Репрессированный

У него была негласная слава окололитературного трутня. Рыхлый, тучный, с длинными взлохмаченными волосами и рыжей бородой, которая делала его похожим на диснеевского гнома, он носил очки в роговой оправе. Сквозь толстые линзы его глаза казались масляными, а взгляд — липким. Он беспрестанно обличал Сталина и политические репрессии, от которых пострадали его родители. Подчёркивал, что родился в сталинском лагере. Я ему почему-то не верил. Но позже выяснилось, что родители его действительно познакомились в лагере, где он и был зачат.

Мать сидела за банальное воровство, была систематической воровкой, за что в конце-концов и поплатилась свободой. Отец сидел за участие в коллективных грабежах. То есть, говоря по-русски, был бандитом, беспредельщиком.

Чадо, родившееся в самом начале пятидесятых, в местах не столь отдаленных, стало билетом на волю для матери, потом освободился отец — и семья осела в Сибири, в одном из крупных городов.

После окончания школы Лёша получил высшее образование, сделал какую-никакую карьеру на поприще журналистики. В общем, нормальную жизнь прожил этот литератор. Время от времени судился с какими-то людьми из-за недвижимости, оказавшейся в его руках после мутных историй и запутанных комбинаций. Когда его спрашивали, зачем он претендовал на чужое жильё, искренне удивлялся вопросам и отвечал: а почему я должен был отказываться от удачи? Дополнительную жилплощадь можно было сдавать, а деньги были нужны всегда. Ответчики, которых Лёша втаскивал в судебные тяжбы, оказывались, как правило, слабаками. Лёша был вынослив и убедителен, а ответчиков косили инфаркты, инсульты или просто — депрессии. Одним из таких стариков был его старый преподаватель. После смерти квартира старика отошла Алёше, а законный сын покойного остался с носом.

Лёша получил в окололитературных кругах кличку Репрессированный, с успехом выдавал графоманию за поэзию, прослыл борцом со сталинским режимом. Правда, бороться с ним Лёша начал с 1991 года, когда продал сибирскую недвижимость и переехал с семьёй на Украину, в просторную столичную квартиру в старинном доме недалеко от центра.

На Украине Лёша Репрессированный развил бурную литературную деятельность, сопровождающуюся регулярными публичными скандалами. Разрабатывал тему «Голодомора», вдохновенно писал о Солженицыне, о борцах за независимость Украины, сидевших после войны в сибирских лагерях, смачно описывал преступления советских солдат на подконтрольных Советскому Союзу территориях после войны — в общем, прослыл отъявленным русофобом.

Россию он считал отсталой, и говорил, что ненависть к «Московии» он впитал с молоком матери в тюремной больнице, а борьба против «сталинского режима», как и вообще против «российского шовинизма и тоталитаризма» — его священный долг перед покойными родителями. Такие утверждения он декламировал с горьким пафосом, как будто перед ним постоянно была видеокамера или диктофон. Возразить ему было неловко.

На что он жил, было не совсем понятно, но в горячих литературных баталиях Лёша козырял таинственными грантами, которые ему достаются по причине яркого литературного таланта. Правда, ни одной его книги мне вспомнить не удалось, хоть убей.

Он с энтузиазмом участвовал в майданах, происходивших время от времени на Украине, устраивал одиночные пикеты и был чрезвычайно плодовит в сетевой публицистике. Его друзьями, в основном, были украинские националисты. Он их называл «побратимами».

Связываться с ним никто не хотел, так как у него было много свободного времени и бульдожья схватка сутяги, умеющего сводить счёты и имеющего загадочные «концы» в адвокатской среде.

А ведь если разобраться: родился благодаря тому, что двух преступников, по сути — урок, из криминальной среды, судьба свела в одном месте. А так бы — не родился. Чем очень бы всех, кто эту наглую крикливую сволочь знает лично, безмерно обязал бы.