- 4 -

В холле с витражными окнами сквозняки носили по полу разноцветные фантики и комочки мятой бумаги. Один зацепился за меч и возмущённо зашуршал. На трёх круглых столах торжественно застыли хрустальные бокалы и фарфоровые блюда. Сквозняки забрасывали их пылью.

Аша сидела за столом, катая по скатерти пустой бокал. Услышав наши шаги, она вскочила.

— Туман! Ну что там? Мне сказали явиться к часу икс. Я явилась, сижу тут, сижу, а они всё тебя не отпускают. Сейчас уже час зед. Час игрек и то кончился. Когда меня уже вызовут на защиту? Я себе все места отсидела. Надеюсь, Галка скоро выйдет.

Я только помотала головой и с размаху опустилась на ближайший стул. Аша невозмутимо ела виноградину за виноградиной — из блюда на столе. Я дёрнулась — уронила один из бокалов. И по белоснежной скатерти потек багровый вишнёвый сок.

— А отсюда слышно, что говорят в конференц-зале?

Мне, по крайней мере, хотелось думать, что это — вишнёвый сок.

— Да, вообще ничего, — покачала головой Аша. — Ни звука.

— Значит, вы не знаете, защитился он или нет?

Аша покачала головой. Оторвала от грозди очередную виноградину. На тарелке перед ней остался обеденный виноградный скелет.

Мы сидели за круглым столом правильным треугольником. На краешках стульев, чтобы не злоупотребить гостеприимством, и чтобы вскочить побыстрее — вдруг что. Свет сложил руки на столе и опустил туда же голову. Аша выкладывала на скатерти причудливые узоры из виноградных косточек.

— Давайте уйдём отсюда, — сказала я. — Галка пошёл и не вернулся. Аша, послушай. Ко мне приходила Секретарь. Она сказала, что мы — просто корм для чудовища. Она во всём призналась. Нам нужно бежать. Как можно быстрее. Мне очень неприятно такое говорить, но, может, Галка оттуда и не выйдет.

Я застыла с протянутыми руками, а Аша всё качала и качала головой, как заведённая кукла. Она подцепила из тарелки очередную засохшую косточку. Я различила проклюнувшийся росток. Сколько же мы просидели здесь?

— Туман, опять ты начинаешь! Ты говорила, что защиты не будет, а защиты идут, — сказала Аша. — Теперь ты говоришь, что Галка не вернётся. Извини, но с чего бы Секретарь с тобой начала откровенничать? Ты, конечно, герой, и все дела, но ты слишком много на себя берёшь. Хочешь идти — иди. Подождёшь нас на улице.

Свет переводил взгляд с меня на Ашу и обратно. Я набрала в грудь побольше воздуха.

— Понимаешь, Секретарь сказала мне это потому… потому…

— Потому что ты — самый лучший в мире учёный, да? — Она засмеялась. — Но Галку-то вызвали первым. Значит, Совет посчитал его достойнее тебя. Слушай, я понимаю, что ты ему всегда завидовала, но не надо этого показывать прилюдно, договорились?

Мы с Ашей вечно зацеплялись языками, и если рядом не было Галки, чтобы растащить нас — о, а теперь-то Галки рядом не было — дело могло дойти и до криков, и до швыряния друг в друга вещами. Я вспыхнула мгновенно. Даже не ожидала от себя — обида опять опалила внутренности. Прокатилась по горлу и выплеснулась наружу. Я вскочила со стула:

— Что я? Что? Завидую?

Свет тоже вскочил, грохнув стулом. Наверное, думал, я накинусь на неё с кулаками. Приготовился оттаскивать. Но куда ему до Галки! Никогда не видела Ашу смущённой, а тут — нате. Она отвернулась. Заалела щека, едва видная из-под упавшей кудрявой пряди.

— А что, не так? Давай, скажи мне, что никогда ему не завидовала. Даже когда он побеждал на научной сессии. Даже когда его выбрали лучшим молодым учёным. Совсем ни капли не завидовала? Только очень гнусно с твоей стороны сейчас попытаться сорвать ему защиту. Ты со своими чудовищами… не могла ничего получше придумать?

Она такого не говорила. Это мне нашептали сквозняки. Пора бы уже прекратить этот театр, если не хочу и правда скатиться в настоящее сумасшествие. Я выпрямилась.

— Ладно. Как хочешь. На счёт меня уже всё ясно, так что, я думаю, задерживаться тут не имеет смысла. Меня уже тошнит от этого Совета. Пойду я, и правда, подожду вас на улице. Свет, ты остаёшься?

— Мгла, понимаешь…

— Ты что, тоже не веришь мне? Думаешь, я и тебе завидую?

Свет снова опустился на стул, руки — на скатерть, голову — на руки.

— Нет, я верю тебе. Просто у нас же есть немного времени. Может, Галка всё-таки выйдет. Нельзя его здесь бросать.

Аша яростно отковыривала от тарелки очередное виноградное семечко. В конференц-зале воцарилась тишина. В щель между дверными створками я увидела ряды пустых кресел, вытертую ковровую должку на полу, пыль и мусор, который из угла в угол гоняли сквозняки. Там было пусто. Галки там не было.

— Так вот вы где! — Сначала в холл влетел стук каблуков, а потом уже сама Малина. — Бросили меня одну, а сами тут… сами…

Она замерла, как будто налетела на стену. И последние три шага в мою сторону сделала медленно. Очень медленно.

Её глаза напротив моих глаз. Она даже Света отпихнула, чтобы он не мешался под ногами. Словно дело было вовсе не в нём.

— Ты же обещала мне! Ты давала слово!

Малина замахнулась на меня — ногти царапнули стену в миллиметре от моей головы. Во-первых, никакого слова я не давала. Во-вторых, я ударила её просто машинально. Не буду врать, что не контролировала себя и была, как в тумане. Совершенно осознанно врезала Малине, только чтобы она прекратила верещать.

Она прекратила. Схватилась за живот и осела на пол. Свет присел рядом с ней и взял за плечо. Ничерта ей не было больно — Малина ухмылялась, глядя на меня из-под чёлки. Только когда Свет отвёл волосы с её лица, Малина скривилась.

Великий Дарвин, идиотизм ситуации нарастает в геометрической прогрессии! Я же сейчас буду перед ней извиняться. Остановите меня, кто-нибудь.

— Малина, — произнесла я, пытаясь перекричать удары собственного сердца. Зажмурилась от омерзения — так гадко звучал мой голос.

Двери конференц-зала открылись — сразу обе створки. Оттуда, где секунду назад сквозняки пересыпали мусор, вышла Секретарь. Мы уставились на неё: я — по-шпионски, из-за угла, Малина и Свет — снизу-вверх, Аша — наполовину вскочив со стула.

— Уважаемые соискатели, — заговорил динамик над дверями, — на заседание Совета приглашается соискатель под номером одиннадцать — ноль восемь. Соискатель номер одиннадцать — ноль восемь, пожалуйста, пройдите в большой конференц-зал.

Ни на кого не глядя, Малина поднялась. Одёрнула полы короткой юбки. Пошатнулась на каблуках.

— Стой, у тебя же не было диссертации, — пробормотал Свет.

Малина покачала взъерошенной головой. Теперь мне выпал подходящий случай, чтобы посоветовать ей причесаться и не позориться перед Советом в рваных колготках, но я молчала. Не в колготках было дело.

И не в диссертации.

Она вошла, наступила на красную ковровую дорожку, и дверь захлопнулась за ней. В щель между створками я видела, как вырастают из красных сидений кресел силуэты в костюмах и строгих платьях. Как взвившаяся пыль рисует на сцене трибуну и стол председателя, и как шагает Малина, на ходу расправляя плечи.

— Ну вот, — буркнула Аша и швырнула на пол маленькую серебряную ложечку, — а сказали, меня вызовут. Мне тут что, до следующего конца света сидеть?

Я пнула стену. Несколько ярко-красных квадратиков мозаики раскрошились в пыль. Да кто вас вообще спрашивает, старых маразматиков? Уйдёте обратно в свою пыль, из которой и вышли. А я останусь.

Я вышибла из стены ещё кусок мозаики, отошла на пару шагов и полюбовалась сделанным. Изображение на стене над лестницей было огромным, отсюда я видела только огромные ноги, выше — белый халат, усатую голову и руки, вознесённые вверх. Лицо мозаичного болвана было совершенно отрешённым и глупым. А ещё я уничтожила каблук его сапога.

Пробежав с десяток ступеней вниз, я снова обернулась: истукан в белом халате был на мозаике не один. Справа от него вырастала женщина в рабочем комбинезоне. Одной рукой она перехватывала целый сноп из диковинного вида растений, а вторую тоже поднимала высоко над головой. Слева был человек в чёрном халате. Над одной его ладонью вращались по орбитам атомы.

Что они всё-таки поднимали на руках? Я попятилась и чуть не полетела с лестницы вниз. Успела вцепиться в перила. Внизу распростёрся самый первый, самый тёмный и самый каменный холл Совета. Сюда мы попали, когда вошли впервые в башню, похожую на куколку бабочки-монстра.

Я скатилась ещё на десять ступенек вниз и смогла рассмотреть всю мозаику целиком — трёх персонажей в полный рост, их по-обезьяньи длинные руки и то, что в руках — белая лента. То, что было написано на ней изначально, — варварски закрашено. Грубые мазки краски поверх цветных квадратов сложились в слова: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Латынью. Ну надо же.

Мне осталось всего ничего — несколько шагов по ступенькам. Дверь — и всё, ветер наружности ударит в лицо. Я дождусь Ашу, Галку и Света. Может, даже Малину дождусь. И мы вернёмся в университет. Шеф обрадуется нашему возвращению, и всё будет, как прежде. Коллекционная — библиотека — столовая.

Или нет.

Я села на последнюю ступеньку лестницы. В переднем холле Совета не было ламп и витражных окон. Не было красных ковровых дорожек и тяжёлых бархатных штор. Этот холл, похожий на древний склеп, был создан для того, чтобы бежать из него со всех ног и не оглядываться.

Между Советом и Университетом различия были не только в бравурных лозунгах и шикарности ковровых дорожек. Не в том, что сквозняки университета ластятся и лижут руки, а в Совете они ледяные и кусачие. И не в том, что в здешней душевой остались пятна крови всех тех, кто не выдержал отчаянной гонки.

Университет — живой, а Совет — мертвый. Может, Аша права, а я ошиблась на счёт чудовища. Может, чудовища — это всё бред моего больного сознания. Только всё равно, надо было бежать отсюда, бежать прямо из каменного холла, но теперь уже поздно. Их уже не вернуть.

Секретарь не соврала.

Я похлопала себя по карманам. Привычно — в нагрудном кармане рубашки обнаружила карточку из пластика. Вытащила её на свет: чёрные буквы по белому прямоугольнику. Соискатель номер двенадцать — пятьдесят два, пропуск одноразовый, использовать для выхода.

У самого выхода, как и в университете, стояли пропускные терминалы. Охранник поднял голову от сканворда, положенного ему по форме, вместе с фуражкой.

— Я должен сказать вам, что пропуск действует только один раз и только на выход. После того, как вы используете его, войти в башню Совета вы не сможете никогда. Вы уверены, что хотите использовать пропуск?

Нажать кнопку «да» на стойке пропускного терминала, чтобы зажглась зелёная кнопка. Я потянулась к ней и замерла во вздохе от кнопки. Конечно, я не собиралась сюда возвращаться, но слово «никогда» неприятно царапнуло. Не люблю, когда мне что-нибудь запрещают, даже если запрещают совать пальцы в розетку.

Всё равно ведь засуну. Пойму, что не влезают, расковыряю посильнее и засуну. Вы меня плохо знаете.

— Знаете, я передумала, — сказала я. Собственный голос под каменными сводами сделался похожим на голос Секретаря из динамиков. — Я забыла. Мне нужно поставить печать на справку. Да, обязательно поставить печать. Мы — люди маленькие. Сказано — печать поставить, значит, надо поставить. Вот поставлю и сразу же вернусь!

Охранник нахмурился, его рука нырнула куда-то под сканворд, но я уже бежала. Вверх по лестнице, к мозаичным куклам, мимо них, по галерее с огромными окнами и по десятку галерей без окон. Я так долго искала дорогу сюда, что дорогу обратно нашла без особых проблем.

Я вернулась в холл: давным-давно здесь был праздник. По углам лежали горки мусора вперемешку с бумажными кружочками конфетти. Виноградные семечки проросли и оплели стол белыми корнями, потянулись к свету и так засохли.

Я приподняла край белой скатерти. Что я ждала там увидеть? Ашу, которая спряталась и ждёт, чтобы выпрыгнуть и напугать меня? Её там нет было. Там лежали осколки тарелки, и они покрылись вековым слоем пыли. Там была маленькая серебряная ложечка, которую Аша бросила в раздражении, когда её не вызвали на заседание Совета.

Двери конференц-зала были открыты. Конференц-зал — сцена с местами для президиума, с трибуной для соискателя, с множеством бархатных кресел для членов совета и всех приглашенных пустовал. Створка висела на единственной петле. Я заглянула внутрь: пустота и пыль, и красный бархат, поеденный плесенью. Сквозняк прополз между рядами и бросил мне под ноги скомканный клочок бумаги.

— Здравствуйте, — сказала я в пустоту. — Вы сказали прийти, если я решусь. Я пришла.

Никакого ответа.

Красная ковровая дорожка вела между креслами к подъёму на сцену. Шагнула на красную ковровую дорожку — половицы отозвались гнилым похрустыванием. Я шла мимо и оглядывала ряд за рядом. На вытертых бархатных сидениях чернели пятна и проплешины. Между ножками кресел перекатывался мусор. На дальних рядах мне почудилось движение — оттуда выпорхнул лист бумаги, покачался в воздухе и бесшумно рассыпался прахом.

Шёпот пронёсся от стены к стене. Я обернулась: ничего, только сквозняк неторопливо тащил обрывок бумаги по проходу между креслами. В двух метрах от меня на дорожке засохло пятно багрового цвета, к нему прилипла бесцветная мишура, нарезанная из чьих-то научных работ. Под дуновением сквозняков мишура подёргивалась иллюзия жизни в царстве небытия.

Я обошла багровое пятно по краю. В самом широком месте пришлось повернуться спиной к креслам. Меня толкнули в спину.

— Вы мешаете!

Я прыгнула в сторону, повернулась: никого. Пальцы коснулись ушибленного места: рубашка в том месте была разодрана, кожу пекло. Этот злой вопль в воздухе, он почудился мне, или был на самом деле? Я попятилась и спиной налетела на другой ряд кресел.

Тишина тут же взорвалась голосами. Они твердили наперебой: «Уйди, ты мешаешь». Истерически выкрикивали: «Ваши выводы ненаучны!». Они шептали у меня над самым ухом: «А вы не могли бы предоставить существенный вклад в нашу науку?» Я взвизгнула, зажмурилась и зажала уши руками, но голоса не сделались тише.

В темноте они обрели формы и вес. Они падали сверху. Пикировали, как птицы, и тяжёлыми клювами били меня по голове. Вопили на грани ультразвука. Я оказалась на полу. Сжалась в позе эмбриона. Ковровая дорожка пахла гнилью и грибным мицелием.

— Опустите её, — произнёс знакомый голос. Раскаты его затихали под высоким потолком. — Это я позволила ей прийти.

Удары прекратились. Я не сразу заставила себя отвести руки от лица и открыть глаза. Прямо передо мной в проходе между креслами лежала горка истлевающей бумаги и прошагали чьи-то ноги в тяжёлых болотных сапогах. Я поднялась. Руки и ноги дрожали, так что даже доковылять до выхода было невыполнимой задачей.

Через пелену слёз они стали чуть-чуть реальнее — члены Совета, занявшие места на гнилых бархатных креслах. Призрачные силуэты оборачивались друг к другу и переговаривались, и листали призрачные книги, и строчили карандашами в полупрозрачных блокнотах. Они больше не обращали на меня внимания.

Меня коснулись — как будто погладили по волосам. За три ряда от меня Галка поднял голову и улыбнулся мне привычной сонной улыбкой. Я бросилась к нему, но запнулась за первое же перекошенное кресло. Галка поймал мой взгляд снова и медленно покачал головой. Потом его окликнула женщина, сидящая рядом, и Галка склонился к ней. Голова его закачалась в такт её словам, словно цветок под ветром.

Я обернулась к соседнему ряду и сразу же наткнулась взглядом на Малину. Та как будто ждала, что я её увижу — одарила меня улыбкой, полной превосходства. Там, где заканчивался белый халат Малины и её короткая юбка, начинались подгнившие ножки кресла и пустота. Малина гордо вскинула голову и отвернулась к сцене.

— Если честно, — сказала я Совету. — Я не хотела приходить. Я собиралась бежать. Вы победили, а я проиграла.

Я смотрела только в пол. Только на красную ковровую дорожку — вытертые пятна на ней повторяли мои шаги, а пыль, поднятая нашим появлением здесь, медленно оседала на кеды.

— Ничего глупее, чем прийти сюда вот так вот, я придумать не могла. Но я прошла огромный путь. Мы все прошли огромный путь. Его нельзя просто так взять и выкинуть. А значит, я могу гордиться. Но огромный путь для меня — это песчинка на весах для науки.

Я остановилась, не дойдя шагов десяти до сцены с трибуной. Вверх вела лесенка в четыре ступеньки, стланная тоже — ковровой дорожкой, истоптанной тысячами ног. На пятой ступеньке доска проломилась, и ковёр свесился в пустоту под ней. И сквозняки перекладывали с места на место выцветшие листы, забытые кем-то на трибуне.

— Уважаемые члены Совета, — сказала я, и ступеньки перед глазами как-то странно расплылись, — у вас — мои друзья. Мы пришли вместе, и уйдём тоже вместе. Или останемся тут. Я уже отказалась от науки. От них я просто так не смогу отказаться.

Моё плечо сдавила невидимая тяжёлая рука:

— Ты считаешь себя вправе указывать Совету? Совет принял решение!

— Пустите меня.

Меня развернуло на месте, ветер ударил в лицо, вышибая последние слова из груди. Я едва устояла. Пол хрустнул под ногами — я чудом успела отступить от чёрного провала.

— Ты чудовище, — захрипела я, захлёбываясь этим ветром. — Но мне всё равно. Пусть лучше меня сожрёт чудовище, чем я вернусь в университет одна.

Я вывернулась, уходя в сторону, за рядами кресел, сделала обманный манёвр и бросилась к лестнице. Первая ступенька тихо хрустнула под ногой и проломилась. Зубастые края пролома вцепились в ковёр. Я перемахнула через вторую ступеньку. Ковёр на третьей попытался высвободиться из-под перил и обмотаться вокруг моей ноги. Но я была быстрее. И вот четвёртая. Через пятую я перемахнула и остановилась на самом верху.

Я обернулась: зал передо мной был забит до отказа и залит приглушённым светом. Глаза заслезились от прожектора, направленного на меня. Еле притерпевшись к такому, я разглядела на первом ряду мужчину с выражением вечного презрения на лице, ещё двоих — склонившихся над стопкой листов и женщину, которая смотрела прямо на меня. Были и другие — но их лица сливались и плавали в сумрачном воздухе конференц-зала.

По залу пробежался тихий шепоток, словно зашуршали листья. Из-за стола президиума, слева от меня, поднялась Секретарь. Её взгляд и улыбка говорили: «Я знала, что ты придёшь. Все приходят». А голос из динамиков произнёс:

— Соискатель, Диссертационный Совет собрался в полном составе, чтобы заслушать ваш доклад и принять решение о том, достойны ли вы звания великого учёного. Уважаемые члены Совета, хочу также отметить, что соискатель с блеском справился со всеми предложенными ему испытаниями и проявил себя исполнительным и строго чтящим правила.

С блеском, как же. А ещё я так строго чту правила, что нарушила их все. Пожалуйста, попробуйте найти хоть одно, которое я ещё не нарушила. Я мигом исправлю такую оплошность.

Двое мужчин в первом ряду оторвались от бумаг, глянули на меня и синхронно кивнули. Динамики под потолком сказали:

— Соискатель, пожалуйста, приступайте к докладу.