Часть 1 глава 16

ГЛАВА 16

Иван Сергеевич, сидя за генеральским рабочим столом, аккуратно записал в ежедневник: «4.06.1999 года, 9:00…». Отчего-то продолжать писать дальше у Ловчица пропало всякое желание. Вспомнился недобрый вчерашний день, в особенности сообщение о том, что принято высочайшее решение уволить на пенсию по выслуге лет генерал-лейтенанта госбезопасности Янушкевича Игоря Федоровича.

Катализатором этого, как не без оснований считал начальник отдела «отбыстрей», стали события, связанные с освобождением заложников в Азербайджане, а также произошедшее на станции минского метро «Немига» 30-го мая 1999 года.

Кстати говоря, проведение «Аркана» считалось успешным. В Службе готовили бумаги на награждение многим бойцам группы быстрого реагирования. Особым, можно сказать, небывалым интересом отмечено появление живого и здорового Ивана Сергеевича Ловчица на состоявшейся первого июня Коллегии Комитета госбезопасности, приуроченной к подведению итогов полугодовой деятельности. Открывшим от удивления рты сослуживцам сообщили: «в интересах безопасности страны (!), и с целью успешного проведения операции «Аркан», и «гибель», и «похороны» подполковника Ловчица И.С. были инсценированы…».

Странное дело, но все это «проглотили». Возможно, ожидаемый резонанс затмила собой трагедия 30-го мая, связанная с гибелью людей, или… Хотя, какая разница из-за чего именно? Важно, что коллеги все это, пусть и с удивленным гулом, но приняли. Как говорилось далее в докладе: «Акт эксгумации…», в общем, цинковый гроб раскопали, распаяли в присутствии специальной комиссии, показали, что в гробу тряпье и припаянные к полу гири.

― Я жив, ― с тяжелым вздохом подумал Ловчиц, — и я недолго буду на своем прежнем месте.

Он резко захлопнул ежедневник, встал из-за стола и закурил. «Доклады, доклады, доклады. А сколького не напишешь в этих докладах, ― думал он, ― самого весомого, важного? М-да, дорого же мне стоило это «воскрешение». Даже Медведев обиделся, что я толком не рассказал ему об истинных целях миссии и особенно дулся по поводу того, что не поведал ему о своей «смерти». А когда мне было это сделать? Не каждый же день воскресаешь! Что ни говори, а когда это делаешь, то трудно приходится не только тебе, но и всем, кто тебя окружает. Как только прошла черная новость о том, что тебя больше нет — люди тут же закрывают в своей голове папку с твоими файлами, с твоим именем. Кто-то, что тоже объяснимо, сразу же косится на твое освободившееся кресло, оно его влечет своей значимостью, силой власти. Он и его окружение уже строит на это планы. Они уже спят и видят, как он потащит их за собой наверх, но тут вдруг ты воскресаешь и …!

А оставшиеся на юге «хвосты»? И они не добавили мне здесь по воскрешению положительных эмоций. Вот и получается, что со дня своей гибели я так и повис между небом и землей.

Хорошо мне жилось раньше. Всегда была возможность «нырнуть» под сильное крыло, не раз прирывающее от больно пристального взгляда «солнца», но вот случилось неприятное «вчера» и теперь даже Янушкевич мне уже не поможет.

А что ему? — продолжал рассуждать Иван Сергеевич. — Он поступил так, как того требовали обстоятельства. Результаты официально закончившегося «Аркана» еще толком не обработаны, а плотно заниматься «Арканом-2», решение, о разработке которого, принято на самом верху, пока никто не станет. А ведь это «пока» может и затянуться. Я сейчас как Акела — персонаж мультфильма «Маугли» — «мертвый волк». И будет это до тех пор, пока не найдется в Закавказье другой «Волк», живой или мертвый. По большому счету, что мне теперь до того? Ведь исполняющим обязанности «быстриков» теперь работает Медведев? Вот уж кому сейчас не позавидуешь. Работать со всей информацией ему сейчас никто не даст, а с неполной информацией, что ж это за работа?»

Вдруг Ловчица качнуло. Он побледнел и тихо сел в кресло. Мир, уже в который раз застыл перед его глазами, проносясь странными картинками каких-то непонятных видений. Их быстрая смена, тупо отдаваясь болью в височной области и где-то над левым ухом.

— «Черт! ― успокаивал себя Иван Сергеевич, — Это скоро пройдет, ― всегда проходит, должно пройти».

Сразу по прилету группы из Закавказья Янушкевич приказал отпустить Волкова младшего. Всей мотивации Ивану Сергеевичу не открывали, но и того, что он услышал, хватило с лихвой для того, чтобы выполнить указание и не задавать лишних вопросов.

«Бомба», которую обещал «взорвать» в средствах массовой информации вырвавшийся на свободу музыкант, бабахнула достаточно ощутимо, но, нужно сказать, что этого ждали и успели, как следует подготовиться. Ловчиц после этого информационного «взрыва» даже проникся неким уважением к Андрею Волкову. Ведь тот знал, что эта шумиха, связанная с исчезновением его родного брата поднимет волну противодействия Службы, более того, его об этом предупредили, и все равно «поднял шум».

Иван Сергеевич, немало удивив Андрея своим появлением в полном здравии, провел перед расставанием с ним достаточно долгую беседу, указывая на то, что Служба в отличие от него имеет в намеченной им информационной войне гораздо большие преимущества и, исходя из того, что все эти СМИ, мягко говоря, прислушиваются к ее мнению, Волкову младшему лучше не стоит утруждать себя пустыми хлопотами по «поднятию волны». Рок-звезда, слушая это, заверил Ловчица в том, что все понял и обязательно прислушается к его точке зрения, однако сам, едва выбравшись на свободу, шарахнул в прессе без конкретики и фактов, но уверенно и зло.

В ответ на это Служба сработала быстро и эффективно. Вскоре голодная к новостям пресса с подачи Комитета стала все больше называть его недавние заявления спланированным пиар-ходом, а самого Волкова, дабы больше не отвлекался на писанину в журналах и газетах, прижали через налоговую инспекцию.

Но он-упрямец, даже после этого не сдался, решив рискнуть всем из-за загубленной жизни брата. Оплатил и юристов, и все появившиеся посредством работы Службы долги перед государством, причем сполна. «Бульварка» пищала, словно кошка в горящем доме. Просочившееся после гянджинской пресс-конференции и заявлений младшего Волкова слово «Аркан» старательно печаталось сотни раз на дню десятками разнообразных изданий. Газеты и журналы пережевывали полученную от рок-звезды информацию, выдвигая такие умопомрачительные версии недавнего освобождения заложников в Азербайджане, что любой писатель-фантаст просто умер бы от зависти.

Стоит ли и говорить, кто прикладывал руку к самым «завернутым» сюжетам и сценариям, лившимся потоками на всегда «голодные» к сплетням головы граждан. В утренней торговле пресса бойко разлеталась максимум за час-два. Деньги текли рекой в бюджет изданий и оттуда частично в безразмерный карман государства. Но уж чего никто не ожидал в этой войне, так это того, что имя и Волкова старшего всего за пару дней станет культовым. Появлялись даже добровольцы разыскать его (про других пропавших информацию пока удавалось придержать). Откуда не возьмись, выплыли сообщения о злоупотреблениях в финансовой сфере самого МВД. Волков, естественно, не имел к этим махинациям никакого отношения, просто сотрудники милиции решили собрать денег для семьи этого пропавшего без вести милиционера. Решили сами, без участия финансово экономического управления. Ф.Э.У. постаралось централизовать подобный финансовый сбор на банковском счету и, заодно, «покрутить» эту сумму в выходные. Надавили на начальство, те, в свою очередь, на личный состав, а милиционеров словно прорвало.

Их недовольство работой вышеуказанной организации, копившееся долгое время, вскипело в одночасье. Малая заработная плата, тяжелые условия службы, быта и прочее давно готово было вскипеть, несмотря на строгий запрет закона, не разрешающий сотрудникам милиции быть недовольными. Случай с Волковым послужил дрожжами, что ускорили процесс просыпающегося милицейского бунта. Это было что-то сродни событиям в МВД Беларуси, происходившим в 1990 году, но тогда были другие причины и, как ни странно, другие времена.

Тем, кто занимался этими финансовыми играми нужно было не забывать, что они имеют дело с профессионалами. Всплыли отчисления за все праздничные и выходные дни на каждого милиционера. Это была та самая ежемесячная почасовая переработка, которая, оказывается, оплачивалась! Да, из бюджета в МВД добросовестно выделялись на это средства. Имелись и подписи сотрудников в ведомостях о получении денег, чему сами сотрудники были немало удивлены. Фраза: «переносить все тяготы и лишения службы», до этого отбивала у них всякую охоту искать правду, но теперь все вывернули наизнанку и посыпались люди, регулярно получавшие большие премии за «экономию денежных средств» с постов и кресел, как гнилые сливы в ветряную погоду.

Как ни странно, но и это было на руку Службе. Она оказывала милиционерам всяческую помощь в «раскрутке» этого непростого дела (для того, чтобы «отвести глаза» от пропажи Волкова). Комитету приходилось нелегко, поскольку в сборе этого денежного нектара на полях МВД принимали участие многие высокие начальники из смежной с КГБ организации. А между этими ведомствами, негласно, было не принято лезть в дела друг друга.

Что же до самого Волкова, то на волне этого шума в МВД Анна Сергеевна Волкова — супруга Алексея, подала в суд и, не стесняясь, рассказывала журналистам о том, как в милиции ее вынудили подписать незаполненные документы. Плакала «на камеру» и говорила, что и представить не могла, что за тексты появятся над ее подписями. Теперь в МВД от нее отмахиваются этими бумагами, не позволяя ничего делать для поиска ее пропавшего без вести супруга.

В общем, этот информационный «нарыв» каждодневно наполнялся и еще чем-то, все больше натягивая отношения между КГБ и МВД, пробуждая косые взгляды со стороны администрации Президента. Чувствовалось, что вот-вот его должно было «прорвать» и Иван Сергеевич, ожидая этого страшного момента, засиживался на работе, допоздна просчитывая всевозможные ходы коллег и врагов. Сотню раз он ловил себя на мысли о том, что все это пустая трата времени и сил, но уходить домой и думать об этом там, для него было просто невыносимым.

Сейчас он был совершенно одинок и радовался тому, что судьба позволяла ему направить хоть куда-то эту безумную энергию, каждодневно прошибающую все его естество после «воскрешения». Кабинет начальника «быстриков» уже занимал Медведев, а сам Иван Сергеевич, которому теперь было просто некуда деваться, временно расположился в пустующих покоях отставного генерала.

Что делать, Ловчиц, будучи первым заместителем Янушкевича, как никто другой в Службе был натаскан во всех вопросах работы своей непростой организации и к тому же официально он пока все еще являлся заместителем Председателя, обязанности которого, до назначения нового человека, кто-то должен был выполнять.

Сегодняшний рабочий день, в силу некоторых обстоятельств, даже на фоне последнего времени растянулся просто до неприличного. От многочисленных бумаг, сейчас почему-то особенно сильно отражающих свет настольной лампы, у него уже начинало рябить в глазах, как от долгой работы перед некачественным компьютерным монитором.

Он откинулся на спинку кресла, закрыл тяжелые веки и шумно выдохнул. Состояние полной расслабленности и покоя продолжалось недолго. В углу привычно мягко зашелестело, и вскоре кабинет наполнился мелодичным, красивым боем, огромных, словно одностворчатый шкаф, еще трофейных германских часов. Вообще Ловчицу нравились эти доисторические ходики-мутанты, так умиротворенно тикающие в течение дня и всем своим видом вызывающие покой и размеренность жизни, но сейчас, когда они подло и с оттяжкой отсчитали двенадцать тяжелых ударов!

Иван Сергеевич открыл глаза и подарил испепеляющий взгляд увесистому и, судя по габаритам и дизайну, переделанному в советские времена, маятнику. Ничего не поделаешь, как ни старался Ловчиц пробудить в себе сейчас некие экстрасенсорные способности, «насос», упрямо перекачивающий время из будущего в прошлое, все так же беспристрастно плавал в стеклянном окне часов, то влево, то вправо. Горе-гипнотизер вздохнул, уперся локтями в стол и погрузил лицо в ладони.

― Ну и деньки, ― в сотый раз с горечью подумал Ловчиц. — Рука рефлекторно упала на телефонный аппарат и нажала кнопку секретаря. Громкоговорящая связь дала вызов дважды. Иван Сергеевич, опомнившись, причмокнул языком и смачно шлепнул себя по лбу ладонью. — Двенадцать часов, ― прогнусавил он вслух, корча страшную гримасу, ― идиот! Какой секретарь, какое кофе?!

― Слушаю, Иван Сергеевич, ― вдруг ответил аппарат.

От неожиданности Ловчиц неосторожно покачнулся в кресле и, что бы ни потерять равновесие, судорожно сгруппировался, попутно гулко ударив коленкой в стол, ― Ирина? ― Корчась от боли, спросил он, ― что ты там делаешь?

― Работаю, ― устало ответили из громкоговорителя.

― Так ведь двенадцать часов, воскресенье, какая работа?

― Утром вопрос моего выходного дня вас не интересовал. Вы что-то хотели, или случайно нажали кнопку связи?

― Я? Ну да, я хотел, думал… Знаешь, я совершенно потерялся во времени. Ведь знаю, что полночь и, вдруг, как будто потянуло кофейком.

Ирина чуть слышно тенькнула посудой на том конце провода:

― Это я, Иван Сергеевич, пью кофе. Вам это мешает?

― Нет, все нормально, но не могла бы ты, просто из чувства сострадания к собрату-полуночнику, и ему заодно…

― Сейчас принесу, ― ответила Ирина, связь дала отбой, а Иван Сергеевич непроизвольно огладил отросшую за день щетину подбородка. Что-то неприятно защемило в районе солнечного сплетения или даже под сердцем и Ловчиц глубоко вздохнул. «Это холостяцкий нерв», ― умозаключил он, прикладывая руку к ноющему в груди месту.

Пока Ирина подходила к столу, Иван Сергеевич, глядя на нее, поймал себя на мысли, что никогда как следует, не присматривался к секретарю Шефа. Как же, это ведь родственница генерала — табу! А теперь…, «старый дурак», ― пронеслось в голове Ловчица, ― как же я оплошал? Как мог такого не замечать?

Тем временем Ирина, не спеша, поставила поднос на стол. Ее проворные ручки тут же собрали в ровную стопку все разбросанные на его плоскости бумаги и отправили их на тумбу, что стояла рядом. Иван Сергеевич, молча и внимательно наблюдающий за происходящим только кивнул в ответ на вопросительный взгляд Ирины, дескать, делай, что хочешь.

Ее розовато-кремовый костюм, плотно облегающий безупречные формы, бесшумно проплыл совсем рядом и, вернувшись обратно, застыл напротив:

― Что-нибудь еще? — тихо спросила она.

― …Присядь, ― после короткой паузы, ответил Иван Сергеевич, ― составь мне компанию. И ты, и я, возможно, скоро потеряем эту работу, так давай уж посидим по-барски в важном генеральском кабинете...

Ирина не ответила, но и не ушла. Ловчиц встал, обошел вокруг стола и поставил стул для дамы слева от себя, ― чтоб не на углу, ― пояснил он, ― напротив меня не получится, придется все передвигать, а так…

― Ничего-ничего, ― дрогнувшим голосом, ответила Ирина, ― поближе к креслу начальства и далеко от импровизированной кухни на подносе. Чистое нарушение всех армейских законов.

Ухаживая за дамой, как и подобает воспитанному человеку, офицеру, Иван Сергеевич, пододвинув стул, случайно вдохнул тонкий аромат ее духов и понял, что пропал…

― Звонят, храпун.

― Ну и…, пусть звонят. Звук-то на минимуме. …Мешает?

― Нет. — Мягко ответила она. — Хорошо, что хоть сейчас звонят, а не раньше. Испортили бы все.

― Я им испорчу. Вообще нафиг выключу телефоны, мне уже здесь ничего не надо.

― Хм, ― улыбнулась она, ― ты ругаешься. Интересно.

― А чему ты удивляешься? Я и храплю, и ругаюсь, как и все люди.

― Я не удивляюсь. Просто интересно.

― Что интересно?

― Говоришь: «как все», ведь ты не похож на других. А про храп? …Ты даже не храпишь. Ты сопишь, как медвежонок.

― Как кто?

― Можешь мне поверить. Когда мы …отдыхали, я слышала.

― Блин, думал же об этом, хотел спать по-тише. Знаешь, в последнее время вообще спать толком не могу, а тут расслабился и отключился. Прости.

― Ничего, ― сладко сказала она и улыбнулась, ― мне и это в тебе нравится…

Телефон наглел. Казалось, что он сам добавляет своему звонку мощности, прошивая злой трелью чуть ли не всю Вселенную до самого дна.

― Ответь на звонок, ― нежно целуя мочку его уха, шепнула Ирина, ― ведь не отстанут. Наверное, случилось что-то.

― Наверняка, ― вздохнул он, ― только что хорошего может случиться в пять утра? Не хочу. В это время хороших звонков не бывает, а хочется еще чего-нибудь хорошего. Давай, еще хотя бы часик побудем там, где нам хорошо?

― А нам хорошо? — серьезно спросила она, прижимая его голову к своей груди, и целуя в кивающую в знак согласия макушку. — Вот уж действительно, ― снова улыбнулась Ирина, ― «с милым — рай в шалаше». Однако же этот генеральский диванчик маловат для двоих.

Она отвела взгляд в сторону:

― Иван…, только ты больше не «умирай», пожалуйста. — Ее глаза тут же наполнились слезами, ― второй раз я этого не переживу. Ты для меня — все. Я знаю, что это нехорошо, когда девушка первой…, навязывается, что ли, но мне теперь все равно. Я люблю тебя, не перебивай! Пусть сегодняшняя ночь открыла еще одну секретутку, лично мне плевать теперь и на это. Одноночка я для тебя, двуночка? Как тебе нужно, так и будет, только об одном прошу, не прогоняй от себя. Поверь, без тебя я…

Долгий и горячий поцелуй, заставивший оборваться ее слова, в конце концов, остановила грянувшая сразу с троих телефонов звонкая трель.

― Ответь им, ― отрываясь от его жарких губ, повторила она, ― ты ведь знаешь, они не отстанут.

Иван Сергеевич снял ближайшую трубку:

― Да, Ловчиц. …Кто ты такой, чтобы мне выговаривать?! Вот и дежурь, дежурный! К черту твои извинения…, я и не злюсь…, что?! Ну, нашли же? Искали они, понимаешь ли, ладно, что там? …Михайловский? Нет. Давай его…

Привет, Сергей Петрович. …Ну, как где? На бороде. Что ты хотел? Не понял, какие двери? — Иван Сергеевич оглянулся и бросил отчаянный взгляд в сторону двери. ― Да-а-а? — настороженно протянул он, краснея. — Ух, ты! Ладно, проехали, а чего меня искал-то? …Что?!!! Так что ж ты сразу не…, а, ну да, я забыл…, бегу, ты где? Не-не, лучше не заходи, я сам к тебе, жди, слышишь, бегу!

Ловчиц бросил трубку и в тот же миг оба, оставшиеся на столе телефона разом умолкли.

― Что там, Иван Сергеевич? — твердым официальным тоном спросила Ирина.

Он оглянулся. В этот момент она, наскоро собравшись, уже начала убирать со стола оставшуюся с вечера кофейную сервировку.

― Нет! — внезапно вспылил Ловчиц, ― я не хочу так! Никаких секретуток! Любишь меня — готовься к свадьбе, вот и весь…, и все, …в общем. Или ты против?

― Не спеши, Иван. Мы же не студенты-выпускники. Я ведь от тебя не слышала главного, а если скажешь это сейчас — просто не поверю.

― Согласна, или нет?

― Не сейчас. Я должна…

― Да, или нет?

― Сейчас, да.

― Вот тебе раз, ― взмахнул руками Ловчиц, ― а потом что, нет? Утром «да», вечером — «нет», интересно получается…

― Вот вечером поговорим и узнаем — получается ли у нас …это? Что там Михайловский?

― О, Михайловский… Он говорит, что двери закрывать надо. Мы с тобой спали нагишом, а он нам плед принес, вон лежит на стуле.

― Боже, ― Ирина приложила ладони к ставшим пунцовыми щекам, ― как стыдно!

― Стыдно, у кого…, ах да. Ну, ничего, мы его свидетелем возьмем на свадьбу, правда? Все равно он уже свидетель.