Начало

… Туманный портовый Джаггертаун остался далеко позади и значительно ниже уровнем. Локомотив уже восемь часов упрямо взбирался по сложной системе серпантинов, спиральных тоннелей и ажурных виадуков к одной из самых высоких точек парцеллы. Железная дорога шла по одному из южных кряжей Черных хребтов. Единственному месту, где Природа уступила твердолобым гномам и снисходительно позволила трудолюбивым бородачам проложить по своим девственным скалам сотни миль стальных рельс и чугунных пластин с зубчатой насечкой.

Само название одного из самых крупных горных массивов — «Черные хребты» — Рубусу никогда не нравилось. Что-то в этих словах ему казалось чересчур простым, легковесным, характерным для бульварной прессы. Коннору всегда были ближе настоящие первородные имена, которые пробивались к ушам и умам современников сквозь толщу веков. Смысл их далеко не всегда был понятен, но гному казалось, что раз уж предмет или место сумели пронести свое имя через десятки столетий, то имя это, несомненно, является необходимой деталью какого-то неведомого механизма, несет в себе какой-то мистический и, прежде всего, функциональный смысл и уж совершенно точно придает своей конструкции устойчивость и надежность в этом мироздании. Магистр механики всегда ценил эти качества и никогда не стремился заменить проверенную деталь неизвестным новоделом чему-либо в угоду. То ли дело «Дж-граа» — прародитель Джаггера, или Бар-Гга…

…Коннор смотрел в окно на плавный левый поворот. Впереди был виден многотонный локомотив, его маховики вгрызались в зубчатые плиты и тянули поезд все выше и выше. Пара не было видно — сильный ветер мгновенно сдувал его из многочисленных труб, трубочек, змеевиков и форсунок, превращая влагу в белоснежный налет инея. Редкие скалы многометровыми каменными вехами отмечали дорогу справа и слава от рельс. Вверху в бескрайнем голубом мареве угадывался ослепительный Люмен. А вниз… вниз гном старался не смотреть. У него сразу начинала кружиться голова, а в желудке просыпался кто-то очень неспокойный. Рубус гасил эти короткие приступы акрофобии большим глотком душистого чая, который постоянно стоял рядом с ним в массивном зеленом стакане, затянутом в причудливый кованый подстаканник…

— Вы представляете, мастер Рубус, экспедиция мастера Арракса нашла еще и массу клинописных табличек. Я почти пять месяцев сортировал их в Центральной библиотеке. Пластины из базальта были отполированы просто фантастически. Я таких еще не…

Его молодой спутник говорил без умолку. Конечно, Коннор хотел бы себе в напарники коллегу механика. Хотя бы этого неуемного Виира Фредриксена. Тогда можно было обсудить пару физических казусов, поспорить о Законе перехода энергии, просто поразвлекаться механическими головоломками или уж на крайний случай пропустить по паре глотков домашней настойки, которая плескалась в спрятанной на дне рюкзака фляжке. Но Магистратура решила иначе — Мастеру Рубусу выделили в ассистенты архивиста Агируса Ромони. Молодой бородач принимал деятельное участие в систематизации результатов раскопок Марвина, и по слухам обладал феноменальной памятью. Коннор понял, что ему в помощь дали ходячую ведомость находок. И вот сейчас эта «ведомость находок», сидя на противоположном диване купе, безостановочно болтала и непрерывно потела. От плохо скрываемого страха архивист постоянно гремел чайной ложкой в своем стакане и гулко шмыгал носом. Эти два звука, сложенные вместе, просто разрывали мозг механика на мелкие окровавленные кусочки. Но в силу врожднной деликатности мастер Рубус лишь изредка хмыкал в ответ и все чаще и все дольше смотрел в окно.

— …не видел. А бороздки! Бороздки такие ровные! Я просто не представляю — каким твердым должен быть резец. Причем написание рун очень старое. Сейчас не встретишь такого вульгарного стиля. Вот возьмите руну «бирид»…

Коннор отвлекся от созерцания заснеженных скал и посмотрел на стол. А Ромони уже быстро выудил откуда-то лист писчей бумаги и быстро изобразил классическое начертание руны.

— Вот видите, эта линия традиционно будет 3/4 от длины основной смысловой перекладины! Этот угол «дра» уже давно принят в 45 градусов. А на табличках я встретил совершенно незнакомый вариант каллиграфии…

Ромони нанес на бумагу несколько линий. Рубус вздрогнул — руна выглядела точно так, как высветил ее загадочный глаз в его лаборатории.

— Вот видите!!! Здесь угол уже 30 градусов. Соотношение смысловой перекладины к уровневой линии не 3/4, а 1,618!!! «Золотое сечение»!!! За последние два знака я ручаюсь — сам проверил эту пропорцию пять раз! А самое главное! Самое главное!!! Вот этот заключительный штрих! Он по форме не традиционная парабола икс в квадрате, а самая настоящая экспонента!!! Вы представляете!!! Скажу по секрету, я рунолог— криптолог. И работал на Министерство… Э-э-э… М-м-м… Ну Вы же знаете какие там архивы!.. И такого…

Коннор поперхнулся. «Ах ты, сопляк! Тебе давали читать мои записки! Так ты просто соглядатай и мерзкий стукач!!! Кто же это тебя мне подсунул?»

— …варианта я не встречал ранее!

— Извините, — только и смог произнести Рубус и сделал большой глоток чая, пытаясь растворить им вспыхнувшее чувство отвращения...

…Внезапно механик услышал характерный протяжный звон лопнувшей стальной пластины и скорее понял, чем почувствовал, что на гамашах что-то оторвалось.

— Извините, — еще раз пробурчал он и нагнулся под стол проверить одежду. Все пуговицы были на месте. Но карман рюкзака, в котором в пробковом чехле стояла фляга, был открыт. Механик потянул руку, чтобы застегнуть клапан, но тут заметил, что смотровое окошко на чехле болтается открытым. А из окошка через толстое стекло на него смотрел… глаз. Глаз вперился в гнома, и через мгновенье подмигнул ему. И как показалось Рубусу, даже как-то весело и подбадривающе…