4-1

Пневмошины тихо катились по булыжной мостовой ночного города, смазанные рессоры беззвучно компенсировали ухабы. Вместо цокота слышалось лишь ритмичное поскрипывание. Похоже, конвоиры снабдили копыта своей тяговой силы какими-то хитрыми протекторами. Возница, скрытый за металлической перегородкой, был, по-видимому, мастером своего дела — лошади ни разу не всхрапнули, ни разу не прозвучало ни единого ругательства, ни одного удара хлыстом.

Айк сидел в тесном отсеке тюремной повозки, пристегнутый стальными обручами к ее переборке. Никаких окон, никаких цепей, никакого шума. Сзади, за закрытой дверкой напряженно сопели двое охранников. Такое «состояние тишины» было привычно Длиннорукому — приникая к акустическим мембранам субмарины, он провел в нем солидный кусок жизни. При этом сам капер превращался в бесстрастный фоноскоп, дающий безошибочный пеленг на цель. А его мозг становился хищной и безжалостной машиной, «выгрызающей» из множества голосов Океана шумы долгожданной добычи. Вот и сейчас голова капитана работала в режиме охоты.

… Коп навязывал ему мутную сделку. Ее истинное содержание и цель оставались для капера загадкой. Но расклад в случае его отказа был изложен Клостером предельно ясно. (Правда, детектив стал откровенничать, лишь дождавшись ухода своего блаженного эксперта).

— Слушаешься меня — живешь, — полисмен цинично сверкнул золотом коронок. — Суетишься — сдаю тебя в Круг. За хороший «интерес».

— А что мешает сразу нажиться славному «слуге закона»? — отозвался Айк. Капитан давно убедился в том, что люди справедливо считаются самым гнусным племенем в Системе, и, коверкая язык, не удержался от издевательской присказки:

— Халар-Алар! А-а-ааки, сэ-э-эр!

Эта певучая поговорка была в ходу у менял-гоблинов, искусно мошенничающих в порту. И означала она что-то вроде «не-бойся-все-будет-хорошо-сэр». В конце этой фразы виртуозы обмана подразумевали недосказанное слово-диагноз — «раззява, ротозей».

— Захлопни пасть, — полицейский переменился в лице и злобно дернул шнур звонка. — Охрана! В карцер!

В финале долгой беседы с копом Айк сделал вид, что согласен. Шансов сбежать из «ямы» в пригороде было больше, чем исчезнуть из полицейского участка в центре столицы. А там — там лишь бы добраться до родной субмарины, на Джаггере свет клином не сошелся. Но обдумать план побега каперу не дали — очень скоро его вновь вывели из камеры и без объяснений затолкнули в узкий пенал тюремного кэба.

… Четверка меринов перешла с рыси на медленный шаг. Чуткое ухо капитана уловило плеск воды, стоны швартовных канатов и сонный лязг якорных цепей. Кэб завершил плавный поворот и остановился. Шторка перед глазами Айка отодвинулась, и за ней в лучах света одинокого фонаря блеснули зубы Клостера:

— Смотри внимательно.

В десятке ярдов от берега, в центре плавучего сухого дока на высоких стапелях застыла «Колибри». Капер машинально отметил свежие листы металла на пробоинах в легком корпусе, отрихтованные вмятины, новую носовую турель. Блинкеры держали слово — даже крылья на форштевне были надраены до блеска. Но в тени вертикальных рулей висело что-то темное и трудноразличимое. Порыв ветра с залива качнул фонарь, и Айк понял, что это «что-то» — два трупа. Скрипнули веревки — и мертвецы нехотя повернулись своими лицами к бывшему капитану. В одном из них Длиннорукий узнал матроса-минера, другой… другим был мастер Гуро.

Зияющая рана начиналась от шеи гнома и заканчивалась у пояса, а в ней… уцепившись за остатки амуниции когтистыми лапами, копошился прожорливый баклан. Большие крылья вздрагивали и периодически расправлялись, помогая трупоеду удерживать равновесие и продолжать свой пир.

Айк оглушительно свистнул — птица испуганно вскрикнула, оторвалась от трапезы и, выдернув голову из раны, слетела с выпотрошенного мертвеца. Ослепший от крови баклан ударился о высокую стену дока, с пронзительным клекотом отлетел к противоположной стороне и, окончательно прозрев, скрылся в небе.

В наступившей тишине раздался громкий хохот.

— Как ты говоришь? «Все будет хорошо»? — мрачный пейзаж заслонила веселая физиономия детектива. — Халар-Алар, Айк. Прокатимся.

Шторка закрылась, погрузив капера в тревожный мрак. Клостер вернул Длиннорукому его остроту с убийственным «довеском».

Айк вдруг вспомнил странную улыбку найденной головы. За последнее время — что изъятый в «Умбре» огрызок, что сидящий впереди коп — все усмехались одинаково многозначительно. «Проклятье!». Теперь надежда оставалась только на пассажира.

Путь на окраину был долгим. Кэб пересек несколько мостов, миновал с полдюжины тоннелей. Иногда повозка притормаживала, один из охранников слезал и, через некоторое время, догонял ее. Айк чувствовал, что копы стараются избавиться от возможного преследования. Наконец кэб остановился. Обручи ослабли, открылась дверь. Протиснувшийся конвоир замкнул на руках пирата кандалы и накинул ему на голову мешок. Снаружи пленнику продели между кистей веревку, две пары чужих рук обхватили локти капера и резко подтолкнули его вперед.