5-2

Магистр Механики Конор Рубус с самого утра ходил по своей мастерской из угла в угол: от холодного газового горна до макета двухтактного двигателя, от длинного слесарного верстака с множеством самодельных приспособлений до приводного механизма, который был предметом его особой гордости и автором которого был он сам. Предусмотрительно закрытая решетчатым кожухом шестерня была пару футов в диаметре и постоянно находилась в движении потому, что через десяток зубчатых и червячных передач соединялась с большим колесом, лопасти которого вот уже десяток лет вращала бурная Джерна. Гном, в зависимости от технической надобности, подсоединял к этому приводу разные устройства — от сверлильного станка до любимого фонографа. Медная поверхность шестеренки всегда была отполирована им до зеркального блеска. Как-то раз ученый не удержался и даже выгравировал на ее плоскости свое имя. С этого момента висящий рядом газовый фонарь все время высвечивал вращающееся кольцо рунообразных букв: «К-О-Н-О-Р-Д-О-Б-Б-И-Н-Р-У-Б-У-С». Глядя на него, Магистр почему-то всегда очень остро ощущал течение времени. С болью провожал каждую уходящую секунду и понимал, что его мозг обречен на постоянное движение, и теперь до самой гробовой доски не удастся прожить без постоянных исследований, конструирования и изобретательства…

… В камине синим пламенем горел уголь, в мусорной корзине валялись уже три опустошенные коробки из-под жевательного табака, а на полке стояла фляга с головой… Конор уже успел «накрутить» пару миль, прогуливаясь по просторному помещению, но усталость не приходила и его не оставляло какое-то странное, почти радостное возбуждение. Такое состояние он очень любил — оно обычно предшествовало очередному интересному изобретению и даже паре-тройке открытий, отмеченных в летописи Негроса. Но сейчас предстоящая экспедиция в Баргу вытеснила из головы все текущие дела. Еще пару дней тому назад гном даже не мог допустить, что такое может произойти и что брошенная кем-то в пылу научного спора фраза может разрушить его строгий распорядок жизни…

…На раскладном столе посреди мастерской был расстелен большой клетчатый кусок брезента. На этой импровизированной скатерти громоздилась куча разных инструментов, приспособлений, пара свитеров, две пары тяжелых горных ботинок, кожаная куртка с множеством карманов, котелки, фляги, старинный альпеншток, пара фонарей и еще много-много всего, что могло бы понадобиться ученому, покидавшему столицу в последний раз еще лет пять до Войны.

Рубус шагал по мастерской и, проходя мимо груды своего имущества, что-то к ней добавлял или что-то убирал в ящики высоких шкафов, что-то менял или складывал вместе. Все эти действия напоминали какую-то странную партию в странные шахматы, с одним игроком за четырьмя сторонами доски… Постепенно большой заплечный саквояж наполнялся предметами, необходимость наличия которых в путешествии была очевидна. Одежда, обувь, посуда, герметичная жестяная коробка с табаком — эти предметы уже заняли свое место. За ними последовали принадлежности не менее нужные: нитки с иголками, кошель с лекарственными травами, фонарь, превращающийся в спиртовку, морской бинокль с 20-ти кратным увеличением, логарифмическая линейка с увеличительным стеклом и еще с десяток простых и функциональных вещей.

«Партия» за импровизированной доской разыгрывалась — груда имущества уменьшалась — саквояж разбухал. Но оставались две нерешенные проблемы — инструменты и оружие.

С холодным оружием было все ясно. Рубус уже отложил свою трость со стилетом и еще парой-тройкой секретов. Гном сам разработал ее по заказу Министерства… э-э-э… Министерства «по деликатным делам» и даже получил за это благодарственное письмо от самого Министра. Выбор огнестрельного оружия гном оставил на потом, он не был специалистом в этом деле. Рубус собирался проконсультироваться с экспертами Корпуса, которым сам в свое время помог с доводкой привода многоствольной установки и расчетом диаграммы давления пороховых газов в стволе…

…А самое приятное и сложное Конор оставил на «сладкое». Он уже добрый десяток раз перекладывал с верстака на брезент и обратно любимые слесарные инструменты. Различные ножовки, гаечные ключи, клещи, отвертки, напильники, молотки проходили сейчас строгий отбор — осматривались, взвешивались, проверялись на прочность и универсальность и либо оставались на «шахматном поле», либо убирались в различные ящики, ящички и пеналы… Мозг работал без устали, но окончательное решение, к сожалению, пока не приходило. Одни «игрушки» Магистр любил так, что не мог расстаться, другие обожал настолько, что боялся брать с собой…

… Руны «К-О-Н-О-Р-Д-О-Б-Б-И-Н-Р-У-Б-У-С» блеснули очередной раз — механик схватился за газовую горелку и бросился к тискам — идея вспыхнула в мозгу с легким щекочущим фейерверком…

…Полдня пролетели мгновенно, но теперь гном держал в руках новое и, похоже, совсем ему не свойственное изобретение — сложную пятидюймовую складную конструкцию, в которую вошли почти все его любимые инструменты… Рубус ласкал его, как котенка, перекидывал из руки в руку, складывал и раскладывал, смакуя черно-синий вороненый результат своего очередного озарения…

…Вдруг внизу раздался стук дверного молотка. Конор оправил бороду, вытер ветошью руки, поменял очки и как был — в обожженном переднике и кожаной портупее для подручных инструментов поспешил к дверям.

На пороге его ждал не кто иной, как Особый Курьер Корпуса — сам Бьйорн Рауд. Рыжеволосый здоровяк, не слезая со своего двухколесного «устройства для бега», расстегнул сумку и протянул озадаченному ученому гербовый конверт. Гном сунул свое новое изобретение в нагрудный карман и торопливо сломал сургучную печать.

На белоснежном листе бумаги за витиеватой подписью самого Гервуса Конора значилось:

«Мастер Рубус!

Уважаемый коллега!

Прошу Вас выделить время для приватной беседы. У меня в кабинете. Сегодня. В наикратчайшие сроки.

Искренне Ваш,

М.М.Г.О.К.»