День, когда небо опрокинется / Кузнецов Николай

— Готов ли ты к войне? По глазам вижу: «Ни хрена ты не готов, боец Коротков». Тогда, десять лет назад мы тоже были такими дураками. Думали, что знаем о войне все. И, что она где-то там, далеко за речкой. По телевизору политики разорялись, о том какая партия более партийная, чей народ более достоин, а чей нет. А в один прекрасный день в наш городишко вошла банда Северных. Сто пятьдесят-двести вооруженных человек, которые считали, что они люди, а мы нет. И нас стали просто убивать и резать как свиней…

— Мы Южные запрягаем долго. Больше половины местных жителей перерезали как курят, пока мы смогли, наконец, дать отпор. У нас не было никакого оружия, кроме кухонных ножей и молотков с топорами, да нескольких охотничьих ружей. А ты знаешь, с каким звуком череп лопается от удара молота? А как обыкновенный кухонный нож входит в человеческое тело. Как из него выходит со свистом воздух, и он оседает, как старый пыльный мешок из-под картошки?

— Я тоже не знал и не подозревал даже, что в человеке может быть столько крови. Вроде и тщедушный малый, а когда его посадишь на нож, из него кровищи хлещет как из крупного кабана… и верещит он как свинья! А когда на моих глазах пьяные ублюдки из джипа просто так, от нечего делать, расстреляли детей из средней школы, просто потому что мы Южане, что нам оставалось делать? Самое интересное, мы ведь нашли потом этих уродов. Длинного, толстого и коротышку. Даже их убивать не стали. Просто привязали к столбам каждого и облили бензином. Дали каждому в рот по зажжённой сигарете и стали ждать, кто из них первым уронит горящий пепел себе под ноги, в лужу бензина. Первым не удержал горящий пепел длинный. И всё! Как они горят мы смотреть не стали. Да и скучно это, смотреть, как горит человек…

— Жалость говоришь! Жалость она убивает. Всеми ублюдками любимый прием, использовать женщин в качестве живого щита. Ну и что? Ты их пожалей. А бандиты убьют тебя, потом твою семью, изнасилуют твоих женщин, вырежут яй… а у твоих братьев и сердце больного отца. Вот тебе и жалость.

— Да стрелял, да никого не жалел. Время было такое. Один в поле не воин. Только сбившись в семьи, кланы, группы мы смогли выжить. Тогда ты знаешь, что твои близкие будут обеспечены хоть в чем-то. И хоть под какой-то защитой…

— Самые ценные люди, это те, кто может делать что-то руками. Шить одежду, печь хлеб, вязать сети, лечить детей. Машины, электроника, все вымерло за ненадобностью. Бензин стал на вес золота. Поэтому машины стали просто ржавым хламом. Электроника, за исключением батарейных раций, тоже стала пыль собирать. А вот то, что я научился из пропановского баллона стравливать сжиженный газ и заправлять им одноразовые зажигалки, это помогло гораздо сильнее, чем три моих высших образования. Стал промышлять и на первое время смог заработать и прокормить свою семью, а немногим позже и оружие себе купил. Какое оружие говоришь? Да старенький Глок, пистолет на калибр девять миллиметров. И Калашников с большим патроном, семь шестьдесят два. Для них у нас больше всего патронов можно было найти…

— По улицам в дневное время старались вообще не передвигаться, за крайним исключением. Основная жизнь по вечерам, когда стемнеет. Если выходить на улицы, то в количестве, не меньше двух-трех человек. И все с оружием. На открытые пространства, без нужды не выходим, только бочком, прижимаясь к зданиям и глухим заборам, перебежками…

— Храбрость говоришь? Да какая в ж… у храбрость. Храбрые умирают первые, а я еще до сих пор жив, как видишь. Идет один такой весь крутой из себя, понта выше крыши. Достал американскую винтовку, идет посередине улицы и орёт: «Сдавайтесь». А там наш парнишка сидел за куском бетона, и пистолет у него с одним патроном. Так он подождал пока этот громила близко подойдет. Встал и ему прямо в лоб и выстрелил…

— Самое худшее, это жить в панельных домах. Стоят рядками, в каждом масса людей, не пройти и не проехать. Видел я. как их танками расстреливали. Как в тире. Да и вообще в этих домах первым делом пропадут все коммуникации: вода, газ, электричество. И все. Там жить невозможно. А укрываться только на верхних этажах, нижние простреливаются насквозь. Нам еще повезло, у нас весь городишко состоит из небольших домиков, да на косогорах и нет ни одной прямой улицы… В принципе, у Северных танков было не так много, всего штук двадцать. Но наши люди рассказывали, что они вытворяли. Подъедут к селу, станет один в начале улицы и как бабахнет вдоль. Это называется динамический удар. У всех, кто окажется в домах, вдоль дороги, будут повреждены барабанные перепонки, кровь из носу и ушей, и довольно-таки сильное сотрясение мозга. А потом заходи и бери всех голыми руками.

— Кто наиболее был самый ненавистный? Ну, спросил! Северные? Нет. Они просто шли нас убивать, а мы их. К концу первого года войны, это стало уже как работа. Кто же тогда? «Дикие гуси!» Ублюдки-наемники! Кто нам только не попадался: американцы, египтяне, французы, поляки. Даже немцы и чехи. Но, закон у нас был простой. Мы им сразу рубили головы, предварительно их на видео записав: кто, что и как, откуда родом, сколько получал, кого убил. А потом смертная казнь. Правда, были еще одни, кого мы ненавидели еще больше, это летчики. Да-да те самые, которые бомбили наши города. Когда, на втором году войны все поганое "Мировое сообщество" решило, с какой-то стати, что Северные, это «хорошие парни», а мы Южные «плохие». И стало их всячески поощрять и бомбить наши города…

— Бомбы с сердечниками из обедненного урана. Это такая дрянь! Мало, того, что они тогда нас убивали, детей, жен, моих братьев. Так теперь эта зараза, лежит на моей земле и распространяет радиацию, незаметно губя все живое вокруг…

— Я не знаю как с этими, которые «Мировое сообщество», смогли договориться Северные, что они им пообещали. Но факт остался фактом, мы одномоментно стали врагами всего мира…

— Самое хорошее, что я запомнил на всю жизнь, это когда наши парни сбили из облезлого РПГ-7 их хваленный Стелс-бомбардировщик. И как потом наши, руками рвали тела летчиков на куски. Кажется, их останки потом собакам скормили…

— К войне надо быть готовым всегда. У нас не было никакого оружия, и потому очень многие из нас погибли, сразу-же, в первые дни. Многие просто не умеют с оружием обращаться. Многие не знают, как перевязать рану, что такое первая помощь. Как прожить без света, воды и газа, два года. Как питаться неделями одной плесневелой крупой, найденной в подвале сгоревшего дома. Даже просто подшить одежду, не все смогут. А другой будет не найти, разве, что с трупов снимать. Хотя у нас и такие находились, не брезговали. Или даже, как отремонтировать обувь подручными средствами, иначе не в чем будет ходить…

— Политики договорились, что-то там подписали и согласовали. Нам дали территорию, часть дали «Северным». Кого-то сделали крайним и убили в тюрьме, объяснив всем, что теперь настал мир. И всеобщая благодать вокруг разливается…

— Ты этому веришь? Война как началась тогда, так и продолжается. Третья мировая… Людей как убивали, так и убивают. Правда, уже не Северные Южных, а Западные Восточных. Синие Красных. Демократы Коммунистов. Партийные Беспартийных. Зеленые Желтых…

… Война идет, правда за информационным мусором этого никто не хочет видеть. Ведь это так удобно и безопасно смотреть отфильтрованные новости, лежа на диване и строчить в Твиттере: «Ах, какие они паскуды». А потом считать, сколько тебе поставили лайков…

А потом придет день, когда небо опрокинется…

(на основе реальной истории)