16. Бойков Владимир "Автостопом"

Дело было после армии, когда я работал на заводе по производству радиодеталей. Наш цех получил новые станки, которые никак не хотели нормально работать, выдавая сплошной брак. И нас с Ломахиным отправили в командировку, чтобы мы освоили наладку непосредственно у изготовителей. Почему именно нас, начальство не пояснило. Ну, а мастер по кличке Кишкун, ехидно усмехаясь, поведал, что высокое доверие нам оказано, как самым перспективным специалистам. И мы догадались, что нас убирают с глаз долой, как самых запущенных волосатиков и рок-н-ролльщиков, которые игнорируют требование постричься, и стоит лишь ослабить бдительность, играют эту адскую музыку.

Приехали. Учить нас там никто не пожелал. Изобретатели прятались от нас, как от чумных, и все три месяца командировки мы занимались своими делами: записывали музыку, играли в карты, ходили в кино с девчонками из соседнего общежития. Ну, а на выходные ездили домой. Билет стоил порядка четырёх рублей, и однажды Ломахина осенила идея сэкономить, ехать автостопом. Всего двести пятьдесят километров, какая ерунда!

И где-то после обеда в пятницу мы отправились в путь.

До автострады Ленинград-Киев доехали на городском автобусе и стали голосовать. Вскоре рядом с нами тормознул грузовичок с фургоном. Шофёр предупредил, что в Опочке он сворачивает, и Ломахин попросил высадить нас на тамошней заправке, на которой работал его двоюродный дядька.

Родственник встрече обрадовался. Тут же появилась бутылка водки. Часа через два ещё на одну скинулись уже мы с Ломахиным. Когда нам приспичило в туалет, нас предупредили: заправка с утра покрашена, будьте аккуратны.

Завечерело. Мы вспомнили, что едем домой и дядька тут же договорился, чтобы нас подбросили до Пустошки на «Жигулях». Доехали быстро. Мы вылезли на развилке трасс. Стоять и тупо ждать попутку нам показалось неинтересным, и мы побрели в сторону дома. Прошли километров пять. Оставалось пятьдесят. Трасса Рига-Москва была ещё не достроена и машины ездили по ней редко, а тут как специально вообще ни одной. Стемнело, начался дождь. Я предложил строить шалаш, Ломахин не согласился.

Вскоре мы увидели свет фар и стали бурно голосовать. Махали руками, что-то кричали, взывали к небу, перегородив дорогу собственными телами. Машина, дико вихляясь на разжиженном песке, обогнула нас по обочине и унеслась в счастливую даль. А мы пошли дальше.

В конце концов, вышли к железнодорожной станции маленького разъезда. Чуть позже выяснилось, что протопали около двадцати километров.

Мы промокли до нитки, тряслись от холода. Стоял сентябрь. Дежурная по станции, а по совместительству и кассир, отнеслась к нам с сочувствием, угостила белым хлебом и сказала, что пассажирский поезд будет только к утру.

В крохотном зале ожидания стояла круглая печь, но дров не было. Мы тут же отправились в деревню, своровали пару охапок поленьев, затопили печь. Чтобы скорее согреться, Ломахин приоткрыл дверцу и устроил на ней свои разбрякшие туфли. Улеглись спать на деревянных скамейках. Ломахину досталось место более удобное, ближе к печке. Ночью, просыпаясь время от времени, я наблюдал, как он то и дело прижимал ноги к жестяному боку, но тут же отдёргивал. По-видимому, жгло. Я ему позавидовал.

К утру, кассирша нас разбудила, сказала, что поезд будет через двадцать минут.

Ломахин кряхтел и, кривясь от боли, ощупывал ступни. Оказалось, что его синтетические носки расплавились и припеклись к пяткам. Пятки, само собой, тоже поджарились. Мой друг попытался пройтись, но тут же убедился, что в ближайшие дни ему придётся ходить на цыпочках. Туфли его согнулись от жара кренделем и при попытке их распрямить, жутко хрустели, осыпаясь прахом сгоревшей кожи. Ломахин, предположив, что в носках в вагон не пустят, поскакал на улицу и принялся размачивать свою обувку в ближайшей луже. Зря только сушил.

В купе я любовался его растрескавшимися и покрытыми пузырями туфлями и почему-то совсем не огорчался по поводу приключившейся с нами истории. Всё-таки я хоть немного денег сберёг, в отличие от некоторых… Ломахин же был предельно мрачен.

«Сэкономили!» — шипел он злобно, как будто не сам предложил ехать автостопом.

Дома обнаружилось, что мне не так повезло, как надеялся. Рукава и спина новенькой болоньевой куртки на той самой опочинской заправке были уделаны в краску.

«Сэкономили», — сказал я сам себе.

Моя «экономия» составляла: 5 копеек — автобус, 1,5 рубля — водка, 40 рублей — куртка, 50 копеек — билет.

«Экономия» Ломахина была поскромнее: 5 копеек — автобус, 1,5 рубля — водка, 1 рубль — носки, 20 рублей — туфли, 50 копеек — билет, и… поджаренные пятки.