный утренний воздух, громыхая на все окрестности своим пустым полуприцепом. Злополучный «Скорпио» тут же рванул вперед, уступая место для завершения обгона грузовику между собой и «девяткой», но дальнобойщик ответил отказом на такой подарок и стал прижиматься к левой разделительной полосе, пропуская Ловчица в погоню за «Фордом».

Иван Сергеевич не заставил себя уговаривать. Он поравнялся с «КАМАЗ»ом, поднял палец к кнопке аварийной сигнализации, что бы выразить благодарность дальнобойщику на авто-языке за любезно предоставленную возможность поквитаться с иномаркой и от моста сигануть, что есть духу до самого поста ГАИ, но...

Грузовик резко метнулся вправо и последнее, что увидел Ловчиц, это несущуюся на него огромную опору железобетонного моста….

Он никогда не любил особенно долго нежиться в постели. Сегодня же ночью сном и не пахло — нервы. Вылет группы, даже если уверен в том, что все выверено и организовано безупречно, не дал бы уснуть. Ловчиц позвонил ему с аэродрома на рассвете и сообщил, что все хорошо: «трансляция началась…».

Господину Янушкевичу сегодня нужно было обязательно появиться домой — переночевать. Делать это требовалось хотя бы для перестраховки, дескать, Шеф уехал домой, значит, никто и никуда сегодня не полетит, и начало операции — снова полная неизвестность. Да и что тут греха таить, побыть с женой, помыться, побриться в обычной обстановке, это большое дело. Кто знает, как оно дальше пойдет, может статься, что снова придется и дневать, и ночевать в кабинете.

Утро начало давить гнетущей тишиной. Вот-вот уже позвонит от подъезда Михайловский с сопровождением. Все идет подозрительно гладко, так, как будто никто никуда не полетел и ничего особенного вокруг не происходит.

Янушкевич как раз допил чай и решил «убить» оставшееся время ожидания на кухне у телевизора, но вдруг, на двадцать минут раньше обычного «проснулся» мобильный телефон:

— Да, — коротко ответил генерал, включив связь.

— Игорь Федорович, — скороговоркой затараторили в трубке, — это Михайловский.

Генерал снова посмотрел на часы и удивленно вскинул брови.

— Извините, что раньше, — продолжал ординарец.

— Что там?

— У нас проблема, товарищ генерал.

— Говори.

— Ловчиц разбился на Слуцком шоссе, насмерть. Машина за вами вот-вот подъедет. Я на место ДТП, буду ждать там.

— Стой! …Сережа!

— Да.

— Оцепить все! Никого не пускать на место! Движение? Он не мешает движению?!

— Он уже никому не мешает. Машину эвакуировали. Иван Сергеевич в морге, в больнице скорой медицинской помощи, на Кижеватова.

— Что ты мне…? Что я, не знаю где больница?! — генерал дрожащей рукой вытер несуществующий на лбу пот. — Все правильно, — добавил он, смягчившись, — давай туда, Сергей — собирай информацию. Позвони в отдел Ловчица, поднимай всех, кто остался по «тревоге». Поисковиков тоже туда, всех! Все перевернуть, слышишь? Информацию, Сережа, информацию!

— Понял, товарищ генерал….

Янушкевич отключил «трубку» и подошел к окну. Багровый пожар восхода поплыл в горькой пелене прорывающихся сквозь волевое усилие слез. Игорь Федорович опустил руки и до хруста сжал кулаки.

— Что там, Игорь? — услышал он за спиной из коридора заспанный голос своей супруги.

— Иван Ловчиц разбился, — треснувшим голосом сказал генерал, хватаясь за сердце и бледнея….

Озадаченные дорожники толпились на полянке у грозящего вот-вот застопориться «пробкой» шоссе, а работники ГАИ по указанию «сверху» не пускали на место дорожно-транспортного происшествия никого. Михайловский прибыл в тот момент, когда стал назревать скандал. Дорожники рвались к железобетонной опоре, в которую врезалась служебная «девятка» Ловчица, поскольку им нужно было выяснить, какие имеются повреждения у этой конструкции после аварии. Михайловский спокойно подошел к нервно спорившим людям и представился: «помощник Председателя Комитета госбезопасности». Все тут же умолкли…

— Товарищ полковник, — моментально воспользовавшись паузой, обратился к Сергею пузатый мужик в сером костюме.

— Я майор, — тихо уточнил Михайловский.

— Ну, майор, какая мне разница, — напирал «пузатый», — нам же составы надо гнать по мосту, пустите экспертов.

— А сколько их?

— Э-э-эф-ф-ф, — задумался технарь, — …человек пять.

— Троих пущу, не больше, — твердо заявил Михайловский, хотя и сам не знал, почему согласился именно на троих, а не, скажем, на всех пятерых. — Товарищ полковник, — обратился он к начальнику ГАИ города, — скоро прибудет Янушкевич. С движением проблем не будет?

— Что, — испуганно озадачился Стрельский, — сам?! Со «Стрелой?»

— Нет, наверное, без них.

— Со «Стрелой» вступил в разговор капитан, стоявший за спиной начальника ГАИ, — по рации слышно, уже ведут.

— Ну, — развел руками полковник милиции, — встретим…

Михайловский бросил грустный взгляд на исцарапанную железобетонную опору.

— Там ничего нет, — ответил на его вопросительный взгляд полковник Стрельский. — Он по касательной пошел, мимо опоры, справа от проезжей части, за мост. Машина во-о-он там лежала, на зеленой полосе. Правую сторону «Жигуля» начисто снесло, стойки порвало. Вашего сотрудника спасатели вырезали из корпуса.

— А как, …ну, — замялся Михайловский, — эвакуировали почему?

— Обижаете, — снова развел руками Стрельский. — ДТП за день десятки, если не сотни! Машина разбилась, хорошо хоть не сгорела. Труп. Документов сразу не обнаружили. Он, кстати, не сильно пострадал, хоть и не пристегнут был, а отчего умер? В больнице скажут. Наверное, внутреннее что-то. Наряд все зафиксировал. Схемы и так далее, как на неизвестного гражданина.

Битый транспорт убрали, чтоб «зеваки» с утра не останавливались. Знаете, бывает, засмотрятся на ДТП, зевнут и еще несколько аварий следом.

Мы ее сразу как оформили — на эвакуатор. Инспекторы «пробили» номера — машина вашего ведомства. «Подняли» меня. То — се. Через дежурного узнали, кто на ней уехал. Чуть допросились, пока не сказали, что водитель погиб. Скорость у него была порядочная. Бригада скорой помощи констатировала смерть, вот и….

Михайловский кивнул:

— Ясно, — тихо сказал он, — на месте ничего нет?

— Ничего. Ни оружия, ни документов, даже «запаски».

— Она на моей машине стоит, — тяжело вздохнул Михайловский, — с неделю назад у него одолжил…

Вдалеке запиликали сиренами машины сопровождения.

— Ну, — кивнул в их сторону Сергей Петрович, — идите докладывайте генералу, а я поброжу тут.

Пока полковник Стрельский разговаривал с Председателем и прибывшим с ним начальником ГУВД города, Михайловский завел беседу с дорожными рабочими, неприметно убирающими мусор от края дорожного полотна невдалеке от ДТП.

— Да, — хрипел, как туберкулезник худощавый, небритый мужик, в оранжевой, форменной жилетке. — Место херовое, хоть и поворота резкого нет. До города пара километров. Милиция только там, дальше, на посту. Вот, кто не «налетался» по дороге — прут здесь. Во-о-он знак, видите?

Мужик указал на синий знак «указатель направлений».

— Его, три дня назад, снес «Гольф». Только вчера вечером обратно поставили, в бетон, чтобы наверняка…

Михайловский молча кивнул на прощание рабочему и пошел обратно к плотным рядам экспертов и «сыскников», приехавших с начальством. Пребывая в глубокой задумчивости, он обошел всю эту компанию и отправился к знаку, намереваясь оттуда, со стороны, взглянуть на картину ДТП.

Обочина была чистой, если не считать небольших кучек застывшего бетона, безобразно, будто «коровьи блины», разбросанных у основания знака и вокруг, метрах в пятнадцати.

Сергей поднялся на шоссе. Первое, что бросилось ему в глаза, это след жесткого торможения грузовика, с четким отпечатком протектора. «След-то свежий, — отметил про себя Михайловский, — но мало ли кому и почему тут понадобилось тормозить? До места аварии метров сто-двести. Может быть, не заметили знак, тормознули, а потом бегали, смотрели, что там написано? Так и есть, вот и след обуви. Кто-то прыгнул прямо в грязь»…

И вдруг, что-то блеснуло в траве у асфальта.

— Э-эй, — тихо выдохнул вслух Михайловский, заметив связку ключей, судя по всему, потерянных тем, кто бегал к знаку. Сергей поднял ключи, и сердце его похолодело — в стопорном кольце связки, застрял, оборванный микронаушник. Такие были только у связи Службы….

…Холодный зимний день. Солнца не видно. Тучи и кругом снег. Тело пронизывают дрожь и жуткий холод. Свет и холод. Когда-то был просто свет, холода не было, был только бог и свет, а теперь… Свет исчез, есть только холод и мрак.

Красивая женщина в белом подходит, берет за …, что хочет, вздыхает, уходит. Опускается звон. От него болит голова. Зачем этот звон? Где женщина? Холод, опять дикий холод и мрак.

Он снова приоткрыл глаза. Звон не утихал. Теперь, вместе с ним, отзываясь страшной болью и неконтролируемыми сокращениями мышц живота и ног, тело прошила судорога. Непослушными пальцами он ощупал свою постель, это был холодный, каменный пол. Попытка перевернуться — боль!

Мир, вдруг, кувыркнулся и подступила тошнота… Ноги, они уже держат, он встал. Впереди полоска света. Он выставил перед собой руки и толкнул дверь…

Стол. За ним, у светильника сидит какой-то врач, читает газету, за окном солнце…

— Бр-рр-атхок, с-скхольк-о, вре-ммя?

Врач резко дернулся и ударился спиной о стену, сверху на него рухнул железный карниз вместе со шторами. Отскочив от головы медика, железка упала на стол и разбила стеклянный графин. Шум! Снова звон.

— Мм-ма-ма!!! — истошно крикнули слева. Он обернулся на крик и упал…

Удары и вспышки. Тудух-тудух, тудух-тудух! Это поезд?! Он снова открыл глаза. Над ним неслись, выстраиваясь в ряд, лампы дневного освещения. В ногах упирался и хрипел врач с огромной шишкой на голове, а слева бежала та самая красивая женщина в белом, что рассматривала его причинное место.

— Гх-де я-а? — зашипел Иван Сергеевич, словно замороженный питон Каа.

— Очнулся, — вместо ответа сказала женщина.

— Быстрее! — командовал врач.

— Кх-то вы? — вздрагивая на стыках, сипел Ловчиц.

— Ты, мужик, только держись, молчи! Скоро приедем…

— А вфы? — повернул голову к женщине бывший труп.

Дамочка отвернула лицо и тихо сплюнула:

— Может, тебе и телефончик домашний сказать, и размер бюстгальтера? Саша, накрой ему «это дело», не могу я, они трясутся…

— Собой накрой, — пыхтел врач, — у меня в кармане только сигареты…

— Вон они!!! — закричали где-то. «Каталку» тряхнуло, и снова опустилась тьма.

— Эй! Эй!!! Мужик! Погоди! Ты куда?!…

Ирочку снова «напрягли». Из операционной привезли мужчину, пребывающего без сознания, с мелкими разрывами кожи, синяками, ссадинами, к тому же с морговской биркой на ноге. Бирочку, к слову сказать, тут же сорвали и бросили в мусорное ведро.

Заведующий отделением Сергей Сергеевич сказал, что мужик этот пока неизвестный. Ожил у патологоанатомов не дождавшись вскрытия. Что там начальнички тянули-решали относительно него, с кем советовались — неизвестно, однако же дяденька успел прийти в себя и, по пути в хирургию, снова отключиться.

Ирочка получила огромное количество ценных указаний на его счет и, главное — следить, потому, как мужчина этот продолжал болтаться на кромке жизни и смерти, не имея никаких действительно серьезных повреждений. Сам Сергей Сергеевич углубился в показания новенького компьютера, подключенного к «дяденьке». Новый век — новая техника. Тут тебе и пульс, и давление и все прочее.

Ирочка, как ей и было приказано, довольно долго послушно смотрела за этим новым больным, однако, в конце концов, стала развлекаться, подменяя шефа и великодушно отпуская того на перекуры. В этом-то как раз и крылся «напряг». Чтобы не этот хмырь из морга, Ирочка ходила бы курить с Сергеем Сергеевичем, а так, приходилось сидеть при больном и отвечать на глупые вопросы и подковырки двух его соседей, в отличие от него уж слишком твердо находящихся в сознании. Мужики просто развлекали себя подобным образом. Ирочку ужасно тянуло в ординаторскую к Сергею Сергеевичу. Мужики получали яростный отпор, и это заводило их еще больше.

— Я на минутку, — сказала, наконец, медсестра, окончательно истощившим ее нервные ресурсы дяденькам. — Смотрите тут. Если запищит эта штука, зовите. У меня перекур.

Ирочка вышла в коридор и скрылась за дверью ординаторской. Минуты через две там сухо щелкнул дверной замок. Когда же быстротечное и некачественное развлечение было закончено, медсестра и Сергей Сергеевич, поправив слегка измявшиеся халаты, направились к месту исполнения своих служебных обязанностей. Каково же им было, когда по возвращению они не обнаружили в палате того самого неизвестного гражданина из морга?! Со слов его соседей-мужиков, ранее докучавших Ирине, вошли какие-то врачи и с ними детина в штатском, отсоединили больного, сказали, что на процедуры, и увезли.

Поднятые страшным переполохом медики прочесали всю больницу, и к своему великому отчаянию обнаружили у служебного выхода только опустевшую «каталку». Самого же «дяденьку» не нашли, как не искали…

Янушкевич прибыл в Службу. В приемной его встретила заплаканная секретарь Ирина:

— Тут сообщения, — начала она.

— Зайди в кабинет, — сухо пригласил Председатель.

Ирина собрала бумаги и вошла.

— Ирочка, — вздохнул генерал, — знаешь ведь, что должность твоя имеет скорее не документально-творческий характер, а так — чай принести, кофе, сообщеньица передать. «Секретку» Службы ведут специалисты, ты же, не перегруженная работой, должна сиять! Заряжать всех энергией, а ты? Ну, что это за слезные реки? Знаешь где мне сегодня все эти рыдания и всхлипывания? Отчего ты так убиваешься — я понимаю, сама мне говорила, нравился он тебе, ну, что уж теперь? Обратно, Ира, не вернешь…

— Игорь Федорович, — всхлипнула мадмуазель Блесницкая, — я бы ничего, но, тут такое… Какой-то …придурок, пол часа назад позвонил и спрашивает: «Ирочка, Шеф у себя?» и не представился. — «Как, — говорит, — мне с ним связаться поскорей?» Я бросила трубку. Он сначала кривлялся, как мальчишка, в том смысле, что голос менял, вот я и бросила. А он перезванивает, представляете, и давай на меня кричать. Обозвал курицей, наорался и снова: «Янушкевич появится, я перезвоню…». Перестал кривляться, а…, голос…, — Ирочку снова пробило на слезы, — похож на Ивана Сер-гх-еевича.

Она, вдруг, икнула, извинилась, налила себе из графина стакан воды, выпила и спросила:

— Игорь Федорович, что делать?

— Делай свою работу, — мрачно ответил Янушкевич, — а позвонит «этот», сбрось его на первую линию…

Звонок того, кто так расстроил Ирину, раздался через сорок минут. Генерал в это время пил кофе. Открылась дверь, и появилось бледное личико Блесницкой:

— «Он» звонит, — прошептала она, — послушайте голос. Такого не может быть.

Янушкевич включил запись и снял трубку.

— Привет из преисподней, — услышал он на том конце провода голос, от которого по спине пробежали колючие мурашки. — Игорь, это…, Ваня. Сотри разговор и сорвись с места. Встретимся, где последний раз рыбачили. Под мостом, где Михайловский в воду упал. Слышишь меня, это не шутка, не до них сейчас. Если не веришь голосу, возьми с собой мою бригаду…

Связь оборвалась. Генерал ватной рукой положил трубку и через секунду нажал кнопку «связистов»:

— Кто это? — сухо спросил он.

— Тимохин, товарищ генерал, — представился сотрудник.

— Спите как всегда…?

— Никак нет.

— Откуда был последний звонок, первая линия?

— Одну минутку…, с «мобильного» Сергея Михайловского. А что, что-то случилось?

— Да нет, ничего, просто проверяю вас. Разговор не писали?

— Нет, не было надобности. Компьютер выдает, что вы сами его записывали.

— Верно. …Небось, в «Дюка» играете?

— Никак нет! — отрапортовал Тимохин, — как можно на работе?

— Ну, добро…

Янушкевич стер запись разговора, вызвал через дежурного свою машину и группу сопровождения. Дежурный офицер доложил о том, что машина готова, но Михайловский три минуты назад поднимался наверх и спрашивал на месте ли генерал? У него что-то очень срочное…