- 2 -

Мы хотели стать великими учёными. Желание так ослепляло нас, что не давало видеть ничего вокруг. Ни гнилого паркета, ни луж крови, ни истлевающей бумаги. Ни того, как мы сами превращаемся в призраков, и рвёмся к этому, и готовы свою душу вручить Совету на блюдечке. На, бери, ешь, только кивни благосклонно. Только позволь нам прижаться бочком к бархату и плесени. Только не прогоняй.

— Доброй ночи, Туман, — механический голос Секретаря сорвался на высокой ноте. Теперь голос Секретаря потерял человеческие нотки. Так могла бы разговаривать груда металлолома, если бы видела смысл говорить.

Динамик опять захрипел.

— Соискатель номер двенадцать — пятьдесят два, вам было предложено покинуть Совет. Вы проигнорировали предложение. Во избежание необратимых последствий вы будете уничтожены. Вы больше не представляете угрозы для мира. Решения Совета обжалованию не подлежат. На этом Совет завершает работу. Всего доброго.

Тело среагировало быстрее, чем сознание. Я вскочила, шарахнулась к стене, прижалась к ней спиной. Свет аварийной лампы над лестницей едва тлел, лампа догорала, как свеча. Я приготовилась оказаться в кромешной темноте. Тяжёлые двери отрезали мне путь и вверх, и вниз.

Лампа под потолком замигала и погасла. Я бросилась к двери. Успела за секунду до того, как провернулся замок. Удар плечом — и дверь распахнулась. Вместе с потоком затхлого воздуха меня вынесло в холл с витражными окнами.

Яркий свет ослепил. Пока я проморгалась, пока вытерла слёзы, они не издали ни звука. Члены Совета так и замерли: торжественно обернувшись, глядя на меня поверх столов, заставленных хрусталём и бутылками тёмного стекла. Отблески витражный окон лежали на мраморных плитах пола. Зелёные — как трава, жёлтые — как солнечный свет. Красные — как кровь.

В мельтешении белых рубашек, золотых часов и костюмов я отчаянно пыталась вычленить знакомые лица. Я протискивалась между чужими широкими плечами, кого-то толкала под локти и забывала извиниться. Показалось — за дамой в мужском костюме мелькнула рубашка Света. Я бросилась туда и едва не свалилась — зацепилась ногой за ножку стула. Когда подняла голову, вокруг меня опять бормотали призраки.

За празднично накрытыми столами тянулось заросшее поле. Своды зала поднимались так высоко — арка за аркой — что не разобрать, солнце оттуда светит или лампы. Я шагнула, не глядя, и ноги утонули в позапрошлогодней траве. Потянуло горьким дымом. Колючий ветер коснулся лица.

Горел костёр — бледные языки пламени дочиста облизали пятачок земли, выжгли всю сухую траву. Малина стояла тут же и на коленях она держала скомканные исписанные листы. Галка выпрямился, махнул мне рукой. Спотыкаясь и оступаясь, я зашагала к ним.

Не знаю, почему я спросила. Сделала вид, что я слепая и глухая. Мне так хотелось стать глухой и слепой.

— Слава великому Дарвину, я вас нашла. Думала, уже всё. Я уже решила, что вас сожрало чудовище хаоса, и вы теперь — часть Совета. Мы вернёмся обратно в университет, правда?

— Мы не вернёмся, — сказал Галка, и он не улыбался.

Никто из них не улыбался. Свет поднялся с коряги, на которой сидел. Малина подняла голову от скомканной диссертации. Аша выплеснула остатки чая мимо костра.

Они подались ко мне, а я попятилась.

— Ты ведь понимаешь, что мы не можем позволить, чтобы ты тоже вернулась в университет? — сказал Галка. — Совет отказал тебе. Это уничтожит науку. Прости.

Мне хотелось, чтобы заговорили другие, мне хотелось тряхнуть за плечи Ашу, но я только пятилась. И вот споткнулась о кочку. Это должно было произойти. Как по сценарию. Я упала, и оказалось вдруг, что смотрю на них снизу-вверх.

— Вы чего, а? Прекратите!

Откуда пахло горьким дымом? Костёр горел, я ощущала близкое пламя — блики света в темноте за закрытыми веками, близкое тепло голыми руками. Но от него пахло самым обычным костром, а не жжёным мясом, от которого мой пустой желудок норовил вывернуться наизнанку.

Мои руки быстро скрутили за спиной. Заныли вывернутые суставы. В спину между лопатками впивался плохо обтёсанный столб. Я расхохоталась. И напрасно спросила:

— Вы что, шутите? Вы с ума сошли?

Напрасно, потому что это были уже не люди — те, которых я называла друзьями. Это всё — был Совет.

— Ты не защитила диссертацию. Ничем не могу помочь, — сказала Аша и отвернулась от меня, исподтишка, плечом вытерла слезу, стекающую по щеке. Наконец-то она разжала плотно запечатанные губы.

Она завозилась внизу, споро примотала мои ноги к столбу колючей проволокой. Я и не подумала вырываться. Задрала голову. Затылок встретился с деревянным столбом с характерным гулким звуком. Я закричала прямо в далёкое небо:

— Эволюции не существует! Всё видовое разнообразие создал бог! Так нормально? Или громче крикнуть?

Я смеялась, чтобы они не напрасно меня сжигали. Чтобы было за что. Я хохотала в гордом одиночестве. Они стаскивали к моим ногам жалкий хворост. Я выгнулась, обернулась — насколько смогла. Обгоревшие мертвецы на таких же столбах, подмигивали мне пустыми глазницами. Усмехались издевательски. Шептали голосом ветра:

— Давайте выпьем за то, что в нашем строю прибыло! Поздравим же нового незащитившегося!

В башне Совета, в холле с витражными окнами, члены Совета подходили к столам, застеленным белоснежными скатертями, и поднимали хрустальные бокалы. В бокалах плескалась жидкость кровавого цвета.

— Коллеги, давайте выпьем за то, что в нашем полку прибыло. Поздравим же четверых новых великих учёных! Сегодня мы опять доказали всем неверным, что мы сильнее. Нас больше. Мы победили. Снова.

Звенели бокалы, шептал ветер, огонь осторожно касался хвороста под моими ногами.

— Ну ладно, ребята, это уже не смешно. Отвяжите меня. — Я дёрнулась, но проволока держала крепко. Я только содрала кожу.

По земле поползла ещё одна трещина — разломила мир на «до» и «после», и замерла у самого столба. Трещина поползла по стене башни и добралась до витражного окна. Окно лопнуло, разноцветные осколки полетели вниз — дождём на головы собравшихся, усмехающихся, чокающихся призраков. Осколки летели в бокалы с кровавой жидкостью, каплями росы оставались на скатерти, хрустели под ногами. Никто не обращал на них внимания.

Аша замерла в двух шагах от меня. Она всхлипнула, утерлась рукавом свитера. Лицо наискось прочертила чёрная полоса. Сажа. Аша покачала головой и убралась за чужие спины, чтобы больше не смотреть.

— Совет сожрал вас всех, — сказала я. — А я не смогла вас защитить.

— Разве ты могла?

Три шага по каменному полу, и она села на пол рядом с моим столбом. Я узнала её: сначала пижонские прямоугольные очки, потом юбку с кружевами. Мой меч — на её коленях. Претендентка смотрела прямо на меня. Никаких церемоний, никакого почтения к проигравшему.

— Опять ты, — я отвернулась и загородилась бы ладонями, если бы руки не были связаны. Ещё не хватало, чтобы выскочка разглядела мои слёзы. — Что ж я тебя никак не убьют?

Она разглядела слёзы. Усмехнулась.

— Угадай.

Догадка пришла так быстро, что я забыла, что собиралась разговаривать с Претенденткой исключительно надменным тоном.

— Ты… — поперхнулась, — тоже появилась в университете из комка пыли?

— Из вырванных страниц и забытых тетрадок, — кивнула она. — Я всё пыталась сказать тебе, что я на твоей стороне. Но ты меня не слушала. Ты меня убила, а теперь они убьют тебя. Никого больше не останется, чтобы рассказать о Совете правду.

— Что я скажу Шефу? — пробормотала я, опуская уставшую голову.

— Скажи ему, что была в крыле математиков. Консультировалась с ними по поводу математических тенденций в эволюции.

Я невольно усмехнулась. Всё это так походило на правду, что Шеф просто обязан был поверить. Притвориться бы мне, что не было никакого Совета. Что я не убегала по болотам и кладбищам, по выжженной земле. Что не дралась с Чёрным Оппонентом и не рисовала эволюционное дерево собственной кровью. Но тогда придётся придумать, как жить дальше без Галки, Аши и Света. А мне никак такое не придумывалось.

— Что мне делать? — спросила я у неё.

Она смотрела умоляюще.

— Ты должна убить чудовище. Ты должна всех спасти. Ты же герой. Ты же давала слово.

Я не давала никакого слова. И единственное, чего мне хотелось — повиснуть вот так на своём столбе, уткнувшись носом в пыль, и ждать, пока пыль заберёт меня к себе обратно. И не нужно мне никакой науки, никакого Шефа, никакого меча. Пусть весь Совет схлопнется к чёртовой матери, пусть я схлопнусь вместе с ним. Безразлично.

— Откуда ты знаешь, что они хотят спасаться? Может, они счастливы. Может, я тоже была бы счастлива слиться с Советом, и я им просто завидую?

— Счастливы? Ты серьёзно? А Свет особенно счастлив, да? Почему же тогда он говорил про троих детей, что просто мечтал быть призраком Совета, так по-твоему получается!

Претендентка подалась назад. Выражение её лица было такое, что я испугалась — она уйдёт. Она развернулась и бросилась прочь. Кружевная юбка махнула мне на прощание. Претендентка отбежала на несколько шагов, обернулась, блеснула на меня очками.

Она остановилась у стены и погладила бурые побеги, протянувшиеся от пола до потолка. Ветви кровавого эволюционного дерева, прорвавшегося через перекрытия. Оно пульсировало в своём собственном ритме. Оно выжило даже в совершенной тьме Совета, раскрошило кафель и кирпич и проросло сквозь стены.

По полу, прямо между нами, прошла трещина. Бесшумная. Треск раздался потом, но сразу же — со всех сторон. Нас ощутимо тряхнуло. Претендентка упала на колени, словно пыталась ногтями зацепиться за мраморный пол. По накренившемуся полу поехали столы. Перевернулся бокал и окатил нас алой жидкостью. Я облизнула брызги с губ. Нет, не вино. Кровь.

Глаза Претендентки стали совершенно безумными, тёмными, и занимали теперь пол лица.

— Чудовище хаоса! Туман, бабочка уже выбирается из кокона. Осталось совсем немного.